му$то иному, но простой скачок от одного к дру
$
гому, сохраняющий в поле зрения то, откуда он
совершается, что теперь позволяет ему auf eine
andere Weise als zuvor überbickbar (видеть все
иначе, нежели прежде). Но что представляет со
$
бой эта иная модальность? То, что только что име
новалось, на что указывалось пальцем: собака, че
$
ловек, лошадь, стол, вообще говоря, сущее,— те
$
перь обнаруживается в свете глагола, который
был затемнен первым наименованием: существу
$
ет, существовало, будет существовать, как при
надлежащее какомуто лицу или как подлежащее,
и с этой второй точки зрения, как существенное
или как только случайное. Греки говорили о со$
вместном. Однако само подлежащее мыслится
иначе, чем подлежащее предложения, оказыва$
ясь, например, ðïéïýìåíïí (созданием) фюзиса или
технэ, в той транскатегориальной интерпретации
бытия, которая, удерживая в себе преодолевае$
мую категориальную интерпретацию, представ$
ляет собой вершину Метафизики Аристотеля,
вершину, с которой связана его теология и даже
его интерпретация всей первой философии как
™ðéóôÞìç èåïëïãéêÞ. Метафизика в греческом смыс
$
ле — это, следовательно, явление глагольной фор
мы в существительном, иначе говоря, явление
причастия, но в том значении, в каком Шатобриан
говорил о Явлении Комбура. Комбур был известен
поэту с самого детства. И вот вдруг, но на расстоя
$
нии, Комбур является, и то, что в нем имеется óá
-
öÝóôåñïí öýóåé, теперь затемняет то, что было лишь
óáöÝóôåñïí ¹ì‹í, и, как говорит поэт, «внезапно», в
том смысле, в каком Хайдеггер, не думая о поэте,
который тем не менее проезжал Месскирх и даже
15