
ТЕМА 27. ИСКУССТВО ИТАЛИИ XVII В.: АРХИТЕКТУРА, СКУЛЬПТУРА, ЖИВОПИСЬ
Всеобщая история искусства. Курс лекций
котором из неясности бытия чудесным образом проявляется реальность –
кульминация бытия, иллюзорная точка,
- автор чуть «покачивает» все горизонтали и вертикали, чуть ломает
ось зеркальной симметрии.
Особенно ясно этот прием мастера виден в работе «Лютнист» (1597),
где задано множество прямых линий (стороны стола, смычок, гриф скрипки,
гриф лютни, края книг и т.д.), ни одна из них не параллельна плоскости
картины или хотя бы краю холста. Автору важно «расшатать» плоскость
холста, создать глубокое динамичное художественное пространство.
Основное ядро зрелого творчества мастера относится к периоду 1599 –
1605 гг. В основе своей это полотна большого размера (до 3 м), которые
размещаются в алтарной нише или боковых стенах капелл и церквей.
Тематика работ – мистические и трагедийные сюжеты из Нового завета.
Цикл картин написан автором по заказу наследников французского
кардинала Контарелли для фамильной капеллы в церкви Сан Луиджи в
первые годы XVII в. Тематика – сюжеты из жизни апостола Матфея – не
выбиралась автором, а была утверждена заказчиком. Потолок и своды уже
были расписаны художником д”Арпино.
На левой стене капеллы расположена работа «Призвание апостола
Матфея». Размер работы таков, что все персонажи изображены в
натуральную величину. Действие происходит в непонятном темном
помещении – в кабаке? В подвале? В это помещение вторгается луч света,
направленный из алтарного свода, происходит вторжение вечного в
сиюминутное, мифа в повседневность, божественного в человеческое. Луч
света избирает и призывает мытаря Матфея к апостольскому служению.
Призвание повторяется в жестах персонажей:
- вместе со светом в помещение вошел Христос с одним из
помощников, жесты их рук трижды повторяют указание, причем в динамике
разворачивания и нацеливания именно на сидящего в конце стола юношу,
- жест указания повторяет персонаж в берете.
Рама окна разделяет пространство на бытовое, человеческое (слева) и
божественное (справа). Граница между ними прорывается только лучом
света и сонаправленным ему указующим жестом Христа, лицо которого
представляет собой автопортрет Караваджо. Тем самым художник
определяет свою миссию: превносить в повседневность человеческого бытия
божественное чудо преображения.
Современники Караваджо были возмущены тем, что автор изобразил в
качестве персонажей известных всему Риму «дружков-хулиганов», да и всех
персонажей одел в современные себе одежды. Однако эта
«неизбирательность» в подборе предметов изображения работает на ту же
задачу преображения человека. Зритель, входя в капеллу, оказывается слева
от картины рядом с фигурой Матфея, на одном уровне с его головой. Зритель
одет в такую же одежду, он соразмерен фигурам на полотне. Вступая в
отношение с картиной, зритель оказывается в иллюзорном мире, в котором
происходит его призвание, причащение человеческого к божественному.