Различия в биологической ценности, которую представляли для отношений с
палеоантропами мужские и женские особи неоантропов, на фоне развитого
"искусственным" отбором инстинкта "убивать" обусловили появление чисто
"мужского дела" - войны: "Если от современных войн с их сложнейшими
классовыми, политическим, экономическими причинами спуститься как
можно глубже в познаваемое для исторической науки прошлое в эпоху
варварства, мы обнаруживаем увеличивающееся там значение не завоевания, а
самого сражения, самой битвы. В предфеодальные времена результат войны -
это убитые люди, оставшиеся на поле брани. [...] А в глубинах первобытности
и подавно не было ни покорения туземцев завоевателями, ни обращения их в
данников, ни захвата у них территорий. На взаимное истребление выходили
только мужчины (если оставить в стороне легенду об амазонках); [...] с
биологической точки зрения, исчезновение даже части мужского населения не
препятствовало воспроизведению и расширению популяции при сохранении
продуктивной части женского".
Здесь же целесообразно привести опубликованные результаты специальных
исследований Поршнева в области экологии ближайших предков человека, ибо
они прямо касаются будущих человеческих "семейных ценностей". Речь идет о
"тасующемся стаде" как форме сосуществования ближайших предков человека:
"Их биологический образ жизни, способ получения мясной пищи предъявил на
определенной ступени почти непосильные требования к мобильности,
подвижности этих существ, как в смысле быстроты передвижения, так и в
смысле длительности и покрываемых расстояний. Эти требования и привели к
разрыву стадного сцепления: самки с молодняком (очень долго
несамостоятельным у гоминид) отставали, отрывались от взрослых самцов,
причем не сезонно (как, например, в стадах горных козлов), а без возможности
соединиться вновь. Но на гигантской территории этих миграций другие
самцы на время присоединялись к этим самкам с молодняком, чтобы затем, в
свою очередь, оторваться от них."
16
"Если настаивать на слове "стадо", то это стадо совершенно особого рода:
то разбухая, то съеживаясь в объеме, то распадаясь на единицы, оно не имеет
постоянного состава индивидов. Один и тот же индивид может оказываться
последовательно членом разных сообществ по мере их соединений,
рассредоточений, тасовки. [...] В этих тасующихся группах и не могло быть
стойкого семейного ядра, вроде семейных групп гиббонов, ни "гаремной семьи"
павианов, - самцы, составляющие вообще элемент зоогеографический, обычно
более мобильный, чем связанные молодью самки, в данном случае, оторвавшись
от своих самок, уже не возвращались к ним вновь, а примыкали где-либо к
другим, третьим, совершая, может быть, громадные пространственные
перемещения."
17
"Так, по-видимому, объясняется появление так называемого промискуитета -
явления, логически доказанного как исходная ступень человеческой семьи, хотя
совершенно не характерного для животных."
18
О поршневском анализе возникающих культурных запретов, связанных с
дальнейшей эволюцией семейно-половых отношений людей, будет сказано
ниже в разделе Культурология.
Приведенные выдержки отчасти дают ответ на вопрос о причинах гигантского,
но почти безотчетного сопротивления коллег-ученых и вообще
"общественности", с которым Поршневу приходилось сталкиваться всю жизнь.
Внедрение этой концепции в научный оборот, в сферу широкого публичного