Ганзелка И., Зикмунд М. От Аргентины до Мексики

Подождите немного. Документ загружается.

хороша для гурманов на другом конце света — и только тогда

кофе может отправляться в долгий путь за моря и океаны.

Оно может исчезнуть в ненасытных утробах стальных велика-

нов, может переплыть океаны; под его тяжестью может над-

рываться армия портовых рабочих, на нем могут зарабаты-

вать транспортные компании и страховые общества, агенты и

торговцы, фабриканты и мальчики на посылках, — и, нако-

нец, кто-нибудь сможет выпить это кофе...

Но мы забыли об одном звене; в Сантусе и в целом мире

кофе это звено — самое важное.

Мы забыли о семидесяти «бессмертных», утверждающих,

что они определяют мировые цены на кофе. О семидесяти гос-

подах в белых тропических костюмах, которые дважды в день

усаживаются на семьдесят резных кресел в шестиугольном

зале Официальной биржи кофе. Их имена время от времени

меняются, но семьдесят занятых ими кресел остаются.

Их работа — это спекуляция, это предугадывание буду-

щего хода дел и предвидение будущей игры между спросом

и предложением на свободном рынке. Настоящего же товара

они никогда не видят. Многие из них никогда ничего по-на-

стоящему не покупают и ничего не продают. Они лишь играют

па разнице курсов. Эта горстка держит в руках надежды и

страхи сотен тысяч людей, которые построили свою жизнь

на кофе и которые всю жизнь с напряжением следят за баро-

метром сантусской биржи. Повышение курсов означает для

них подъем и благосостояние. Понижение — еще большую

бедность, безработицу, покинутые плантации, а для многих —

полный крах. Сотни тысяч жизней висят на волоске курсов,

которые создаются здесь. И только те, кто впервые называет

эти курсы, стоят на другом полюсе мира кофе. Они могут

разбогатеть, когда другие разоряются, и могут потерять все,

когда кофе идет в гору.

Твердая цена на кофе — вот залог успеха и спокойной ра-

боты труженика.

А залог обогащения биржевика-спекулянта — это вечное

колебание цен. Если это колебание не возникает само по

себе, его нужно вызвать искусственно, хотя подобный шаг за

несколько минут уничтожает плоды многолетнего труда со-

тен и тысяч людей.

В зеленой пыли, висящей над улицами Сантуса, царит

вечно напряженная атмосфера борьбы за цену кофе, с которой

еше и сегодня неразрывно связаны экономические судьбы

многих стран Южной и Центральной Америки.

А исход этой борьбы до сих пор решают семьдесят номе-

ров на креслах биржи в Сантусе.

122

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

СХВАТКА С ПУСТЫНЕЙ И МОРЕМ

В Риу-Гранди — самом южном бразильском порту — полу-

денная сиеста.

Запах гнилой рыбы висит над грязными портовыми ули-

цами, зажатыми многочисленными складами и портовыми со-

оружениями. На углу, перед магазинчиком с облупленной вы-

веской «Эмпреса Атлантика» сидят в тени два полусонных

парня.

— Подождите немножко, шеф должен быть здесь с ми-

нуты на минуту...

И вдруг сонная улица ожила. К тротуару подкатил ма-

ленький автобус на широких двойных колесах и высадил куч-

ку взмокших пассажиров. Двое парней в сомбреро залезли на

крышу автобуса и начали сгружать груду узлов и мешков,

сбрасывая их прямо на руки пассажирам. Седовласый шофер

в синем берете стер пот со лба и, прежде чем выключить мо-

тор, привычно нажал два раза на акселератор.

123

— Сеньор Сантус?

— Си, сеньор!

Морщинки на лице этого морского волка атлантических

песков собрались в приветливую улыбку.

— Нас послал к вам автоклуб в Порту-Алегри. Вы можете

дать нам сведения о...

— Вы хотите проехать до Чуй, да?

— Мы хотим испытать машину на пляже.

-• Стоп, это вам не асфальт! Знаете, что такое песок?

— Мы немного поездили по песку. Сахара, Ливийская

пустыня. Верхний Египет, восемь дней в Нубийской пустыне

по компасу...

— Гм... А на чем едете?

Показываем «татру». Старый Сантус таращит глаза от

удивления.

— Вот это зверь! Сколько же у вас груза?

— Вместе с нами почти тонна.

— А шины — нормальные, — говорит он, наклоняясь к ко-

лесам.— Не выезжайте сегодня на пляж. Пожалейте машину.

Погода нынче неверная. Мере неспокойное...

—• Речь идет о технических испытаниях машины. Вряд ли

нам еше представится такая возможность. Нет, мы непремен-

но должны попробовать...

— Ну, как хотите, только из воды вас вытаскивать будет

некому. На всем побережье ни одной живой души. От Касино

до первого маяка нужно проехать сто тридцать километров,

а потом еще девяносто к уругвайской границе, до Чуй. Кое-

где на пляже встречаются длинные колчоны...

— Что это такое?

— Воздушные пузыри под слоем песка, этакие подушки,

понимаете? Смотрите в оба! С виду эти места более темные...

— Когда отлив?

— Месяц восходит. Значит, вы могли бы отправиться в

половине третьего. Минутку! Мой сын должен сегодня ехать

в Чуй. Он поедет порожняком, в такую погоду я к нему пас-

сажиров не пущу. Подождите его в Касино! Счастливого

пути, друзья!

ОБЛОМКИ ДВУХ КОРАБЛЕЙ

Под колесами шуршит мокрый асфальт. Тринадцать кило-

метров серой ленты до Касино, куда по воскресеньям ездят

взглянуть на волны прибоя и выпить холодного, как лед,

пива. А за этими тринадцатью километрами — конец света...

124

Песок и море. Большой Пляж. Машина содрогается от по-

рывов сильного юго-восточного ветра. Иногда нам кажется,

что небо впереди проясняется. Но это только кажется. Просто

в то время нам очень хотелось, чтобы небо было как можно

чище, чтобы оно было таким ясным, как тогда, в Асуане,

над раскаленными песками Нубийской пустыни...

Сады Касино скрываются за пеленой удаляющегося дож-

дя. А над бушующим морем сквозь тучи все же пробиваются

первые солнечные лучи.

Как только дождь прекратился, нас окружила группа

рыбаков.

— В такую то погоду — на прайю? Или вам надоела ваша

машина?

— Мы едем с молодым Сантусом...

— Он такой же сумасброд, как и старик. Но с ним вы,

возможно, проедете. Вполне возможно. Море он знает, как

свои пять пальцев, но ведь иногда и на старуху бывают

проруха.

Ровно в половине третьего на пляже показался пустой

автобус Сантуса и из окошка кабины выглянуло его смуглое

лицо.

— Едем? Время дорого!

— Едем!

Рокот двух моторов смешался с шумом прибоя.

Первая разведка грунта. Некоторое время «татра» проби-

рается по мягкому сухому песку, до которого волны не дока-

тываются. Потом ее следы совпали с двойной колеей широких

шин автобуса Сантуса. Вспененные языки прибоя то и дело

лизали пятнадцатиметровую полосу «дороги», с другой ее сто-

роны поднимались грозные валы мягкого песка. Песка, от

которого не было спасения.

Море слева, песок справа...

«Песок плотнее всего там, где через него перекатываются

волны», — звучали у нас в ушах слова Сантуса.

— В таких местах никогда не останавливайтесь, — недав-

но советовали нам друзья в Риу-Гранди. — Много шоферов

попалось на удочку, поверив в обманчивую плотность песка:

останавливались, — а когда, спустя минуту, хотели тронуть-

ся с места, было уже поздно. Мокрый песок постепенно осе-

дает под давлением узких шин, и через некоторое время ма-

шина безнадежно увязает по самые оси. Если поблизости нет

людей, чтобы как можно скорей вытащить ее, она неумолимо,

миллиметр за миллиметром, погружается все глубже и глуб-

же. Пройдет несколько часов, через нее начнут перехлесты-

вать волны прилива, а когда море отхлынет, из песка будет

125

торчать в лучшем случае только крыша. В таком положении

два человека совершенно бессильны что-либо сделать...

Небо на юге неожиданно затянулось новой пеленой свин-

цовых туч. Едва мы отъехали от Касино каких-нибудь два-

дцать километров, как на пляж обрушились потоки сильного

дождя. Автобус Сантуса сворачивает к низкой песчаной на-

сыпи, за пределы досягаемости волн, и останавливается. Мы

с опаской тормозим около него.

— Что же дальше? А мы тут не завязнем в песке?

—• Здесь — нет. Это одно из немногих надежных мест.

Я их знаю все наизусть. Сухой наносный песок. Когда песок

немного осядет, можно будет передвинуться на метр дальше,

чтобы не засесть слишком глубоко. А при таком дожде ехать

нельзя. Скоро вы не отличите море от пляжа.

За нами лежало двадцать километров пляжа. Оставалось

еще двести. Минуты тянулись отчаянно медленно. Слева на

нас набрасывались волны Атлантики, справа стекали потоки

дождевой воды, которую не успевала впитывать потемневшая

корка песка.

Прошел драгоценный час отлива, прежде чем небо прояс-

нилось. Дождь чудесно преобразил прибрежные песчаные про-

сторы. Утрамбованный водою песок превратился на границе

прибоя в идеальное шоссе. Совершенно ровная его поверх-

ность, выглаженная морскими волнами, не уступала авто-

страдам Нового Света. Стрелка спидометра подскочила

к цифре «80». Мы закрепили ручной газ, и машина полетела

по песчаной равнине, почти не касаясь земли. Нас охватило

пьянящее чувство радости оттого, что мы могли сворачи-

вать на пять метров влево и тут же подаваться на десять

вправо, зная, что нам не помешают встречные машины и не

«накроет» автоинспекция, притаившаяся где-то за поворо-

том. ..

— Посигналь, пожалуйста, Сантусу, чтобы остановился.

Я заберусь на крышу автобуса: здесь же просто необходимо

заснять «татру». Ты держись метрах в двадцати от автобуса,

а я возьму широкоугольный объектив, чтобы картина полу-

чилась поспокойнее.

Сантус смеется, но нетерпеливо поглядывает на часы.

— Долго не задерживайтесь, до маяка Альбардан остает-

ся больше семидесяти километров. Мы еще рискуем попасть

в сильную бурю. Нам может пригодиться каждая минута.

Необычно, странно выглядит «татра» с крыши малень-

кого автобуса. Порою кажется, что она плывет по воздуху.

Лишь живая синусоида набегающих волн тянется под ее ко-

лесами, как линия воображаемой границы, отделяющей друг

126

от друга две етихии: расплавленное море, играющее осле-

пительными бликами, и желтую россыпь золотистых песчи-

нок пустыни; пропуская через свое сито мельчайшие капли

воды, она постепенно меняет цвет, переходя в коричневую

сиену.

И только поперечные ручьи дождевой воды, на которых

автобус сильно встряхивает, возвращают нас к действитель-

ности, закрывая всю картину фонтанами брызг.

Небольшие серые птицы с белыми крыльями стаями сидят

на берегу, играя с начинающимся приливом, и мелкими шаж-

ками удирают от наших машин. Мы проезжаем мимо затонув-

шего американского десантного судна, которое в свое время

село тут на мель. Песок уже поглотил половину корпуса.

Немного дальше — останки еще одного судна; из воды торчат

лишь обломки мачты и носовая часть. Корму безвозвратно за-

сосал бездонный песок в нескольких метрах от берега.

Сантус уже едет один; он скрылся из виду где-то поза-

ди нас.

Мы пришпорили «татру», шайбы на флагштоках, с кото-

рых мы перед дождем сняли флажки, от встречного ветра

держатся на середине стойки и поднимаются, как только мы

прибавляем газ. Стрелка бензомера, точно прикованная, за-

мерла на трех четвертях, и, кажется, будто бензин вообще

не убавляется. По временам мы испытываем такое ощущение,

словно летим в самолете. Не чувствуется ни малейшей

тряски...

— Смотри-ка, что там такое, впереди?

— Похоже на тучи песка. Это песчаная буря! Так же вот

и в Ливии начиналось.

— Только тот раз мы могли остановиться и переждать.

Через пару часов здесь начнется прилив, и тогда — конец...

— А как быть с цилиндрами, с поршнями и подшипни-

ками? Фильтры нас не спасут!

— Сантус словно предчувствовал это. Смотри, — ветер по-

ворачивает на юг. Он ускорит прилив и погонит море к дюнам.

Необходимо найти местечко потверже и ждать, пока подъедет

Сантус...

Через несколько минут над песчаной косой между морем

и лагуной Мангейра разыгралась грозная буря. Взвихрился

поднятый ветром песок, смерчем полетел низко над землей,

превратив горизонт в кошмарный серый хаос.

Ничего не видно в двух шагах.

Началась борьба; борьба за «татру», борьба с. морем, с се-

кундами и разбушевавшейся стихией. Борьба, которая не шла

в сравнение ни с высокогорными кручами, окутанными обла-

127

ками, ни с поединком в Нубийской пустыне, когда мы оста-

лись без питьевой воды, ни с топкой грязью кенийских дорог

при пятидесяти девяти градусах Цельсия в тени.

Быть или не быть — вот за что началась борьба.

„НЕ ВЗДУМАЙТЕ ОСТАНАВЛИВАТЬСЯ..."

Песчаная буря неистово хлещет «татру», прижавшуюся

к низкой дюне под свинцовым небом.

Песок проникает всюду: и под капот мотора, и сквозь ре-

шетку масляного радиатора, и в узкие щели под дверцами,

и через вентиляцию под ветровым стеклом. Песок забивается

в глаза, в уши, в ноздри, скрипит на зубах. Он загоняет нас

обратно в машину, как только мы вылезем из нее по-

смотреть, не увязают ли колеса. Тысячами игл колет он

лицо и руки.

В течение пяти минут за «татрой» намело высокий песча-

ный сугроб; он разрастается с каждой секундой. По седому

простору Атлантики мчатся к берегу вспененные волны. По

небу несутся клочья темных туч и тучи поднятого с земли

песка. Мы едва различаем собственный голос, тонущий в ре-

ве прибоя и беспрестанных раскатах грома.

— Где же Сантус со своей колымагой? Почему он не при-

бавит газу, если сам без конца твердил, что нельзя терять ни

минуты?

Прилив продолжается, и вода неудержимо прибывает.

Вихрь сворачивает прямо на север и все выше гонит вол-

ны по узкой полосе пляжа.

— Куда же делся Сантус? До маяка остается больше со-

рока километров. Если он не прибудет минут через пять, при-

дется ехать ему навстречу...

Шесть часов вечера.

За пеленой песка, дождя и водяной пыли прибоя показался

силуэт машины Сантуса. На минуту он останавливается возле

«татры».

— У меня засорился карбюратор! Карбюра-а-а-тор! —

сложив ладони рупором у рта, пытается Сантус перекричать

беснующуюся стихию. — Южный ветер! Через три четверти

часа пляж будет под водой! Дальше идет трудный песок!

Надо ехать...

— Ничего не понять!

— Надо екать по воде! Песок вас выдержит! По воде! Сле-

дите за краешками волн! Держитесь моих следов! Поняли?

128

— Ладно. Поезжайте!

— Если завязну, меня не ждите! Оттуда уж доберусь

пешком. Вы тоже! Не вздумайте только останавливаться там,

иначе каюк! Не выжимайте сцепления. Лучше всего первая

скорость и полный газ! Поехали!

ВОДА ПРИБЫВАЕТ

Чистая случайность, что мы не завязли на первых же ме-

трах, пока пробрались от дюны к волнам прибоя. В самый

критический момент мы почувствовали под колесами твердую

почву и машина сразу рванулась вперед. Волны перед нами,

к счастью, поглощают поднятый песок и относят его на не-

сколько метров вправо, к дюнам, минуя мотор и воздушные

фильтры. Машина балансирует между двумя стихиями, из ко-

торых одна коварнее другой. Слева — море, справа — мягкий,

предательский песок. Бездонные закрома песку, в который по-

гружаешься при первом же движении. Обратного пути нет.

Отступление невозможно. Только вперед! Вперед во что бы то

ни стало!

Вихрь срывает с гребней волн тучи брызг и швыряет их

в машины. Временами мы ничего не видим в двух шагах перед

собой. Едем вслепую. С моря катится первый вал волны.

Невольно подаемся в сторону, чтобы избежать встречи с ним,—

и колеса тут же врезаются в мягкий песок. Первая скорость,

полный газ! Напрягая все силы, «татра» пробивается обрат-

но к воде, с трудом набирает скорость. Едва стрелка спидо-

метра опускается ниже «тридцати», песок сразу же начинает

оседать под колесами. Мотор ревет, давая не менее 4 000 обо-

ротов в минуту. Скорость свыше пятидесяти километров.

— Юрко, попали же мы в переделку...

•— Ну, самое плохое, видать, позади.

— Надолго ли?

Слева накатывается новая волна. Сгребая с отмели горы

песку, сна движется навстречу нам, с грохотом разбивается

в нескольких метрах от нас —и мутный поток вспененной

воды обрушивается на машину. «Татра» грудью пробивает

водяную стену, туча брызг окатывает ветровое стекло. Опять

едем вслепую. Песок скрипит под стеклоочистителем. Чув-

ствуется, что под напором воды автомобиль теряет скорость.

Стеклоочиститель лишь на мгновение протирает на стекле

прозрачные полукружия. Новая волна, третья, десятая..

Из-под колес бьют фонтаны воды и песка.

О г Аргентины до Мексики

129

Опасаемся за перегретые цилиндры. Несколько раз пы-

таемся свернуть к берегу и выбраться на более высокие

места, но всякий раз неудачно. Дорога одна — морем...

Все теперь зависит только от того, не подведет ли преры-

ватель-распределитель, выдержат ли провода, идущие к све-

чам. Все остальное неважно. Вся надежда на «татру».

— Осторожно! Тормози!..

— Не могу! Увязнем! Объеду!

В последнюю секунду мы заметили автобус Сантуса, бол-

тающийся из стороны в сторону на глубоком песке у самых

волн. Он быстро теряет скорость. До него остается несколько

метров.

— Куда? Справа мягкий...

— Влево! По воде!

На тридцатикилометровой скорости, поднимая фонтаны

воды, проносимся мимо автобуса Сантуса, едва не задев его.

Просто чудо! ..

„Я НЕ ВЕРИЛ, ЧТО ВЫ ДОЕДЕТЕ"

Вечер. Половина седьмого.

Счетчик пройденного расстояния показывает только 195.

По карте мы должны уже быть на 211-м километре, у маяка.

Еще шестнадцать километров.

С момента нашего старта у дюны прошло тридцать беско-

нечных минут. Остановиться нельзя, ибо после первой же

остановки мы не сумеем ни тронуться с места, ни выбраться

из песка. На пляж и на неистовствующее море опустились

сумерки. Сгущающуюся темноту осветили сзади лучи фар

автобуса Сантуса. Пробился! Вот он приближается, обго-

няет «татру», на минуту Сантус оглядывается на нас, и в све-

те наших фар видно, что он бодро улыбается. Молодец

Сантус!

— Сколько там на спидометре?

— Двести один. Еще десять километров.

Никогда эти километры не были такими долгими, как

в этот раз. Волны одна за другой бьются о машину. Внутри

нее полно воды. Вместе с песком она проникает и во втулки,

и между листами рессор, и в тормозные барабаны, а возмож-

но, и под капот, к двигателю. Не хочется даже думать об

этом.

С каждой минутой море, поднимаясь, заливает все новые

и новые дециметры пляжа. Мы уже потеряли представление

130

о времени. Следим только за волнами и песком, срастаясь

с механизмом борющейся машины...

— Свет! Впереди свет! ..

— Маяк!

Сноп света прорезал вдали темноту и пропал. Вот опять

в ночной тьме вспыхнул спасительный луч. Волны бьются

о низ машины, каждый натиск воды задерживает наше про-

движение; становится страшно при мысли, что можно за-

стрять почти у цели и в самый последний момент бросить

«татру» на съедение морю, которое продолжает подниматься,

поглощая новые метры пляжа и суживая пространство перед

дюнами до невероятно тонкой ленточки, заливаемой растущи-

ми волнами. Языки прибоя проскакивают уже за дюны. При-

ходится пробиваться по все более глубокой воде.

Напряжение доходит до предела.

Огненные бичи маяка хлещут ночь, до него почти рукой

подать. Вдруг Сантус резко сворачивает с прямой дороги и

направляет свою машину направо, в ту сторону, где он бы

еще секунду назад безнадежно завяз и остался бы на месте,

ожидая медленной гибели. Это небольшая каменистая пло-

щадка под маяком Альбардан, недоступная морю. Спаси-

тельный оазис в пустыне, полной ловушек, неистовства стихий

и безнадежного мрака ночи...

Две машины стоят перед деревянным домиком смотрителя

маяка. Трое рабочих, которые монтируют здесь новый маяк,

бурно приветствуют молодого Сантуса и с удивлением раз-

глядывают нашу «татру». Сантус, измученный, как и мы, этой

драматической поездкой, медленно закуривает сигарету и вы-

ходит из своего автобуса.

— Я не верил, что вы доедете. Такого я еще не видывал,

а я с детства езжу с отцом в Уругвай по пляжу. Удивитель-

ная машина. Хорошую школу прошли вы в Африке...

Выключив мотор, мы некоторое время продолжали сидеть,

чтобы не выдать, как у нас дрожат колени. Точно такая же

реакция, что и тогда, в Аргентине, в болотах около Мачагая;

только в тот раз можно было переждать пару дней или не-

делю, пока не подсохнет дорога. А сегодня на карту была

поставлена наша машина...