Автономова Н.С. Философские проблемы структурализма
Подождите немного. Документ загружается.
час
с
диаметрально
противоположных
позиций.
Таковы,
например,
обвинения
в
«мистицизме»,
ВЫдвинутые
про
тив
Леви-Стросса
англо-американскими
эмпириками,
и
обвинения
в
интеллектуалистском
логицизме,
иссушаю
щем
человеческую
Сущность,
преДЪявляемые
Леви
Строссу
и
другим
структуралистам
приверженцами
поч
ти
всех
современных
буржуазных
философских
течений.
И
явная
противоречивость
мнений
критики,
и
преж
де
Bce~o та
напряженная
внутренняя
противоречивость,
которои
не""
избегло
творчество
даже
этого
выдающегося
ученого,
уоедительно
свидетельствуют
о
том,
что
аде
кватная
оценка
научного
значения
работ
Леви-Стросса
а
также
подлинное
понимание
глубокого
человеческог~
смысла
того
проекта,
осуществлению
Которого
Леви
Стросс
пос~ятил
СВОЮ
Жизнь,
возможны
лишь
с
на
ч-
ных
позиции
марксистской
философии.
у
Левистроссовская
концепция
не
дает
объяснения
смене
структур
в
Историческом
процессе
но
дает
очень
много
для
понимани
. '
я
деиствующих
механизмов
куль-
туры,
обеспечивающих
ее
ВОспроизведение
в
течение
не
которого
обозримого
Исторического
периода.
Это
отвле
чение
от
одних
возможных
аспектов
анализа
ради
других
его
аспектов
оправдано
с
меТОДОлогической
точки
зре
ния.
Однако
эта
исхОдная
ограниченность
рамок
иссле
дования
влечет
за
собой
ограниченность
его
перспектив
и
результатов:
показательно,
что
наиболее
существен
ные
достижения
Леви-Стросса
ОТНосятся
скажем
не
к
литературоведению,
а
к
этнографии
и
фольклору
По
пытки
применить
метод
Леви-Стросса
к
тем
обла'стям
в
KOTOPЫ~
влияние
исторического
процесса
или
одноЙ
Творческои
индивидуальности
играет
существенную
роль,
оказывались
менее
ПРОдуктивными
и
более
одно
J[ОРОННИМИ,
и
ЭТО
относится
не
Только
к
концепции
р
е~и-Стросса,
но
и
ко
всему
структурализму
в
целом
а
.оты
Леви-Стросса
по
мифологии
и
фольклору
пр~
всеи
широте
взгляда
и
смелости
мысли
в
то
же
время
содержат
множество
спорных
утверждений
н
гипотез
~aK
Общего,
так
и
частного
характера.
Наиболее
уязви
л
ым
местом
анализа
мифов
является
неполная
эквива-
ентность
инеполная
переводимость
выявляемых
кодов
по
отношению
друг
к
другу,
потери
информации
п и
перекодировке,
что
оказывается
важным
не
только
р
в
Плане
конкретного
Этнологического
анализа, но
и
в
140
плане
перехода
от
конкретного
анализа
к
гносеологи
ческим
выводам,
при
котором
происходит
значительное
обеднение
содержания.
Наиболее
же
ценный
вклад
Ле
ви-Стросса
в
науку
заключается
в
теоретической
раз
работке
мифической
логики,
объединяющей
чувственно
конкретное
с
рациональным
элементом
в
познании
пер
вобытного
человека.
Таким
образом,
в
итоге
выявляется
целый
ряд
про
тиворечий,
развертывающихся
между
различными
те
зисами
концепции
Леви-Стросса
в
один
и
тот
же
пе
риод,
между
трактовкой
одних
и
тех
же
положений
в
разные
периоды
его
творчества,
а
также
между
пер
ВО
начальными
представлениямн
Леви-Стресса
о
целях
и
задачах
этнологического
исследования
и
конечной
реа
лизацией
этих
представлений
в
ходе
развертывания
его
концепции.
Мы
уже
видели,
как рационалистический
(или
даже,
говоря
словами
самого
Леви-Стросса,
«сверхрациона
листический»
)
пафос
его
концепции
уступает
место
сфе
ре
эстетического,
как
поначалу
безоговорочное
доверие
к
лингвистической
методологии
сменяется
в
более
позд
них
его
работах
символикой
музыкальных
форм
(в
ка
честве
концептуальной
аналогии
для
этнологического
исследования),
как
направленность
на построение
«мо
ста»
между
природным
и
культурным
сосуществует
в
его
концепции
с
проектом
«растворения»
человека
в
природе,
в
совокупности
химических
и
физических
взаи
модействий
и
т.
д.
И
т.
п.
При
этом
указывал
ось,
что
многие
методологические
оппозиции,
вводимые
Леви
Строссом
для
осмысления
его
объекта
исследования
типов
сознания
и
социальных
организаций
первобытных
племен,
-
представляются
далеко
не
бесспорными.
Так,
он
явно
преувеличивает
онтологический
смысл
оппози
ции
природное-культурное
(сами
туземцы,
как
уже
го
ворилось,
вовсе
не
различают
или
же
нечетко
различают
явления
природного
и
культурного
плана)
или
же
оп
позиции
сознательное-бессознательное,
гипертрофируя
значение
второго
противочлена.
Одновременно
с
переосмыслением
этих
оппозиций
изменяется
в
концепции
Лени-Стросса
и
общий
проект
обоснования
знания,
связанный
с
введением
в
гумани
тарные
науки
точных
методов,
и
тот
объект
исследова
ния,
которому
Леви-Стросс
посвящает
все
свои конкрет-
141
ные
разработки.
От
изучения
конкретных
проявлений
социального
бытия
и
первобытных
племен
-
магии,
ри
туалов,
шаманской
практики,
систем
родства
-
Леви
Стросс
переходит
к
изучению
особенностей
первобыт
ного
мышления
как
такового,
а
потом
и
к
выявлению
всеобщих
бессознательных
структур,
в
функционирова
нии
которых
он
видит
фактор,
связывающий
сознание
первобытного
человека
с
сознанием
современного
«ци
вилизованного»
европейца.
Этот
расширительный
ход
исследования
несет
в
себе,
однако,
определенные
опас
ности,
поскольку
при
его
осуществлении
происходит
вы
ветривание
содержательного
наполнения
«кодов
чувст
венных
качеств»,
на
которых,
по
Леви-Строссу,
осно
вывается
функционирование
первобытного
мышления,
и
усугубляется опасность
спекулятивности,
формализма.
К
тому
же
сами
«коды
чувственных
качеств»
остаются
в
известной
мере
неэквивалентными
и
потому
взаимоне
переводимыми,
они как
бы
сопротивляются
обобщению
на
том
уровне,
где
теряется
их
главное
достоинство,
их
специфическая
сила
-
способность
к
«прогрессивному
посредничеству»,
к
разрешению
противоречий
пер
во
бытного
мышления.
Упорное
стремление
Лени-Стросса
осуществить
свой
проект,
несмотря
на
то,
что,
казалось
бы,
его
специфи
ческии
объект
и
сопротивляется
возведению
ко
всеоб
щему,
объясняется
отнюдь
не
только
научно-теоретиче
скими
факторами.
Оно
вполне
определенным
образом
связано
с
основной
гуманистической,
антирасистской
за
дачей
Леви-Стросса
-
с
«реабилитацией»
структур
со
циальности
и
структур
сознания
первобытных
дикарей.
Эта
морально-этическая
гуманистическая
задача
осуще
ствлялась
им
как
бы
в
два
этапа.
На
первом
этапе
свое
го
рассуждения
ему
важно
было
доказать
полноправное
своеобразие
первобытного
образа
жизни
и
мышления
(поскольку
в
противном
случае
оно
могло
бы
тракто
ваться
лишь
как
«недоразвитое»
европейское
мышле
ние).
Второй
этап
должен
был
в
некотором
роде
быть
противоположен
первому:
в
открытом
им
самим
свое
образии
первобытного
мышления
Леви-Строссу
необ
ходимо
было
вновь
обнаружить
измерение
всеобщего,
по
отношению
к
которому
и
европейские,
и
абориген
ские
критерии
разумности
и
общественного
устройства
были
бы
лишь
частными
случаями.
142
Как
показывает
проведенный
анализ,
Леви-Стросс
блестяще
разрешает
свою
первую
задачу
и
оказывается
в
затруднении
перед
второй;
статические,
лишенные
сколько-нибудь
развитого
материального
базиса
и ди
намики
исторического
становления
структуры
перво
бытного
общества
не
сопоставлялись
с
втянутыми
в
по
ток
исторического
развития,
сложно
иерархизированны
ми
структурами
современного
капитализма
даже
через
посредство
абстрактной
комбинаторики
11
универсаль
ных
возможностей
человеческого
разума.
Хотя
Леви
Стросс
и
не
производит
непосредственно
такого
соотне
сения
и
не
считает
методы
исследования
первобытных
обществ
универсально
применимыми,
однако
все
же
некоторая
«уравнительная»
тенденция
(спязанная,
как
уже
говорил
ось,
с
вполне
определенными
гуманистиче
сними
задачам
н,
но
от
этого
не
более
осуществимая)
прослеживается
в
его
концепции.
Подобно
тому,
как
Лсви-Стросс пытался
возвести
в
измерение
всеобщности
статические,
вневременные
структуры
первобытного
мышления,
Сартр
I3
«Критике
диалектического
разума»
столь
же
старательно
пытался
универсализировать
вовлеченные
в
поток
исторического
становления
структуры
европейского
сознания
эпохи
развитого
капитализма.
Эта
борьба
двух
видных
фигур,
олицетворяющих
собой
французский
экзистенциализм
и
французский
структурализм,
свидетельствует
об
ограни
ченности
их
теоретических
позиций.
Весьма
четко
эта
взаимодополнительность
и
взаимоограниченность
пози·
ций
Сартра
и
Леви-Стресса
была
выявлена,
например,
в
уже
упоминавшейся
статье
Люсьена
Сэва:
«Рацио
нальный
элемент
в
рассуждениях
Сартра
состоит
в
при
знании,
что
человек
ЯВЛ51ется
творцом
истории.
Однако
в
экзистенциализме
этот
тезис
получает
крайне
субъек
тивистское
истолкование,
весь
исторический
процесс
становится
воплощением
воли
и
сознания
субъекта.
В
этом
отношении
правым
оказывается
структурализм,
признающий
первенство
объективных
социальных
струк
тур
перед
субъективными
целями
и
стремлениями
людей.
Следовательно,
с
позиций
экзистенциализма,
как
и
с
позиций
других
субъективистских
систем
«философ
ского
гуманизма»,
опровергнуть
структурализм
нельзя.
Спор
между
экзистенциализмом
и
структурализмом
ста-
143
новится,
если
можно
так
сказать,
«структурально
не
разрешимым»,
ибо
каждая
из
этих
доктрин
выступает
одновременно
и
опровергающей
и
опровергаемой.
И
та,
и
другая
несут
в
себе
печать
ограниченности
буржуазных
идей
и
воззрений,
отсюда
-
двойственность,
половинча
тость
их
взаимной
критики
44.
ж.
ЛАКА"
И
ПСИХОЛОГИЯ
Концепция
французского
психолога
и
врача-психо
аналитика
Жака
Лакана
при
всей
специфичности
ис
следуемого
им
материала
достаточно
показательна
для
общих
устремлений
французского
структурализма.
В
не
котором
конечном
выражении
она
направлена
на
то,
чтобы
представить психические
механизмы
в
качестве
языка
особого
рода
и
с
помощью
этой
концептуальной
аналогии
включить
их
в
функционирование
других
зна
ково-символических
систем
культуры.
Это
позволяет
расширить
область
рационального
постижения
тех
сфер
реальности,
в
объяснении
которых
ранее
господствовали
интуитивизм,
витализм
или
просто
психофизиологиче
ские
схемы.
И
вместе
с
тем
исследование
бессознатель
ных
психических
структур
исключительно
в
плане
линг
вистических
аналогий
отрывает
человеческую
психику
от
более
широкого
контекста
ее
функционирования,
рас
смотрение
которого
необходимо
и
для
теоретического
пони
мания
ее
природы,
и
для
осуществления
практиче
ских
терапевтических
задач.
За
последние
годы
имя
Жака
Лакана
приобрело
широкую
известность.
В
1966
г.
вышел
том
его
сочи
нений
объемом
почти
в
тысячу
страниц
45,
включающий
работы,
написанные
за
тридцать
лет
его
исследователь
ской
деятельности,
главным
образом
отдельные
статьи
и
выступления
на конгрессах
и
симпозиумах
с
теми
до
бавлениями
и
заметками,
которые
внес
в
эти
сочинения
автор,
готовя
их
к
печати.
Выход
лаканонской
концепции
из
стен
университетских
аудиторий
сразу
же
заставил
н
Сэв
Л.
О
структурализме.-
«Проблемы
мира
и
социализма»,
1971,
N2
6,
с.
80.
• 5
Еасап
J. Ecrits.
Paris,
1966.
144
критиков
признать
не
только
идеологическое
46,
но
и
научно-методологическое
своеобраэие
его
работ
47.
При
этом
исследователи
и
u
критики
еД!~нодушно
се
туют
на
чрезвычайно
сложныи,
витиеватыи,
эзотериче
ский
стиль
Лакана.
Лакановская
концепция
не
лежит
на
поверхности
текста,
ее
необходимо
вычленять
и
ре
конструировать
на основе
заметок,
внешне
мало
систе
u
матизированных,
но
тем
не
менее
представляющих
собои
единое
целое.
Свое
собственное
место
в
духовной
жизни
современ-
ной
Франции
Ж.
Лакан
определяет
весьма
лаконично
и
однозначно:
«Я
тот,
кто
прочитал Фрейда».
При
этом
он
характеризует
свою
концепцию
как
полностью
детер
минированную
этим
прочтением.
Однако
ЛаКaI:
вовсе
не
является
«правоверным»
интерпретатором
фреидизма.
«Неортодоксальность»
его
позиции
в
отличие
от
клас
сического
фрейдизма
обусловлена
в
перв~ю
очередь
тем,
что
в
его
концепции
понятие
несводимои
и
специфиче
ской
«психической
реальности»
и
проблема
ее
научного
изучения
тесно
сплелись
с
другой
важнейшей
пробле:
мой
-
проблемой
языка
или,
скорее,
лингвистическои
проблематикой
в
самом
широком
смысле
слова.
Если
новая
трактовка
соотношения
разума
и
«неразумия»
стала
одним
из
аспектов
расширения
области
умопости
гаемого,
'Ю
язык
в
этой
ситуации
выступает
как
«пер
воматерия»
исследовательской
работы,
как
основное
средство
ее
концептуальной
фиксации
и
как
результат
познавательной
деятельности
сознания.
В
результате
синтеза
этих
двух
прс:блемных
!Iиний
-
психоаналитической
и
лингвистическои
-
всякии
вопрос
О
психическом
заболевании
и
тесно
связанная
с
ним
проблема
бессознательного
ставится
в
концепции
Ла
кана
«с
оглядкой»
на
язык,
а
проблема
языка
соотно
сится
не
с
мышлением
и
сознанием,
а
прежде
всего
с
бессознательным.
Бессознательное
-
это
речь
другого,
бессознательное
-
это
язык,
бессознательное
структури
ровано как
язык
-
эти
формулы
обычно
цитируются
~
первую
очередь,
когда
речь
идет
о
сути
лакановскои
.6
Chatelet
Р.
Rendez-vous
dans
deux
ans.-
«Le nouvel observateur»,
11 janv., 1967,
р
..
38. . .
47 Caws
Р.
Wllat IS
stгuсtшаllsm?-
«Рагйвап
Review», 1968, N 1,
р.83.
145
концепции.
Это
парадоксальное
«уравнение»
языка
и
бессознательного
объясняется
отчасти
тем,
что
оно
под
разумевает
уже
совсем
не
то
бессознательное
и
не
тот
язык,
с
которым
имеют
дело
соответственно
классиче
ский
психоанализ
и
классическая
лингвистика,
Фрейд
и
Соссюр.
Прежде
всего
Лакан
стремится
противопоставить
фрейдовским
натуралистическим
и
биологическим
ин
терпретациям
такую
трактовку
бессознательного,
ко
торая
видит
в
бессознательном
отпечатки
культуры,
опосредованность
культурой.
Так,
например,
фрейдов
скос
понятие
«жел.ания»,
«влечения»
Лакан
трактует
не
как
энергетическии
ИМ!IУЛЬС
био.тrогического.
порядка,
не
как
заряд
сексуальнои
энергии,
требующий
разрядки
или
последу:?щего
культурного
упорядочении, но
ско
рее
как
некии
общий
ритм
психической
работы,
как
рас
членяющую
психические
представления
пульсацию,
уже
опосредованные
и
преломленные
в
психических
пред
ставлен
иях
и
достигшие
определенной
структурной
упо
рядоченности.
И
это
далеко
не
единственное
расхожде
ние
между
Фрейдом
и
Лакалом.
Существенные
отличия
в
трактовке
соотношения
осознанного
и
бессознательного
выявляются
при
сопоставлении
трехчленной
схемы
пси
хической
структуры,
обрисованной
Фрейдом
в
работах
20-х
годов,
с
лакановской
схемой
психической
струк
туры.
Как
известно,
концепция
позднего
Фрейда
предпола
гает
противоборствующее
наличие
уже
не
двух
элемен
тов
-
осознанного
и
бессознательного
как
это
было
в
его
ранний
период,
но
трех
элементов
~
id, ego
и
super-
ego.
Ego
играет
роль
координирующего
центра
между
аНтисоциальными
инстинктивными
влечениями
id,
под
чиняющимися
лишь
«принципу
удовольствия»,
и
соци
альными
императивами
superego,
грозящими
слишком
сильно
подавить
первопрнродныо
побуждения
человека,
оно стремится
отыскать
какие-то
компромиссные
формы
Соотношения
этих
крайних
членов,
выступает
как
во
площение
«Принципа
реальности».
Схема
психической
структуры
у
Лакана
тоже
трех
членна:
составляющи.,
ее
элементы
-
это
сферы
«реаль
ного»,
«воображаемого»
и
«символического».
Реальное
это
непосредственные
жизненные
функции
и
отправле
ния.
Воображаемое
-
это
Психические
представления,
146
1.
I
i
свяаанные
С
жизненными
функциями.
Символическое.с.;
это
представления,
опосредованные
речью
и
в
корне
преобразованные
этим
опосредованием.
Соответственно
этим трем
уровням
конституируются
три
типа
субъекта:
на
уровне
«реального»
-
это
субъект
«потребности»;
на
уровне
воображаемого
-
это
субъект
«желания»;
на
уровне
символического
-
это
суоъект
словесно
выра
женного
обращения,
«запроса».
Эта
лакановская
схема,
имеющая
некоторое
сходство
с
фрейдовской,
тем
не
ме
нее
значительно
от
нее
отличается.
Если
Фрейд
снимает
«принцип
удовольствия»,
воплощаемый
побуждениям~
id
и
опирается
на
«принцип
реальности»,
воплощаемыи
ego,
то
Лакан
видит
в
ego
уже
не
оплот
всей
'работы
сознания,
но,
напротив,
средоточие
заблуждении
и
ил
люзий
самотождественности
субъекта
и
противопостав
ляет
ему
бессознательное
осуществление
символической
функции
сознания,
которая
подключает
индивида
к
со
циальному
порядку
культуры.
Таким
образом,
лаканов
скос
«перепрочтение»
Фрейда
имеет
вполне
определен
ную
направленность:
оно
осуществляется
как
своеобразная
«денатурализация»,
«десексуализация»
фрейдонского
бессознательного.
Биологические
импуль
сы
приглушаются
и
выводятся
за
пределы
исследова
ния,
а
бессознательное,
концентрирующееся
в
верхних
слоях
схемы
психической
структуры,
-
это
уже
не
«ви
тальные»
жизненные
интенции,
но
нечто
причастное
по
рядку
языка
и
строю
культурной
жизни
человеческого
коллектива.
При
этом
выявляется
и
другой
момент:
говоря
о
том,
что
бессознательное
-
это и есть
язык,
речь,
Лакан
во
все
не
имеет
в
виду
язык
в
его
повседневно
обиходном
или
лингвистическом
смысле
слова.
На
поверку
оказы
вается,
что
те
механизмы,
с
которыми
Лакан
отожде
ствляет
бессознательное,
располагаются
не
только
на
уровне
символического,
110
фактически
уже
предполага
ются
наличествующими
и
функционирующими
и
на
других
уровнях
психической
структуры.
Так,
например,
получается,
что
влечение,
желание,
конституирующиеся
на
уровне
воображаемого,
уже
предполагают
«язык»,
который,
по
лаиановским
канонам,
связывается
и
логи
чески,
и
генетически
лишь
с
вышележащим,
символи
ческим
уровнем.
Таким
образом,
очевидно,
что
под
«язы
ком»
Лакан
имеет
в
виду
лишь
нечто
причастное
язы-
147
ковой
дискурсии,
некоторый
структурирующий
механнзм,
который,
располагаясь
в
основе
всех
уровней
психиче
ской
структуры,
делал
бы
возможным
их
соизмерение,
соотнесение,
а
тем
самым
и
переходы
от
одного
уровня
к
другому.
Вопрос
о
структурирующем
механизме
при
водит
нас
-
в
логических
лабиринтах
концепции
Лака
на
-
к
понятию
означающего,
а
тем
самым
заставляет
обратиться
u
ко
второму,
«лингвистическому»
источнику
лакановскои
мысли.
Понятие
означающего
было
заимствовано
Лаканом
из
концепции
Соссюра.
Как
известно,
именно
Соссюру
принадлежит
вызвавшая
многочисленные
дискуссии
мысль
о
том,
что
в
языке
«нет
ничего,
кроме
различий».
В
этом
афоризме
Соссюр
подчеркивает,
что
основное
коммуникативное
свойство
языка
-
его
способность
к
передаче
смысла
-
связано
со
способностью
единиц
на
всех
уровнях
ЯЗЫКОВОй
структуры
взаимопротивопостав
ляться
по
принципу
контраста.
Однако
эти
различия
и
противопоставления
относятся,
по
Соссюру,
лишь
к
пла
ну
означаемого
или
к
плану
означающего,
взятым
в
отдельности,
но
не
•
к
знаковому
уровню
языка,
пред
ставляющему
собои
единство
этих
двух
планов.
Если
Соссюр
постоянно
подчеркивает,
таким
образом,
прин
цип
неразрывности
в
отношении
означающего
и
озна
чаемого,
то
Лакан
делает
упор
на
идею
«скольжения»
означаемого
относительно
означающего,
приводящего
в
его
концепции
к
идее
разрыва
этих
двух
порядков
и
обособлению
означающего.
Это
отчленение
во
многом
обусловлено
спецификой
лакановского
объекта,
конституирующегося
в
диалоги
ческих
отношениях
врача
и
больного.
Представим
себе
процедуру
психоаналитического
сеанса.
Речь пациента
и
в
самом
деле
выступает
для
врача
единственным
источ
ником
информации
о
больном:
как
это
было
установ
лено
в
ходе
клинических
исследований,
различным
психическим
заболеваниям
соответствуют
различные
типы
речевых
нарушений.
Речь
выступает
как
то
«поле»,
на
котором
развертывается
терапевтический
курс,
ибо
именно
в
речи,
в
диалоге
врача
и
пациента,
происходит
обнаружение
и
снятие
тех
или
иных
болезненных
«симп
томов»,
выражающихся
«путаными»
узлами
речи.
В
дан
ном
случае
положение
врача
перед
пациентом
анало
гично
положению
исследователя
перед
носителем
неиз-
148
l
)
вестнога
ему
языка
с
непривычной
структурой,
не
допускающей
умозаключения
и
переносы
по
аналогии.
То
первоначально
данное,
с
чем
имеют
дело
оба
иссле
дователя,
-
это
речевой
поток,
протекающий
на
уровне
означающего
в
плоскости
сменяющихся
и
переливаю
щихся
друг
в
друга
материальных
форм.
В
практике
психоаналитического
сеанса
эти
формы
не
соотнесены
ни
с
означаемым
как
«объективной
реальностью»,
суще
ствующей
независимо
от
сознания
больного,
ни
с
озна
чаемым
как
содержаниями
психики
больного
(ибо
па
циент
их
подавляет
и
скрывает,
выявляя
их
лишь
неосознанно,
по
«случайным»
деталям
речи
и
поведе
ния).
Доступная
психоаналитику
задача
не
может
за
ключаться
в
том,
чтобы
реконструировать
реальные
обстоятельства,
внешние
по
отношению
к
истории
больного,
или
же
проникнуть
в
глубь
содержаний
его
сознания:
его
цель -
реконструировать,
на основе
про
текающего
перед
ним
потока
означающих,
структуру
этого
потока,
которая
и
есть,
считает
Лакан,
не
что
иное,
как
структура
бессознательного.
Переход
к
анализу
структуры
означающего
в
отры
ве
от
означаемого
расщепляет
двустороннюю
целостность
лингвистического
знака,
являющегося
с
точки
зрения
«нормального»
среднего
носителя
языка
и
культуры,
пользующегося
общераспространенными
моделями
язы
кового
общения,
самой
мелкой,
далее
не
разложимой
единицей
речи.
В
данном
случае
устойчивое
единство
оз
начающего
и
означаемого
распадается.
Таким
образом,
лакановское
переосмысление
двух
«классических»
истоков
современного
структурализма
концепций
Фрейда
и
Соссюра
-
имеет
на
первый
взгляд
прямо
противоположную
направленность.
В
первом
случае
можно
было
бы
условно
говорить
о
тенденции
к
«десексуализации»
бессознательного,
во
втором
-
о
тенденции
к
«десемиотизации»
языка.
«Денатурализа
ция»
и
«десексуализация»
фрейдовского
биологического
импульса
-
это
движение
внутрь
культуры,
«десемио
тнзация»
соссюровского
языка
-
Э'Ю
движение
вовне,
прочь
от
культурной
устойчивости
и
нормированности.
Однако
обе
эти
линии,
и
центростремительная,
и цент
робежная,
очерчивают
в
своем
встречном
движении
вполне
определенную
область.
В
противоположность
«непрерывности» фрейдонского
энергетического
импуль-
149
са
и
«непрерывносТИ»
семиuотичес~ого
опыта
человече
ского
коллектива
закон
этои
новои
области,
очерчивае
мой
ЛаканоМ,
-
прерывность.
Уровневость,
прерывность,
преломленность
(прелом
ленность
«идеальности»
означаемого
через
«материаль
ность»
означающего,
разведенность
их
по
разным
пло
скостям,
вплоть
до
возможности
разрыва)
-
вот
самые
общие
знаменатели
той
проблематики,
которая
возни
кает
на
пересечении
этих
двух
линий
переосмысления
«классических»
традиций.
Разрыв
между
означающим
и
означаемым
-
это
в
концепции
Лакана
наиболее
общее
выражение
других
антиномий,
например,
отношения
осознанного
к
бессознательному,
воображаемого
к
сим
волическому.
И
это
не
случайно:
ведь,
по
мнению
Лака
на,
прерывность
означающего
и
означаемого
и
является
тем
самым
разрывом,
который
стремится
«залатать»
(глаголом
suturer-
«накладывать
швы»
Лакан
пользу
ется
с
терминологической
устойчивостью)
вся
современ
ная
культура.
Согласно
лакановской
концепции,
субъект
и
объект
психоаналитического
сеанса
-
это
НС
«классический»
субъект,
обладающий
единством
и
автономностью,
и
на
«классический»
объект
как
внеположное
субъекту
и
не
зависимое
от
него
«вещное»
образование.
«Неклассиче
ские»
субъект
и
объект
не
внеположны,
не
самодоста
точны,
а,
напротив,
включают
в
себя
постоянную
и
не
преодолимую
«нехватку»,
заставляющую
их
раскрывать
ся
друг
перед
другом,
устремляться
друг
к
другу.
При
этом
взаимоотношение
субъекта
и
объекта
преломля
ется,
с
одной
стороны,
сферой
интерсубъективности,
в
которой
субъект
взаимодействует
с
субъектом,
а
с
дру
гой
стороны,
материальной
расчлененностью
означаю
щего,
опосредующего
эти
отношения.
Диалектику
отно
шений
непрозрачного,
«затуманенного»
субъекта
и
«от
сутствующего»,
«недостающего»
объекта
Лакан
просле
живает
на
всех
трех
уровнях
вычленяемой
им
психиче
ской
структуры:
реальном,
воображаемом
и
символиче
ском.
Разумеется,
этот
«потерянный»
объект,
с
таким
трудом
схватываемый
на
границе УРОВНСЙ
психической
структуры,
в
«щели»
между
символическим
и
реальным,
не
имеет
ничего
общего
с
тем синтезом
символического
и
реального,
на
котором
покоится
«абсолютное
знание»
Гегеля.
150
Особенно
отчетливо
критика
классической
интерпре
тации
субъектно-объектного
отношения
выявил
ась
в
ла
кановском
разборе
декартовской
формулы
«cogito ergo
вит»
ио!
cogito, ibi
зит.
Это
представление
о
гомоген
ности
трансцендентального,
мыслящего
субъекта
с
ре
альным,
экзистирующим
субъектом
есть,
по
Лакану,
лишь
иллюзия
воображающего
«я».
Формула,
связую
щая
бытие
и
сознание,
не
может
быть
двучленной,
ибо
мысль
не
обосновывает
бытие
непосредственно,
но
лишь
соотносясь
с
речью.
Cogito
не
исчерпывает
субъекта,
а
потому
то,
что
представляется
cogito
существующим,
не
означает
реального
существования:
его
очевид~ости
не
влекут
за
собой
экзистенциальных
утверждении.
Трансцендентальное
и
реальное
не
сосуществуют
на
одном
уровне.
В
противоположность
утверждению
«где
я
мыслю,
там
я
существую»
Лакни
вводит
тезис:
«я
мыс
лю
там,
где
я
не
есть,
и я
ССТЬ
там,
где
я
не
мыслю».
Смысл
этой
формулы
тот
же, что
и
смысл
лакановского
отрицания
исходной
формулы
Декарта:
субъект
мышле
ния
и
субъект
существования
не
находятся
на
одном
уровне,
найти
для
обоих
единую
точку
отсчета
невоз
можно.
Современное
познание,
утверждает
Лакан,
от'
крыло
неоднородность
психического,
его
объемнос!ь
и
структурность,
несводимость
различных
его
уровнеи.
Однако
представление
о
последовательион
«неклас
сичности»
лаквновского
стиля
мышления
было
бы
оче
видной
натяжкой.
В
этой
связи
характерно
отметить,
что,
несмотря
на,
казалось
бы,
полную
растворенность
субъекта
в
цепи
означающего,
Лакан
считает
возмож
ным
сохранить
метафору
Фрейда,
определяющую
субъ
екта
(лакановского
субъекта,
«расплющенного»
в
озна
чающем)
как
«ядро
бытия».
Эта
«центрирующая»
ме
тафора
-
не
единственное,
что
ставит
под
сомнение
призывы
Лакана
к
радикальной
неклассичности.
Пока
зательно
также
его
отношение
к
некоторым
моментам
соссюровской
концепции.
Например,
Лакан
говорит
о
своем
стремлении
снять
линейность
соссюровской
цепи
означающего
и
заменить
ее
полифоническим
многопла
новым
образованием,
в
котором
наряду
с
горизонталь
ным
конституируется
также
и
вертикальное
ее
изме
рение,
заполняемое
метафорическими
«сгущениями»
и
метонимическими
«смещениями»
означаемых
относитель
но
означающих.
Эти
смещения
и
сгущения
и
есть
те
151
нераспутанные
ЛИНИИ
И
узлы
в
речевом
потоке,
по
ко
торым
врач
определяет
наличие
болезни.
Таким
u
обра
зом,
получается,
что
полифоничность
лuакановuскои
речи
создается
-
в
сравнении
с
соссюровскои
линеиностью
лишь
за
счет
«патологии»,
за
счет
тех
петель
и узлов,
которые
в
терапевтической
практике
подлежат
преоб
разованию,
«распутыванию».
Слова
Лакана
о
том,
что
«симптом
это
И
есть
истина»,
повисают
в
воздухе.
исти
на,
вернее,
условие
ее
достижения
-
излечение
больно
го
-
зависит
от
того,
насколько
удачно
врач
сумеет
распутать
сгустки
непроработанных
содержаний,
т.
е.
истина
в
этом
смысле
может
быть
только
линейной.
Кроме
того,
неясно,
каким
образом
Лакан
надеется
при
этом
синтезировать
из
выровненной
цепи
означаю
щего,
в
которой
линейно
сочленяются
обломки
разру
шенного
им
воображаемого
мистифицированного
един
ства,
тот
подлинный,
«свой»
облик,
который
больной
должен
ассимилировать,
принять
и
осознать
для
того,
чтобы
излечиться.
Хотя
Лакану
как
многоопытному
практикующему
врачу,
по-видимому,
известны
практи
чески
е
способы
такого
конструирования,
он
никак
не
обосновывает
его
теоретическую
возможность.
На
тео
ретическом
уровне
Лакан
дает
не
построение
структур
ной
многомерности,
но
лишь
приведение
спутанных
сгустков
речи
к
гомогенным
линейным
цепям.
Следова
тельно,
и
«субъект»
его
остается
плоским
и
линейным.
Не
случайно, что
противостоящий
этому
плоскому
дез
интегрированному
субъекту врач
-
другой
субъект
оказывается
уже
не
собеседником
(в
этом
некогда
усматривалось
одно
из
главных
выражений
фрейдов
ской
«революционности»),
а
«господином
истины»,
кон
ституирующейся
в
процессе
речи.
Эти
противоречия
по
казывают,
что
даже
с
точки
зрения
внутренних
крите
риев
лакановской
концепции
ее
задачу
нельзя
признать
решенной.
Тем
более
неадекватными
становятся
неко
торые
постановки
проблем
Лаканом
и
предлагаемый
способ их
разрешения,
если
подойти
к
рассматриваемой
проблеме
не
с
узкой
точки
зрения
требований
психо
аналитической
терапии, но
с
точки
зрения
широкого
научного
подхода
к
исследованию
проблемы
психиче
ского.
Таков
«структуралистский»
психоанализ,
возвестив
ший
о
своем
«возврате
К
Фрейду»,
но
на
деле
обернув-
152
шийся
значительным
переосмыслением
его
концепции.
Еще
яснее
станет
специфика
этого
направления,
есл~
сопоставить
его
с
другой,
достаточно
последовательнои
и
влиятельной
трактовкой
фрейдонской концепции
-
с
экзистенциальным
психоанализом
в
его
саргровеком
варианте.
В
силу
центрального
и
одновременно
антагонистиче
ского
поло~(ения
этих
двух
концепций
в
общей
картине
духовной
жизни
Франции
последнего
десятилетия
оформ
ление
некоторых
существенных
моментов
в
собственных
программах
экаистенциалиэма
и
структурализма
часто
осуществлялось
«с
оглядкой»
на
противника
(назовем,
к
примеру,
тему
«смерти
человека»,
скорее
«навязан
ную»
структурализму
полемической
ситуацией,
нежели
развертывающей
его
собственные
имманентные
ус!рем
ления)
.
Если
в
большинстве
примеров
конкретнои
по
лемики
(например,
в
наиболее
четко
обрисовавшемся
антагонизме
Сартра
и
Леви-Стросса)
противоречия
экзистенциализма
и
структурализма
касаются
на
самом
деле
различных,
непосредственно
не
соприкасающихся
и
не
пересекающихся
областей,
то
данный
случай
пред
ставляет
особый
интерес,
ибо
здесь
антагонизм
струк
турализма
и
экзистенциализма
выявляется
на
общей
почве
психоаналитической
проблематики.
Непосредст
венное
столкновение
экзистенциализма
и
структурализ
ма
делает
более
осязаемой
неадекватность
обоих реше
ний
одной
и
той
же
представшей
перед
ними
задачи.
И
Сартр,
и
Лакан,
запечатлевая
в
своих
концепциях
ту
«смену
декораций»,
которая
отличает
позн~ватель
ную
и
экзистенциальную
ситуацию
современнои
запад
ной
культуры,
сходным
образом
вычерчивают
свой
объ
ект.
Психоаналитическая
установка
в
схемах
обоих
исследователей
предполагает
двойную
редукцию:
отвле
чение
от
внешней
реальности
и
отвлечение
от
внутри
психических
содержаний,
искажающих
искомую
внут
реннюю
структуру
психики.
Однако
внимание
исследо
вателей
фокусируется
на
диаметрально
различных
ас
пектах
этого
объекта:
Лакан
вычленяет
и
абсолютизи
рует
бессознательную,
Сартр
-
осознанную
сторону
дуального
фрейдовского
отношения.
Лакан
относит
к
сфере
бессознательного
даже
те
явления,
которые
тра
диционно
интерпретируются
в
терминах
сознания,
например,
«ЯЗЫК»,
«речь».
Сартр,
напротив,
относит
к
153
сфере
оеоэнавного
даже
те
явления.
которые
традици
онно
трактуются
в
терминах
бессознательного,
напри
мер
эмоции.
Экстраполируя
принцип
сознания
на
всю
структуру
субъективности,
Сартр
тем
С,Н1ЫМ
стремится
сконцентриропать
все
силы
субъекта
на
свободном
вы
боре.
Лакан,
напротив,
экстраполируя
приицип
бессоз
нательного,
стремится
свести
все
иллюзорные
порожде
ния
сознания
к
детерминирующей
их
бессознательной
цепи
означающего.
В
противоположность
беспредельной
свободе
сартровского
сознающего
и
выбирающего
субъ
екта
человеческое
бытие,
по
Лакану,
становится
осмыс
ленным
только
тогда,
когда
его
детерминируют
и
огра
ничивают
законы
бессознательного
48.
Характерно,
однако,
что
ни
осознанное
для
Сартра,
ни
бессознательное
для
Лакана
не
способны
быть
«при
чинами
самих
себя»,
хотя
оба
исследователя
наделяют
их
атрибутами
самопричинности.
Поэтому
в
сартров
ской
концепции
субъект
стремится
-
в
пределе
-
до
стичь
единства
с
объектом,
синтеза
«в-себе»
и
«для-се
бя».
Поэтому
лакановский
объект
-
безличная
означаю
щая
цепь
- определяется
в
конечном
счете
как
пространство,
в
котором
складывается
субъект
подлин
ной,
свободной,
«полной»
речи.
Однако
вместо
желан
ного
единства
«в-себе» и
«для-себя»
внутри
сартровской
концепции всплывает
прежний
фрейдовский
дуализм
осознанного
и
бессознательного:
по
Сартру,
это
разрыв
рефлексивного
и
дорефлексивного
уровней
сознания,
не
проницаемых
друг
для
друга.
И
точно
так
же
в
лака
новской
схеме
остаются
разорванными
все
уровни
вы
членяемой
структуры
-
«реальное»,
«воображаемое»
и
«символическое».
Дискурсивный
поток
означающих
обес
печивает
лишь
их
формальную
соизмеримость,
но
не
дает
необходимого
динамического
импульса
для
осуще
ствления
этих
переходов.
Неустойчивость
позиций
«выбирающей
субъектив
ности»
Сартра
и
«внутри
стоящей
объективности»
Лака
на,
фактически
обозначающих
одну
и
ту
же
реальность
с
двух
противоположных
позиций,
отчетливо
выявил
ась
li8
«Дело
не
только
в
тОМ,
что
СУЩНОСТЬ
человека
пельая
помыслить
вне
отношения
к
безумию,
этой
сущности
вовсе
не
было
бы,
если
бы
человек
не
носил
в
себе
безумия
как
предела
своей
свободы»
(см.:
Еасап
J.
Ecгits,
р.
575).
154
не
только
в
отказе
от
самопричинности,
возобновлении
дуализмов
и
постепенно
вырисовывающемся
крене
в
сторону
первоначально
исключенных
полюсов.
Все
эти
операции
оказываются
недостаточными
для
самообосно
вания
обеих концепций,
авторы которых
вынуждены
прибегнуть
к
другому
--
предельному
-
онтологическо-
му
их
обоснованию.
u
Так,
Сартр
переходит
к
психоанализу
вещен,
приво
дя тем
самым
негативную
онтологическую
суть
созна
ния
к
позитивности
первоосновных
качеств
бытия,
ко
торые
в
конечном
счете
лишь
одни
способны
определить
и
обосновать
и
фундаментальный
свободный
выбор,
и
человеческий
проект.
В
то
же
время
Лакан
переходит
от
позитивности
«внутристоящей>
речевой
цепи
озна
чающего
к
негативности
предельного
обосновывающего
условия.
В
качестве
абсолютного
обоснования
в
лака,
новской
концепции
выступает
смерть
как
«предельное»
нечто,
как
невыразимое
и
необъективируемое
усл()вие
подлинной
человеческой
субъективности
(в
этои
трак
товке
смерти
Лакан
ссылается
на
Хайдеггера).
И
опоэ
тизированный
опыт
обыденного
сознания
в
его
отноше
нии
к
первоосновам
мира,
и
метафорическая
метафИз~
ка
смерти
оказываются
достаточно
удаленными
от
тои
научной
объективности,
к
которой
стремятся
оба
иссле
дователя.
В
результате
сопоставления
становится
очевидно,
что
ни
Лакан,
ни
Сартр
не
выполнили
своих
«обетов»:
«пра
воверный»
психоаналитик
не
сумел
вернуться
к
«аутен
тичному»
Фрейду,
а
фрондирующий
философ
не
сумел
отторгнуть
фрейдовский
«вещный»
дуализм
осознанного
и
бессознательного
и
надежно
обосновать
безграничную
свободу
выбирающей
себя
субъективности.
В
данном
случае,
по-видимому,
ни
лакановекая
опора
на
язык,
ни
сартровский
отказ
от
этой
опоры
как
от
мертвого
сброса
«практико-инертного»
поля
не
играет
определяю
щей
роли.
Хотя
опора
на
речь
и
речевую
практику,
не
сомненно,
дает
определенные
основы
для
выхода
за
пределы
интроспекционистски
понимаемой
психической
реальности,
линейность
потока
этой
речи,
взятой
в от
рыве
от
других
типов
человеческой
деятельности,
H~
позволяет
конституировать
субъекта.
Клетка
детскои
психики,
внутри
которой
осуществляется
переход
от
ин
дивидуальных
переживаний
к
социальной
символике,
155
структурированной,
по
мнению
Лакана, подобно
языку,
несамодостаточна:
она
должна
быть
соотнесена
с
тем
социально-культурным
контекстом,
в
который
она
впи
сывается
и
в
котором
она
функционирует.
«Прорыв»
в
новые
измерения
человеческого
бытия
на
уровне
инди
видуальных
психических
механизмов
не
может
быть
осуществлен
в
отрыве
от
другого
такого
же
прорыва,
осуществляемого
на
уровне
общих
структур
социально
культурного
бытия.
Как
видно
из
проведенного
разбора,
структуралист
скую
трактовку
бессознательного
отличает
стремление
отказаться
от
иррационалистических,
спекулятивных,
ми
стических,
интроспекциопистских
трактовок,
весьма
ха
рактерных
для
предшествующей
и
современной
бур
жуазной
философии,
видевшей
в
бессознательном
во
площение
иррационального
инстинкта,
воли
или
порыва.
Основная
общая
тенденция
структуралистского
подхода
к
бессознательному
и,
в
частности,
анализ
бессознатель
ного
в
сфере
индивидуальной
психологии
и
психопато
логии,
носит
рационалистический
характер.
Вполне
оче
видно, что
опора
на
речевые
высказывания
субъекта
предполагает
большие
возможности
объективного
истол
кования
его
психики,
нежели,
например,
чисто
интро
спекционистские
или
гипнотические
методы.
Однако
этот
своеобразный.
«лингвоцентриэм»
не
может
не
приводить,
уже
с
другои
стороны,
к
определенной
«дематериали
зации»
самой
психоаналитической
ситуации,
а
следова
тельно,
и к
ограничению
ее
аналитических
и
терапевти
ческих
возможностей.
Преувеличение
роли
бессознатель
но-языкового
момента
имеет
в
структуралистском
психоанализе
Лакана
вполне
определенные
отрицатель
ные
последствия
и
для
исследования
формирования
пси
хики,
и
для
трактовки
проблеи
личности.
Научная
трактовка
психики
вовсе
не
отрицает
ни
самого
факта
существования
бессознательного,
ни
его
роли
в
регуляции
биологического
и
специфически
чело
веческого
поведения
индивида.
Раскрытие
диалектики
осознанного
и
бессознательного
в
становлении
лично
сти, в
формировании
мотивов
и
установок
ее
поведения,
в
котором
ведущая
роль
принадлежит
именно
сознанию,
имеет
весьма
важное
методологическое
и
мировоззрен
ческое
значение.
Анализ
эволюции
понятия
бессозна
тельного
в
истории
философской
и
научной
мысли
по-
156
казывает,
что
та
или
иная
его
трактовка
зависит
от
философско-методологических
положений,
на
которые
она
опирается.
Для
диалектико-материалистического
подхода
про
блема
бессознательного
и
в
критическом,
и
в
позитивном
плане
не
является
абсолютно
самостоятельной,
но
лишь
одним
из
аспектов
общей
теории
сознания.
Марксист
ская
теория
сознания
исходит
прежде
всего
из
анализа
многосторонних
связей
сознания
и
деятельности
субъек
та
и
предполагает
исследование
этих
взаимодействий
с
помощью
различных
методов
и
подходов:
психологиче
ского,
социологического,
нейрофизиологического,
пси
хиатрического
и
т.
д.
Марксистский
метод
вовсе не
сводит
человечес~ое
сознание
к
его
рациональному
ядру,
но
видит
в
нем
сложно
организованное
архитек
тоническое
устройство,
включающее
в
себя
различные
структурные
уровни,
взаимодействие
которых
порожда
ет
совокупность
динамических
факторов
поведения
ин
дивида,
его
оценок,
мотивов,
суждений,
интересов,
по
требностей,
переживаний.
Марксистский
метод
отказы
вается
от
сведения
человеческого
сознания
к
сфере
духа
или
же
к
ело
физиологическим
характеристикам,
но
вводит
детерминации
сознания
в
контекст
предметно
практической
деятельности
человека,
преобразующего
окружающий
мир
и
свою
собственную
«природу».
Объективная
причина
возникновения
бессознатель
ного
связана,
по-видимому,
с
определенной
диспропор
цией
между
дискретным
характером
управляющей
дея
тельности
сознания
и
необходимостью
непрерывного
ее
регулирования
49.
Будучи
неразрывно
связано
с
созна
нием,
бессознательное
участвует
в
переработке
инфор
мации,
а
также
в
формировании
установок,
с
помощью
которых
эта
бессознательная
информация
превращается
в
фактор
регулирования
человеческого
поведения.
При
этом
ошибка
фрейдизма,
далеко
не
вполне
преодоле
ваемая
в
распространенных
ныне
на
Западе
психоана
литических
концепциях
и,
в
частности,
в
структурали
стской
трактовке
психоаналитической
проблем
атики,
за
илючается
в
весьма
ограниченном
толковании
связей
осознанного
и
бессознательного
в
челопеческой
психике
~9
Вассин
Ф.
В.
Проблемы
«бессознательного»
(о
неосозпанных
фор
мах
высшей
нервной
деятельности).
М.,
1968.
157
и
в
человеческом
поведении.
Структуралистская
опора
на
бессознательные
языково-символические
механизмы
в
трактовке
психического
и
экстраполяция
такой
трак
товки
психического
на
всю
структуру
человеческой
личности
тем
более
не
преодолевает
этой
ограничен
ности.
Итак,
хотя
в
структуралистском
психоанализе
Ж.
Ла
кана
с
его
практическими
задачами
сосредоточение
на
речи
субъекта
и
отвлечение
от
каких-либо
внеположных
ей
факторов
было
в
известной
мере
оправдано,
тем
не
менее
при
переходе
к
более
широкому
теоретическому
рассуждению
с
необходимостью
возникает вопрос
о
природе
объективно-реального
социального
окружения,
находящегося
вне
психической
реальности сознания
больного.
Объяснение
патологической
дезорганизации
психики
требует
контекста
более
общей
теории
созна
ния,
предполагает анализ
способов
включения
сознания
во
внешний
мир,
в
социальную
среду,
в
которой
раз
вертывается
человеческая
жизнь
и
деятельность.
ж.
ДЕРРИДД,
Ю.
квисгевх
И
схмокеигикх
СТРУl(ТУРДЛИ3МД
Рассматриваемые
в
данном
разделе
концепции
ин
тересны
тем,
что
в
них
не
только
развиваются
и кон
кретизируются
некоторые
тезисы
структуралистской
программы,
но
также
дается их
имманентная
критика,
точнее
их
самокритика.
Критический
пафос
этих
кон
цепций
нигилистически
устремляется
на
всю
область
традиционной
западноевропейской
культуры,
частью
которой
выступают
и
современный
французский
струк
турализм.
Жак
Деррида
критикует
структурализм
за
его
«логоцентрический»
характер,
хотя
сам
он
при
этом
остается
в
плену
слова,
не
выходя
на
тот
уровень
до
знаковых
определений
реального
бытия,
целью
кото
рого
выступает
его
философская
концепция
«граммато
логии»;
Юлия
Кристева,
наряду
с
некоторыми
другими
представителями
и
участниками
литературного
журна
ла
«Тель
Кель»
выдвигающая
программу
преодоления
статичности
структурализма
в
динамике
преобразова
ния
знаковых
систем
друг
в
друга,
приходит
к
абсолю
тизации
динамики,
«делания»,
становления,
что
не
дает
158
эффективного
выхода
из
тех
концептуальных
и
мето
дологических
затруднений,
с
которыми
столкнулся
структурализм
при
разработке
своей
исследовательской
программы.
На
первый
взгляд
рассмотрение
концепции
Деррида
наряду
с
другими
концепциями
исследователей-структу
ралистов
кажется
не
вполне
оправданным,
поскольку
Жак
Деррида
относится
к
структурализму
достаточно
критично,
усматривая
в
его
«логоцвнтристской»
направ
ленности
отчетливые
следы
западноевропейской
метафи
зики.
Ни
Барт,
ни
тем
более
Фуко
или
Лакан
не
согла
шаются
признать
себя
структуралистами;
пожалуй,
один
только
Леви-Стросс
открыто
называет
себя
так,
не
бо
ясь
этой
своей
теперь
уже
несколько
«старомодной»
привязанности
к
идеалам
естественнонаучной
и
линг
вистической
строгости.
Однако
есть
основания
условно
называть,
скажем,
Фуко
структуралистом
второго
по
коления
(после
Леви-Стросса),
а
Жака
Деррида
-
тео
ретиком
третьего
поколения.
Исходя
из
разных
областей
культурного
простран
ства,
Деррида
подходит
к
своей
задаче
как
философ,
а
Кристева
как
филолог.
Оба
автора
весьма
сходным
образом
строят
и
исследуют
свои
объекты
-
«грамма
тологию»
(Деррида
)
и
«семиотику»,
или,
точнее,
«се
манализ»
(Кристева):
Во
многом
соглашаясь
друг
с
другом
в
критической
части
своих
построений,
направ
ленных
против
концептуальных
конструкций
классиче
ской
метафизики,
оба
исследователя
вычленяют
в
каче
стве
опоры
для
дальнейших
разработок
некоторую
об
ласть
«письма»,
«текста»,
«различия»,
лежащую
глубже
традиционных
понятийных
разграничении
и
определяю
щую
их
в
свою
очередь.
Грамматологическая
область
«письма»
(Деррида)
или
семаналитическая
област~
«текста»
(Кристева)
-
это
для
обоих
исследователеи
«пограничная»
по
отношению
к
традиционной
западной
культуре
область,
в
которой
происходит,
по
их
мнению,
не
только
ее
критика,
но
и
ее
собственная
самокритика.
Эта
самокритика
распространяется
и
на
сами
новопо
строенные
концепции:
Деррида
говорит
о
«самостираю
щемся»
статусе
понятий
грамматологии,
не
позволяю
щем
им
превратиться
в
метафизические
абсолюты,
а
Кристева
предупреждает,
что
она
изучает
не
означаю
щие
системы,
но
означающие
практики,
вписывающиеся
159