основанных на групповых интересах, восстанавливает ощущение демократии
как совместного дела граждан, предстающих в качестве свободных и равных
нравственных существ. «Коллективные решения, - пишет Валадес, - возникают
не просто в результате агрегирования уже существующих пожеланий граждан;
наоборот, члены политического сообщества пытаются повлиять на мнения друг
друга путем публичного диалога, в котором они, в цивилизованной
и тактичной
манере, рассматривают и критикуют позиции друг друга, а также объясняют
собственную точку зрения» {Valadez 2001, р. 5). Присущий модели
совещательной демократии акцент на демократическом включении делает ее
особенно привлекательной в свете проблем исключенных меньшинств,
независимо от того, являются ли причиной исключения основания, связанные с
соображениями пола, этноса, «расы», культуры, языка, религии
или
сексуальных предпочтений. К тому же совещательная демократия сулит не
только включение, но и приобщение к власти. Здесь имеется в виду следующее.
Утверждение, согласно которому демократическая легитимность достижима
только через согласие всех, кого касается [принимаемое решение],
предполагает, по крайней мере на нормативном уровне, что нельзя вводить
нормы и оправдывать институциональные договоренности
, если это делается в
ущерб наиболее обездоленным и нелояльным.
Хотя эти нормативные условия включения и приобщения к власти
обеспечивают привлекательность совещательной демократии, они вместе с тем
навлекают на нее подозрения. Как и в случае любой другой нормативной
модели, всегда можно сослаться на преобладающие условия неравенства,
иерархии, эксплуатации и доминирования, чтобы
доказать, «что в теории это
может быть и верно, но на практике все иначе» (Kant [1793] 1994). В ответ на
давний спор между нормой и
реальностью нужно просто сказать, что, если бы в мире все было так, как
должно быть, не возникало бы и необходимости создавать нормативные
модели. Тот факт, что нормативная модель не
соответствует реальности, не
дает оснований отбросить модель, поскольку потребность в нормативности как
раз вызвана тем, что люди оценивают действительность, в которой живут, в
свете принципов и обещаний, превосходящих данную реальность (см. Benhabib
1986). Следовательно, уместен вопрос: позволяет ли нам данная нормативная
модель анализировать и очищать от наслоений рациональные принципы
существующих обычаев и
институтов таким образом, чтобы затем мы могли
использовать эти рациональные реконструкции в качестве основных критериев
оценки реально существующих демократий? Некоторые сторонники
совещательной демократии стремятся доказать, что проблема состоит не просто
в недостаточном соответствии нормативного и эмпирического, а, вероятно, в
наличии чего-то глубоко ошибочного в самой нормативной модели. Те, кто
это
утверждает, обычно указывают на некие глубинные когнитивные и
аффективные искажения модели, что, как предполагается, заглушает голоса
ряда участников демократического обсуждения.
Упрек в эпистемологическом искажении принимает несколько форм. Во-
первых, говорят, что модель совещательной демократии не способна реально