Сохор А.Н. Бородин А.П

Подождите немного. Документ загружается.

ращение с ними, заманив в конюшню, высекли там

кнутами. С братом три раза делался обморок при

виде болтающихся клочьями лоскутов кожи. У двух

из наказанных виднелись даже кости». «Слабость»,

проявленная Бородиным, не вызвала сочувствия у

старого служаки — главного врача госпиталя По-

пова, сказавшего ему: «Эх, молодой человек, что же

вы запоете, если по долгу службы вам придется

накладывать клеймо осужденным? ..» *

Многих переживаний стоила Бородину и исто-

рия с кучером какого-то высокопоставленного лица.

Кучер подавился костью, вынуть которую пору-

чили Бородину. Ржавые щипцы сломались во время

операции, и их обломок застрял в горле пациента.

С большим трудом новоиспеченный хирург извлек

и обломок и кость. «Кучер,— рассказывал Але-

ксандр Порфирьевич,— бухнулся мне в ноги; я же

с трудом удержался от того, чтобы не ответить ему

тем же самым. Подумайте только, что бы было,

если бы я завязил обломок щипцов в горле такого

пациента! Наверняка я бы был разжалован и по-

пал бы в Сибирь».^^

Все эти происшествия убедили Бородина в том,

что хорошим врачом ему никогда не стать: заня-

тия практической медициной не отвечали ни его

личным склонностям, ни особенностям характера.

Его по-прежнему неудержимо влекла к себе химия.

Поэтому, когда после сдачи осенью 1856 года экза-

менов на степень доктора медицины ему было раз-

решено приступить к написанию докторской диссер-

тации, он избрал тему с гораздо большим уклоном

в сторону химии, чем медицины: «Об аналогии

мышьяковой кислоты с фосфорною в химическом и

токсикологическом отношениях».

Начало самостоятельной научной деятельности

Бородина совпало со знаменательным поворотом

в жизни России. После Крымской войны в стране на-

чался мощный подъем освободительного движения,

* Клеймить каленым железом лиц, приговоренных

к каторге.

4 А. п. Бородин 49

вступившего в новЬш период — разночинский. Вско-

ре, на рубеже 50-х и 60-х годов, в стране сложилась

революционная ситуация, заставившая царское пра-

вительство отменить крепостное право.

То было радостное время, о котором впослед-

ствии люди этого поколения вспоминали как о ве-

сне обш,ественной жизни. Дуновение весны этой

«пронеслось из края в край страны, пробуждая от

умственного окоченения и спячки, сковывавших ее

более четверти столетия»,— писал К. А. Тимиря-

зев.^®

С особенным воодушевлением встретили начав-

шийся демократический подъем «новые люди» —

передовая молодежь, по преимуществу разночин-

ская, к которой принадлежал и Бородин. «Надо

было жить в то время,— говорил один из лучших

представителей «шестидесятничества», Н. В. Шел-

гунов,— чтобы понять ликующий восторг «новых

людей»: точно небо открыли над ними, точно у

каждого свалился с груди пудовый камень, куда-то

потянулись вверх, вширь, захотелось летать».^®

Идейным штабом демократического движения стал

журнал «Современник», к руководству которым

в эти годы пришли Чернышевский, Добролюбов,

Некрасов.

Бородин не мог стоять в стороне от передового

идейного движения второй половины 50-х годов,

испытывая его воздействие с разных сторон. Этому

способствовало окружение молодого химика, в ко-

торое вошли теперь новые люди. Он сблизился, на-

пример, с братьями Успенскими — будущим врачом

и доцентом Московского университета Михаилом

Васильевичем и писателем Николаем Васильеви-

чем.* Для Николая Успенского конец 50-х годов

бьш временем наиболее прогрессивного направле-

ния его деятельности, когда он активно сотрудничал

в «Современнике». Правдивое изображение народ-

ной жизни в рассказах Н. Успенского высоко оце-

нил Чернышевский.

• Н. в. Успенский жил в 1858 г. у Бородина.^'

в окружение Бородина входил и его недавний

соученик по академии, врач Иван Максимович Со-

рокин (в .будущем — профессор МХА по кафедре

судебной медицины), ставший его самым близким

другом.* Сорокин — хороший, давний товарищ; Чер-

нышевского и один из ближайших друзей и едино-

мышленников Добролюбова. В дневнике Добролю-

бова имеется запись (от 5 июня 1859 г.), свиде-

тельствуюпцая о том, что он вел с Сорокиным

откровенную беседу на самую волнуюш,ую для него

тему тех дней: о взаимоотношениях «Современника»

с герценовским «Колоколом» в связи с расхожде-

нием этих органов революционной демократии во

взглядах на пути и методы освободительной

борьбы.** Судя по этой записи, Сорокин стал пол-

ностью на сторону «Современника», занимавшего

более верную и последовательную позицию.^®

Веяния прогрессивных идей конца 50-х годов

доходили до Бородина и другими путями. Они про-

никли в МХА, причем не только в студенческую

среду. В условиях обш;ественного подъема, когда

царское правительство было вынуждено «заигры-

вать» с либеральными кругами, передовой группе

профессоров академии удалось добиться осуще-

ствления ряда давно назревших реформ, призван-

ных обновить это учреждение, пропитанное духом

рутины.

Идейным вдохновителем реформ и пламенным

борцом за их осуществление был Н. Н. Зинин. По

его мысли, рассказывал позднее Бородин, следовало

прежде всего решительно улучшить преподавание

естественных наук (химии, физики и др.) и придать

им роль первостепенных, поскольку «медицина

представляет собой только приложение естество-

знания к сохранению и восстановлению здоровья

* Сорокин также жил в одной квартире с Бородиным,

был женат на его двоюродной сестре М. В. Готовцевой.

** Результатом этого расхождения явилось появление

в «Колоколе» статьи Герцена «Very dangerous!!!» («Очень

опасно!!!») с выпадами против «Современника». Беседа Доб-

ролюбова с Сорокиным и касалась этой статьи.

^ 51

человека» (III, 87). Следовало также создать усло-

вия для самостоятельных научных исследований

в этой области и развернуть их возможно шире,

исходя из того, что «для сознательного понятия

о том, как сложилась наука, для ясного усвоения и

верной оценки того, что сделано в науке другими,

необходимо — хоть несколько — поработать самому

на поприще науки и внести свою, хотя бы и не-

большую, лепту в общую сокровищницу знания»

(III, 87). Так Зинин, говоря словами Бородина, «ста-

рался привить серьезную любовь к науке, вызвать

русскую молодежь к самодеятельности...» Нетруд-

но видеть, что эти идеи были целиком в духе новой

эпохи с ее культом естествознания и стремлением

к развитию самостоятельной отечественной науки.

Соратником Зинина стал новый вице-президент

академии профессор И. Т. Глебов — человек энци-

клопедических знаний и передовых взглядов, живо

интересовавшийся естественными науками (в част-

ности, химией). Однако для осуществления рефор-

маторских идей на практике нужен был еще и уме-

лый администратор. Он нашелся в лице П. А. Дубо-

вицкого, занявшего в 1857 году пост президента

МХА. Способный организатор, разделявший в те

годы либеральные настроения, Дубовицкий при-

нялся за претворение в жизнь идей Зинина со всей

энергией — тем более что был «вхож» в «высшие»

сферы и мог действовать поэтому достаточно неза-

висимо и самостоятельно (он был богатейшим по-

мещиком, владевшим 5000 душ и 200-тысячным

состоянием).

В академии были открыты новые кафедры, в том

числе химическая (отделившаяся от физической).

Состав профессоров был обновлен благодаря при-

влечению молодых талантливых русских ученых

(на рубеже 50—60-х гг. здесь получили кафедры

И. М. Сеченов, С. П. Боткин, Э. А. Юнге, И. М. Ба-

линский). Началось строительство новых благо-

устроенных зданий, в том числе — специально для

Естественно-исторического института, то есть для

естественно-научных кафедр. Был учрежден при

академии Институт молодых врачей (нечто вроде

нынешней аспирантуры), где оставлялись ежегодно

десять лучших выпускников на три года для под-

готовки к научной деятельности; трое из них полу-

чали сверх того 2-годичные заграничные коман-

дировки.

Осуществление этих реформ благотворно сказа-

лось на судьбе Бородина. Перед ним раскрылись

широкие перспективы научной работы в любимой

им области. Он начал усердно заниматься диссер-

тацией и одновременно подготовлял другой, чисто

химический труд — «Исследование химического

строения гидробензамида и амарина». Эту свою пер-

вую самостоятельную научную работу он доложил

5 марта 1858 года в Академии наук на заседании

Физико-математического разряда.

Отношение к Бородину в МХА теперь меняется.

На него уже смотрят не как на подающего надежды

медика, а как на будущего ученого-химика. И ко-

гда в 1857 году Бородин получает первую команди-

ровку за границу — для сопровождения лейб-оку-

листа И. И. Кабата на Брюссельский конгресс вра-

чей-офтальмологов,— ему предписывается «во время

путешествия за границею осмотреть новейшее

устройство химических и фармацевтических лабо-

раторий и собрать описания и изображения лучших

из них...»

В августе 1857 года Кабат и Бородин выехали

из Петербурга в Париж. Путь лежал через Берлин,

Франкфурт-на-Майне, Кёльн. В Париже Бородин

познакомился с городом и его музеями, осмотрел

лабораторию знаменитого химика Бертело (в отсут-

ствие хозяина, уехавшего в Италию), был с визи-

том у двух медицинских «светил». В начале сен-

тября он присутствовал на заседаниях конгресса

в Брюсселе.

Вернувшись в Петербург, Бородин больше уже

не занимался медициной. Он возглавил практиче-

ские занятия студентов по химии в академической

лаборатории и готовился защищать диссертацию на

докторскую степень. Защита состоялась 5 мая

1858 года. В этот же день в качестве «соленизанта»

(так называли тогда соискателя ученой степени)

выступил товарищ Бородина по студенческим годам

физик П. А. Хлебников. Это был знаменательный

день в истории академии: лишь незадолго до того

было отменено правило, по которому диссертация

могла быть написана и защищена только на латин-

ском языке, и оба докторанта впервые за время

существования академии защищали работы, напи-

санные по-русски. Отличались эти диссертации от

прежних и своим научным уровнем. Раньше пред-

ставляемые работы носили почти сплошь компиля-

тивный характер. Теперь это были оригинальные

исследования, основанные на самостоятельных

экспериментах с применением современных науч-

ных методов.

Защита диссертации Бородиным почти совпа-

ла по времени с учреждением при академии Ин-

ститута молодых врачей. Новый доктор медицины

был в числе первых зачислен в этот Институт.

Более того — С. П. Боткин впоследствии утверж-

дал, что сама мысль основать такого рода учреж-

дение возникла под впечатлением необыкновенных

способностей Бородина. Он был уже настолько под-

готовлен, что стал не только учиться, но и учить:

ему поручили руководить практическими химиче-

скими занятиями молодых врачей, читать им

курсы химии и истории развития химических

теорий.

Лето 1858 года принесло Бородину счастливый

случай применить свои научные познания на прак-

тике (а одновременно и несколько поправить ма-

териальные дела). По рекомендации Зинина бога-

тейший откупщик В. Т. Кокорев пригласил его

в свое имение в городок Солигалич Костромской

губернии исследовать состав минеральной воды ме-

стного источника. Бородин успешно выполнил эту

работу и в 1859 году опубликовал ее результат

в виде статьи в газете «Московские ведомости»

(в том же году статья была издана отдельной бро-

шюрой под назв?1нием «Со^хигалкчские солено-ми-

неральные воды»). Благодаря анализу, проведенно-

му Бородиным, были определены целебные свой-

ства источника, и через несколько лет в Солига-

личе построили лечебницу.

Пребывание в Институте молодых врачей давало

Александру Порфирьевичу право на 2-годичную

заграничную командировку для усовершенствова-

ния в науках. Это право было ему предоставлено,

и осенью 1859 года он покинул столицу, чтобы вер-

нуться сюда лишь в 1862 году.

О музыкальном развитии Бородина в детстве и

юности известно сравнительно немного. Кое-какие

отрывочные сведения содержатся в воспоминаниях

М. Р. Щиглева, Д. С. Александрова, Е. С. Бороди-

ной. Сохранились и некоторые музыкальные сочи-

нения Бородина, написанные в эти годы,— но не

полностью и почти все без обозначения даты созда-

ния, так что установить их хронологический по-

рядок и отнести к определенному отрезку времени

зачастую невозможно. Однако все, что мы знаем

о музыкальной юности Бородина, свидетельствует

о том, что в эти годы успешно формировался не

только ученый, но и художник.

Влечение к искусству у Бородина обнаружилось

рано. Совсем еш;е мальчиком он устраивал домаш-

ние театральные представления, разыгрывал с двою-

родной сестрой различные пьески, надевал яш;ик

на ремне и изображал шарманщика... Любил, за-

бираясь на печку и глядя оттуда через окошко

в сад, представлять себе всевозможные волшебные

картины, фантазировать, давая волю богатому во-

ображению. С интересом и удовольствием зани-

мался рисованием, гальванопластикой, лепкой из

мокрой бумаги. Вместе с сестрой успешно учился

танцевать. В этом кругу разнородных художествен-

ных занятий на ведущее место вскоре выдвину-

лась музыку.

5!5

Мать Бородина была лишена, по-видимому, зна-

чительных музыкальных способностей и уж навер-

няка— музыкальной культуры. В зрелые годы Бо-

родин упоминает в одном из писем, что «тетушка»,

пребывая в хорошем настроении, «целые дни поет,

играет на гитаре и приплясывает» (I, 271). Пела и

играла она, должно быть, и в молодости, и вряд ли

это было что-либо иное, чем бытовые романсы и

танцы. Но чутье к музыке у нее имелось: когда

Мусоргский, незадолго до ее смерти, показал у Бо-

родина дома отрывок из «Бориса Годунова», «те-

тушка» пришла в восторг и расцеловала автора

оперы... И отсутствие музыкальной культуры не

помешало ей, как и в других областях, обеспечить

развитие задатков сына, едва только они про-

явились.

В первые годы жизни Бородин мог знать лишь

ту музыку, которая бытовала в мещанской среде

города. Это был прежде всего русский бытовой ро-

манс, переживавший как раз в те годы — в третьем

и четвертом десятилетиях XIX века — благодаря

творчеству Алябьева, Варламова, Гурилева, Есау-

лова, Н. А. Титова и других композиторов пору

расцвета. Это были и бытовые танцы. Бородин мог

слышать их не только дома, но и во время прогу-

лок, на Семеновском плацу, где играл военный ду-

ховой оркестр. В репертуар такого рода оркестров

входили, как правило, не только марши, но и

польки, кадрили, мазурки.

Именно этот оркестр впервые пробудил у 8-лет-

него мальчика интерес и влечение к музыке: он

слушал игру военных музыкантов, разговаривал

с ними, рассматривал их инструменты, а дома

подбирал по слуху на фортепиано все услышанное

(первые пианистические навыки он приобрел,

должно быть, самостоятельно; нет никаких сведе-

ний об его обучении в этом возрасте игре на рояле).

Те же впечатления дали толчок началу его музы-

кального образования: заметив интерес сына к му-

зыке и его несомненные способности, мать пригла-

сила флейтиста из оркестра Семеновского полка,

который стал учить его игре на флейте. Этим ин-

струментом Бородин недурно владел и впослед-

ствии.

Плодом знакомства начинающего музыканта с

бытовыми жанрами явилось его первое сочинение —

полька «Нё1ёпе», написанная, по свидетельству

Е. С. Бородиной, в 9-летнем возрасте.*

Новый этап музыкального развития Бородина

начался в 1846 году — одновременно с важным по-

воротом в его общем воспитании, который произо-

шел в результате сближения с высококультурной

семьей Щиглевых. Теперь музыкальный горизонт

Бородина резко расширился. Он стал впервые —

вместе с Мишей Щиглевым — учиться на рояле

у педагога (им был немец Порман — учитель ме-

тодичный, но недалекий), играть со своим но-

вым товарищем в 4 руки, посещать концерты, уча-

ствовать в любительском исполнении камерных

ансамблей.

Самоучкой он овладел еще одним инструмен-

том— виолончелью** (а Щиглев — скрипкой).

* Полька названа по имени некоей взрослой барышни —

объекта детской влюбленности мальчика. Годом сочинения

может быть и 1842 и 1843, так как неизвестно, какую дату

рождения композитора имеет в виду Е. С. Бородина. До

1873 г. Бородин правильно считал, что он родился в 1833 г.

Однако после своего 40-летия, сбитый с толку неверными

расчетами знакомых, он стал считать годом своего рож-

дения 1834. Эта ошибка перешла в биографии Бородина и

была исправлена лишь в 1925 г. С. А. Дианиным, нашед-

шим подлинную метрику Бородина и другие документы,

определяющие истинную дату его рождения.

** В «Летописи» Римского-Корсакова говорится также

о том, что Бородин умел играть и на гобое (правда, слово

«гобой» в оригинале воспоминаний Римского-Корсакова от-

сутствует и вписано его женой Надеждой Николаевной).

Косвенным подтверждением этого указания может слу-

жить тот факт, что в одном из ранних сочинений Боро-

дина — квартете — предусмотрено возможное участие гобоя.

Глазунов упоминает в одном из писем, что Бородин от-

лично играл не только на флейте, но и на кларнете (кото-

рым овладел уже в 70-х гг.). «Он также искусно насвисты-

на дудочках, продаваемых разносчиками-словаками.

Когда он всему этому научился?»'"

Очень важную роль в развитии Бородина-музы-

канта сыграли братья Васильевы (Кирилловы), с ко-

торыми он сблизился в начале 50-х годов. Об од-

ном из

них—^

Петре Ивановиче — известно очень

немногое. Это был скрипач-любитель, занимав-

шийся и композицией (в библиотеке Бородина со-

хранилась его «Ножка-полька», изданная в 1853 г.).

Он увлекался камерно-инструментальным музици-

рованием, и в этом отношении знакомство с ним

принесло Бородину огромную пользу. П. И. Ва-

сильев втянул Бородина и Щиглева в исполнение

камерных ансамблей. С ним молодые любители

могли образовывать трио разных составов: форте-

пианное (если Щиглев играл на рояле, а Бородин —

на виолончели) и струнное (если Щиглев выступал

в качестве второго скрипача). Можно думать, что

именно для этих исполнителей написал Бородин

трио для двух скрипок и виолончели на тему «Чем

тебя я огорчила» (1854 или 1855). Во всяком случае,

оно посвящено П. Васильеву. Среди юношеских

произведений Бородина было еп];е три трио для

такого же состава (одно из них — Соль мажор,

«Большое» — издано).

Как вспоминает Щиглев, обш;ение с П. Василье-

вым помогло Бородину познакомиться также с квар-

тетной литературой. При исполнении квартетов Ва-

сильев играл партию первой скрипки, Щиглев —

второй, Бородин — виолончели, а альтиста приходи-

лось нанимать. Насколько серьезно относились мо-

лодые музыканты к этим занятиям, можно судить

по тому, что оба они уже перестали удовлетво-

ряться первоначальными навыками игры на виолон-

чели и скрипке, приобретенными самостоятельно,

и обратились к педагогам. Бородин взял несколько

уроков у виолончелиста Шлейко, Щиглев — у скри-

пача Ершова.

Второй из братьев Васильевых — Владимир Ива-

нович— стал позднее известным певцом (бас).

В 1857 году он вступил на сцену русского оперного

(с I860 г.— Мариинского) театра (под именем Ва-

сильева 1-го) и пел здесь четверть века, испрлшв