Коэн Д.Л., Арато Э. Гражданское общество и политическая теория

Подождите немного. Документ загружается.

260

ГЛАВА

ние была предвосхищена уже сторонниками абсолютной монархии, сы

гравшими роль основателей современного государства. Используя свое

прежнее утверждение в качестве контрапункта, Арендт заявляет о том,

что если о старом режиме можно сказать, что его экономические и фи

нансовые проблемы «вторгались»

В публичную сферу, то «народ» неисто

во врывается в эту сферу30. И если «высшее общество» привнесло в поли

тику свои нравы и моральные стандарты, сведя ее к интриге и предатель

ству, то общество бедняков, движимых тем, что прее их исключили из

жизни общества, превратило публичную жизнь в ее полное отрицание -

в жестокость и насилие3l.

Поэтому, несомненно, меркантилистская экономизация политики,

абсолютистская де политизация аристократии и революционная социа

лизация общественной жизни представляются Арендт (хотя в этом вид

на ее непоследовательность) сменяющими друг друга и все более дест

руктивными формами, в которых про является подъем социальной сфе

ры и за которыми, в свою очередь, следуют сменяющие друг друга фор

мы массового общества и тоталитаризма, предполагающие полное иско

ренение как публичного, так и частного. Однако осуществленный ею

анализ Войны за независимость в США показывает, что общая тенден

ция, предполагаемая в тезисе о становлении социального, отнюдь не

требует прохождения вышеописанных стадий. История Америки не зна

ет удачных попыток меркантилистской экономизации, а об абсолютист

ской деполитизации и вовсе говорить не приходится. В частности,

Арендт утверает, что социальный вопрос не играл в Америке роли на

рушителя спокойствия в публично-политической сфере: здесь, в отли

чие от всех прочих революций, институционализация обособленной ча

стной сферы прошла вполне успешно, будучи защищена конституцион

ными правами3

. Вместе с тем данная исключительность не помешала

Соединенным Штатам произвести на свет собственную разновидность

массового общества, ставшую для многих эталоном.

Для Арендт, как и для других аналитиков, представлялось нелегкой

задачей уяснить ту реальность современного государства, которая стоит

за институтами американского федерализма и плюрализма. Но кое-что в

этой реальности понять ей все-таки удалось - об этом свидетельствует

осуществленный ею анализ неудачной попытки американцев обеспечить

надежное институциональное закрепление республиканских свобод. К

причинам неудачи можно причислить неуспех в институционализации

мелкомасштабных структур прямого политического участия, а тае на

растающее отоествление свободы и целей правления с негативными

свободами частной жизни, находящимися под защитой конституцион

ных прав. Но все эти моменты принадлежат к качественно иному уров

ню, чем та аргументация, которая позволила ей прийти к выводу о воз-

НОРМАТИВНАЯ КРИТИКА: ННА АРЕНДТ 261

никновении социальной сферы, ведь они свидетельствуют всего лишь об

укреплении частного за счет публичного.

Те м не менее Арендт утверждает, что уход от идеалов общественного

счастья к ценностям частного благополучия, сведение свободы к одним

. лишь граансм свободам, дополняемое появлением . утилитарных

критериев в политике и господством в общественной жизни единообраз

ного и гомогенного общественного мнения, - все эти американские ре

алии соответствуют «с большой точностью вторжению общества в пуб

личную

сферу»33. Что касается причин этого вторжения, то здесь мы мо

жем найти только две из них - к тому же не подходящие к тому уровню

рассуждения, на котором развивается прочая аргументация Арендт.

Прежде всего она говорит о «быстром и неуклонном экономическом

росте»,

равнозначном «постоянно возрастающей экспансии частной

сферы»

за счет публичноЙ34. Подобное утверждение представляет собой

упрощенный вариант классического марксистского положения, которое

само по себе не объясняет причин появления такой новой структурооб

разующей темы, как сфера социального. Корни этого явления Арендт, в

отличие от Токвиля35, способна обнаружить только в Европе. Согласно

выдвинутой ею совершенно неубедительной версии, именно бедняки

иммигранты из Европы, столкнувшись с основанным на экономической

экспансии и технологических инновациях богатством Америки, принес

ли с собой социальный вопрос, первоначально возникший на европей

ской почве. Нас убеждают поверить в то, что именно по этой причине

американская мечта «установления свободы» превратилась в мечту об

исполнении всех материальных желаниЙ36. Таким образом, предполага

ется, что иммиграция в Америку сыграла ту же роль, что и радикальная

фаза Французской революции, Т. е. она отдала недостаточно институцио

нализированные республиканские структуры и практики всецело во

власть общественного мнения, интересы которого сводились к удовле

твореню нужд, принадлежащих частной сфере, -  потребитель

ского характера.

Безотносительно к проблеме происхождения Арендт дает описание

этой

«гибридной»

сферы социального, характеризуя ее как в высшей сте

пени динамичную и оказывающую опустошительное воздействие как на

публичную, так и на частную сферу. Даже на тех, кто, подобно нам, рас

ценивает ее анализ как в значительной степени односторонний, произ

водит впечатление осуществленный ею разбор оборотной стороны ин

ституционализации гражданского общества современной эпохи, сопос

тавимый лишь с тем, что сделал Маркс до нее и Фуко - после нее37.

Ключевыми понятиями в ее анализе деформации публичной сферы)

являются «бюрократия», «государство всеобщего благосостояния»,

«общественное

мнение»

и «политическая

коррупциЯ». Отметим, что

262

ГЛАВА 4

(первые три понятия в той или иной степени соответствуют категориям,

присутствующим в гегелевском анализе гражданского общества и госу

дарства в качестве посредников между частной и публичной сферами:

речь идет о государственной службе, «полиции» и общественном мне

нии. В свою очередь, категория коррупции ведет к критике представи

тельства интересов внутри партийной системы, ИМПЛИЦИТНО представ-

ляющего собой современный вариант четвертого гегелевского опосре

. дования - корпорации.

Согласно Арендт, бюрократия являет собой «социальную» форму

правления как . таковую, поскольку социальный вопрос, Т. е. совокуп

ность вопросов, относящихся К коллективному благосостоянию, может

решаться только административными методами38. Фактически Арендт

не отрицает того, что и при современных формах правления существует

потребность в государственной службе и администрировании. Она лишь

утверает, что бюрократия, или, в терминологии самой Арендт, «прав

ление

администрации», способна превращаться в самую тираничную из

всех форм правления везде, где в жизни государства, например, в

Sozialstaat, или государстве всеобщего благосостояния, вопросы благосо

стояния становятся главными или даже единственными39. Бюрократиче

ская форма правления отличается наибольшим произволом потому, что

предполагает управление посредством декретирования, причем сами об

латели дискреционной власти оказываются анонимными и невидимы -

ми, скрываясь за фасадом иных, с виду более политических форм обсуж

дения и принятия решений. Если тирания - это «способ правления, не

предполагающий давать кому-либо отчет о собственных

действиях», то

бюрократия - как «правление, осуществляемое Никем», - заходит на

столько далеко, что прячет своих агентов от ответственности4О• Именно

такое положение дел существует, по мнению Арендт, в современных го

сударствах всеобщего благосостояния, в которых идея демократии как

политического участия сменилась идеей достижения целей обществен

ного благосостояния с использованием наиболее эффективных админи

стративных средств управления41•

Вместе с тем имеет место не только исходящая сверху деформац.

про

цедур политического Участия, но и их обесценивания изнутри. Сои_

альная форма политики - это,

по сути, политич�ская КОРРУПИЯ: По

слняя

-принимает тРи формы, связанные со статусом, богатством и по

требностями соответственно. Члены деполитизированных аристократи

ческих социальных групп старого режима продолжали выступать заодно

в рамках придворного общества с целью повышения собственного стату

са, но при этом они добивались этого не в собственно политическом

смысле, опирающемся на открытое высказывание. Та м образом, пуб

личность принятия решений и тактика убеждения были заменены «про-

НОРМАТИВНАЯ КРИТИКА: ННА АРЕНДТ

263

текцией, силовым воздействием и уловками со стороны отдельных груп

ПИРОВОК», вследствие чего интриги и вероломство стали обычной чертой

господствующих нравов и нравственных критериев42. Нормальный про

цесс формирования власти был подменен торговлей влиянием. Анало

гичные перемены происходили и в салонном обществе. Ведь атака Руссо

в III в. на

«общество»,

воспроизведенная Арендт, была атакой на ли

цемерие двора и его аналогов - аристократических салонов и ханжес

кой, неестественной власти женщин43. Но Арендт не ограничивает поня

тие коррупции политики этим очевидным примером. Для нее выход соб

ственников из защищенной частной сферы в сферу публичную является

неотъемлемой частью подлинной общественной жизни. Однако, когда

собственность заменяется

«богатством»,

а преследование политических

целей - защитой богатств и поддержанием их безудержного роста, по

рожденные аристократическим обществом искаженные формы совмест

ного действия становятся лучшим средством тае и для

«буржуазиИ»,

преследующей те из своих частных целей, сама природа которых не до

пускает их публичного осуществления. И наконец, сама реакция людей

на искажение роли статуса и богатства, а также ожесточение обнищав

ших масс искажают политику и испытывают на себе развращающее вли

яние «политических

интриганов».

И вновь естественная ситуация поли

тического конфликта и конкуренции подменяется совершенно иным

принципом: на этот раз речь идет не о практике тайных сговоров клик и

мафий, а о насилии, чинимом людьми, неспособными пользоваться

языком политики44•

В контексте деполитизирующего бюрократического правления, осу

ществляемого Никем, общим для всех этих образчиков политической

коррупции, оказываются квазиполитические взаимодействия людей,

выступающих в роли частных лиц в условиях отсутствия соответствую

щих институтов публичной сферы, которые позволили бы ИМ выступить

в роли граждан. И тем не менее Арендт в числе прочего утверждает, что

именно на установление такого рода институтов и были нацелены рево

люции ПI в. Причина же того, что эта цель так и не была осуществле

на, заключалась не только во вторжении в публичную сферу бюрократии

и идеи личного благосостояния - с подобными проблемами сталкива

лись

уже в античность, что было хорошо известно Арендт. qy mb9.

Tgli



са о спеЦфике упадка реСПу§Лк�нско политики в СО�R�ме�._�ОХУ

�

Ha �



о�действии социального ачала Ha.ca�y

структуру п?�



ой 'сф

�

ры: речь идет о превращении общественного духа в обществе

ное мнение.

Д�С

снова ведущую роль Арендт при писывает «высшему

обществу»,

абсолютистскому монаршему двору и его продолжению - аристократи

ческим салонам4

. Ведь именно эта линия в развитии культуры, в отли-

264

ГЛАВА 4

чие от таких проблем, как бюрократизация и нищета, уникальна для со

временной эпохи и является поэтому ключевым моментом анализа.

Именно здесь, в пространстве, не относящемся ни к частной, ни к поли

тической сфере, в пространстве, где преобладают сознание собственно

го статуса и следование пустым единообразным условностям, публичная

жизнь, согласно Арендт, впервые усвоила формы взаимодействия, харак

терные для единообразного, конформистского, продажного обществен

ного мнения. Логике конформизма и приспособленчества должен был

следовать всякий желающий войти в «высшее общество»

или в «общест

во»46.

Придворное и салонное общество со свойственной ему низменной

озабоченностью собствеНЫМИ интересами, общество, погрязшее в ин

тригах, напыщенное, пекущееся о соблюдении статуса и стиля, безнрав

ственное (в смысле полной незаинтересованности в res publica, делах об

щества) стало образцом для подражания в остальной части общества

Каким же образом происходило столь драматичное распространение

за пределы

«общества» в узком смысле той самой логики, истоки кото

рой могут быть наены в абсолютистской эпохе, подавившей политиче

ски значимый дискурс и многообразие политических мнений в среде

аристократии? В пони мании Арет революционная передача роли суве

рена от короля народу и сопутствующее этому зароение политики ин

тересов являются наилучшими символическими воплощениями соот

ветствующих тенденциЙ48.

«Сострадание»,

испытываемое революцион

HыMи радикалами Франции по отношению к нуждающимся массам,

подтолкнуло их к тому, чтобы заменить согласие волей, многообразие

единством, конфликт точек зрения единодушием, ибо любая уступка со

гласию, многообразию и конфликту, казалось, ставила под сомнение са

мые неотложные и отчаянные меры, призванные решить «социальный

вопрос». Мифическая верховная власть народа - в смысле коллектив

ной воли, единственным объектом которой был единый общий инте

рес, - стала, таким образом, основой общественного мнения, - и неза

висимая общественная жизнь, включая новые, децентрализованные и

неизбежно плюралистичные институты, порождаемые самим народом,

могла служить для этой власти только угрозоЙ49. И если диктаторское во

площение этой якобы общей воли не являлось следствием действитель

но единого или единообразного общественного мнения, диктатура сама

могла создаь такое мнение 50 .

Хотя такое явление, как национализм, позволяет Арендт не ограни

чивать критику суверенитета диктаторско-популистскими режимами,

линия ее рассуждений снова оказывается не вполне релевантной для Со

единенных Штатов, в которых критики XIX в., такие, как Тоиль, кон

статировали наличие общественного мнения, отличающегося монолит

ностью и непревзойденной ассимилирующей способностью. Арендт да-

НОРМАТИВНАЯ КРИТИКА: ННА АРЕНДТ

265

же частично воспроизводит аргументацию Токвиля, противопоставляю

щую Д�мократию и республик Демократическое общество предполага

ет некое социальное выравнивание, которое способно подготовить поч

ву для новой разновидности плюрализма, плюрализма мнений, только в

кон'[ексте создания подлинно республиканских ИНСТИОВ" основанных

на свободе коммуникации вплоть до микрополитического уровня. А так

как на практике подобное начинание по большей части провалилось, в

американской демократии выявились некоторые из тех деспотических

черт, которых так опасались ее основатели, - порожденный многообра

зием мнений общественный дух был вытеснен единым и однородным

общественным мнением. Арендт подчеркивает, что данная тенденция

политически сдерживал ась некоторыми республиканскими института

ми, сохранившимися на национальном и государственном уровнях. И

тем не менее становление политики интересов (в равной мере свойст

венное и Европе, и Америке) обладало тенденцией к завершению этого

разрушительного процесса.

Интересы, если сравнивать их с (подлинным) мнением, политически

релевантны лишь тогда, когда они принадлежат группе, причем боль

шой. Представительство интересов в большей или меньшей степени свя

зывает между собой представителей этих интересов и препятствует ис

тинному обмену мнениями и формированию мнений. В частности, со

временная партийная система, ставящая во главу угла представительство

интересов, приходит к подмене парламентской дискуссии соперничест

вом коллективных мнений, выражаемых дисциплинированными пар

тийными блоками. Таким образом, иерархическая и олигархическая

структура партии становится моделью современной политики. Го судар

ство всеобщего благосостояния может быть демократическим в том

смысле, что оно выражает интересы многих людей, но оно олигархичес

кое в том смысле, что радикальным образом ограничивает участие на

всех уро�нях государственного управления, за исключением самых вы

соких5

. Таким образом, гегелевская попытка установить опосредования

между частной и публичной сферами при помощи промежуточных соци

ально-политических структур ведет к сокращению области публичной

свободы внутри государственной структуры.

�нению ��НЩ С!У

ация

Гу

'�

яе

ся

!

�

за

..I!J

чт

. 

ЧНОГО не означает расцвета частного; социальное имеет тенденцию к

разрушению также и частноЙ -сферы.  данном контексте АреЙдт разгра

ничивает тае частную собственность, составляющ

ю' внеюю- за�

щитную оболочку частной сферы, и богатство. Последнее есть средство

деформации публичной сферы, но защитить частную сферу

но нё'спо

�

Из-за своей

текучес

и-и тсутствия стабильноЙ

ло



зации бо

гатство, по ее мнению, не может обеспечить существования такой сфе-

266

ГЛАВА

ры, в которой индивид чувствовал бы себя защищенным от чужого

взгляда и проникновения в его личную жизнь. Более убедителен довод

Арендт, согласно которому поскольку целью богатства является его на

копление и потребление, то поиски богатства подталкивают индивидов .

к одинаковым способам действия (описанным наукой о поведении) не

только по отношению к экономическому производству и распределе

нию но и к повседневной жизни. При этом бездумной и однообразной

стан�вится не только трудовая деятельность, нои быт, в который тож

�

проникают гомогенизация и приобретательство,

присутствие которы

исключает возможность подлинной частной жизни. �a HeyeMHa

жажда потреблен в конечном счете делает объектом потребления и ма

териальн

фе

частнЬiГжизн

5З:

Массовое общество, общество ра

ботников и потребителей, предполагает поглощение всего разнообразия

форм семейной жизни единообразной и однородной социальной сфе

рой - этакой одной большой семьей54.

Частная сфера противостоит этому поглощению с помощью специ

ич�ски современного изобретения - интимности: Наличие интимно

сти в тесном круту межличностных отношений предполагает чрезвы

�

айное углубление частной сферы в смысле интенсификации и обога

lУ

щения «субъективных эмоций и личных чувств» .

�

орма личнои

жизни структурируется в терминах оппозиции не публичному, а соци

альному. Интимная сфера, несмотря на ее ОГРОМНIЙ �лад в культуру

современности, не может полноцен

�

о заменить защиту частной сферы,

осуществляемую собственностью. Интимная сфера не в состоянии за

щитить самое себя от свойственного современности «неестественного

разрастания»

социального, поскольку интенсификация субъективнос

ти не дает стабильного интерсубъективного или институционализиро

ванного «мира»56.

Не входя в дальнейшие подробности тезиса Арендт относительно

хпадка публичного и частного, ведего.- п

? Кайней мере, идеально

типически

- к становлению полномасштабного «массового

общества»

�

- . • •

тоталитаризма, отметим лишь структуру ее воззрении на современное

бщество как та

овое. В этой теории комплекс социального, составлен

ный из современной бюрократии и политической экономии, противо

стоит двум сферам, являющимся основой воспроизводства аутентичной

человеческой жизни, - публичной и частной. Эти сферы реально при

сутствуют в современном обществе, несмотря на то что наличная ситуа

ция ставит их сествование под утрозу. Следовательно, любая попытка

восстановления условий человеческого существования будет прямо за

висеть от новой или возобновленной институционализации как публич

ного, так и частного. Если понимать разработанную Арендт теорию со

временной революции широко, то она представляет собой исследование

НОРМАТИВНАЯ КРИТИ: ННА АРЕНДТ

267

того, насколько возможна такая двойная реинституционализация. Ис

следуя данный вопрос, она не просто возрождает дух античного респуб

ликанства, но и оказывается вынужденной осуществлять по ходу данно

го исследования дополнительный анализ современных устоявшихся

представлений о дифференцированном гражданском обще'стве.

В друтом контексте Арендт связывает идею обособления государства

и общества, уже объединенных «подъемом

социального», со становлени

ем «современной» формы республиканства. Она особо подчеркивает, что

понимание теории общественного договора, характерное для начала Но

вого времени (в частности, локковское), предусматривает существова

ние двух договоров и возникновение двух обособленных образований:

«общества»

и «легитимного

правительства».

Однако не следует заблуж

даться: что касается Арендт, то она определенно защищает лишь прин

ципы, лежащие в основе первого договора, - обоюдность, взаимность,

равенство, заключение и выполнение соглашений. Кроме того, первый

договор понимается ею как установление политических образований на

местном, региональном и, наконец, на федеральном уровне, ведущее к

умножению власти. Иными словами, она не понимает, что ПРИНЦИП го

ризонтальных соглашений порождает некую промежуточную сферу

между сутубо частной и политически-публичной сферами, главным

принципом которой будет принцип добровольных ассоциаций57. При

мечательно, насколько скептически относится она ко второму договору,

основополагающий принцип которого рассматривается ею как подчине

ние, отказ от власти и порождение отношений типа «господство-подчи

нение», лишь гипотетически

«легитимированных» простым согласием.

Ведь Арендт, в отличие от упоминаемой ею традиции естественного права,

похоже, склонна считать два названных договора взаимоисключающи

ми58. Но действительно ли одно лишь наличие второго договора делает

недействительным первый договор? И достаточно ли первого договора

для создания государства? Фактически предлагаемая здесь Арендт мо

дель дифференциации предусматривает обособление политического

общества и государства, и если опираться на ее анализ в целом, не сов

сем ясно, укрепляет или подрывает современное политическое общество

подобное обособление. Ведь стоящие перед современным республика н

ством дилеммы, которые она не могла не признать, не отдаляли, а,

напротив, возвращали ее к модели дифференциации.

Осуществленное Арендт (в контексте революций нового времени -

от Парижа до Будапешта) возрождение духа античных республик, идеала

гражданского общества как poike koinonia пользуется заслуженной из

вестностью.

ПуотивсшостаЛЯЯ Я



ча

с�

ре

ДУLф

�

де

РЗМ - унифицированной верховной власт, она предлагает нам мо

ль пирамидально организованных «малых

республик», �< ёOBeTOB»

или

268

ГЛдВА 4

«демократических округов», способных стать институциональным во

площением общественной свободы и установить форму правления

на

всех уровнях, связанную с парадигмой коммуникативного порождения

власти, - поистине «великую реСпублиКу»59. Она сознает связь этой

:ё

iё-ан

ичной моделью politike kоiп�пiа; применительно к Североаме

риканским колониям она говорит о самоконституировании там «граж

данских политических

образований», являвшихся «политическими об

ществами», открытыми для федерализма, но враждебными деполитиза

ции, свойственной централизованному государству с унифицированным

суверенитетом6О. Американские политические общества, в отличие от

современных им европейских органов «старого режима» (различных за

конодательных собраний и парламентов), не были связаны с привилеги

ями, знатностью происхождения или занимаемой должностью, их статус

изначально ориентировался не на частное, а на публичное прав061. Та

ким образом, каждая из мелких американских республик не столько по

ходила на политические общества эпохи абсолютизма или даже на

Stndestaat, сколько являла собой возврат к античной модели граждан

ского общества, к подл инной res pubIica. Именно эта концепция остает

ся нормативной в контексте политического проекта Арендт. И все же сам

по себе эгалитарный универсализм, дифференцирующий эти две кон

цепции политического общества, является порождением чего-то более

нового, а именно основополагающих принципов гражданского общест

ва, и это хорошо понимал То квиль.

ая, что предложенная ею модель политического общества

применима ко всему современному периоду, начиная с эпохи револю

ций, Арендт в то же время вынуждена признать, что попытки перманент

ной институционализации вновь и вновь терпят неудачу. Однако, в отли�

чие от То квиля, она, кажется, не сознает противоречивости того, что она

называет аристократической моделью политического само отбора элит в

«демократическую

эпоху»62.

Но ей все-таки уд ается выделить следующие

три области в качестве источников указанных неудач: (1) внутренние ог

раничения исторически обусловленных попыток созда



правительств

в форме советов; (2) трудность стабилизаЦlИ институциализированной

или конституированной власти в рамках модели, которая сама OCHOBbIB

ется на акте институциализирования или конституироваЩ!я; (3) столкно

вение республиканства и либерализма, моделей публичного и частного

благо

получ

ия.

- r '-р -" '-�-' -

в центре первой проблемной области лежит столкновение модели де

мократии советов с современной экономикой и современным государст

вом. Арендт не перестает сетовать на то, что после Войны за независи

мость США все эксперименты с советами увязают либо в социальном

вопросе (например, парижские общества), либо в обреченных на пора-

НОРМ

АТИВНАЯ КРИТИ: ННА АРЕНДТ

269

жение попытках демократизировать мир труда (например, рабочие сове

ты от Санкт-Петербурга до Будапешта). Отрицание любых разновиднос

тей индустриальной демократии связано с догматической основой кон

цепции Арендт, с механическим переносом на институциональную сфе

ру постулированного ею различия между деятельностью и работой. Ее

опасения относительно формирования утопических мод

лей рабочего

контроля на основе представлений о монолитной демократии являются

вполне обоснованными, хотя ставить вопрос индустриальной демокра

тии по принциnу «все или ничего», разумеется, неправильно. Кроме то

го, ее представления о том, что революционным советам следует зани

маться исключительно вопросами установления и сохранения нового

политического режима, совершенно нереалистично, даже если принять

во внимание то ее утверждение, согласно которому в современных рево

люциях первично не социальное, а политическое начало. В этой связи

удивляет та неуступчивость, которую она проявляет в вопросе ограниче

ний, налагаемых современным государством. Она признает, что совре

менному обществу нужна современная администрация и справедливо

критикует то обстоятельство, что в рамках экспериментов с советами не

было учтено, «в сколь значительной степени должен брать на себя функ

ции администрирования правительственный аппарат в современных об

ществах»6З. Таким образом, она оказывается вынужденной возвратиться

к той самой модели дифференциации, которую отвергла при рассмотре

нии двух видов общественного договора. Однако, к сожалению, она

вновь обращается к самой жесткой версии этой модели, смешивая диф

ференциацию как таковую с дифференциацией задач различных инсти

тутов. В результате постулируемое ею сверхстрогое разделение функций

между политической деятельностью советов и административной рабо

той гражданских служб не оставляют никакой надежды на решение по

ставленной задачи.

ПОП�lТка разрешить вторую проблему тае оказалась лишь отчасти

успешной. Арендт вполне сознает всю сложность или даже внутреннюю

противоречивость проекта, нацеленного на устойчивое институциональ

ное воплощение революционного духа64. Она без колебаний отметает

идею какой бы то ни было перманентной революции, в основе которой

заложено непрерывное функционирование pouvoir constituant, неизбежно

производящей на свет собственную противоположность - тиранию65.

Но как в таком случае вообще возможно воплотить революционный дух?

Целью революции должно быть, согласно Арендт, создание основ ново

го политического строя, новой конституции. В противовес всем либе

ральным или даже

«конституционалистским»

интерпретациям, она ут

верждает, что такая конституция должна устанавливать власть, а не огра

ничивать ее. Однако подобное противопоставление заводит в тупик, ибо

270

ГЛАВА

установление неограниченной власти, неизбежно возвращающее нас к

модели перманентной революции, не могло бы привести ни к какой ин

ституционализации стабильных политических основ. В самом деле,

Арендт подчиняет этот момент институционализации господству права,

а не исполнению власти66. Но что может быть источником права, спо

собного обеспечить стабильность конституции, если наши позитивные

законы сами основаны на конституции? Как избежать нам порочного

круга, оздаваеМQГО самим конституционным законотворчеством? Ка

ков источник легитимности конституционного собрания, и если оно ле

гитимно, то что может служить основанием для его самороспуска?

Арендт отрицает, что ответ на эти злободневные вопросы можно найти,

так или иначе обратившись к теории XVlII столетия, утверждавшей су

ществование абсолютного естественного права67• В результате она стал

кивается с огромными трудностями, пытаясь провести различие между

источником права и источником власти, а ведь именно эта дилемма яв

ляется, согласно ее выводам, причиной радикальной нестабильности

конституций. Единственный предлагаемый ею ответ, скорее в духе рим

ской, а не греческой античности, состоит в том, что конституция как акт

основания способна заменить собой абсолютный источник права в слу

чае, если она превращается в традицию нового типа, как это было, на

пример, в Соединенных Штатах. В такого рода ситуации пор очный круг

конституционного законодательства возникнет лишь в момент основа

ния. Впоследствии сама конституционная традиция, получив ту ИЛИ

иную авторитетную интерпретацию со стороны некоего не владеющего

властью образования, сможет дать праву санкцию, способную стабили

зировать систему исполнения власти. Но является ли установление кон

ституционного авторитета делом традиции, совместимой с достижением

общественной свободы как нашей высшей цели? Может ли свобода,

движущей силой которой являются публичная коммуникация и публич

ный дискурс, ограничиться рамками, устанавливаемыми неким, якобы

священным, установлением? С самого начала данную модель характери

зует в высшей степени напряженные отношения между гражданской ре

лигией и общественной свободой, которые лишь усугубляются при заме

не концепции обшественной свободы на концепцию свободы частной, а

именно это и является реальной исторической тенденцией.

Третью причину сложности установления институтов общественной

свободы Арендт усматривает в столкновении античных республиканских

и современных либеральных принципов, в тех пагубных для обществен

ной свободы тенденциях, которые таятся в преследовании цели частно

го благополучия. Арендт поняла, что в данном контексте она не в состо

янии предложить самодостаточного республиканского ответа на вызов

со стороны либеральной модели гражданского общества, основанной на

НОРМАТИВНАЯ КРИТИКА: ХАН НА АРЕНДТ

271

разделении общества как источника ценностей и государства как некое

го ненормативного образования. Причиной такого отказа служит преж

де всего то, что Арендт считает публичную и частную сферы, с учетом их

обособления друг от друга, существенно взаимоопределяющими. Она с

удовлетворением констатирует, что «действительным содержанием кон

ституции [США] является отнюдь не обеспечение граанских свобод,

но установление принципиально новой системы власти»68. Но она тае

неоднократно дает понять, что без гарантии гражданских свобод, по

крайней мере в современном мире, публичная политика невозможна. В

конце концов она приходит к весьма сомнительному утверждению, что

если установление гражданских свобод и представляет собой подлинно

реальное (хотя, к сожалению, и очень редкое) завоевание революций,

однако чрезмерное внимание к правам и личному благополучию, обес

печиваемым этими свободами, чревато недооценкой общественного

счастья и свободы.

Арендт хорошо известно происхождение гражданеких прав в совре

менном смысле. С одной стороны, современное суверенное государство

явило собой совершенно новый тип угрозы автономии личности; с дру

гой стороны, более или менее современная по своему характеру эрозия

традиционных, религиозных и корпоративных форм защиты оставляли

индивида все более незащищенным. С точки зрения Арендт, парадокс

«рав человека,) заключался в том, что хотя в условиях современного го

сударства личность нуждается в защите, обрести такую защиту возможно

лишь в рамках самого этого государства. Вне политического образования

невозможно обеспечить соблюдение самого фундаментального права, а

именно права иметь права, основанного на способности публично ут

верждать и отстаивать собственные права. Поэтому современные права и

следует пони мать как гарантированные конституцией гр ажданские пра

ва69. Согласно этому раннему ходу рассуждения Арендт, гражданские

права, похоже, являются функциями публичной сферы, и само появле

ние их 'является реакцией на возникновение современного государства.

o вскоре Арендт стало ясно, что права, даже если они существуют ис

ючительно как граанские права, следует при необходимости защищать

�е от граанского образования. Учитывая постоянную тендеlЩИЮ пуб

личной власти к поглощению частн интересов, тьшая также совре

менную эрозию собственности как института, способного создавать некое

частное пространство, служащее защитой  граждан, гражданские права

оказьшаются необходимыми я стабилизации частной сферы. Именно в

этом пункте Арендт делает наиболее заметную уступку фундаментальному

либеральному утвержден, соасно которому в современном обществе не

может быть свободы без отделения гражданского общества от государства,

осуществляемого при помощи механизмов гражданских прав.

272

ГЛАВА 4

Затем Арендт переходит от либерального тезиса к тезису, инспириро

ванному Марксом. Если гражданские права и могут защитить частную

сферу от проникновения в нее современного государства, то защитить ее

от современной экономики они не в силах7О• В этой связи Арендт исю

чает возможность того, что некий расширенный и преобразованный

свод прав может быть реально отнесен в равной мере и к государству, и к

экономике. Поэтому какие бы надеы ни возлагала она на ограничение

воздействия экономических сил и экономического роста и на осуществ

ление контроля над ними, реизация всех этих наде зависит от нали

чия публичной сферы, повторно обособленной от социальной, не зави

сящей от «политической

экономии». Но И здесь гражданские права

должны сыграть свою роль лишь в той мере, в какой обособленная част

ная сфера остается необходимым условием появления личностей, спо

собных принимать участие в самой публичной сфере. То , что в Войне за

независимость США так или иначе удалось установить республиканские

институты, связано с сохранением гражданских прав, а неудачи всех

прочих великих революций в этой области связаны с систематическим

нарушением этих прав71.

Таким образом,

��

�ии

�T разделение ажданsкой

свободы, обеспечиваемой правами) и свободы обеспечиваемой полити-

---- ""Q • - -

- .

-- .

, ' , -

ческои властью, помогает установлению и той ИQУ;ГОЙ.Л в то же время

стирание различий между этими сiЮбодам

и ведет к уничтожению и той и

другой. Конечно, подобное переформулирование собственной конце

=

ции публичного и частного в терминах демократии и прав не является

для Арендт целью предпринятого ею рассмотрения проблемы граждан

ских свобод. Она утверает также, что с момента возникновения этой

!lроблемной сферыI модель свободы, основанная на правах, непрестаННQ.

являет собой угрозу модели, основанной на власти.

В понимании Арендт американский Билль о правах имел целью толь

ко контроль над республиканской властью и ее ограничение, не пытаясь

подменить преследуемые этой властью цели целями неполитического

характера, как это было в случае с французской Деарацией прав чело

века и граанина72. Но и здесь не моо не произойти некоего превра

щения, в результате которого общественная свобода заняла подчиненное

положение по отношению к гражданским свободам, а гражданин - по

отношению к частному лицу. Речь идет о двух различных моделнх счас

тья, ведущих к двум различным пониманиям

«конституционализма».

Согласно общему диагнозу Арендт, этот переход от ценностей общест

венного счастья, свободы и гражданского духа к индивидуальному сча

стью и к соответствующей негативной модели свободы следует считать,

в сущности, следствием возникновения общества. Но поскольку ей так

и не удается представить адекватный анализ становления общества, осо-

НОРМАТИВНАЯ КРИТИ: ННА АРЕНДТ

273

бенно в американском контексте, то порой она поддается соблазну по

менять местами причину и следствие. Иными словами, она вдруг на

чинает утверждать, что либеральная составляющая, делающая упор на

индивидуальном счастье (на культивировании собственных частных

интересов) и усматривающая в нем высшую цель жизни, значально

обладала тенденцией к подрыву - в философском самопонимании

Войны за независимость, если не в самой ее практике - республикан

ской составляющей, связанной с представление м о том, что высшим

благом нвляется общественное счастье, основанное на политическом

участии73. Та ким образом, защищаемая Арендт модель не только пол

ностью разделяет публичное и частное, но также утверждает мотиваци

онную первичность первого. Когда индивидуальное счастье стало глав

ным, понятие свободы получило новое звучание: под нею понимается

уже не позитивная свобода действия, а негативная свобода от действий

других. Имеет место и более решительное утверждение: «конституцио

нализм» - цель конституции - из установления новой формы подлин

но публичной власти превратился в защиту индивидов от воздействия

власти. Политическая свобода стала пониматься не как функция нара

щивания власти, а как функция ограничения власти. Этот либеральный

идеал конституционализма стал означать недоверие ко всем формам

власти и растущее безразличие к тому, в какой форме осуществляется

власть, если только соблюдено то условие, что гражданские свободы

(сами по себе не являющиеся составляющими власти) находятся под за

щитой, будучи оплотом индивидуального счастья77. Между тем, эта вер

сия конституционализма оказалась вполне совместимой с бюрократи

ческой формой правления, отражающей логику «становления социаль

ного».

В конце концов политика, ориентированная на права, не смогла

защитить даже саму частную сферу от разрушительного воздействия со

временного государства и общества.

Сама предлагаемая трактовка прав страдает от отсутствия должной

дифференциации, отражая нежелание Арендт принимать всерьез идею

опосредования между частным и публичным. Об этом свидетельствует

неоднозначный статус прав на собрания и ассоциации, характерный для

ее работ. С одной стороны, эти права отнесены в один разряд с негатив

ными свободами, т. е. со свободой от неоправданных ограничений. Даже

в американском Билле о правах право на собрания бьmо, по ее мнению,

не более чем «правом собираться с целью составления

петиций».

индивиду подобное право способно дать не

«свободу»,

а, скорее, «осво

бождение»:

самое большое, что может дать возможность коллективно

выступать с петициями, это определенное сдерживание правительства,

но она не способна обеспечить участие в управлении75. С другой сторо

ны, права на собрания, ассоциации и свободу слова она также относит к

274

ГЛАВА 4

разряду наиболее важных, подлинно политических свобод - в отличие

от аполитичных свобод, таких, как свобода предпринимательства76. Ут 

верждая, что их новый статус стал резулатом чрезмерной разработки,

например, Билля о правах77, Арендт не разъясняет, обеспечила ли эта

предполагаемая разработка новый статус того, что в юридическом смыс

ле остается конституционной свободой, и если обеспечила, то каким об

разом. В любом случае, несмотря на признание в ходе обсуждения права

на собрания в качестве политической свободы, Арендт в итоге заявляет,

что «вообще говоря, политическая свобода означает право "быть участ

ником процесса управления", или она не значит

ничего»78.

Эта деара

ция устанавливает такие критерии, которым редко когда могут. соответ

ствовать реальные гарантии, предоставляемые правом на собрания, даже

в наиболее развитом его варианте.

Данная проблема тесно связана с представлениями Арендт о правах и

отражает ее двойственное отношение к тому, что является первоосновой

прав. В самом деле, у нее имеется две концепции относительно сути си

стемы прав. Одна из них связывает «право иметь права»

с доступом к

публичной сфере, в рамках которой возможно утверждение и защита

прав79• Другая концепция особо подчеркивает в качестве основной моде

ли всех прочих прав право на вьщеление некой частной сферой, связан

ной с частной собственностью. Соответственно право собраний тракту

ется двоя ко - как один из способов политического участия и как один

из элементов частной сферы, подлежащий защите от публичного. Со

гласно первой концепции, права на собрания и свободу слова являются

наиболее фундаментальными из прав. Вторая же концепция скорее

включает эти «права на коммуникацию» в модель прав собственности,

лишая их привилегированного положения в ряду прочих прав. Впрочем,

за этой неоднозначностью действительно скрывается некая специфиче

ская двойственность, присущая правам на коммуникацию. Характерно,

однако, что в концепциях Арендт отсутствует понимание того, что право

собраний является одновременно гражданским и политическим, пуб

личным и частным. Иными словами, Арендт не оставляет места для

представления о праве на обладание юридическим статусом частного ли

ца, позволяющем частному лицу приобрести публичный статус и даже

играть важную роль в публичной сфере, являясь таким образом посред

ником между частной и публичной сферами.

Отсутствие в работах Арендт признания самой возможности опо

средования между публичным и частным имеет тем более серьезные

последствия, когда осуществление прав на собрания и ассоциации ста

новится выраженно политическим, например в случае общественных

движений. В самом деле, общественные движения смогли бы сыграть в

концепции Арендт принципиальную роль в рассмотрении тех проблем,

НОРМАТИВНАЯ КРИТИКА: ННА АРЕНДТ

275

решение которых оказалось для нее непосильным. Поскольку движе

ния имеют эмпирически наблюдаемые жизненные циклы, она могла

бы представить их в виде воплощений революционного духа, не пред

полагающих вместе с тем никакой перманентной революции. Она

смогла бы даже проинтерпретировать их в качестве Ta�x примеров

внеинституционального генерирования власти, которые в конечном

счете не мешают институциализации, а предполагают ее и способству

ют еЙ8О. Арендт, конечно же, сознает то, какую роль играют движения в

возникновении экспериментов с республиками советов; прежде всего,

она анализирует рабочее движение, «вписавшее одну из наиболее слав

ных и, вероятно, одну из наиболее многообещающих глав в новейшую

ИСТОРИЮ»8

1. Движение промышленного рабочего класса, действуя за

пределами экономически ориентированных профсоюзов и социально

ориентированных «политических» партий, неоднократно заново от

крывало подлинно политические проекты создания новых республи

канских институтов. Согласно Арендт, подобное быо возможно вся

кий раз, когда на публичной политической арене внезапно возникал

класс трудящихся, до той поры не допускавшийся в общество

«<классо

вое

общество»

)82. Однако это совершенно надуманная аргументация:

ведь об упоминаемых ею движениях 1848-1956 гг. невозможно утверж

дать, что они не обладали никакими социально-экономическими инте

ресами и не выдвигали никаких социально-экономических требова

ний, и тем более нельзя утверждать, что они не играли ведущей роли в

экономическом воспроизводстве общества. Да и сама Арендт вынужде

на косвенно признать это, когда утверждает, что основной причиной

неудачи экспериментов с советами явилась постоянно присущая рас

сматриваемым движениям заинтересованность в контроле рабочих над

промышленностью83.

Связь, устанавливаемая Арендт, между социальными движениями и

республиканскими экспериментами, по ее собственному признанию,

характерна для уже прошедшей фазы новой истории. С появлением

«массового общества»

- общественной формы, способной вобрать в се

бя все Шссьт, включая и рабочий класс, - стало очевидным, что ни од

но двение не может претендовать на обладание статусом исключи

тельно политическим, а не социальным или экономически�. Те перь ра

бочее движение становится лишь одной из многих имеющихся групп

давления84. Поскольку формулирование и репрезентация интересов

(партии) являются в лучшем случае, «политикой» гражданского общества,

они являются суррогатами реального политического участия, подменя

ющими политическое общество и дискурсивное формирование мнений

торгом и сделками. �группы интересов и партийная политика

разрушают парламентское публичное пространство, они оказываются

276

ГЛАВА 4

явлениями низшего порядка по сравнению с административным рас

смотрением заявленных интересов85.

Как согласуется все это с фактом сохранения в наше время общест

венного движения как формы? Возможно ли, что презренная область со

циьного в конце концов станет ареной реполитизации, контекстом ко

торой явятся движения, которые, в свою очередь, составят новую пуб

личную сферу и тем самым сыграют роль промежуточного звена между

частным и публичным? Арендт определенно придерживается той точки

зрения, что сама форма движения не исчезнет вместе с исчезновением

классического рабочего движения. Она допускает, что площадкой для

этих движений является область социьного, расположенная между ос

тавшимися элементами частного и публичного. Однако, беря на воору

жение радикализованную разновидность плюралистической критики

массового общества, использующую тоталитарные движения в качестве

парадигмы, Арендт хранит убежденность в том, что социальные движения

ускоряют и завершают разрушение публичного и частного, вызванное

становлением социальной сферы. Иначе говоря, социальные движения

как таковые провоцируют и поддерживают характерный для массового

общества процесс атомизации и деполитизации. В условиях современ

ной партийной системы и порожденного ею глубокого недоверия Арендт

обнаруживает питательную среду для появления внепарламентских и

внепартийных движений. И чем очевидней оказываются неудачи пар

тийной системы, тем благоприятнее условия для возникновения движе

ний, тем больше у них шансов приобрести широкие слои поддержки. Но

в отсутствие подлинно общественных институтов движения служат либо

организации масс, либо превращению в массы тех, кого они организуют.

Социальные движения являются движениями массовыми, а массовые

движения продолжают действовать в согласии с социальным принци

пом, вторгаясь во все прежде частные сферы жизни, вючая семью,

образование и культуру, и нивелируя их86. Jа ким образом, социальные

движения являю

ся предтечами тоталитаризма, без них не может воз�

ниал-

таро за�Шёния становления общества. - -- -

Ввиду того что движения зарождаются в обществе и мобилизуют со

циальные потребности и мотивации, они не могут заново открывать

формы общественной жизни. Необходимо отметить, что данный тезис

совпадает с той концепцией социальных движений, которой принадле

жала главенствующая роль в парадигмах, имевших хождение вскоре по

сле Второй мировой войны; эти парадигмы усматривали в социьных

движениях частные случаи коллективного поведения и массового обще

ства87. Творчество Арендт отличает от этих парадигм сформулированная

ею радикально-демократическая политическая философия. Но оказав

шись частично под их влиянием (чему, видимо, способствовало наличие

НОРМАТИВНАЯ КРИТИКА: ННА АРЕНДТ

277

у нее собственного опыта тоталитарных движений), она лишила собст

венную политическую философию какого бы то ни было политического

приложения88. Если движения наших дней не могут открыть заново или

расширить публичную сферу в силу социальности собственного проис

хождения и существования и если коллективное действе, ориентиро

ванное на защиту прав, являет собой угрозу стремлениям к публичной

свободе, то вообще можно

усомниться в реальности продолжения в со

временную эпоху экспериментов по созданию политических институтов

посредством рабочего движения. Если Арендт права в своей оценке со

циального движения как такового, то ее мечту о возрождении республи

канства следует признать несостоявшейся окончательно и бесповоротно.

Примечания

См., В частности: Th e Origins of To talitarianism [1951], 2nd ed. (N.: Meridian

Books, 1958; далее обозначена как 01); Th e Ниmаn Condition (Chicago: University

of Chicago Press, 1958; далее - НС); Оп Revolution [1963] (N.Y.: Penguin Books,

1977; далее - OR) и статью Th e Crisis in Culture [1960] в Between Past and Fu ture

(N.Y.: Meridian Books, 1963; (далее - Crisis).

2 Jiirgen Habermas, Wa lter Benjamin: Consciousness Raising ог Redemptive Criticism

в Philosophical-Political Profiles (Cambridge, МП Press, 1983).

3 В данном контексте несущественно то, что Арендт дает две очень разные

концепции социального, первая из которых основана на естественной и даже

принадлежащей не только человеку предрасположенности к ассоциациям (НС,

23-24), а вторая, основная, интерпретация имеет дело со специфически совре

менной конструией на основе уже существовавщих институциональных эле

ментов. Хотя эти две концепции в общем и целом вполне совместимы, иногда

чрезмерное внимание к первой из них приводит К своеобразному пониманию со

временн,ой социальной сферы как вторжения в политическую жизнь некоего ес

тественного принципа.

4 НС, 198.

5 Ibid., 50ff. , 176-179.

6 Ibid., 198.

7 Ibid., 200.

8 OR, 75.

9 НС, 26, примеч. 9.

10 В ее основных работах данные акценты расставляются по-разному; в НС

основное внимание уделено риторико-драматургической модели, тогда как в OR

подчеркиваются обязательства и обещания. В отличие от Хабермаса, Арендт так

и не поняла, что здесь речь идет о двух различных моделях действия. Обе они

предполагают взаимное признание: в первом случае речь идет о признании уни-



278

ГЛАВА 4

кальности друг друга; вторая же предполагает взаимное признание друг в друге

равноправных членов солидарного политического общества. Обе модели преду

сматривают норму равенства, хотя и по-разному реализуемую. В первой предпо

лагается равенство в плане одинакового внимания и уважения к уникальности

каого индивида; вторая устанавливает равенство с точки зрения равного член

ства и участия в политическом обществе. Арендт так должным образом и не ос

ветила различие меу этими моделями действия, отнеся и ту и другую к единой

публичной сфере - древнегреческому полису.

II Согласно Арендт, данные два момента в историческом плане все более

дифференцируются, формируя по сути две модальности действия (НС, 26-27).

Однако здесь снова можно возразить, что Арендт видит власть как конститутив

ное условие всех форм стабильного правления; см.: Оп olence (N: Harcourt

Вгасе Jovanovich, 1969), 41. Временами кажется, что в этой статье действитель

но предполагается ограничить власть только одной функцией правления _

функцией порождения согласия или достижения легитимности через порожде

ние согласия (см.: J. Habermas, Hannah Arendt: Оп the Concept о! Po wer в Philoso

phical-Political Profiles). Но при всей неоднозначности ее концепций действия и

власти, ее теория публичной сферы - это выражено историческая теория, созна

TeльHo опирающаяся на античные республики как на исходные модели, остаю

щиеся, по крайней мере в этом отношении, непревзойденными.

то, несомненно, вполне допустимая трактовка принадлежащего Аристо-

телю положения о различии меу правителями и управляемыми.

Но поскольку публичная сфера способна  только на мнение, а не на зна

ние, и поскольку идея неустранимости изначального юрализма мнений исключа

ет возможность предсуществующего нормативного консенсуса, то в пределах этой

модели, едва ли выходей за пределы искусства ритори, неясно, с помощью ка

 доводов моо убедить индивида. Эта проблема связана с дрой проблемой,

касающейся целей общественной зни и публичного обсуждения проблем.

НС, 194-5.

По мнению Арет, эта цель так и не бьmа достигнута -даже в Америке. Кон

ституционное правление в лучшем случае ограничивается преследованием целей,

которые, по ее мнению, являются неполитическими или дополитическими с точки

зрения фундаментальных прав и принципа господства закона. Поэтому неясно, ка

кой может быть цель е институционализированной публичной сферы, помимо

непрерывного генерирования власти, необходимой для поддержания ее существо

вания. Еще менее ясным представляется вопрос о том, как смогут достичь этой це

ли индивиды, у которых нет оснований в чем-либо друг друга убеждать.

Арендт проявляет непоследовательность, описывая частное в терминах

уникальности и различий, поскольку в ее модели мнение внутри частной сферы

характеризуется однородностью и единством (НС, 39-40). Та ким образом, со

гласно этой модели, только мужчина - глава семьи, будучи порождением част

ной сферы, является истинным воплощением принципа различия в отношении

НОРМАТИВНАЯ КРИТИКА: ННА АРЕНДТ

279

других глав семейств. Столь же непоследовательна она и в утверждении, что ин

тимность является уникальным достижением семьи в ее современной форме

(буржуазной, нуклеарной), при том что она ничего не говорит о неэгалитарных

патриархальных отношениях внутри этой формы, которые препятствуют дости

жению подлинной интимности. Все дело в некритичном приняии Арендт ти

пично республиканского требования взаимно однозначной ин

титуционализа

ции принципов частного и государственного, отождествляемых с домашней и

политической сферами соответственно. Все это, равно как и ее аниз возникно

вения обшсства в виде некоего прорыва нужд, потребностей и «семейных инте

ресов» за пределы частной сферы, неоднократно становилось объектом критики

теоретиков феминизма, усматривающих в этом обусловленный гендерными раз

личиями, патриархальный набор дихотомий, в основе которых лежит устранение

женщин и их «забот» (их природы, жизни, потребностей и интересов) из публич

ной сферы, которой надлежит оставаться исключительно областью проявления

гражданских добродетелей. См. Jean Elshtain, PubIic Ма п, Private Wo man

(Princeton: Princeton University Press, 1981); Joan Landes, Wo men and the Pu bIic

Sp here in the Age о! the Fre nch Revolution (Itlшса: Cornell University Press, 1988), о

патриархальных корнях республиканского образа мыслей. Дело не в том, что аб

страктное раЗЛИ'lение между публичным и частным, независимостью и полити

ческой свободой, интимностью и публичностью само по себе вызывает возраже

ния, а в том, что наиболее конкретные институциональные и нормативные

интерпретации этих институтов, заимствованные Арендт у республиканцев,

имеют в своей основе гендерные отношения и составляют ядро ее противоречи

вого анализа частного и социального, а также той удивительной наивности, кото

рую демонстрирует Арендт, исключая из публичной сферы интересы и нужды.

7 НС, 30-3 1.

18 Ibid., 61-65, 71. Даже в этом тексте Арендт отмечает «неприватные» аспекты

приватности; однако вряд ли кто-либо может представить себе, что oikos спосо

бен стать питательной средой для личной неповторимости не только гл авы

семьи, но и прочих 'Iленов.

19 0, 30 1. Вызывает удивление то, что, в отличие от Хабермаса, Арендт ни

когда не ставит вопроса о том, не может ли частная сфера быть основана на ка

ком-то ином принципе, например, на соответствии определенным эгалитарным

нормам. Это тем удивительнее, что современная форма семьи обходится без уча

стия «посторонних>" Т.е. прислуги, рабов и т.п., а это значит, что семья может в

принципе (собственно, это и есть ее принцип, если не практика) быть организова

на и на эгалитарных основаНИIlХ. Не задается она никогда и вопросом о конкрет

ном содержании гражданской добродетели, столь превозносимой ею в качестве

особой ценности публичной сферы. В республиканской мысли, однако, данная

добродетель всегда интерпретируется в смысле представления о гражданине-вои

не, главные достоинства которого суть честь, доблесть и патриотизм, готовность

сража



ся и жертвовать частным во имя общих интересов, общего блага.