19
мы убедимся, что вопреки ожиданиям противоположная точка зрения тоже имеет право на
существование, потому что в Неживом театре часто бывают мучительные, незавершенные и
даже вполне удачные, хоть и кратковременные, прорывы в. реальную жизнь.
В Нью-Йорке, например, наиболее омертвевшим элементом, безусловно, является
экономика. Это не значит, что все созданное в Нью-Йорке ник уда не годится, но театр, где из
экономических соображений нельзя потратить на подготовку спектакля больше трех педель,
искалечен в самой своей основе. Время — еще не все, иногда за три недели можно
достигнуть удивительных результатов. Бывают случаи, когда то, что мы неточно называем
алхимией или везением, приводит к поразительному взрыву активности, и тогда одно
открытие следует за другим, вызывая цепную реакцию удач. Но такие случаи — редкость;
здравый смысл подсказывает, что, если репетиции, как правило, должны продолжаться не
больше трех недель, спектакли, как правило, от этого страдают. Эксперименты исключаются,
риск невозможен. Режиссер обязан показать товар лицом, иначе он будет изгнан, а вместе с
ним и актеры. Разу меется, время тоже можно использовать без всякого толка и смысла;
потратить несколько месяцев на дискуссии, переживания, импровизации и не прийти ни к
чему. Я знаю актера, который семь лет репетировал «Гамлета» и ни разу его не сыграл,
потому что постановщик умер прежде, чем работа была завершена. С другой стороны, в
спектаклях, поставленных в Советском Союзе по системе Станиславского, в течение многих
лет сохраняется такой уровень исполнения, о котором мы можем только мечтать. «Берлинер
ансамбль» умеет хорошо использовать время; здесь не скупятся и тратят на подготовку
нового спектакля около 12 месяцев, но в результате за ряд лет этот театр создал целую серию
постановок, каждая из которых по-своему замечательна и раскрывает до конца все
возможности труппы. Пользуясь упрощенным языком дельцов. «Берлинер ансамбль» —
более выгодное предприятие, чем обычный коммерческий театр, где наскоро состряпанные
представления так редко польз уются успехом. Каждый сезон на Бродвее и в Лондоне
ставится множество дорогостоящих спектаклей, которые ид ут одну-две недели, и лишь
изредка случается чудо и появляется действительно что-то интересное. Многочисленные
неудачи тем не менее нисколько не расшатали сложившуюся систему и не поколебали веру в
то, что в конце концов все образуется. На Бродвее цены на билеты непрерывно растут,
поэтому, хотя от сезона к сезону убытки тоже растут, каждый новый «гвоздь сезона», как это
ли парадоксально, приносит больше дохода, чем предыдущий. Театр посещают пес меньше и
меньше людей, а в окошечко театральной кассы в каждом отдельном случае поступают все
большие и большие суммы денег,
VI
когда-нибудь одни последний миллионер заплатит целое
состояние за то, чтобы посмотреть спектакль, на котором он будет единственным зрителем.
Так получается, что дело, которое одним приносит убыток, для других оказывается весьма
прибыльным. Все жалуются, однако многих такое положение вещей вполне устраивает.
Для тех, кто непосредственно связан с искусством, эта система губительна. Бродвей — это не
джунгли, это огромный агрегат, состоящий из множества хорошо подогнанных друг к другу
деталей. Но каждая из этих деталей обезображена и деформирована во имя того, чтобы
подходить ко всем остальным и безотказно выполнять свои функции. На Бродисс находится
единственный в мире театр, где любой артист — я говорю сейчас не только об актерах, но и
о художниках, композиторах и осветителях — нуждается в агенте дл я защиты своих личных
интересов. Это отдает мелодрамой, тем не менее каждый работник бродвейского театра в
каком-то смысле постоянно находится в опасности: он ежедневно рискует своей работой,
своей репутацией и сложившимся укладом жизни. Теоретически такое напряжение должно
создавать атмосферу страха, и будь это так, разрушительность подобной системы стала бы
очевидной. На деле, однако, подспудное напряжение создает совсем иную, хорошо
известную бродвейскую атмосферу повышенной эмоциональности, внешнего дружелюбия и
нарочитой бодрости. На первую репетицию «Дома цветов» композитор Гарольд Арлеп
пришел с гол убым васильком в петлице, с шампанским и с подарками для всех участников
спектакля. Пока он обнимал и целовал исполнителей, автор либретто Трумэн Кэпот мрачно
шепнул мне на ухо: «Сегодня день любви. Законники явятся завтра». Он оказался прав. Перл