Иоганн Густав Дройзен. Историка
Подождите немного. Документ загружается.
II. Историческая работа
сообразно ее формам
Нравственные начала
§ 55 (60), 56 (61)
Мы исходили из того, что историческое исследование
и восприятие вещей, относящихся к человеку, есть
только один особый вид наряду с другими возможно
>
стями научного рассмотрения, причем его наипервей
>
шее и непосредственное значение полностью принадле>
жит настоящему, его интересам и мотивам, заключает>
ся в подлинном знании этих вещей, познание и изуче>
ние которых определены как раз этими разными подхо>
дами, поскольку эти вещи по их сущностному содержа>
нию суть здесь и идут своим путем, независимо от того,
воспринимают ли их и исследуют в историческом плане
или нет. Но историческое исследование на каждом
шагу зависит от их сущностного содержания. Ибо как
раз содержание, каковое мы непосредственно имеем в
наличии в настоящем, историческое исследование хо>
чет вновь познать и доказать в минувших временах, а
именно из преданий, остатков и следов, оставшихся
еще в настоящем; и его задача целиком заключается в
том, чтобы передать, насколько возможно, эти пред
>
ставления о прошлых временах и одновременно углу
>
бить наши знания о настоящем на основе его содержа
>
ния путем понимания его становления и бытия.
У нашего исследования нет иного пути, чем наблю
>
дать все формы, в которых движется настоящее мира
людей, пытаясь неустанно продолжать самоусовершен
>
ствоваться, стараясь понять, как они стали таковыми,
предполагая, что люди по свойству своей природы все
>
гда двигались в таких формах, хотя и реализуемых вся
>
кий раз иначе. В этих формах перед нашим исследова
>
304
нием стоит целый ряд вопросов, по которым оно долж
>
но определять свои изыскания, и этот ряд включает все
вопросы, поскольку все нравственные отношения зани
>
маются ими.
Мы не раз замечали, что элементы, из которых стро
>
ится нравственный мир, суть отдельные люди и их во
>
левые акты, но что эти элементы далеко не являются
индивидуалистическими в своем роде, абсолютными и
абстрактного самоопределения, как это утверждают
многие, начиная от Гоббса и Ж.>Ж. Руссо и до сего
>
дняшнего нигилизма, а скорее, напротив, путем много
>
образного взаимовлияния получают свое содержание.
Сущность нравственных общностей, как êïéíùíßáé
впервые с глубокой проницательностью развил Аристо
>
тель; между прочим в первой главе его «Политики» гово>
рится: «А тот, кто не способен вступить в общение или,
считая себя существом самодовлеющим, не чувствует
потребности ни в чем, уже не составляет элемента госу>
дарства, становясь либо животным, либо божеством».
9
Человек нуждается в нравственных общностях с пер>
вого момента своего наличного бытия, чтобы защитить,
восполнить и преодолеть слабость и беспомощность сво>
его естественного бытия. Только в нравственных общ>
ностях он станет тем, чем он становится и должен быть.
Он результат этих общностей, стереотипы которых за>
тем наполняют его сердце и совесть, и, будучи нравст
>
венными силами, поднимают его над его убогим одино
>
ким «Я».
Эти общности властвуют над нами как нравственные
силы, мы чувствуем их власть над нами, примиряя их с
нашим чувством самоопределения, познавая их как
нравственный долг. Благодаря этому мы пожинаем
обильные плоды, познавая и владея в них нравственны
>
ми дарами, в которых мы видим залог самого благород
>
ного, что у нас есть, возможность постоянного восхож
>
дения вперед и выше.
Любая из нравственных сил создает себе свою своеоб
>
разную сферу, свое собственное движение и форму,
замкнутые в себе и неустанно увеличивающиеся, с пол
>
305
ным правом претендует быть живой и действенной во
всяком индивиде, определять и выражать его нравст
>
венное бытие в ее сфере. И любая из этих сил предъяв
>
ляет каждому одну и ту же претензию: он принадлежит
своей семье, своему народу, своему государству, своей
вере; он может и должен принадлежать одновременно
всем и полностью. Ибо ни одна сила не исключает дру
>
гую, как звуковые волны и световые волны идут парал
>
лельно, не мешая друг другу. Он, индивидуум, есть не
молекула человечества в том смысле, будто эти атомы,
наметанные друг на друга в бесконечную кучу, подобно
песчинкам дюн, составляют человечество, а оно являет
>
ся только суммой, обобщением всех этих нравственных
сил и форм, и индивидуум есть только в непрерывности
и общности этих нравственных сил, только как их соот>
ветствующий носитель и работник, только живой член
в них, как «рука, отделенная от тела, уже не рука».
Эти общности вследствие чувственно>духовной при>
роды человека возникают либо из его естественных,
либо из его идеальных потребностей, либо они пред>
ставляют собой нечто среднее между ними, либо они ро>
дились из тех и других одновременно.
Естественные общности в основном обязаны своим
возникновением моменту размножения, т. е. обновле>
ния рода в индивидах. Идеальные, духовные общности
представляют контраст: они должны как бы опреде
>
лить индивидов по роду и наполнить их тем, что есть у
рода общего и обретенного (процесс воспитания и обра
>
зования). Между теми и другими общностями находят
>
ся сферы самосохранения, т. е. постоянное выравнива
>
ние духовного и плотского начал.
Не потребность в пропитании, размножении, самосо
>
хранении,— таковая есть и у животного,— а то, что эта
потребность сразу же претворяется в нравственные
формы семьи, труда, права и государства, учреждает
эти отношения, превращая их в нравственные силы.
Не потребность издавать звуки, передающие ощуще
>
ния, придумывать себе в своем бессилии абсолютную
власть божества и т. д. вызывает к жизни языки, рели
>
306
гии, а то обстоятельство, что эта потребность превраща
>
ется в чувственную восприимчивость и сообщитель
>
ность, претворяется в общности, образуя идеальные
силы. Как видим, одни общности только относительно
естественные, другие — относительно идеальные; оба
фактора находятся в определенном равновесии или все
снова пытаются его восстановить.
А. Первый разряд: природные общности
§ 57 (62)
Природными общностями мы называем те, которые
определяют человека естественным и, как было хорошо
сказано, субстанциональным образом. Ибо внутри этих
общностей человек получает, можно сказать, свою пред>
определенность, тип своей телесности, точно так же,
как и тип своей духовности. В этих общностях он завер>
шается в своей естественности.
Природные общности отличаются от более поздних
тем, что только здесь личность приобретает такие опре>
деления, которые лежат за пределами их нравственной
ответственности.
Рациональное рассмотрение выдвинуло гипотезу,
что имелись так или иначе заложенные первичные со>
стояния человечества, что те воздействия, которые ока
>
зывают на него климат, пища, ландшафт и т. д., разви
>
ли одних людей так, других иначе. Более глубокая спе
>
куляция, пожалуй, углубила, устраняя непостижи
>
мость начал, прекрасное повествование Ветхого завета
в том смысле, что человеческий род выпал из первобыт
>
ного состояния божественного промысла и что его исто
>
рическая жизнь теперь — собирание потерянного из его
разорванных фрагментов.
Историческое исследование отказывается участво
>
вать в решении поставленной альтернативы. Оно не мо
>
жет ни открывать какой>либо божественный Промы
>
сел, ни признать, что климат, питание, ландшафт
и т. д. вылепили, как из куска глины, так или иначе
307
природу человека. Не потому, что наши исследования
решили доказать, что нет никакого божественного Про
>
мысла; но насколько мы знаем природу человека, он
был бы полезен человеку только постольку, поскольку
он сумел бы что>либо от него усвоить и переработать.
Ибо не божественная мудрость, а труд ради мудрости
составляет ценность и призвание человека.
И то же самое говорит наша наука относительно вто
>
рого предложения. Не потому, что она не понимает зна
>
чительности таких моментов, оказывающих физиче
>
ское и физиологическое воздействие, но их влияние
имеется налицо лишь благодаря тому, что они воспри
>
нимаются, усваиваются, уподобляются человеком, они
являются лишь стимулами, раздражителями, условия
>
ми, в которых изобретательный человек должен проти>
водействовать им при помощи своего ума, должен уп>
ражнять свое тело; упражняясь, он развивает умствен>
ные и физические органы, которые ему особенно нужны
в таких условиях, как, например, матрос привыкает к
такой походке, как он ходит на постоянно качающейся
палубе. Не американский девственный лес превратил
индейца в охотника, а потому что тот больше всего лю>
бил охотиться, он не прорубал просеки в лесу, не учился
обрабатывать землю. Как бы иначе появилась наряду с
культурой индейцев>охотников культура ацтеков, ве>
ликие фрагменты архитектурных сооружений которой
в Мексике еще и сегодня вызывают восхищение?
Но кто задаст вопрос, почему ацтеки отличаются от
индейцев>охотников, негры от белых, древнейшие
культурные народы от многих других, еще не достиг
>
нувших культуры, от тех, кто начал совершенно иную
культуру, то на этот вопрос историческое исследование
ему ничего не найдет ответить, только подтвердит, что
это так. Пусть другие исследования попытаются объяс
>
нить это, но при этом пусть они поберегутся давать та
>
кие объяснения, которые могли бы равным образом от
>
носиться как к животному, так и к человеку.
В сущности естественных общностей заключается
то, что всякое молодое поколение наследовало, вновь
308
используя, от своих старших их знание, опыт, трудо
>
вые навыки, которые те в свое время приобрели путем
учебы и опыта. Конечно, не все в равной степени, а сре
>
ди них были и такие, кто был более внимательным и
изобретательным, чем другие, кто, учась, добавлял к
старому новое и в свою очередь, передавая по наследст
>
ву свой опыт детям, мог стать свидетелем, как более ум
>
ные, сильные, смелые шли дальше него. Невероятно
малыми шагами новое присоединялось к новому; по
>
степенно, бесконечно повторяясь, это дало плодонос
>
ную почву, на которой произросла более высокая чело
>
вечность, которая, процветая, создавала все более бога
>
тую и плодородную почву. Ибо «давайте и дастся вам»
(Лука, 6, 38). Куда только проникает взор историка,
там уже давно произошло разделение народов, опреде>
лены типы их внешности, их языков, их веры, их куль>
турных способностей.
Тем самым мы не объясняем истории человечества,
но мы понимаем возможность явлений, которые она по>
ставляет. Мы доказываем не то, как могла начаться ис>
тория вообще, а то, что если она некогда началась, то в
ней одновременно с начальным толчком было заложено
средство дальнейшего развития. Ибо, раз начавшись,
она должна была сразу же в любом последующем на>
стоящем обосновать унаследованное прошлое, а в язы>
ке, воспоминании учреждать свое наличное бытие,
стоящее выше неустанного потока мгновения, свой ду
>
шевный, внутренний мир, стоящий над переменчивым
внешним миром. Как бы глубоко ни был сокрыт избы
>
ток благодати человеческой одаренности, уже в естест
>
венных общностях наличествовала некая форма, чтобы
в противовес обмену веществ и бегу быстро сменяю
>
щихся настоящих моментов создать человечество и
удержать его, создать в творении Бога и из него иной
мир, который древние мистики называют возвращени
>
ем творения к Богу.
Старое высказывание, что человек — венец Творе
>
ния, означает не что иное, как мысль, что нравствен
>
ный мир должен пронизать и преобразить естествен
>
309
ный мир, что как человек создан по образу и подобию
Бога, так и природа отражает образ человека.
Естественные общности являются первой ступенью к
этому. Ибо в них только тварное, к которому причастен
человек вследствие своей чувственной стороны натуры,
возводится в нравственную сферу благодаря серьезно
>
му волению, любви, долгу, верности. Естественные
общности превратятся в многочисленные формы нрав
>
ственного наличного бытия.
а) Семья
§ 58 (63)
Если мы начинаем с семьи, т. е. претендуем на то,
чтобы она рассматривалась как объект истории, то мо>
жет сложиться представление, будто это происходит в
угоду лишь той схеме, которую мы некогда выбрали.
Ибо что общего у семьи с историей? Уже то, что в семье
миллионы раз повторяется одно и то же, говорит о том,
где ее место.
Легко доказать, что эти соображения ложны. Повто>
рение имеет место даже в отношении государства, но
что можно рассказать о государстве готтентотов или эс>
кимосов? В таком случае семья как нравственная еди>
ница, как мы ее понимаем, является сама результатом
длительного исторического опыта и развития. Идея
семьи имеет свою долгую историю.
Впрочем, в истоках семьи заложено естественное
стремление полов объединиться для рождения детей.
Но с этого первого и самого низкого начального момента
она проходит целый ряд преобразований, в результате
которых она в конце концов становится самым внутрен
>
ним выражением нравственной сущности. Ибо мера
нравственности выражается в способности самопожерт
>
вования личности, в полном растворении ее в общности,
членом которой человек себя ощущает и хочет быть та
>
ковым. И это чувство сильнее всего и проще всего выра
>
жается в семье. Ибо ее члены отказались либо взаимно
310
от своей личности (родители), либо они еще не стали
личностью и должны еще стать ею в процессе долгого
труда (дети), либо, хотя они и достигли совершенноле
>
тия, но все же помнят, что они — дети этих родителей,
следовательно, чувствуют свою неотделимость от этого
тесного сообщества и единства семьи. В этом тесном
кругу каждый отдельный член осознает себя через соз
>
нание другого и других, он имеет себя лишь полностью в
другом, и в этой неисчерпаемой взаимности, любви, до
>
верии, в этой полноте взаимовлияния и душевного дви
>
жения заключается единство семьи, дух семьи. Конеч
>
но, в природе этой первой нравственной общности зало
>
жено, что она все время выходит за пределы себя, что
дети и внуки основывают сами в свою очередь семьи, и
что родственные круги, чем дальше они от центра, тем
чаще живут врозь. Но в каждом вновь образованном
круге повторяется тот же глубоко значительный круго>
ворот, каждый круг обогатился наследием и благосло>
вением родительского дома, у каждого та же новая зада>
ча основать замкнутый в себе нравственный мир само>
пожертвования, самоотречения и верности.
Таким образом, семья является одновременно и са>
мой простой человеческой общностью, и самой совер>
шенной, совершенной настолько, что все иное может
быть заключено в ней. Каждый проживает свой ма>
ленький неприметный кусочек истории, основывая
свою семью. Это — главная, подлинная история его
жизни, и такой она остается у него в воспоминаниях.
Тысячу раз повторяется одно и то же, и все же для каж
>
дого совершенно по>своему и индивидуально, и людям
никогда не приестся рассказывать о себе во все новых
книгах, как выдуманные люди прожили такой кусочек
истории. В связи с нашими рассуждениями важно под
>
черкнуть, как наипростейшая естественная общность,
та, которая, кажется, целиком и полностью вырастает
из потребности продолжения рода, напротив, возника
>
ет и протекает исторически.
Для многих, для большинства людей, вся их нравст
>
венная, т. е. историческая жизнь движется в сфере
311
семьи. В ней сосредоточены их труд, их заботы и радо
>
сти, все их интересы. Семья для них — их мир,ивтовре
>
мя, как ощущают великие судьбы как нечто далекое и
чужое, бытие с женой, детьми и внуками для них все: в
рамках семьи, в этом семейном зеркале они видят и ощу
>
щают свою жизнь. Это не разрыв с более высокими нрав
>
ственными общностями. Ибо все общности покоятся на
самопожертвовании, верности, воспитании, которые
проще и сильнее всего соблюдают в семье. Не для того,
чтобы стало и развивалось нравственное бытие, сущест
>
вует семья. Она сама есть произведение прогрессивного
нравственного наличного бытия, которое в свою очередь
лелеет и возвышает ее самое. Там, где семья здоровая,
здоровы и государство, и религия, и все человечество.
Если история путем исследования хочет понять эпо>
ху, государство, религиозную общность, то она должна
прежде всего постараться увидеть, какой тип семьи там.
Как может быть в многоженстве верность жены, почте>
ние детей? Как может нравственно выражаться сила
взаимности там, где значение женщины видят только в
рождении детей, например в Израиле, где бесплодную
отправляют в дом родителей? Чем выше нравственное
развитие, тем интимнее становится моногамный брак,
тем заботливее воспитание детей, тем свободнее отноше>
ния всех членов семьи в воспитании и любви. Древне>
римская добродетель существовала, пока семья была
строгой и простой. И в наши дни критерий тот же.
б), в) Род и племя
§ 59 (64), 60 (65)
Сама собой напрашивается мысль, что семья, расши
>
ряясь, становится затем родом, племенем, народом; и
не только рациональная историография прошлого века
любила проводить эту мысль, но и во многих сказаниях
народов она много раз повторяется.
Естественно, такие сказания ничего не доказывают;
если и можно предположить, что род людской произо
>
312
шел от одной пары, а ее потомство через семьи расши
>
рилось до родов и племен, то обсуждение такого вопроса
выходило бы за пределы любых возможностей истори
>
ческого исследования.
Но откуда же идут такие племенные сказания древ
>
них евреев, греков, германцев и т. д.?
Такие сказания являются просто попытками, если
можно так сказать, понять себя и мир. Тот непрелож
>
ный факт, что род в определенной совокупности и иден
>
тичности здесь налицо, отличается от других, ощущает
себя иным по сравнению с ними, тот факт, который
имеют перед глазами, объясняют по аналогии с разрас
>
тающейся семьей, что этот род, это племя были основа
>
ны одним предком, одним героем племени, в котором
затем видят и почитают тип своей общности. Он — во>
площенная идея этого единства, и то, что помнят об ис>
тории своей общности, как представляют ее деяния и
надежды, переносят запросто в историю героя племени.
Он — общее имя, на которое переносится все, что каса>
ется тех, кто называет себя по нему, или полагают, что
они так называются. Ибо и имя точно так же перенесено
на героя. Если в странствиях древних эллинов склады>
вается пестрое скопление из разных народов, называю>
щих себя эолийцами, памфилами, то герой племени на>
зывается Эол и т. д. Как видим, это логическое своеоб>
разие процесса. Он обозначает историческое начало.
Как это единство, будучи результатом процесса станов
>
ления, имеется несомненно налицо, так и оно переме
>
щается из конца ряда развития в его начало, а конеч
>
ный результат становится начальной целью.
Я могу также употребить выражение: понять самого
себя. Пониманию мира служит та же самая формула в
следующем эпизоде. Люди окружены другими враж
>
дебными им племенами, быть может, они покорили или
поработили одних, других предстоит еще покорить.
Как и свое собственное, чужое рассматривают также
в таких персонификациях, переносят на героев чужих
племен ненависть против тех, кого они олицетворяют.
Ненависть детей Израиля против Ханаана сводят к
313