советской на протяжении нескольких десятилетий, вплоть до реформ 80-х годов, только турецкая экономика
была столь этатизирована. Еще раз уместно подчеркнуть, что для Ататюрка и большинства его
сподвижников этатизм был не более чем средством ускоренной модернизации экономики, отнюдь не
орудием идеологических экспериментов. Лишь некоторые в его окружении (группа «Кадро») верили, что,
получив
саморазвитие, турецкий этатизм станет особым, «третьим путем» развития турецкого общества.
Кемалисты в большинстве оставались вестернизатора-ми-прагматиками, защитниками принципов частной
собственности. Их обращение к этатизму было в тех условиях единственным способом включиться в про-
цесс догоняющего развития, мобилизации общества на достижение политической и экономической
независимости. Европа в те годы жила
вовсе не идеями либерализма, а концепциями кейнсианства. В
фашистских же режимах и диктатурах этатистские тенденции можно было обнаружить невооруженным
глазом. Да и колониализм (итальянский, британский, французский, бельгийский, голландский, испанский,
португальский, японский) оставался тогда реальностью, а не пропагандистским пугалом.
После завершения строительства первых текстильных комбинатов тогдашний министр экономики Джеляль
Баяр призвал соотечественников покупать прежде всего турецкие ткани. Начало действовать
законодательство по защите национальной валюты — лиры, 3 октября 1931 г. открылся национальный
Центральный банк, заменивший иностранный — Оттоманский. И одновременно, при всемерной поддержке
властей, тогда главным образом законодательной, турецкий предприниматель все активнее внедрялся
прежде
всего в сферы подрядного строительства, торговли, включая внешнюю, других услуг, ранее
контролируемые иностранным либо инонациональным (греческим, армянским, еврейским) капиталом.
Сама кемалистская власть приобретает черты однопартийного авторитарного режима во главе с
президентом — сначала Ататюрком, а после его смерти в 1938 г. — Исметом Инёню. Эта власть
представляла интересы двух самых влиятельных элит — военной и гражданской, высшие руководители
страны — президент, премьер-министр были недавними военными, героями боев с интервентами. В ту-
рецком парламенте — ВНСТ
также было представлено много военных, в министерствах, госучреждениях,
на госпредприятиях прослойка отставных военных оставалась значительной еще многие годы. Перед такой
«военизированной» властью в то время не возникала угроза замены ее военным режимом — в этом не было
необходимости. Однако проф. И.Гиритли не согласен с теми, кто в кемали-стском режиме
видит прототип
нынешних военных диктатур. Он пишет, что «авторитарный режим Мустафы Кемаля не сопровождался
страхом услышать звонок
Глава 11. Турция: от мусульманской империи к светской республике
263
у дверей, страхом возможности оказаться в концлагере». Концлагерей в Турции не было, но массовые
принудительные переселения курдов были, как были и массовые преследования коммунистов,
профсоюзных и других левых активистов.
Более того, даже периодически возникавшая легальная оппозиция, представленная порою соратниками
Кемаля по общей борьбе против интервентов, так и не смогла, вплоть до второй половины 40-х годов,
учредить постоянный институт демократической оппозиции, противопоставить его режиму однопартийной
власти. И хотя в конце 1924 г. была создана оппозиционная Прогрессивно-республиканская партия, ее
программа свидетельствовала о
том, что ее составители не хотели учитывать недавний опыт османской
европеизации, больше беспокоились о традиционных интересах компрадорской буржуазии и
представителей иностранного капитала, считали, что либерализация экономики в новых условиях не
возродит систему зависимости. «Покровительственная политика, — говорилось в 33-й статье программы, —
является не целью, а средством, мы не хотим защищать всякую
отрасль, неспособную к развитию,
поднимать дороговизну жизни в стране...». Подавив курдское восстание в 1925 г., власти вскоре запретили
Прогрессивно-республиканскую партию.
Спустя несколько лет, в августе 1930 г., кемалисты вновь пытались инициировать деятельность
оппозиционной партии, на этот раз именуемой Либерально-демократической. Однако, как и в 1925 г.,
легально созданная оппозиционная партия в короткое время стала средоточием не только легальной
фронды, но и угрожающей всему кемалистскому режиму правой оппозиции, включая клерикалов. В ноябре
того же
1930 г. она повторила судьбу своей предшественницы — была распущена.
Немалые заботы приносила кемалистам и левая оппозиция, прежде всего почти не выходящая из тюрем и
подполья Коммунистическая партия Турции. Турецкая юстиция преследовала компартию в соответствии со
статьями 141 и 142 Уголовного кодекса, принятого 1 марта 1926 г. Статьи предполагали длительные (до 15
лет) сроки тюремного заключения за деятельность, направленную на свержение существующего строя.
Самими турками признается, что режим того времени был далек от канонов европейской демократии:
«Великое национальное собрание стало образцово-показательным учреждением, представлявшим не народ,
а правящую Народную партию. На выборах голоса отдавались лишь кандидатам, представлявшим эту
партию. В действительности это даже нельзя было считать выборами. В конце концов народу настолько
надоели
эти показательные выборы, что он стал уклоняться от голосования. Число голосующих не
достигало 25%... Запрещены были политические партии, кроме правительственной Народно-
республиканской партии (НРП). Рабочие не могли создавать профсоюзы для защиты своих прав, не могли
бастовать... Не могли иметь свои организации крестьяне, молодежь, интеллигенция; если что-то и
создавалось, то только под
жестким контролем Народной партии. Любая газета не смела выходить за рамки