191
Разрыв между телесностью и cogito в постмодернистическом жес-
те, дополненный игрой в то же самое cogito, отсылает к известному ри-
туальному сюжету игры с мертвым телом. В ритуалах архаического об-
щества выкапывание покойника или же наказание его путем неприда-
ния тела земле было достаточно распространено. Парадоксальным обра-
зом эта традиция вылилась в акт обожествления мумий вождей, откро-
венную мумификацию власти. Играя с телом, постмодернизм пытается
избавиться от мумии рационализма. Но в этой удивительной игре свой-
ства реальной телесности переносятся на рацио, а само рацио почитает-
ся за мертвое тело. Теряется мера серьезности разговора. Можно, ко-
нечно, существовать в постоянной нарративной готовности к эпатажу,
однако усталость от этого (от самого себя) наступает неизбежно. Жанр
анекдота становится саморазрушающимся жанром. Постмодернистиче-
ское отрицание традиции оборачивается маской приятия любой тради-
ции, если только она претендует на замещение традиции классической.
Превращение культуры в текст – самое значительное событие,
происходящее в ситуации постмодерна. Текстом и письмом (в том чис-
ле так зазываемым «автоматическим») замещается онтологическая дан-
ность культуры, в том числе и культуры телесного. Ситуация смерти ав-
тора, писателя, героя – как предтеча смерти человека – возникает из те-
зиса о том, что письмо является той областью неопределенности, неод-
нородности и уклончивости, в которой теряются черты нашей субъек-
тивности, исчезает всякая самотождественность, и в первую очередь те-
лесная тождественность пишущего. Рождение читателя приходится оп-
лачивать смертью автора (Р. Барт).
При всей целостности и даже «диалектичности» постановки во-
проса о смерти автора, растворяющемся в своем произведении, все-таки
нужно помнить, что имеем мы дело с определенным (а именно пост-
структуралистским) видением мира текста, в котором реальность под-
менена зеркальной поверхностью стекла (Ж. Лакан). Соблюдение меры
серьезности и отстраненности здесь необходимо.
Возможно, что кризис постмодернистической идеи во многом свя-
зан с тем, что современная культура неизбежно устает от собственной
несерьезности. Западная философия уже не может обойтись без Друго-
го, Тайны, Лица. Вне положительного религиозного опыта становится
невозможно раскрыть ни псевдонимы, ни подлинные имена реальности.
Положение вещей, когда вместо Бога мы получаем отчаяние и ужас, на-
поминает метафизическую «телесность», разрушающуюся под грузом
нагромождения самоинтерпретаций. Возникает известная логическая
ситуация перфомативного противоречия в культуре (связанная, кстати,
с картезианской проблемой): то, что предполагается тезисом как посыл-
кой (наличие факта мышления, мыслящего Бога), противоречит содер-