Кирюшина Ю.Ф., Тишкина А.А. (ред.) Исторический опыт хозяйственного и культурного освоения Западной Сибири: Сборник научных трудов

Подождите немного. Документ загружается.

121

мере к временам эпохи бронзы. Главный персонаж мира – Зерван,

вечное божество бесконечного (но и ограниченного!) Времени,

Пространства и Судьбы. То было существо андрогинное (двупо-

лое). Оно обитало в Мире «пустом», т.е. лишенном Неба, Земли,

светил и «живых тварей», потенциальных почитателей Зервана.

Как раз отсутствие тех, кто назвал бы его лестным словом Творец,

зародило у него идею рождения сына – доброго бога-созидателя

Ахура-Мазды, коему следовало поручить роль устроителя всего

недостающего в пустоте.

Но такая мысль могла обрести реальность лишь при усерд-

ных жертвоприношениях Судьбе и молениях о даровании ему же-

ланного. При свершении того и другого в течение тысячелетия (!),

случилось непоправимое: Творец после столь долгого срока служе-

ния Судьбе усомнился в пользе молитв в честь ее, ибо ожидаемого

результата не было. Последствием недопустимого для мира богов

сомнения стало зарождение во чреве Зервана не одного, а двух сы-

новей, что вынудило его принять два опрометчивых решения:

– власть над миром будет дана тому, что выйдет из чрева

первым;

– то, что так оно и случится, Творец подтвердил нерушимой

клятвой.

Ко всему прочему, роковой просчет допустил и всеведущий

уже во чреве, желанный сын его Ахура-Мазда, способный воспри-

нимать мысли отца. Он простодушно поделился знанием решения

Зервана с «порождением Сомнения», – с братом своим, воплощени-

ем Зла – Ангхро-Майнью. Тот, узнав тайные мысли Зервана, возна-

мерился переиграть Судьбу и, первым выйдя из чрева, стать влады-

кой Мироздания. Задуманное и было коварно свершено: носитель

Зла разорвал чрево Творца в неположенном месте (сбоку), «явил»

ему свое отвратительное обличье и дерзко объявил себя Ахура-

Маздой. Зерван пришел в ужас от свирепого вида самозванца и,

обозвав его «Нечистым», «Воплощением Тьмы», «Носителем Зла и

смердящего запаха», попытался не признать в нем законного сына.

Ангхро-Майнью, однако, напомнив Творцу о его нерушимой клятве,

вынудил его содрогнуться и зарыдать при осознании полного бесси-

лия изменить Судьбу.

Между тем, следуя обычному пути выхода из чрева Праро-

дителя, на свет появился истинный Ахура-Мазда, «Бог светлый и

122

благоуханный». Зервану пришлось, во исполнение клятвы, про-

возгласить владыкой Мира «Духа Зла» Ангхро-Майнью, но он

ограничил власть его 9 000 годами. Ахура-Мазде же осталось

лишь утешаться пророчеством Творца о воцарении своем во Все-

ленной по прошествии срока «Правления Зла», когда должна бы-

ла наступить пора исправлять зло «Сгинувшего в Небытие» и

творить добро во благо живых тварей, земных служителей Зерва-

на, который «был, есть и вечно будет» в упорядоченной «светлым

богом» Вселенной.

В свете изложенного предлагаю интерпретировать фантасти-

ческого зверя и личину на плите из могилы № 8: первый персонаж

композиции – в качестве предтечи «Духа Зла, лжи и разрушения» –

Ангхро-Майнью, а второй – в качестве предтечи Ахура-Мазды –

«Бога Добра, правды и созидания». Если так оно и есть, то откро-

ются новые широкого простора перспективы семантических рекон-

струкций в сфере всего окуневского искусства. Зервано-

зороастрийские каноны и постулаты позволят также должным об-

разом оценить монументальность разряда памятников окуневской

культуры – грандиозные астросвятилища на вершинах гор и эф-

фектные храмовые комплексы, открытые в изобилии на севере Ха-

касии, в долинах рек Белый и Черный Июс.

В этой связи особенно заманчивыми видятся возможности

реконструкций в будущем космогонии, космологии, астрономии и

календаристики окуневского жречества, а с ними и того, что оста-

ется обычно трудно уловимым для археологов – морально-

нравственные (в духе зервано-зороастризма) устои, которые про-

возглашались представителями духовно-интеллектуальной элиты

культур эпохи ранней бронзы юга Сибири.

П.В. Мандрыка

Красноярский государственный университет

ПОДВЕСКА С АНТРОПОМОРФНЫМИ

ИЗОБРАЖЕНИЯМИ ИЗ РИТУАЛЬНОГО

ЗАХОРОНЕНИЯ НА ЕНИСЕЕ

Металлическая средневековая пластика Средней Сибири –

уникальный археологический объект, привлекающий внимание

большого числа исследователей, особенно в последние годы. Нако-

пленные к настоящему времени сведения о ней послужили основа-

123

нием для попыток создания ее классификаций и определения

хронологии в разных регионах Сибири (Чижова Л.В., 1983; Чин-

дина Л.А., 1991 и др.). Одной из групп металлической пластики

являются антропоморфные изображения. Один такой предмет был

обнаружен на поселении Нижнепорожинское-1 в Казачинском рай-

оне Красноярского края, располагавшегося в южнотаежной подзо-

не долины Среднего Енисея.

Поселение входит в круг памятников Казачинского археоло-

гического микрорайона и расположено на 11-метровой террасе ле-

вого берега Енисея в створе Казачинского порога. Памятник от-

крыт и изучался автором в 1987–1991 гг. Вскрыто 343 м

его пло-

щади. Выявлено два культурных слоя – железного века–

средневековья и мезолита (Мандрыка П.В., 1989; 1992).

Средняя мощность первого культурного слоя не превышает

40 см. Он частично разрушен русскими постройками и размыт по-

ловодьями. Основная масса керамики и находок из слоя относятся

к нижнепорожинскому этапу раннего железного века (V–III вв.

до н.э.) (Мандрыка П.В., 1998; Гридина И.Н., 1991), однако, кроме

них, здесь обнаружены черепки и металлические изделия раннего

средневековья. Стратиграфически разновременные артефакты не

разделяются.

Находку бронзовой подвески тут нельзя считать случайной,

поскольку рядом с ней был зафиксирован железный черешковый

трехлопастной наконечник стрелы с удлиненно-ромбическим пе-

ром, остроугольным острием и покатыми плечиками (рис. 1). Эти

предметы размещались возле скопления древесных углей размера-

ми 0,3х0,4 м и, возможно, свидетельствуют о разрушенном и раз-

мытом ритуальном захоронении.

Подвеска с антропоморфными изображениями (рис. 1.-2) из-

готовлена из оловянистой бронзы техникой плоского односторон-

него литья. Размеры 4,0х4,5 см, толщина 0,2 см. Миниатюра хоро-

шей сохранности, если не считать, что в трех местах имеются не-

большие дыры – дефекты литья. Подвешивалась через треугольное

отверстие.

На миниатюре изображены два стоящих человека, воина –

мужчина и женщина. Фигурки людей очень похожи, но не тожде-

ственны. Для них характерен общий прием передачи деталей лица

(круглые глаза, приостренные подбородки), аналогичные детали

головных уборов (длинные «ухи», спускающиеся ниже плеч), трех-

124

палые руки согнуты в локтях и лежат на животе выше пояса, ноги

скрыты. Детали одежды отсутствуют, но она подпоясывалась поя-

сом, который украшался прямоугольными бляхами.

Рис. 1. Железный наконечник стрелы и бронзовые изображения

двух воинов: 1, 2 – Нижнепорожинское, 3 – Новоильинское

У левой фигуры, подчеркиваются детали, указывающие на

изображение женщины: прямой нос, неширокий рот, изящный кон-

тур лица, округлая макушка, ожерелье на шее. Наборный пояс уз-

кий и передан шестью рельефными квадратами.

У правой фигуры, изображающей мужчину, контуры лица

более грубые (скулы и рот широкие). Верхняя часть головы приос-

трена, а нос в нижней части горизонтально расширен. Эти элемен-

ты указывают, скорее всего, на головной убор (шлем), чем на рас-

пущенные волосы. Пояс немного крупнее, чем на левой фигуре, и

состоит из четырех рельефных квадратов.

Представленный комплекс предметов из Нижнепорожинско-

го ритуального захоронения позволяет определить его место в

культурно-историческом развитии Средней Сибири.

Ритуальные захоронения – это тип археологических памят-

ников, которые выделяются по сочетанию кострища и скопления

вещей. Их содержание позволяет предположить какие-то неслу-

чайные обрядовые действия, поскольку скопления представляют

компактный склад своеобразных предметов, изделий из металла и

125

кости со следами обожжения и не сопровождаются костями чело-

века. Чаще всего, ритуальные захоронения располагаются в сторо-

не от погребений человека – вне могил на могильнике или, как в

нашем случае, на поселении.

Обычай устраивать ритуальные (символичные) погребения

широко распространился в Сибири с давних времен и был связан с

культом умерших. Умерший на чужбине сородич должен был быть

похоронен на своем кладбище. Если это было невозможно сделать,

то на родовом кладбище устраивались его фиктивные похороны,

чтобы душа могла водвориться среди своих покойных сородичей.

В эпоху средневековья ритуальные захоронения отмечаются

в таежных районах Средней Сибири – Среднем Приобье и Север-

ном Приангарье, которые являются сопредельными для южной

тайги Среднего Енисея.

В Среднем Приобье для ритуальных захоронений релкин-

ской культуры (система кострищ и скоплений вещей – по

Л.А. Чиндиной), которые представляли собой компактный склад

предметов, лежащих в стороне от погребений, характерно обяза-

тельное присутствие керамики (в том числе ладьевидных сосудов,

бронзовой чаши). Здесь же очень часто отмечается наличие ан-

тропоморфных изображений и наряду с предметами обычных

размеров присутствие миниатюрных моделей (топоров-тесел, но-

жей, удил, граненых наконечников стрел, сосудов) (Чиндина Л.А.,

1977, с. 96).

Ритуальные захоронения средневекового (VIII–X вв.) мо-

гильника Усть-Кова в Северном Приангарье устраивались в неглу-

боких округлых ямах, также в стороне от погребений. Жженые кос-

ти человека или животных здесь отсутствовали. Предметный ком-

плекс состоял в основном либо из железных изделий (в форме

шпоры, наконечников стрел с прямым острием, тесел, ножей, про-

колок, цепочек, пряжек, подвесок – «онгонов»), либо из костяных

изделий (наконечников стрел, накладки лука с изображением фигу-

ры человека). В некоторых случаях здесь отмечается присутствие

керамического сосуда (Леонтьев В.П., 1999, с. 9–11).

Из приведенных характеристик ритуальных захоронений

сопредельных к южнотаежному району Среднего Енисея террито-

рий видно, что для них характерны как общие элементы, так и

различия. К общим чертам относятся сам принцип устройства ри-

туальных захоронений вне погребений могильника, а также при-

126

сутствие отдельных, почти обязательных предметов, входящих в

инвентарный набор (ножи, топоры-тесла, наконечники стрел).

Различия проявляются в основном в наличии дополнительных

предметов (антропоморфных изображений, деталей поясов, сосу-

дов и др.).

Для определения культурной принадлежности ритуального

захоронения из Нижнепорожинского-1 поселения важны две дета-

ли. Это – наличие бронзовой подвески с антропоморфным изобра-

жением и сюжетно-стилистическая особенность изображения. На-

личие или отсутствие антропоморфного изображения в ритуальном

погребении может косвенно указывать на его культурную принад-

лежность. Так, для района Северного Приангарья только в одном

ритуальном захоронении из шести известных отмечено наличие

антропоморфного изображения и причем на костяной обкладке лу-

ка. Для района же Среднего Приобья в могильнике Релка наличие

антропоморфных изображений из бронзы в составе инвентаря ри-

туальных захоронений почти обязательно.

По стилю нижнепорожинская подвеска находит прямые ана-

логи в металлической пластике релкинской культуры. Ее можно

отнести в третью группу антропоморфных изображений релкин-

ской культуры (Чиндина Л.А., 1991, с. 56–57), поскольку она вы-

полнена плоскорельефной техникой и несет изображение двух ста-

тичных фигур человека с непропорционально большими головами,

контуры лица, бровей, носа даны одной линией и «уши» головных

уборов (волосы, по Л.А. Чиндиной) распущены до плеч. Для боль-

шинства изображений этой группы трехпалые руки сложены на

животе, а одежда заправлена под наборный пояс (Могильников

В.А., 1987, табл. XCVII.-3, 4, 5, 12). Вместе с этим Нижнепорожин-

ская подвеска отличается от среднеобских изображений по стилю,

что выражается в отсутствии декоративности, орнаментальности

деталей (лунок, штрихов, насечек, жемчужин).

Из известных на сегодняшний день подвесок релкинской

культуры с антропоморфными изображениями наиболее близкая к

нашей по сюжету является бронзовая подвеска с изображением

двух воинов, найденная в 1899 г. у с. Новоильинского на правобе-

режье Оби выше устья р. Чая при неизвестных обстоятельствах и

передана А.В. Адриановым в 1899 г. в Археологическую комиссию

(Отчет…, 1902, рис. 273; Дульзон А.П., 1956, №390; Чиндина Л.А.,

1981, с. 88–89, рис. 1.-2; Чиндина Л.А. и др., 1990, с. 82–83; Мо-

127

гильников В.А., 1987, рис. 16). Сейчас она (рис. 1.-3) хранится в

Государственном историческом музее (экспозиция).

В обеих представленных миниатюрах изображены пешие

воины. Для этого сюжета характерно сочетание яркой индивиду-

альности, конкретности каждого образа с иконографичностью. Ка-

нонизация проявляется в статичности поз фигур, однородности

приемов изображения застывших лиц, единообразии форм боевых

поясов, в нарушении пропорций тела. Специфика отражена в нали-

чии или отсутствии «ушастых» головных уборов, усов, в разнооб-

разном способе изображения круглых или треугольных глаз, поло-

жении трех или четырехпалых рук, индивидуальности поясов, эле-

ментов одежды и украшений.

Индивидуальность в боевом снаряжении фигур на нижнепо-

рожинской подвеске подчеркивала в большей степени половые

различия. Оно отразилось в размерах боевого пояса и количестве

нашитых на него бляшек. Различие женских и мужских поясов

фиксируется и по материалам могильников, хотя первые встреча-

ются редко. В женских погребениях могильника Релка отмечены

пояса, которые украшались пряжками более маленьких размеров,

чем пряжки мужских поясов (Чиндина Л.А., 1977, с. 120). Анало-

гичная ситуация отмечается и для тюркского могильника Кудыргэ

на Алтае (Гаврилова А.А., 1965). В наличии боевого пояса на жен-

ской фигуре можно видеть подтверждение хорошо известного фак-

та, что женщины в обществах кочевников имели достаточно боль-

шие права. Очевидно, это положение распространялось и на обще-

ства южнотаежных районов, контактирующих с кочевниками.

Придание поясу отличительных черт в эту эпоху характерно по-

всеместно. Большинство исследователей происхождение этого

обычая связывают с тюрками, у которых число и форма наборных

бляшек считались признаком социального или военного ранга их

владельца, символом власти и богатства (Распопова В.И., 1980,

с. 107; Добжанский В.Н., 1990, с. 82; и др.).

Для релкинской культуры Среднего Прибья в VI–IX вв., на

основании анализа керамики и погребального обряда Л.А. Чиндина

(1977, с. 115) предположила существование в рамках культурной

общности двух локальных вариантов: томского и нарымского.

Представленные материалы с южной тайги Среднего Енисея по-

зволяют поставить вопрос о выделении еще одного локального ва-

рианта – енисейского, материалы которого отражают часть общего

128

явления, характерного духовному миру периода раннего средневе-

ковья. Единство культуры обусловлено близостью природной и

экономической среды таежных районов, древностью этнокультур-

ных контактов.

Датировка Нижнепорожинского ритуального захоронения

определяется по наконечнику стрелы и подвеске с антропоморф-

ным изображением. Железные черешковые трехлопастные нако-

нечники стрел с удлиненно-ромбическим пером, остроугольным

острием и покатыми плечиками были широко распространены в

степных, лесостепных и южно-таежных районах Евразии с V по IX

вв. (Медведев А.Ф., 1966; Худяков Ю.С., 1991, с. 52, рис. 25.-6, 27;

Чиндина Л.А., 1977, с. 30, рис. 21.-17).

Более узкая дата в пределах конца VII–VIII вв. определяется

по некоторым элементам амуниции (поясах с гладкими прямо-

угольными бляшками, приостренному шлему на голове мужчины)

и форме гривны на шее женщины, изображенным на антропоморф-

ных фигурах.

Пояса с набором только прямоугольных блях в погребениях

встречаются редко. Основная их масса известна по изображениям на

каменных изваяниях (Евтюхова Л.Д., 1941, с. 73–103; Грач А.Д.,

1961; Кубарев В.Д., 1984, с. 110–178; Савинов Д.Г., 1983, с. 161, рис.

1; Шер Я.А., 1966, с. 136–139). Судя по имеющимся типологическим

разработкам время бытования таких поясов, определяется в интерва-

ле конца VII–VIII вв. (Амброз А.К., 1971, с. 126; Могильников В.А.,

1981, с. 128–129, рис. 23; Савинов Д.Г., 1984, с. 55–61, 126–128; Ку-

барев В.Д., 1984, с. 36–39), причем широкое распространение блях-

оправ с гладкой поверхностью характерно для Тувы, Монголии и

частично на Горном Алтае (Добжанский В.Н., 1990, с. 44). В это же

время прямоугольные бляхи-оправы распространяются и в комплек-

сах релкинской культуры (Могильников В.А., 1987, с. 225).

Не противоречит предложенной дате и изображение гривны,

отмеченной в виде валика на шее женщины. Гладкие гривны, круг-

лые в сечении, из золота или серебра известны со скифской эпохи и

остаются одним из основных украшений знатного воина и в сред-

невековую эпоху. Аналогичным образом изображали гривны и на

тюркских изваяниях Алтая (Кубарев В.Д., 1984, с. 31, рис. 5). Сер-

повидная гривна отмечена и в могильнике Релка (Чиндина Л.А.,

1977, с. 41, рис. 5.-24). В предложенные хронологические рамки

укладывается и существование головного убора в виде конического

129

шлема с наносником, покрывающего голову мужского изображе-

ния. Аналогов такому головному убору можно назвать очень мно-

го, так как он повторяет форму простого мягкого колпака, извест-

ного с глубокой древности до наших дней у многих кочевых наро-

дов Евразии (Кубарев В.Д., 1984, с. 26, рис. 3).

Таким образом, Нижнепорожинское ритуальное захоронение

можно отнести к кругу релкинской культуры и датировать не ра-

нее конца VII–VIII вв. Содержащаяся в нем подвеска с антропо-

морфными изображениями входит в единый западносибирский

тип, демонстрируя одновременно локальный вариант или подтип

бронзовых антропоморфных изображений релкинской культуры,

восточная граница которой доходила до Енисея (Чиндина Л.А.,

1977, с. 117; 1991, с. 7). Возможно, в этом предмете отразились

синтезированные местные (южнотаежные среднеенисейские), за-

падные (релкинские) и южные (тюркские) традиции.

Дальнейшая работа по поиску новых археологических па-

мятников раннего средневековья в Обь-Енисейском междуречье и

систематизация имеющихся материалов позволят уточнить пред-

ложенные выводы.

М.М. Маркин

Лаборатория археологии и этнографии Южной Сибири

ИАиЭт СО РАН и НИИ ГИ при АГУ

ПАЛЕОЛИТИЧЕСКОЕ МЕСТОНАХОЖДЕНИЕ

САРЫ-АЙРЫ-1

Памятник, открытый автором в 1993 г., находится на левом

борту долины р. Чумыш в 4 км к северо-западу от с. Степь-Чумыш, в

5 км к югу от с. Брагино (Ельцовский район Алтайского края). Рас-

полагается на восточном склоне холма, вскрытом ложбиной. На по-

верхности здесь собрано 16 артефактов палеолитического облика,

изготовленных из зеленого алевролита и песчаника. Данная коллек-

ция включает два нуклеуса, обломок нуклеуса, остроконечник левал-

луа, два скребла, два комбинированных орудия и восемь отщепов.

Первый нуклеус – монофронтальный одноплощадочный по-

перечный с полуконцентрическим снятием. Оформлен на обломке

Работа выполнена при поддержке Минобразования РФ (грант PD02-3.14-20).

130

плитки алевролита. Имеет подтреугольную форму и трапециевидное

поперечное сечение. Ударная площадка подчетырехугольной формы –

естественная. Угол скалывания близок к прямому. Фронт несет нега-

тивы снятия удлиненных отщепов на широкой стороне и торце.

Другой нуклеус также монофронтальный одноплощадочный

поперечный. Оформлен на обломке плитки алевролита четырех-

угольной формы, четырехугольном в продольном и поперечном

сечении. Ударная площадка – естественная. Фронт скалывания

расположен на широкой стороне изделия, несет негативы снятия

трех отщепов и нескольких чешуек.

Остроконечник леваллуа имеет крупные размеры и удлинен-

ные треугольные очертания. Ударная площадка фасетированная.

Центральное ребро полностью удалено негативом первого снятия,

занимающего всю длину предмета (рис. 1.-2).

Оба скребла – поперечные. Первое оформлено на обломке

плитки алевролита подтреугольном в плане и четырехугольном в

продольном и поперечном сечении. Слабо выпуклый рабочий край

образован крутой захватывающей многорядной ретушью (рис. 1.-3).

Выпуклое зубчатое лезвие второго скребла оформлено на крупном

сколе с плитки алевролита подтреугольных в плане и в профиль очер-

таний. Ретушь вентральная крутая краевая разнофасеточная (рис. 1.-1).

Одно из комбинированных орудий сочетает в себе элементы

скребла и зубчатого орудия. Первое лезвие образовано с вентраль-

ной стороны по левому краю крупного отщепа. Ретушь крутая

краевая средняя. Зубчатый рабочий край оформлен дорсально по

правому краю крутой краевой средней и крупной ретушью (рис. 1.-5).

Другое комбинированное орудие сочетает в себе элементы скребла

и выемчатого орудия. Один рабочий элемент расположен дорсаль-

но на дистальном конце крупного отщепа. Образован крутой и вер-

тикальной краевой разнофасеточной ретушью. На левом крае изде-

лия с дорсальной стороны расположена ретушированная выемка.

На правом крае с вентрала одним сколом оформлена вторая выем-

ка. Правый край с вентрала также несет негативы крутой краевой

разнофасеточной ретуши (рис. 1.-8).

К сожалению, отсутствие стратиграфии затрудняет датиров-

ку коллекции, которая имеет, по-видимому, палеолитический воз-

раст. Не исключена незначительная более поздняя примесь в виде

атипично-призматического нуклеуса (рис. 1.-6), изготовленного из

зеленого кремня.