событий, то неясно, каким образом времена и события оказываются историческими при условии, что
творящие историю субъекты по своей природе являются полностью неисторическими? Исследователи
историзма Юма, столкнувшись с этим противоречием, оказывались в заколдованном кругу до тех пор, пока не
был поставлен вопрос, разорвавший этот порочный круг: какова функциональная граница проявления
тождества человеческой природы во вне? И тотчас оказалось, что такая граница уже отчетливо присутствует в
"Трактате". Люди не могут жить вне общества. Они подчиняются правительству, призванному обеспечить
внутренний мир и правосудие. Однако само по себе наличие правительства приводит к возникновению
различий в общественном положении людей; в результате исходное единообразие человеческой природы
трансформируется в многообразие социальных статусов и поведенческих реакций, мотивы и характер
человеческих поступков становятся областью случайностей. Вот как Юм "причинно" объясняет судьбу Марии
Стюарт: "Это был результат необъяснимого, хотя не столь уж редко встречавшегося непостоянства
человеческого ума, вздорности нашей природы, власти страстей, влияния, которое оказывают ситуации и
часто моментальные случаи на людей, чьи принципы не были подтверждены размышлением и опытом".
Именуя действия подобного рода "иррегулярностями", "из ряда вон выходящими", Юм заключает: "Не все
причины примыкают к их обычным следствиям с одной и той же регулярностью. Ремесленник, имеющий
дело с материей, может не достичь желаемого, равно как и политик, направляющий действия чувствующих и
думающих существ". Из сказанного очевидно: роль фактора "отклоняющегося поведения" в процессе истории
и возникающих из этого постоянных изменений не только исторических ситуаций, поведения людей, но, в
конечном счете, и управляющих ими моделей. Но тем самым историзм Юма не только не исключал, а
наоборот, предполагал достаточно широкую версификацию национальных характеров в пространстве и
постепенное их изменение во времени. "Мы не должны ожидать, – писал он, – что единообразие человеческих
действий доходит до того, что все люди в тех же обстоятельствах всегда будут поступать точно таким же
образом, не проявляя при этом какие-либо различия характеров, предубеждений и мнений. Напротив, из
наблюдений различий поведения отдельных людей мы получаем возможность выводить большее различие
максим, которое, тем не менее, предполагает определенную регулярность".
Проблема причинности в истории рассматривалась Юмом в двух планах: философском и конкретно-
историческом. Первый из них был описан выше. Что касается второго, то речь идет об обнаружении
"подчиняющих" обстоятельств в сочетании с действиями исторических личностей в каждом отдельном
случае. Тем не менее, некоторые общие наблюдения возможны и здесь. Юм постоянно подчеркивает свою
отстраненную, философскую позицию при ответе на вопрос о причине тех или иных событий, причем дается
этот ответ скорее в форме аналитических рассуждений, чем утвердительной. Этим как бы лишний раз
напоминается, сколь сложна сама процедура поиска исторических причин. Юм критикует "Истории",
составленные политиками, за то, что все события оказываются в них либо следствием "замысла", либо
интриги, выступают как единственно объясняющие ход событий причины, что выливается в постоянную
схему, ничего при этом не оставляя Фортуне, игре случая. Вводя эти мотивы в причинный ряд, Юм не
отводит им сколько-нибудь исторически важной роли, скорее предупреждает о наличии обстоятельств,
которые далеко не всегда учитываются историческими личностями, но не должны ускользать от историков.
Фортуна может быть понята и ею можно манипулировать. Она – скорее призыв к осторожности, нежели сила,
способная действовать помимо исторической личности. В отличие от Болингброка, Юм хотел найти такие
способы понимания прошлого, которые делают нас менее восприимчивыми к случайностям и более
заинтересованными в органическом его развитии. Юм сперва полагал, что ссылка на случайность в качестве
объяснения, указывает на недостаток знания, когда неизвестна истинная причина данного события. "Все
случающиеся события в определенном пространстве в определенный период времени воспринимаются как
связанные случайно или вовсе не связанные. Чем глубже проникновение в причины и чем более непрерывной
является их цепь, тем лучше, ибо изучение причин является наиболее поучительной частью чтения истории,
ибо посредством этого знания человек способен контролировать события и управлять будущим". И хотя в
подобном оптимизме отразился натуралистический характер юмовского историзма, имитировавшего логику