Актуальные проблемы гражданского права и процесса

Подождите немного. Документ загружается.

<1> См. подробнее: Горшунов Д.Н. Интерес в частном праве: вопросы теории. Казань, 2005.

С. 7 - 66.

Так, профессор международного конституционного права из Амстердамского университета

Эрика де Вет пишет: "...the term constitution refers to the fact that the constituent document of an

international organization is an international treaty of a special nature. Its object is to create a new subject

of international law with a certain (law-making) autonomy, to which the States parties entrust the task of

realizing common goals" <1>.

--------------------------------

<1> Erika de Wet. The International Constitutional Order // International and Comparative Law

Quarterly. L.: Oxford University Press. Vol. 55. Part 1. January, 2006. P. 53.

Конституция международной организации - Евросоюза - соединяет в единую систему все

международные нормы, которые так или иначе затрагивают деятельность всех структурных частей

Евросоюза.

Гражданско-правовые нормы, содержащиеся в Конституции Евросоюза, на наш взгляд, не

являются конституционно-правовыми. Это возведенные в ранг конституционных все-таки нормы

гражданского права, т.е. они не выходят за рамки отрасли, а представляют более высокий ее

уровень. Наличие же иностранного элемента определяет место конституционных гражданско-

правовых норм в системе международно-правовых, в общем смысле этого слова, без деления на

публичное и частное. И здесь уместна ссылка на мнение П.Е. Казанского, полагавшего, что

"международное право есть совокупность юридических правил, определяющих устройство и

управление международного общения и гражданские права иностранца" <1>.

--------------------------------

<1> Казанский П.Е. Учебник международного права, публичного и гражданского. Одесса,

1904. С. XLVI.

Именно в данном аспекте следует рассматривать и сущность международного

конституционного права.

Итак, подведем итог сказанному.

1. С появлением проекта Конституции Европейского союза международное право

приобретает новый источник права, в перспективе нуждающийся в тщательном анализе учеными-

юристами с целью определения его влияния на правовые системы государств, не только входящих

в Евросоюз, но всех стран, поддерживающих с ним отношения.

2. Гражданско-правовые отношения, регулируемые нормами Конституции Европейского

союза, наконец-то приводятся в систему благодаря тому, что "пирамида" норм гражданского права

достраивается сверху, на конституционном уровне.

3. Для России как члена Совета Европы, как государства, имеющего своего представителя в

Европейском суде по правам человека, рассматривающего огромную часть гражданских дел, в том

числе и российских, Конституция Евросоюза важна для проведения правовой реформы, для

усовершенствования как гражданского законодательства, так и практики его применения и

реализации.

4. Новая Конституция, даже ее проект, ставит перед российской наукой проблему участия в

разработке концепции международного конституционного права, а также о месте в нем норм и

принципов гражданского права, которые возводятся в ранг конституционных.

5. Целесообразно использование опыта создания Конституции Евросоюза для

усовершенствования гражданско-правовых отношений в рамках Содружества Независимых

Государств.

Раздел 2. АКТУАЛЬНЫЕ ПРОБЛЕМЫ ГРАЖДАНСКОГО ПРАВА

Абдуллин Адель Ильсиярович,

кандидат юридических наук, доцент,

зав. кафедрой государственно-правовых дисциплин

факультета подготовки специалистов для судебной системы

Казанского филиала Российской академии правосудия

Проблемы и перспективы правовой охраны

интеллектуальной собственности в Европейском союзе

Как известно, первоначально основной целью учреждения Европейских сообществ была

необходимость в создании единого интракоммунитарного экономического пространства,

построенного на принципах свободного движения товаров, услуг, капиталов, рабочей силы,

ограничения монополистической деятельности и недобросовестной конкуренции, что

провозглашено в учредительных документах Европейских сообществ и вновь подтверждено в

Договоре о Европейском союзе 1992 г., а также в Договоре, учреждающем Конституцию для

Европы 2004 г.

Право интеллектуальной собственности, будучи по своей изначальной природе

территориально-ограниченным правом, существующим в рамках лишь одного определенного

государства (в отличие, например, от права собственности на материальные объекты), с

необходимостью вошло в противоречие с целями и задачами, стоящими перед Европейскими

сообществами, естественным образом сдерживая достижение главной цели ЕС - создание

полномасштабно функционирующего единого интракоммунитарного экономического рынка. Выход

из данной ситуации, при всей ее сложности и нежелании государств - членов ЕС поступиться хотя

бы частью своих правотворческих полномочий в сфере правовой охраны интеллектуальной

собственности, был найден в расширении "территориальной ограниченности" права

интеллектуальной собственности с территории одного конкретного государства - члена ЕС до

масштабов всего Европейского союза, что нашло выражение, например, в закреплении так

называемого принципа "коммунитарного исчерпания прав на объекты интеллектуальной

собственности". Согласно этому принципу, правообладатель охраняемого результата

интеллектуальной деятельности в момент первой инициации принадлежащего ему объекта в

коммерческий (хозяйственный) оборот посредством продажи где-либо на территории ЕС

утрачивает свое право на контроль за дальнейшим распространением указанного результата

интеллектуальной собственности в рамках всего Европейского союза. Таким образом, охраняемый

объект интеллектуальной собственности свободно циркулирует в масштабах ЕС без каких бы то

ни было ограничений.

Существенным фактором, приведшим к началу процессов унификации и гармонизации права

интеллектуальной собственности в Европейском союзе, стала деятельность Суда ЕС, который в

своих решениях по целому ряду дел, связанных с существованием и осуществлением прав на

интеллектуальную собственность в рамках Европейских сообществ (коммунитарная дихотомия

права интеллектуальной собственности), фактически и юридически "вывел" право

интеллектуальной собственности из сферы внутригосударственного регулирования на орбиту

коммунитарного порядка, используя при этом в ряде случаев элементы наднациональности в его

компетенции и общеобязательность решений Суда ЕС.

С известной долей необходимости это приводит нас к выводу о наличии нормотворческого

начала, определяющего специфику компетенции Суда ЕС в анализируемой нами сфере. Кроме

всего прочего, практика Суда ЕС во многом определила выбор конкретных направлений, форм и

способов унификации и гармонизации правовой охраны интеллектуальной собственности в

Европейском союзе.

Значительную роль в процессах унификации и гармонизации права интеллектуальной

собственности в Европейском союзе сыграла, да и продолжает играть в настоящее время

деятельность Европейской комиссии. Именно этим институтом Европейского союза были

определены конкретные сферы, механизмы и способы коммунитаризации правовой охраны

интеллектуальной собственности в ЕС. Указанная деятельность прежде всего была связана с

принятием Европейской комиссией целого ряда документов, наметивших как пути дальнейшего

совершенствования сближения национального законодательства стран - членов ЕС в сфере

авторского права и промышленной собственности в ЕС, так и перспективы введения единых

инструментов правовой охраны интеллектуальной собственности в рамках всего интеграционного

образования. Указанные документы известны более под названием "Зеленые книги", которые

были приняты в 1980 - 90-е гг. XX века, что в последующем привело к разработке и принятию

институтами ЕС целого ряда директив и регламентов в сфере права интеллектуальной

собственности.

Можно выделить две формы интеграционных правовых процессов в сфере

интеллектуальной собственности в рамках Европейского союза. В рамках первой формы -

гармонизации права - происходит сближение национальных законодательств стран - членов ЕС в

сфере правовой охраны интеллектуальной собственности. Такая форма характерна прежде всего

для авторского права и смежных прав. Гармонизация права в ЕС осуществляется с помощью

такого нормативно-правового акта, как директива. Директива имеет обязательную силу только для

того государства (либо группы государств), которому она адресована и лишь в отношении того

результата, к достижению которого она направлена. Ее отличительной чертой также является то,

что формы и способы реализации правоположений, закрепленных в директиве, определяются

самим государством-дестинатором директивного правоположения. Директиве, как правило,

должен корреспондировать акт национального законодательства, имплементирующий ее

положения. В самой же директиве устанавливается определенный срок для осуществления

имплементации.

При второй форме - унификация права - происходит введение единого инструмента

правовой охраны интеллектуальной собственности, действующего на всей территории ЕС, не

заменяющего, однако, национальных инструментов правовой охраны. Такая форма в большей

степени характерна для сферы средств индивидуализации участников гражданского оборота и

производимой ими продукции (работ, услуг), права промышленных образцов, правовой охраны

селекционных достижений в сфере растениеводства. Унификация права в рамках ЕС

осуществляется посредством принятия такого нормативно-правового акта, как регламент. Главные

свойства регламента - общее применение в государствах-участниках, общеобязательность в

полном объеме и прямое (непосредственное) действие - предопределяют значительную

эффективность его правоположений. Регламенты не нуждаются в последующей ратификации

государствами - членами, в имплементации в национальное законодательство и не могут быть

изменены никаким органом государства-члена.

Анализ процессов унификации и гармонизации права интеллектуальной собственности в

Европейском союзе приводит нас к выводу о том, что причины и предпосылки, приведшие к

необходимости начала интеграционных процессов в этой сфере лежат в исключительно

экономической плоскости и детерминированы императивами рыночной экономики. В настоящий

момент право интеллектуальной собственности в Европейском союзе парадигмой своего развития

избрало в качестве приоритетной охрану не субъекта творческой деятельности как такового, не

создателя произведения творчества, а наоборот, на первый план отчетливо выступает задача

предоставления правовой охраны инвестициям, субъектам так называемой паратворческой

деятельности (кино-, теле- и видеокомпаниям, организациям спутникового и кабельного вещания,

организациям, управляющим имущественными правами авторов на коллективной основе и др.).

Так, в частности, в сфере авторского права эта тенденция находит свое выражение в эволюции

коммунитарного авторского права посредством все большего отхода от принципа "droit d'auteur",

где приоритет отдавался прежде всего личности автора, защите его личных неимущественных

(моральных) прав, к концепции "copyright", закрепляющей примат экономического содержания

авторского права и направленной на "включение" объектов творчества в канву рыночных

отношений. Согласно этой концепции, произведение творчества есть не более чем объект

рыночных отношений (тождественный материальным аналогам), а его автор - это так называемый

"творческий работник" со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Арсланов Камиль Маратович,

кандидат юридических наук,

доцент (Россия), Mag. jur. (Германия)

Частное наказание в гражданском праве

(опыт иностранного права в области

деликтной ответственности)

1. Положительный ответ на вопрос о присутствии в гражданском праве элемента наказания,

а также предупреждения (превенции), которые чаще считают характеристикой не частноправовых

направлений (в том числе уголовного права) <1>, может иметь наряду с теоретическими

аспектами также и важное практическое значение. Положительный ответ на вопрос о возможной

активной роли наказания в гражданском праве позволил бы многое изменить в самой процедуре

правоприменения. Имеется в виду введение принципа допустимости применения категории

"частного наказания", когда денежная сумма как частноправовой штраф (не предусмотренный в

договоре или не гарантированный в рамках одностороннего волеизъявления) присуждается в

процессе осуществления правосудия отдельному гражданину, а не государству. При этом

категория "частного наказания" прежде всего распространяется на область деликтных

правоотношений.

--------------------------------

<1> Принцип предупреждения все же закрепляется в гражданском праве. См., например, ст.

1065 ГК РФ.

Российскому частному праву механизм частного наказания все еще является чуждым.

Обусловлено это, очевидно, процессом продолжающегося реформирования законодательства.

Следует признать, что российский законодатель при этом должен обратиться к правовому опыту

иностранных государств.

Использование категории "частное наказание" (privatstrafe, private punishment, punitive

damages, astreinte) связано с укоренившейся юридической практикой романо-германской и англо-

американской правовыми семьями. В настоящем исследовании освещается опыт германского

права, с которым российское право имеет тесные геополитические связи <1>.

--------------------------------

<1> См. здесь, например, предисловие к книге Я. Шапп "Основы гражданского права

Германии" (М.: Бек, 1996. С. V - IX). См. здесь решение Федерального Суда Германии от 4 июня

1992 г. (BGH, IX ZR 149/91 - BGHZ 118, 312).

2. Категория "частное наказание" выявляет многочисленные проблемы, среди которых

присутствует и проблема "неосновательного обогащения" лица, которому присуждается

определенная денежная сумма в порядке "частного наказания". Определенные сложности с

применением категории "частного наказания" возникают в связи с развитием страхового дела.

Идея наказания причинителя вреда в этом случае не достигает своей окончательной цели в связи

с возложением обязанности выплаты потерпевшему суммы возмещения страховой организацией.

3. Для исследуемого вопроса наиболее показательным является институт возмещения

неимущественного вреда. До сегодняшнего дня не утихают споры о сущности этого правового

образования, о допустимости самого денежного возмещения за страдания. Практика применения

норм о возмещении неимущественного вреда в России показывает определенную нестабильность

судебной практики при назначении конкретной суммы денежного возмещения неимущественного

вреда. Можно согласиться с многочисленными противниками правового института возмещения

неимущественного вреда в той части их доводов, когда ими обосновывается объективная

невозможность измерения человеческих страданий в деньгах. В связи с этим возникает вопрос, не

поможет ли идея частноправового наказания усовершенствовать институт возмещения

неимущественного вреда в России.

Германское право может стать в определенной степени примером для дальнейшего

развития российского института возмещения вреда. С германским правом российскую

частноправовую систему связывает при этом как геополитическая близость, так и общие римско-

правовые традиции, что уже становилось предметом исследований автора в ходе подготовки

диссертационного исследования в 1999 г. <1>. Сходство с германской системой права в вопросе о

возмещении неимущественного вреда предопределяется и ходом самого развития данного

института. Так, в Германии институт возмещения неимущественного вреда сформировался лишь в

последние десятилетия (окончательное же становление его можно связать с 90-ми гг. XX

столетия). Германское гражданское уложение (ГГУ) 1896 г. содержит в § 253 так называемый

принцип "ограниченного числа" (Enumerationsprinzip), согласно которому денежное возмещение

неимущественного вреда <2> возможно только в строго ограниченных законом случаях. В ГГУ

такие случаи изначально были предусмотрены в § 847 и § 1300 <3>. Это случаи посягательства на

"телесную неприкосновенность или здоровье", "ограничение свободы", принуждение женщины к

внебрачному сожительству (§ 847 ГГУ); случай отказа жениха от совершенной помолвки при

имевшем место сожительстве "добропорядочной невесты" с женихом (абз. 1 § 1300 ГГУ). В

настоящее время случаи посягательства на телесную неприкосновенность, здоровье, свободу или

половую неприкосновенность предопределяют возможность предъявления соответствующего

требования о "справедливом возмещении в деньгах" согласно действующему положению § 253,

абз. 2 ГГУ.

--------------------------------

<1> См.: Арсланов К.М. Функции правового института возмещения морального вреда при

посягательстве на честь, достоинство, деловую репутацию и сферу частной жизни гражданина по

законодательству России и Германии // Автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Казань, 1999. 26 с.

<2> В германском праве для обозначения денежного возмещения за неимущественный вред

используется понятие "Schmerzensgeld" (относительно точный перевод: "денежное

вознаграждение за боль").

<3> В ходе проведенной реформы обязательственного права в Германии в период с 2002 г.

положения упоминаемых § 847 и 1300 ГГУ утратили силу.

В отсутствие специального законодательного регулирования Федеральный Суд Германии

определил иск о возмещении неимущественного вреда как "...притязание особого рода с двойной

функцией: оно должно предоставить потерпевшему соответствующую компенсацию (Ausgleich) за

тот вред, который не является имущественным, и одновременно учитывать то, что нарушитель

должен предоставить пострадавшему личное удовлетворение (Genugtuung) за то, что он ему

сделал" <1>. Подобное определение правопритязания о возмещении неимущественного вреда,

основывающееся на выделении значения функций "компенсации" и "личного удовлетворения",

может уже стать реальным ориентиром для суда при определении размера денежного

возмещения. Судья, использующий идею "личного удовлетворения", а не идею восстановления,

попытается удовлетворить поруганное чувство пострадавшего от посягательства на его честь,

достоинство, другие нематериальные блага.

--------------------------------

<1> Entscheidungen des Bundesgerichtshofes in Zivilsachen. Bd 18. S. 149. Ср. здесь также:

Rem Th.M. Die Aufgaben des Schmerzensgeldes im Personlichkeitsschutz: Rechtsvergleichende

Beitrаge zum Schadensrecht. Frankfurt a.M. / Berlin, 1962. S. 31 - 32.

4. Принцип "личного удовлетворения". Верховный Суд Гамбурга в 1996 г. указал, что "в

случае правопритязания о денежном возмещении неимущественного вреда в случае

посягательства на "всеобщее право личности", в соответствии с позицией Федерального Суда

Германии, необходимость "личного удовлетворения" жертвы посягательства находится на

переднем плане" <1>. "Личное удовлетворение" призвано служить умиротворению "нарушенного

правового чувства" пострадавшего, вызывающее гнев, справедливое возмущение и требование

справедливости, а также санкции в отношении нарушителя за совершенное несправедливое

деяние. Санкционный компонент принципа "личного удовлетворения" предопределяет такую

качественную характеристику института возмещения неимущественного вреда, которая

обусловлена воздействием идеи частного наказания. Отличие от уголовно-правового наказания

здесь состоит в том, что предоставление в порядке "личного удовлетворения" не предназначено

государству, а принадлежит исключительно лишь самому пострадавшему <2>; здесь происходит

личное, идеальное удовлетворение потерпевшего. На размер уголовно-правового наказания могут

оказать воздействие факторы, которые для правопритязания о возмещении неимущественного

вреда как санкции частного права являются неприемлемыми, например такие, как цель

социальной реабилитации правонарушителя <3>. "В отличие от наказания... при "личном

удовлетворении" покаяние (Suhne) является не самоцелью, а средством для достижения цели, а

именно для достижения состояния умиротворения пострадавшего" <4>.

--------------------------------

<1> Oberlandesgericht Hamburg // Neue Juristische Wochenschrift. 1996. S. 2870, 2872 (решение

от 25 июля 1996 г. по делу "Каролина Монакская").

<2> См.: Knopfel G. Billigkeit und Schmerzensgeld // Archiv fur die civilistische Praxis. Bd 155

(1956). S. 135, 139. Уголовно-правовое наказание служит "в первую очередь личному

удовлетворению правового сообщества", а правопритязание о денежном возмещении

неимущественного вреда в части своей функции удовлетворения служит жертве нарушения

(Landesgericht Stuttgart // Neue Juristische Wochenschrift. 1978. S. 595; Landesgericht Flensburg //

Versicherungsrecht. 1988. S. 740).

<3> Kern B.-R. Die Genugtuungsfunktion des Schmerzensgeldes - ein ponales Element im

Schadensrecht? // Archiv fur die civilistische Praxis. Bd 191 (1991). S. 247 (271).

<4> Stoll H. Empfiehlt sich eine Neuregelung der Verpflichtung zum Geldersatz fur immateriellen

Schaden? Gutachten fur den 45. Deutschen Juristentag. Aus: Verhandlungen des 45. Deutschen

Juristentages. In 2 Bande. Bd 2: Teil 1. Karlsruhe, 1964. S. 155.

5. Принцип компенсации. Данный принцип оказывается неприемлемым для большинства

случаев посягательства на нематериальные блага личности. Нематериальный вред - выражается

ли он в нравственных страданиях или в физической боли - нельзя увидеть, установить или

измерить, но, как правильно на это указывает Б.-Р. Керн (Kern) <1>, можно лишь почувствовать. С

позиции компенсации не может быть исследовано, в чем же конкретно состоит нематериальное

неблагоприятное последствие при посягательстве на личные блага. Подобные последствия

пострадавший будет воспринимать в различное время по-разному; возможно, что он их

постепенно преодолеет, однако сам процесс такого преодоления будет нарушен регулярным

мысленным возвратом к пережитому. Теория компенсации рассматривает вред как сумму

неимущественных негативных последствий, которые возникают в результате нарушения. При этом

эти последствия представляют для теории компенсации более или менее постоянные величины,

которые позволяют измерить себя арифметическим методом, что является неприемлемым для

сферы нравственных страданий. Таким образом, само словоупотребление "компенсация

неимущественного (морального) вреда", ставшее обычным и для российского гражданского права,

является вряд ли юридически корректным.

--------------------------------

<1> Kern B.-R. Die Genugtuungsfunktion des Schmerzensgeldes - ein ponales Element im

Schadensrecht? S. 247 (248).

6. Принцип предупреждения. В современном германском праве с недавнего времени активно

стал использоваться принцип предупреждения новых правонарушений.

На сегодняшний день является общепризнанным, что современный иск о защите личных

благ берет свое начало в римско-правовом иске actio iniuriarum aestimatoria. Так, еще создатели

ГГУ (представители так называемой Второй комиссии по подготовке ГГУ) в конце XIX столетия

отмечали, что "единственным основанием, которое приводится против распространения § 728

(данный параграф проекта ГГУ являлся аналогом § 847 современной редакции ГГУ. - К.А.) на

случаи посягательства на честь, является озабоченность тем, что посредством этого будет

восстановлен правовой иск обычного права actio iniuriarum aestimatoria, до этого устраненный

имперским законодательством. Этот иск, однако, имел уголовно-правовой характер..." <1>. Отказ

германского законодателя в 1896 г. закрепить в Гражданском уложении возможность возмещения

неимущественного вреда при посягательстве на нематериальные блага был связан с тем, что в

случае такого закрепления пришлось бы признать штрафную функцию (для целей

предупреждения и наказания) правопритязания. Обоснование в 1958 г. возможности требовать

возмещения неимущественного вреда при посягательстве на "всеобщее право личности" со всей

необходимостью обуславливает существование функции предупреждения этого возмещения.

--------------------------------

<1> Mugdan B. Die gesamten Materialien zum Burgerlichen Gesetzbuch fur das Deutsche Reich.

In 5 Bande sowie Erganzungsband. Bd 2: Recht der Schuldverh ltnisse. Berlin, 1899. S. 1119; Protokolle

der Kommission fur die zweite Lesung des Entwurfs des Burgerlichen Gesetzbuches. In 7 Bande. Bd 2.

Berlin, 1898. S. 2854 - 2855.

Впервые предупреждение как элемент возмещения неимущественного вреда было

упомянуто в 1961 г. в деле "Корень Гинзенга" <2>. Как отметил тогда Шестой гражданский сенат

Федерального Суда Германии в связи с нарушением личных прав пострадавшего, "подобному

недопустимому стремлению к выгоде можно эффективно противостоять лишь тогда, когда это

связано для нарушителя с риском ощутимой материальной потери".

--------------------------------

<1> Entscheidungen des Bundesgerichtshofes in Zivilsachen. Bd 35. S. 363.

М. Принц (Prinz) <1> справедливо отмечает, что стремление германской судебной практики к

закреплению идеи санкции и превенции в гражданском деликтном праве, которое было обозначено

в деле "Корень Гинзенга", было поддержано Федеральным Конституционным Судом Германии в

решении по так называемому "Делу принцессы Сорая" ("Soraya-Beschlus") в 1973 г. <2>. Однако

данная судебная практика не нашла в те годы распространение в Германии. Тогда высказывались

опасения, что особый акцент на функции предупреждения при возмещении неимущественного

вреда нанесет вред обеспеченному конституцией принципу свободы прессы <3> и может привести

к массовому самообогащению пострадавшего.

--------------------------------

<1> Prinz M. Der Schutz der Personlichkeitsrechte vor Verletzungen durch die Medien // Neue

Juristische Wochenschrift. 1995. S. 817, 820.

<2> Bundesverfassungsgerichtsentscheidungen. Bd 34. S. 269 ff.; Bundesverfassungsgericht //

Neue Juristische Wochenschrift. 1973. S. 1221 (1222).

<3> См., например: Bundesgerichtshof // Neue Juristische Wochenschrift. 1995. S. 861 (865).

Для развития предупреждающей функции института возмещения неимущественного вреда в

Германии показательным стало дело по иску принцессы Каролины Монакской (Carolina von

Monaco), начиная с решения от 15 ноября 1994 г. <1>.

--------------------------------

<1> Bundesgerichtshof. S. 861.

Речь здесь шла об опубликовании в двух широко читаемых в Германии журналах интервью с

Каролиной Монакской, которые последняя не давала, т.е. они были сфальсифицированы. В одном

из выпусков журнала в марте 1992 г. читателям было представлено якобы данное Каролиной

Монакской интервью о тяжелом психологическом состоянии ввиду ее постоянного нахождения в

центре внимания. Суд тогда обязал журнал по поводу этого интервью опубликовать

опровержение, что и было осуществлено ответчиком по иску. Два месяца спустя данный ответчик,

однако, вновь опубликовал информацию якобы со слов истицы вместе с ее фотографией.

Информация не соответствовала действительности, а фотография не была взята из семейного

альбома истицы, как об этом было заявлено в сопровождающей фотографию заметке. По поводу

этой публикации судом вновь было принято решение об опровержении. Три месяца спустя после

случившегося на страницах уже другого журнала была дана информация о якобы планируемой

свадьбе истицы вместе со сфабрикованной фотографией истицы в свадебном платье. Как и в

прошлых случаях истица потребовала по суду опровержения сделанной публикации. Наряду с

этим она предъявила к ответчику правопритязание о денежном возмещении причиненного ей

посягательством на сферу ее частной жизни неимущественного вреда в размере "как минимум 100

тысяч немецких марок". Земельный суд в Гамбурге удовлетворил требования истицы, но

требование о возмещении неимущественного вреда признал лишь в размере 30 тысяч немецких

марок. Стороны судебного спора подали жалобы в вышестоящую инстанцию - в Верховный

Земельный Суд в Гамбурге, что привело в конечном итоге к рассмотрению данного дела

Федеральным Судом Германии. Нас интересует в обосновании Федерального Суда Германии

лишь то, что относится к требованию истицы возместить причиненный ей неимущественный вред.

Как отмечает Федеральный Суд Германии, требуемая истицей сумма больше 30 тысяч немецких

марок не может быть объяснена здесь функциями компенсации и "личного удовлетворения". Как

говорится далее в решении суда, речь идет о нарушениях прав личности, которые ввиду их

содержания и степени распространения публикаций, ввиду движущих нарушителем мотивов его

поведения и масштаба вины являются особенно тяжелыми. Кроме того, то обстоятельство, что

истица должна была добиваться окончательного решения через три судебные инстанции, также

следует учитывать, по мнению Федерального Суда Германии, при вынесении решения.

Данное дело получило свое продолжение в 1996 г. <1>, когда истица по первоначальному

делу (Каролина Монакская) потребовала присуждения дополнительной суммы в качестве

возмещения неимущественного вреда в точки зрения идеи предупреждения (превенции).

Верховный Земельный Суд в Гамбурге при новом рассмотрении дела посчитал возможным

присудить истице возмещение неимущественного вреда в общей сумме 180 тысяч немецких

марок, учитывая уже выплаченные истице суммы в размере 70 тысяч немецких марок. При этом

суд полагал невозможным взять за основу для установления размера возмещения

неимущественного вреда получаемую соответствующим нарушителем сферы частной жизни лица

общей прибыли. Требуется, по его мнению, при помощи присуждаемой суммы добиться

своеобразного сдерживающего эффекта для дальнейших нарушений.

--------------------------------

<1> См. здесь: Oberlandesgericht Hamburg // Neue Juristische Wochenschrift. 1996. S. 2870 -

2874.

7. Критерии измерения размера возмещения вреда с позиции принципа предупреждения и

наказания. Здесь можно выделить три критерия, которые были детально исследованы М. Принцем

<1>:

--------------------------------

<1> Prinz M. Geldentsch digung bei Personlichkeitsrechtsverletzungen durch Medien // Neue

Juristische Wochenschrift. 1996. S. 953 (955).

1. Умысел нарушителя (Verletzerintention). Федеральный Суд Германии в своем решении от

15 января 1994 г. особо указал на то обстоятельство, что "личность истца была использована

ответчиком в качестве средства для увеличения тиража и при этом для преследования

собственных коммерческих интересов" <1>.

--------------------------------

<1> Bundesgrichtshof // Neue Juristische Wochenschrift. 1995. S. 861 (865).

2. Опасность повторения нарушения (Wiederholungsgefahr): подобная опасность повторения

нарушения может быть выявлена из поведения нарушителя в прошлом <1>.

--------------------------------

<1> Prinz M. Geldentsch digung bei Personlichkeitsrechtsverletzungen durch Medien. Seite 953

(955). Если нарушитель уже не раз совершал действия, свидетельствующие о неуважении к

личности пострадавшего или других лиц, и при этом имел цель получения прибыли, то требуется

особый эффект сдерживания (Hemmungseffekt).

3. Получение прибыли от посягательства на нематериальное благо личности

(Gewinnerziehung): "Получение прибылей от правонарушения следует также вводить в решение в

качестве фактора для определения размера денежного возмещения" <1>.

--------------------------------

<1> Bundesgerichtshof // Neue Juristische Wochenschrift. 1995. S. 861 (865).

Если газета, журнал или телевизионный канал причиняет кому-либо неимущественный вред,

то это совершается прежде всего исключительно лишь в коммерческих планах получения высокой

прибыли и приобретения новых кругов читателей и зрителей, а не в порядке реализации

гарантируемой современными конституциями мира "публичной задачи прессы" (большинство

исков, где кажется учтенной идея превенции, направлены именно против "свободно найденных"

средствами массовой информации сведений об имевших место обстоятельствах). Так,

Федеральный Суд Германии в своем решении по делу "Каролина Монакская" со всей

отчетливостью показывает, что призванная к ответу газета раскрыла частную сферу истицы

любопытству и жажде сенсации сотням тысяч читателей в целях повышения тиража и

коммерческого успеха <1>. Средства массовой информации, которые на основе недопустимых

"сенсационных" разоблачений пытаются повысить размер тиража или увеличить количество

зрителей, хорошо взвешивали бы разницу между стоимостью и потенциальным успехом, учитывая

грозящие в будущем большие суммы возмещения вреда. До недавнего времени суммы

возмещения неимущественного вреда, предоставляемые в случае тяжелого посягательства на

"всеобщее право личности", на честь, достоинство, деловую репутацию и сферу частной жизни, не

оказывали в Германии какого-либо препятствующего воздействия в отношении дальнейших

нарушений. Наглядный пример этого предлагает М. Принц <2>:

--------------------------------

<1> Bundesgerichtshof. S. 861 (862) (в разделе (4)).

<2> Prinz M. Geldentsch digung bei Personlichkeitsrechtverletzungen durch Medien. S. 953 (956).

"Неправильно припарковавший свой автомобиль автовладелец сегодня должен ожидать

возложения на него административного штрафа в размере 30 немецких марок. Отец семейства,

получающий 6 тысяч немецких марок брутто в месяц, платит, таким образом, 0,5 процента

семейных расходов (от налогов, платы за жилье, расходов на питание и т.д.). Если такая выплата

в размере 0,5 процента месячных расходов будет потребована от ответчика по рассматриваемому

Федеральным Судом Германии делу, то тогда, например, ответчик (широко распространяемый в

Германии журнал. - К.А.) по рассмотренному в ноябре 1994 г. Федеральным Судом Германии делу

<1> вместо установленного первыми инстанциями денежного возмещения в размере 10 тысяч

немецких марок за каждое нарушение должен был бы уплатить сумму в 708333,33 немецких марок

за каждое нарушение (при установленном обороте в 1995 г. в размере 1,7 миллиардов немецких

марок)... Мы имели бы тогда тот сдерживающий эффект, который соответствует обычному

мандату наказания за неправильную парковку автомобиля у нормального гражданина".

--------------------------------

<1> Bundesgerichtshof. S. 861.

Нельзя также не отметить, что "свободно найденная информация" в большинстве случаев

адресована чрезвычайно большому кругу лиц, так что последствия могут быть устранены лишь с

очень большим трудом, если это вообще представляется возможным.

Выплачиваемые с позиции предупреждения (дополнительно к функции "личного

удовлетворения") суммы ведут к существенному повышению общей суммы возмещения

неимущественного вреда. Так, суды первой инстанции (Земельный Суд в Гамбурге и Высший

Земельный Суд в Гамбурге) в деле "Каролина Монакская" указывали, что превышающее сумму в

30 тысяч немецких марок денежное возмещение неимущественного вреда (10 тысяч немецких

марок за каждое опубликованную "свободно найденную" историю), выплачиваемое с позиции

компенсации и функции "личного удовлетворения", не может иметь место <1>. В конечном итоге

предоставленная Каролине Монакской сумма в размере 180 тысяч немецких марок <2> должна

соответствовать идеи превенции. Подобные тенденции развития нашли широкую поддержку в

германской науке права и в судебной практике. Конечно, возникает вопрос: не ведет ли

использование идеи "личного удовлетворения" и превенции к неограниченному самообогащению

пострадавшего, и, отсюда, можно ли обозначить идею "личного удовлетворения" как

несовершенное средство в борьбе с посягательствами на честь, достоинство, деловую репутацию

и сферу частной жизни? Подобное обогащение вошло бы в противоречие с принципами

справедливого денежного возмещения за неимущественный вред, существующими в праве.

Поэтому следует уделить больше внимания тем мнениям, которые предлагают передавать часть

выплачиваемой суммы денежного возмещения за неимущественный вред благотворительным

организациям (или государству) <3>. В германской науке права существуют мнения, что при этом

денежная сумма в порядке превенции должна присуждаться пострадавшему (истцу), но истец

должен обязываться судом перевести деньги в этой части возмещения неимущественного вреда в

соответствующие фонды, организации, государству и т.п. Как видится, подобная выплата была бы

оптимальным решением, так как для истца не материальная санкция, а, как правило, превенция и

частноправовая санкция стоят на первом месте; другими словами, истец сам не хочет получать

каких-либо денег от ответчика <4>. Перевод части суммы денежного возмещения за

неимущественный вред (как минимум, в части, соответствующей функции превенции) нейтральной

организации или государству был бы также и для судов, которые уже с давних пор считают

проблематичным присуждать истцам по подобного рода делам слишком много денег <5>,

приемлемым путем для предоставления пострадавшему более высокой суммы денежного

возмещения, чем раньше.

--------------------------------

<1> Ср. здесь: Bundesgerichtshof. S. 861 (862); Prinz M. Der Schutz der Personlichkeitsrechte vor

Verletzungen durch die Medien. S. 817.

<2> Bundesgerichtshof. 1996. S. 2870 - 2871.

<3> Ср.: Bar Chr.v. Schmerzensgeld und gesellschaftliche Stellung des Opfers bei Verletzungen

des allgemeinen Pers nlichkeitsrechts // Neue Juristische Wochenschrift. 1980. S. 1724, 1729; Gottwald

G. Das allgemeine Personlichkeitsrecht. Ein zeitgeschichtliches Erklarungsmodell. Berlin, 1996. S. 233;

Grossfeld B. Die Privatstrafe. Ein Beitrag zum Schutz des allgemeinen Personlichkeitsrechts. Frankfurt

a.M., 1961. S. 107; Merz H. Schweizerisches Privatrecht. Obligationenrecht. Allgemeiner Teil. In 8

Bande. Bd 6: Teilband 1. Basel und Frankfurt a.M., 1984. S. 244.

<4> Ср.: Deutsch E. Schmerzensgeld und Genugtuung // Juristische Schulung. 1969. S. 197, 203;

Cramer P., Kindermann H. Wege zur Reform des Schmerzensgeldanspruchs // Deutsches Autorecht.

1980. S. 33, 35.

<5> Как пример: Bundesgerichtshof. 1977. S. 1288.

8. Рассмотренные особенности возмещения вреда (на примере германского права

возмещения неимущественного вреда) могут получить развитие и в российском гражданском

праве. В настоящее время в германском праве обосновано существование принципов наказания и

предупреждения, что уже получило отражение в судебной практике германских судов. Подобный

опыт может быть воспринят российским законодателем, а также судебной практикой на пути

совершенствования защиты интересов субъектов гражданских правоотношений.

Баринов Николай Алексеевич,

доктор юридических наук, профессор,

кафедра международного частного права СГАП

Баринова Марина Николаевна,

кандидат юридических наук, доцент,

кафедра международного частного права СГАП

Российская доктрина непосредственного применения

частноправовых норм международных актов

(постановка проблемы)

Становление российской доктрины непосредственного (прямого) применения, действия

частноправовых норм, содержащихся в международно-правовых актах, обусловлено

объективными причинами, потребностями общественного развития, формирования

цивилизованного гражданского общества России как самостоятельного феномена, но связанного с

государством и правом.

Еще Гегель писал, что люди должны вступить в гражданское общество, ибо только в

гражданском обществе правовые отношения обладают действительностью <1>.

--------------------------------

<1> См.: Гегель Г. Работы разных лет. Т. 2. М., 1973. С. 50.

В соответствии с п. 4 ст. 15 Конституции РФ, международные договоры наряду с

общепризнанными принципами и нормами международного права являются составной частью

российской правовой системы. Отсюда возникает вопрос: могут ли международные договоры, а

также другие нормативные акты применяться непосредственно, не преобразуясь, не

трансформируясь во внутреннее (российское) законодательство?

Исходными началами становления данной доктрины являются положения, содержащиеся в

научных отечественных и зарубежных разработках, а также в международных и

внутригосударственных правовых актах. Международные правовые акты, содержащие

гражданские, семейные, трудовые и гражданско-процессуальные нормы в соответствии с

действующим законодательством, осуществляются или приводятся в действие путем "общей

отсылки", содержащейся в п. 4 ст. 15 Конституции РФ, ст. 7 ГК РФ, ст. 6 СК РФ, ст. 2 ТК РФ и других

актах. Эти статьи вводят нормы договоров во внутреннее право в качестве "leges personalis" с

последующей трансформацией или, согласно другой точке зрения, без таковой, когда нормы

международного договора применяются к внутренним отношениям proprio vigore <1> (своей

собственной силой, само собой, автоматически).

--------------------------------

<1> См.: Лунц Л.А. Курс международного частного права: В 3 т. М.: Спарк, 2002. С. 67.

В англосаксонской правовой системе, где применяется судебный прецедент и

конституционный обычай, исходным началом практики в XVIII столетии была так называемая

теория инкорпорации, впервые высказанная в судебном решении лордом Ченцеллором Талботом

в 1737 г. и в классическом виде сформулированная Блэкстоном: "Если возникает какой-либо

вопрос, который относится к компетенции международного права, то он признается обычным

правом и становится частью национального права" <1>. В окончательном, английском варианте

это положение формулируется так: "International law is part of the law of the land" (международное

право есть часть права страны) <2>.

--------------------------------

<1> Курс международного частного права. В 3 т. М.: Спарк, 2002. С. 67.

<2> Commentaries on the laws of England. 1765. Book IV. Chap. 5.

Анализ указанного положения мы находим в различных источниках. И прежде всего в работе

Генриха Трипеля "Международное и внутригосударственное право" 1899 г. <1>, затем в работе

Карла Штруппа "Теория и практика международного права" 1925 г. <2>, в работе Д. Анцилотти

"Курс международного права" <3> 1961 г. и других авторов.

--------------------------------

<1> См.: Trieple H. Volkerrecht und Landesrecht. Leipzig, 1899. S. 135 - 145.

<2> Ibid.

<3> См.: Strupp R. Theorie und praxis des Volkerrechts. Berlin, 1925. S. 6.

Однако теория и практика внесли свои коррективы в понятие положения "international law is

part of the law of the land". Генрих Трипель, который впервые в указанной его работе рассмотрел

вопрос о соотношении международного и внутригосударственного права, о соотношении

различных правовых систем, сформулировал положение о понятии указанного феномена: "er ist

weder allegemein annerkannt, noch wird er uberall wortlich verstanden" <1>, дословный перевод

которого означает: "он (оно) не признается (всеми) вообще и не понимается везде буквально

(дословно)". В связи с этим Д. Анцилотти заметил, что принцип, согласно которому международное

право входит как часть в состав внутреннего права любого государства, отнюдь "не мыслится во

всеобщем и абсолютном смысле этих слов" и применяется главным образом к международному,

обычному праву <2>.

--------------------------------

<1> См.: Trieple H. Volkerrecht und Landesrecht. Leipzig, 1899. S. 135.

<2> См.: Анцилотти Д. Курс международного права. Т. 1. М., 1961. С. 74.

Законодательство некоторых на конституционном уровне стран предусматривает

непосредственное, прямое действие международно-правовых актов в национальном праве,

обусловливая его некоторыми обстоятельствами. Так, в статье 8 Конституции Португальской

республики зафиксировано, что нормы, исходящие от компетентных органов международных

организаций, в которых состоит Португалия, действуют непосредственно во внутреннем праве,

поскольку это установлено в соответствующих учредительных договорах <1>. Статья 6(2)

Конституции США предусматривает, что законы Соединенных Штатов и все договоры, которые

заключены или будут заключены властью Соединенных Штатов, являются высшими законами

страны, и судьи в каждом штате обязываются к их исполнению, даже если в Конституции и законах

какого-либо штата встречаются противоречащие положения <2>.

--------------------------------

<1> Конституция Португальской республики 1976 года // Конституция государств

Европейского союза / Под ред. Л.А. Окунькова. М.: НОРМА-ИНФРА-М, 1999. 816 с.

<2> Конституция США 1787 г. // Конституция зарубежных государств. М.: Юрлит-информ,

2000. 366 с.

Статья 55 Конституции Франции прямое действие обусловливает тремя факторами:

ратификация или одобрение, опубликование и применение договора другой стороны: "Договоры

или соглашения, должным образом ратифицированные или одобренные, с момента их

опубликования имеют силу, при условии применения такого договора другой стороной" <1>.

Статья 35 Конституции Германии констатирует, что общепризнанные нормы международного

права являются составной частью Федерации. Они имеют преимущество перед законами и

непосредственно порождают права и обязанности для жителей федеральной территории <2>.

Аналогичные положения содержатся в Конституциях Испании, Греции, Японии и целом ряде

других стран.

--------------------------------

<1> Конституция Франции 1958 года // Конституция Государств Европейского союза / Под

ред. Л.А. Окунькова. М.: НОРМА, 1999. 816 с.

<2> Конституция Германии 1949 (1990) г.

Отдельные положения основополагающих международных актов, таких как "Всеобщая

декларация прав человека" 1948 г., "Европейская конвенция о защите прав человека и основных

свобод" 1950 г., "Международный пакт о гражданских и политических правах" 1966 г., Венская

конвенция ООН "О договорах международной купли-продажи товаров" 1980 г. и многие другие,

действуют непосредственно в странах мира.