ние «во владении» (в подданстве, рабстве, на службе) у того или иного
государства, государя, сеньора, хозяина; сословное или кастовое проис-
хождение; цеховая принадлежность; местность, откуда человек родом (или
которая является его родовым владением); и, наконец, личное имя и
прозвище (или родовое имя у аристократов). При этом такие важнейшие
маркирующие характеристики, как язык и социальные обычаи, в большинстве
сословных обществ были сравнительно мало значимы с точки зрения
различения людей на «своих» и «чужих». Редкие исключения из этого правила
(Китай, Греция), где совершенное владение местным языком и этикетными
нормами рассматривалось как признак «цивилизованности» человека, его
полноценной включенности в местную социокультурную среду, только
подчеркивали преобладающую индифферентность к этим вопросам в других
сообществах. Исключительная значимость политико-конфессионального
аспекта в социальной идентичности человека еще больше обозначилась с
утверждением универсальных мировых религий (буддизма, христианства,
ислама), теоретически вообще «отменявших» какие-либо этнические различия
среди своих адептов.
Роль образования в «национальном воспитании» в рассматриваемую
эпоху представляется столь же размытой, как и само этническое чувство лю-
дей того времени. Во всяком случае, очень трудно представить себе монас-
тырскую школу, средневековый университет, медресе или домашнее
воспитание и обучение в крестьянской, ремесленной и даже в
аристократической среде, где бы учили «быть патриотом, любить свою Родину,
хранить и развивать родную культуру и национальный язык». Понятие
«родина» относилось к местности или населенному пункту, откуда человек
родом, и не имело национально-государственного смысла. Патриотизм был
проявлением верности конкретному хозяину, сеньору, государю.
Этноплеменная история народов пассивно сохранялась в фольклорных
преданиях, исторических хрониках и описаниях путешественников, но, судя