Бонвеч Б., Галактионов Ю.В. История Германии. Том 1

Подождите немного. Документ загружается.

Городская

сельская

экономика

179

мы его были многообразны. Ведется наступление на крестьянские

общинные земли. За

счет

захвата

общинных угодий растет господ-

ское скотоводство. На домениальных землях расширяются посевы

льна и

других

технических

культур,

на которые резко вырос спрос

со стороны бурно развивавшегося ремесленного производства.

Это вело к увеличению барщины. Во многих

духовных

и светских

феодальных владениях шло массовое насильственное превращение

свободных чиншевиков в лично зависимых крестьян. Возрастают

судебные и личные повинности крестьян, в том числе так называе-

мый посмертный побор, юридической основой которого являлась

лично-наследственная зависимость крестьян. В районах распро-

странения арендных отношений идет развернутое наступление фео-

дальных сеньоров на права арендаторов. Наследственные держания

превращаются в

пожизненные,

ухудшаются

для крестьян условия их

получения, разнообразятся методы феодальной эксплуатации арен-

даторов.

Ответом стали массовые крестьянские выступления, ставшие

повседневным фактом общественно-политической жизни Герма-

нии

в областях, расположенных к западу от Эльбы. Знаковым стало

восстание крестьян в Юго-Западной Германии в

1439-1445

гг., вы-

ступивших против вторгшихся в страну отрядов разноплеменных

французских наемников-арманьяков. Здесь впервые крестьяне вы-

ступили под знаменем «Башмака» (крестьянской обуви с длинными

шнурками),

ставшего символом крестьянского сопротивления. Под

этим

знаменем сражались крестьяне из многих областей Германии

Швейцарии. Как и в предыдущем восстании, его участники стре-

мились объединиться с городской оппозицией.

В последней четверти XV в. антифеодальная борьба немецких

крестьян начинает все больше приобретать черты крестьянской вой-

ны.

Начало ее новому этапу положило в 1476 г. крестьянское дви-

жение под руководством жившего в деревне Никласхаузен

(Фран-

кония)

сельского

пастуха

и народного проповедника Ганса Бехайма

(Ханс Бём). Движение началось в форме массового паломничества,

когда по призыву Бехайма стали стекаться многотысячные массы

паломников

из Франконии, Баварии, Эльзаса и

других

немецких

земель.

Получивший известность как затейник деревенских

свадеб

и на-

родных праздников, обладавший поэтическим и ораторским даром,

Ганс Бехайм прославился своими проповедями, в которых гневно

обличал пороки

духовенства,

его

тягу

к мирским благам и требовал

12*

180

Глава

Ш.

Германия

XII-XV

вв.

полного истребления этих «лжепастырей».

духе

раннего христиан-

ства проповедник призывал фактически к полному равенству людей:

«Пусть

господа трудятся за поденную плату и пусть все

будет

общим,

никто

не должен иметь больше

другого».

В 1476 г. Ганс Бехайм был схвачен властями, обвинен в ереси и со-

жжен на костре, а крестьянское восстание жестоко подавлено. Но

проповедовавшиеся им идеи больше не покидали немецкую почву,

формулируя то понимание Реформации, которое спустя полвека

развил Томас Мюнцер.

На

рубеже

ХУ-ХУ1

вв. под знаменем «Башмака» возникают пер-

вые конспиративные заговорщические организации, в которых

созреет идея готовить боевые отряды (самая известная из них была

создана в 1502 г. в Шпейерском епископстве зависимым крестьяни-

ном

Иосом Фрицем).

Возрастание политического компонента в антифеодальном кре-

стьянском движении на

рубеже

XVI столетия нашло также свое

выражение в усиливающихся требованиях устранения княжеского

произвола, что проявилось в распространенных призывах: «Ника-

ких властей, кроме единой власти императора». Так немецкая дерев-

ня

втягивалась в общее

русло

движения, подготовившего великую

социальную

бурю

начала XVI в.

3. Культура и духовная жизнь

Культура двора

Культура

Германии

X1I-XV

вв. представляла собой сложный

сплав различных традиций:

культуры

рыцарской среды, бюргерства,

крестьянства, интеллектуально-религиозной элиты. Ее верхний этаж

составляла

культура

элиты, в которой наиболее заметную роль играл

придворный мир. Культурная жизнь двора во многом была связана

с политическими интересами

государства

и его правителей.

нуждами двора был связан такой важный феномен культурной

жизни

эпохи, как летописание, или жанр хроники. Это особенно

ярко

прослеживается в творчестве классика этого жанра —

Оттона

Фрайзингского

(Фрайзингенского, ок.

1111-1158).

Обоснование все-

мирно-исторической концепции было тесно связано с проблемами

современной ему жизни. Согласно ей мир состоит из

двух

царств.

Одно из них вечное, небесное,

другое

временное, земное. Одно от

Бога,

другое

от дьявола; одно олицетворяется символически в Иеру-

Культура

духовная

жизнь

181

салиме,

другое

в Вавилоне. Задача «Хроники» Оттона Фрайзингского,

которая

была написана

между

1143 и 1146 гг., заключается в описа-

нии

исторического развития этих

двух

«царств».

При этом автор под-

черкивает, что после того как Римская империя стала христианской

в ее границах образовался единый христианский мир, оба «царст-

ва» соединились в «смешанное царство». Его история и привлекает

главное внимание автора.

В центре изображения — католическая церковь и государство

(империя)

как исторические реальности средневекового мира.

Они

не противостоят

друг

другу,

так как это государство является

христианским.

Оно персонифицируется в

двух

фигурах, стоящих

во главе единого христианского мира. Каждая из них поставлена

Богом

и имеет свои права и обязанности. Одна ведает таинствами

духовным мечом, творит церковный суд; другая светским мечом

защищает весь христианский мир от его врагов, наказывает безбож-

ных и творит светский суд. Каждая из них не должна вмешиваться

дела другой. Обладателями светского меча провозглашались

германские императоры, так как они унаследовали земную власть,

принадлежавшую ранее римским цезарям. Произошло это вслед-

ствие «трансляции» Римской империи, «перенесении» ее сначала

империю Карла Великого, а затем и в средневековую Германскую

империю.

Принадлежа по своему происхождению и положению к высшей

феодальной знати, светской и духовной (он был дядей Фридриха I

братом Конрада III, настоятелем Фрайзингского аббатства в Ба-

варии),

Оттон Фрайзингский глубоко переживал борьбу империи

папства. Это придавало «Хронике» явственное трагико-пессими-

стическое звучание.

В этой борьбе Оттон Фрайзингский не отдавал предпочтения ни

одной

из сторон. Однако созданная им концепция

«двух

царств», на

смену которым приходит «смешанное царство», объективно служила

обоснованию

притязаний Фридриха I на обладание верховной свет-

ской

властью в католическом мире. Более того, она могла служить

для него оправданием борьбы с папством, поскольку Оттон Фрай-

зингский

полагал, что хрупкое единство христианского мира было

разрушено как раз политикой последнего, выражением которой ста-

ло отлучение Генриха IV папой Григорием VII и начавшаяся борьба

за инвеституру. Таким образом, итальянская политика Фридриха I

получила в произведении Оттона Фрайзингского высшее историко-

теологическое обоснование и оправдание, ставшее своего рода руко-

182

Глава

III.

Германия

ХП-ХУ

вв.

водством к действию. Недаром вскоре после вступления Фридриха

на

престол он прислал ему вместе с сопроводительным письмом вто-

рую»

несколько переработанную редакцию своей «Хроники».

Немалую роль в

культурных

традициях штауфеновского двора

играл такой фактор, как личность самого правителя.

Особую

славу

этом смысле снискал внук Фридриха Барбароссы, получивший

у современников прозвище

Чудо

Мира, — Фридрих II. Известный

своей любознательностью, образованностью, знанием нескольких

языков

(немецкого, итальянского, французского, латыни, арабского,

греческого, еврейского), Фридрих II пользовался широкой извест-

ностью среди интеллектуалов того времени. Стремясь повысить

авторитет своей власти в международном научном сообществе, он

привлекал ко

двору

ученых

и переводчиков из разных стран. Султан

Египта по его просьбе прислал ему известного астронома. Пригла-

шенные

философы переводили Аристотеля, Авиценну, Аверроэса.

Некоторые

почерпнутые из этих переводов

знания

воплотились в за-

конодательстве Фридриха II. Покровительствуемая им Салернская

школа

впитала в себя традиции арабской медицины.

Фридрих II и сам писал научные трактаты. Его авторству принад-

лежит такой известный опус, как

«Трактат

об искусстве соколиной

охоты»

— традиционного увлечения многих мусульманских прави-

телей, от которых император нередко получал в качестве даров ди-

ковинных

зверей и птиц,

например,

исландского кречета. Звери, осо-

бенно

охотничьи и экзотические, часто использовались в качестве

почетных

даров,

так как,

входя

в систему геральдики, играли важную

роль в символической репрезентации власти

государей

в средневе-

ковую эпоху (это отразилось и в прозвищах многих могущественных

особ:

например,

герцоги Генрих Лев,

Альбрехт

Медведь).

Широко

известна религиозная терпимость Фридриха II Штау-

фена.

Косвенным образом это подтверждает саркастическая оценка

императора хронистом Матвеем Парижским, который писал: «В на-

роде говорят, что Фридрих II больше следовал закону Магомета,

чем Иисуса Христа, завел себе сарацинских наложниц... давно был

другом

и союзником скорее им, чем христианам». Впрочем, религи-

озная

лояльность императора имела вполне отчетливо различимый

политический

подтекст. Ситуация борьбы с папством вынуждала

Штауфена виртуозно владеть искусством политического

«слалома»

искать диалог с мусульманскими правителями Востока. Интеллек-

туально-религиозная атмосфера, царившая при дворе Фридриха II,

существенно отличала ее от

той»

которой дышала придворная среда

Культура

духовная

жизнь

183

других

европейских

государств

этого времени. Политические трения

с папством, контакты с арабскими интеллектуалами, знакомство

с «рациональным» наследием античности в контексте тех процессов,

которые способствовали «десакрализации» сознания мирян в высо-

кое Средневековье, определяли своеобразие религиозного сознания

императора и некоторых его придворных — сознания, которое явно

контрастировало со стереотипными формами мышления, присущи-

ми

тому

времени.

Неслучайно с его именем связано немало всякого рода легенд, пе-

редаваемых его современниками. Францисканский хронист Салим-

бене рассказывает, например, следующие характерные эпизоды из

его жизни. Однажды император приказал плотно запечатать в

ящик

некоего человека, а через некоторое время велел вскрыть его. Когда

ящик

был распечатан, то, обнаружив в нем мертвое тело и не найдя

признаков

присутствия души, император преисполнился сомнений

«в посмертном бытии

души».

другой

раз он удовлетворил свое

«научное»

любопытство следующим образом. Приказав обильно

угостить

двух

людей, он затем одного отправил спать,

другому

же

приказал бодрствовать. Через некоторое время велел умертвить

обоих и вскрыть у них желудки, чтобы установить, где пища была

усвоена лучше.

Религиозная терпимость и широкие интеллектуальные интере-

сы императора имели определенные границы. Фридрих II мог себе

позволить общаться с кем

угодно

обсуждать

сложные вопросы

мироздания,

но интеллектуальный горизонт простых подданных

должен был ограничиваться ценностями его

государства.

Так, осно-

вав в 1224 г. Неаполитанский университет, император запретил всем

желающим обучаться наукам учиться где-либо кроме этого универ-

ситета. Те подданные, которые к

тому

времени уже обучались в севе-

роитальянских университетах, должны были под страхом смертной

казни

и конфискации имущества в самом скором времени вернуться

домой. Очевидно, Фридрих

II,

хорошо осведомленный относительно

распространенных в северной Италии коммунальных свобод, стре-

мился предотвратить проникновение их в свое государство.

Важнейшую роль в системе массовой коммуникации аристокра-

тического общества играла

поэзия.

Поэт часто оказывался своеобраз-

ным

политическим комментатором, перед которым его покровитель

ставил

задачу

формирования общественного мнения. Естественно,

что в обмен поэт был вправе ожидать от своего господина вполне

184

Глава

Ш.

Германия

ХП-ХУ

вв.

определенных благ. Вальтер фон дер Фогельвейде, миннезингер той

эпохи,

прямо пишет об этом:

О князь Апулии, хранящий Вечный град,

нищ,

хотя искусством так богат.

Мне

только б свой очаг,

не прошу палат.

(Пер. О.

Румера)

«Очаг»,

который пожаловал император поэту, —

удел

в Вюрцурге,

которому было присовокуплено 30 марок годового

дохода,

— по-

зволил

Вальтеру

чувствовать себя достаточно уверенно за спиной

такого могущественного покровителя, чтобы подтрунивать над жад-

ностью герцога Леопольда Австрийского, чьим гостеприимством он

раньше пользовался.

Неудивительно, что он мог позволить себе и едкий смех в адрес

могущественных противников Штауфенов, включая самого папу:

Как

набожно, небось, смеется папа в Риме,

Своим

монахам говоря: «Я все устроил с ними».

Что так он вправе

утверждать

— позор для нас!

«Двух

аламаннов, — говорит

он,

— я венчал за раз

тем, чтобы помочь немецким землям разоряться,

Казне

же нашей быстро наполняться.

церковным

ящикам

своим я их согнал, как скот;

Их

серебро в сундук мой скоро перейдет.

Вино

и кур,

попы,

гоните

рот,

А немцы пусть... постятся».

(Пер.

И.

Иванова)

Культура рыцарства

Однако

содержание творчества поэтов той поры не исчер-

пывалось интересами заказчика. Рыцарская поэзия и роман, вышед-

шие

из-под пера известных миннезингеров высокого Средневековья,

запечатлели наряду с общей средневековой картиной мира ценно-

сти жизни рыцарского общества Германии. XIII в. — век расцвета

миннезанга.

В это время творили такие известные поэты, как Валь-

тер фон дер Фогельвейде, Готфрид Страсбургский, Вольфрам фон

Эшенбах, Гартман фон Ауэ, Нейдгарт фон Рейенталь и др. В XIII в.,

как

полагают некоторые исследователи, при дворе Штауфенов окон-

чательно складывается широко известная рыцарская эпопея «Песнь

Нибелунгах».

Культура

духовная

жизнь

185

Литература рыцарской среды

дает

возможность обрисовать круг

рыцарских предпочтений и идеалов, выявить их ценностные ориен-

тации.

Главным императивом рыцарской этики выступает понятие

чести. Оно тесно связано с идеей воинского подвига и рыцарской

авантюры. Главные герои «Песни о Нибелунгах», Зигфрид и

Гунтер»

отправляются в неведомые края, чтобы подтвердить свою репута-

цию

славных воинов. Воинский подвиг понимается в категориях

некоего избыточного, «нерационального» мужества. Герой нередко

знает (как знает Хаген — вассал бургундских королей в «Песне о Ни-

белунгах»)

о грозящей ему гибели, но идет навстречу ей, демонстри-

руя безрассудную с точки зрения современного человека смелость.

При

переправе войска через Дунай

Хагену

было поведано пророчест-

во,

что никто из его войска не возвратится из этого предприятия жи-

вым.

Узнав об этом, Хаген не только не повернул назад, но, изломав

челн,

отрезал всякую возможность вернуться домой, сопроводив это

словами:

Судно я изломал сейчас,

Чтоб ни один предатель, коль есть такой меж нас,

Покинуть

не решился товарищей в беде.

Пусть знает:

трусу

всюду

смерть — и в сече, и в воде.

(Пер.

Ю.

Корнесва)

Такого рода идеал был важным этическим регулятором пове-

дения

рыцаря в условиях тогдашнего общества, поскольку рыцарь

являлся

главным защитником и опорой социума, жизнь которого

во многом зависела от готовности его воинов пожертвовать всем

ради него. В то же время этот идеал зафиксировал и укорененность

рыцарском менталитете установок, имевших глубокие природные

истоки.

Рыцарь, демонстрируя «избыточное» мужество, подсозна-

тельно стремился самоутвердиться в глазах окружающих, доказать

свою силу (нередко в ущерб

делу.

Во время крестового похода герцог

Леопольд Австрийский и Ричард Львиное Сердце настолько стреми-

лись

доказать собственное воинское превосходство, что когда гер-

цог первым водрузил спой стяг над Акрой, Ричард Львиное Сердце

приказал

сорвать его и растоптал в пыли. А последующие распри не

дали этим знаменитым крестоносцам удачно завершить

«богоугод-

ное» предприятие).

Неудивительно, что кодекс рыцарской чести предполагал невоз-

можность сражаться со слабым противником или же противником,

вооружение которого уступало его собственному. Зигфрид в «Песне

186

Глава

III

Германия

ХП-ХУ

ев

Нибелунгах», не зная о готовящейся ему западне, предлагает Гун-

теру

Хагену

посостязаться в

беге

(«кто первый

будет

у ручья, тому

хвала

и честь»). При этом он

дает

своим противникам фору: «Я дам,

улегшись наземь, вам

убежать

вперед... за вами гнаться сзади я соби-

раюсь в полном охотничьем наряде».

Рыцарская

честь предполагала в качестве обязательного импе-

ратива поведения верность слову. В «Песне о Нибелунгах» скрипачу

Вербелю, принесшему ложную клятву, что бургундских королей

Этцель и Кримхильда примут как гостей, Хаген

отрубает

правую

руку.

Связь

между

отрубленной рукой и клятвой самая прямая. Или

другой пример: Хаген, оказавшись в руках врагов, имеет шанс спасти

свою жизнь, выдав тайну клада и предав тем самым своих господ.

Верный вассал отказывается, говоря, что до тех пор, пока жив кто-

либо из бургундских королей — его сеньоров, он

будет

молчать.

Кримхильда освобождает Хагена от клятвы, предъявляя ему окро-

вавленную голову Гунтера — одного из королей. Хаген тем не менее

не

выдает тайну: теперь тем более никто не узнает, где хранится клад,

сам он тайны не выдаст, а его господина уже нет в живых.

Крим-

хильда самолично

отрубает

ему голову, убедившись, что невозможно

склонить

Хагена к предательству.

Христианская этика способствовала закреплению на ценностном

уровне понятия верности как одного из важнейших структурообра-

зующих социум идеалов. Нужно заметить, что для немецкой поэзии

христианское звучание мотива верности свойственно гораздо в боль-

шей

степени, нежели для французской или итальянской. Вольфрам

фон

Эшенбах начинает свой знаменитый роман «Парцифаль» вступ-

лением

о верности и неверности. Тот, кто был неверен, не имел ниче-

го святого, неминуемо попадет в ад. Рыцарственный дух, соединен-

ный

с отвагой и верностью, поможет заслужить спасение:

Неверности

прощенья нет,

Ее

одежды — черный цвет,

ей во мраке ада дом.

Кто

пред людьми был чист во всем

верность Богу сохранил,

Сиянье

рая заслужил

(Пер Л

Гинзбурга)

Литература рыцарской среды выявляет органичную связь

поня-

тий

чести, могущества и богатства. Чем сильнее и могущественнее

рыцарь,

тем, как правило, он и богаче. Богатство являлось знаком

Культура

духовная

жизнь

187

не

только могущества, но и удачливости. Именно поэтому в «Песне

Нибелунгах» основная коллизия рыцарской эпопеи разворачива-

ется вокруг темы клада.

Чем

богаче рыцарь, тем он щедрее. Щедрость — оборотная сто-

рона

удачи

и могущества. Кодекс чести включал в

себя

щедрость как

обязательную максиму поведения рыцаря. Богатые пиры, роскошная

одежда, дорогое оружие — публичные знаки могущества и удачли-

вости. Вместе с тем богатство имело не только психолого-симво-

лический

смысл. Оно являлось и средством привлечения вассалов.

Маркграф

Рюдегер, вассал Кримхильды, поставленный перед выбо-

ром:

сохранить верность своей госпоже или

дружбу

с бургундскими

королями,

просит Кримхильду освободить его от присяги вассаль-

ной

верности и предлагает возвратить пожалованные ему ленные

владения — земли с бургами.

Стремление к богатству и самоутверждению, табуированное хри-

стианской

этикой и оцениваемое церковью как греховные алчность

гордыня, подсознательно всегда определяло те или иные поиски

рыцарства. Средневековый социум давал возможность примирять

эти

устремления с интересами самого общества, подчинив его эгои-

стические устремления идеям «справедливой» войны, помощи сла-

бым,

что работало на нравственное самосовершенствование рыцаря.

Нередко

эти устремления обретают в рыцарской поэзии и романе

сублимированно-утонченный, казалось бы, отвлеченный смысл: ры-

царь

ищет нечто, что не имеет прямого практического значения для

его жизни или жизни окружающих, скажем, легендарный Грааль.

Именно

такой путь проходит главный герой романа Вольфрама

фон

Эшенбаха «Парцифаль». Сын короля

Гахмурета,

погибшего

рыцарских странствиях на Востоке, Парцифаль был воспитан

матерью в

лесу,

чтобы его не постигла участь отца. Но от

судьбы

не

уйти. В лесу же Парцифаль встречается с рыцарями короля

Артура

решает стать одним из них. Побывав при дворе короля

Артура,

Парцифаль

сражается с Красным рыцарем и побеждает его.

Пово-

ротный

момент его

судьбы

— встреча с «рыбаком» Амфортасом,

который

и «подсказывает» ему путь к Граалю. Однако долгое время

Парцифаль

не может достичь цели: ему мешает разлад с Богом.

Наконец,

появляется вестник и сообщает рыцарю, что тот прошел

свой

путь искупления. В итоге, минуя все препятствия, Парцифалю

удается достичь мистической цели и он становится королем Грааля.

Не

только рыцарские доблести, но и преодоление своей греховности,

188

Глава

III.

Германия

ХН-ХУ

вв.

благочестие оказываются залогом нравственного совершенствова-

ния

героя.

Понятие

любви в рыцарской

литературе

наполнено специфиче-

ским

содержанием. Оно также связано со стремлением рыцаря к са-

моутверждению, как и

богатству.

Неудивительно, что любовь нередко

предстает перед читателем на страницах того или иного средневеково-

го текста как часть рыцарской авантюры, в

ходе

которой рыцарь до-

бивается внимания знатной и красивой дамы, которой он никогда не

видел, но о чьей красоте и знатности был наслышан. Именно таким

образом начинается история сватовства Зигфрида и

Гунтера

к своим

«избранницам сердца», сопряженная с многочисленными воинским

подвигами, с помощью которых рыцари добиваются своего признания

дамами (и, конечно же, окружающими). Куртуазный идеал любви так-

же имел оцивилизовывающую рыцаря подоплеку. Во имя дамы рыцарь

совершал многие свои подвиги, помогал слабым, наказывал

«злодеев»

т. д. При этом менялся и нравственный облик рыцаря, учившегося

подчинять свои природные, эгоистические устремления определен-

ным

этическим нормам.

Немецкие

поэзия и роман испытали большое влияние христиан-

ства, различных жанров церковной традиции, в частности, житий-

ной

литературы в трактовке любви. В них мы найдем гораздо меньше

куртуазных и

«чувственных»

мест, чем во французских, или, скажем,

итальянских литературных жанрах соответствующего характера.

Романтический идеал земной любви тесним в немецкой лирике и ро-

мане спиритуальным идеалом любви

«духовной»,

опосредованной

религиозным чувством. На страницах поэзии миннезингеров

слу-

жение даме перерастает в служение Богу, приверженность бренно-

му — в приверженность вечному. Большое место в этой

литературе

занимают морализаторские мотивы.

Именно

в таком смысле

звучит

тема любви в романе Гартмана

фон

Ауэ «Бедный Генрих». Наказанный Богом за чрезмерную горды-

ню проказой Генрих, отринутый всеми, встречает

девушку,

готовую

отдать

за него жизнь. Она узнает, что прокаженный выздоровеет,

если его тело

будет

омыто кровью невинной девушки. Генрих готов

принять

эту

жертву.

Но в самый последний момент его

охватывает

глубокое раскаяние. В тот момент, когда эскулап уже готов занести

нож, Генрих отказывается от жертвы. За это Бог прощает ему пре-

грешения, Генрих чудесным образом исцеляется и

берет

пришедшую

спасти его

девушку

в жены. Романтическая история носит вполне

прозрачный морализаторский смысл.