Стасюлевич М.М. (сост.) История Средних веков: От Карла Великого до Крестовых походов (768

Подождите немного. Документ загружается.

191

Эпоха Карла Великого и распадение его монархии

ГРАНОВСКИЙ ТИМОФЕЙ НИКОЛАЕВИЧ. 1813–1855. Он принадлежит к числу тех

немногих людей, именем которых современники их называют свою эпоху, желая в од-

ном слове выразить ее интеллектуальные и нравственные стремления, и потому в нем

одном ищут источник всего высокого, что говорит непосредственно уму и сердцу, и в

его словах находят отголосок своих собственных, неясно еще сознаваемых, стремле-

ний. Окончив курс в Петербургском университете и сделав заграничное путешествие,

Грановский в 30-х гг. избрал ближайшим местом для своей деятельности Московский

университет, в котором и оставался до самой своей смерти. Положение исторической

науки при начале публичной деятельности молодого профессора было весьма небла-

гоприятно. До 30-х гг. историческая наука, наряду с прочими науками, была у нас, так

сказать, колониальным продуктом, доступным для тех немногих, которые имели сред-

ства жить западной литературой, но масса общества оставалась чуждой научной жиз-

ни. Официальное преподавание истории в школе по плохим учебникам было для мно-

гих первым и последним средством исторического образования.

В конце 30-х гг. при таком положении дела начала являться мысль о необходимости

положить основание исторической науки в нашей литературе, и некоторые думали до-

стигнуть того, подражая одним внешним приемам западной исторической науки, обус-

ловленным особенностями западной интеллектуальной жизни. Так, напали на идею, что

непосредственное изучение истории классического мира может одно служить основой

исторической науки и только оно одно удовлетворяет условиям строгой исторической

критики. Без сомнения, всякое основательное изучение какой бы то ни было эпохи или

народности, например, изучение одной еврейской литературы может принести превос-

ходные результаты: притом о еврейской литературе можно сказать то же самое, что и о

греческой и римской: она едва ли не более имела влияния на историю западной обра-

зованности, нежели греческая и римская; излишне напоминать о роли Библии в Сред-

ние века, но и в эпоху Реформации критическое изучение еврейской литературы уча-

ствовало наравне с критическим изучением греческой и римской в том умственном пе-

ревороте, который положил начало новому времени. Следует ли из этого, что еврей-

ский язык, его литература и исторические памятники составляют единственно достой-

ный предмет критического изучения? Опасно и бесплодно историю собственных, слу-

чайно набежавших идей принимать за норму развития целого общества; и вообще ход

истории образованности целого народа не может быть никем ни выдуман, ни сочинен.

Попытка основать у нас классическую школу истории окончилась тем, чем кончается

все, на что тратится много самолюбия и очень мало живой мысли, бескорыстной пре-

данности делу и основательных познаний даже в том, что считаем своей специальнос-

тью. Одним словом, мы получили псевдоклассическую школу, которая утомила своих

последователей прежде, нежели успела обратить на себя внимание общества и выз-

вать в нем какое-нибудь участие к своим упражнениям. Инстинктивный талант Грановс-

кого принес лучшие результаты, нежели искусственные теории псевдоклассической

школы, и потому нельзя не согласиться с одним из близких свидетелей его обществен-

ной деятельности, что «у Грановского долго не перестанут учиться живому пониманию

науки, разумному сочувствию лучшим человеческим интересам, глубокому уважению

ко всему истинно великому, благородному образу мыслей, простоте и верности ученых

приемов, благородству и изяществу языка». Быть выше общества только в той мере,

чтобы обществу было интересно подняться на предлагаемую ему высоту и сделать шаг

вперед,– вот что, по-видимому, руководило всей ученой деятельностью Грановского,

между тем как псевдоклассическая школа со своими исследованиями о месте, дне и

часе той или другой битвы походила на того семинариста, который, чтобы озадачить

отца цицероновской речью, прибавлял к каждому русскому слову латинское окончание

us. В трудах Грановского мы не найдем никакого us, которым бы он старался наложить

особую печать на свои произведения и требовал бы привилегии на изобретение; он брал

предметы для своих исследований везде, где он думал найти случай высказать ясную и

192

От Карла Великого до Крестовых походов (768—1096 гг.)

живую мысль; в справедливости того может убедить один беглый просмотр оглавления

посмертного издания его сочинений (Москва, 1856, в 4 т.) под редакцией С. Соловьева и

Кудрявцева. В своей речи 12 января 1852 г. Грановский определительно формулировал

свои взгляды на задачу и приемы исторической науки (т. I, с. 26 и след.):

«Отказываясь от притязаний на то совершенство формы истории, которое у наро-

дов классического мира (то есть греков и римлян) было следствием исключительных,

не существующих более, условий, современный нам историк не может, однако, отка-

заться от законной потребности нравственного влияния на своих читателей. Вопрос о

том, какого рода должно быть это влияние, тесно связан с вопросом о пользе истории

вообще. Ответ на последний представляет большие трудности, потому что история не

принадлежит ни к числу чисто теоретических знаний, имеющих задачей привести в яс-

ность лежащие в глубине нашего духа истины, ни к прикладным, польза которых не тре-

бует доказательств. Очевидно, что практическое значение истории у древних, основан-

ное на возможности непосредственного применения ее уроков к жизни, не может иметь

места при сложном организме новых обществ... Конечно, ни народы, ни их вожди не

поверяют своих поступков с учебниками всеобщей истории и не ищут в ней примеров и

указаний для своей деятельности. Тем не менее, нельзя отрицать в самых массах изве-

стного исторического смысла, более или менее развитого на основании сохранивших-

ся преданий о прошедшем. В лицах, стоящих во главе государственного управления,

этот смысл переходит, по необходимости, в отчетливое сознание отношений, существу-

ющих между прежним и новым порядком вещей. Надобно, с другой стороны, признать-

ся, что всеобщая история в том виде, в каком она обыкновенно излагается, не в состо

янии сильно действовать на общественное мнение и быть для него источником прочно

го назидания...

Известные слова Кетле о статистике (см. о Кетле выше) со временем получат прило-

жение и к нашей науке. Ей предстоит совершить для мира нравственных явлений тот же

подвиг, какой совершен естествознанием в принадлежащей ему области. Открытия на-

туралистов рассеяли вековые и вредные предрассудки, затмевавшие взгляд человека

на природу: знакомый с ее действительными силами, он перестал приписывать ей не

существующие свойства и не требует от нее невозможных уступок. Уяснение историче-

ских законов приводит к результатам такого же рода. Оно положит конец несбыточным

теориям и стремлениям, нарушающим правильный ход общественной жизни, ибо об-

личит их противоречие с вечными целями, поставленными человеку провидением. Ис-

тория сделается в высшем и обширнейшем смысле, чем у древних, наставницей наро-

дов и отдельных лиц и явится нам не как отрезанное от нас прошлое, но как цельный

организм жизни, в котором прошлое, настоящее и будущее находятся между собой в

постоянном взаимодействии...

Но даже и в настоящем, далеко несовершенном, виде своем, всеобщая история бо-

лее, чем всякая другая наука, развивает в нас чувство действительности и ту благора-

зумную терпимость, без которой нет истинной оценки людей. Она показывает разли-

чие, существующее между вечными, безусловными началами нравственности и огра-

ниченным пониманием этих начал в данный период времени. Только такой мерой долж-

ны мы мерить дела отживших поколений. Шиллер сказал, что смерть есть великий при-

миритель. Эти слова могут быть отнесены к нашей науке. При каждом историческом

проступке она приводит обстоятельства, смягчающие вину преступника, кто бы ни был

он – целый народ или отдельное лицо. Да будет нам полезно сказать, что тот не исто-

рик, кто не способен был перенести в прошлое живое чувство любви к ближнему и уз-

нать брата в отдаленном от него веками иноплеменнике. Тот не историк, кто не сумел

прочесть в изучаемых им летописях и грамотах начертанные в них яркими буквами ис-

тины: в самых позорных периодах жизни человечества есть искупительные, видимые

нам на расстоянии столетий, стороны, а на дне самого грешного перед судом совре-

менников сердца таится какое-нибудь одно лучшее и чистое чувство. Такое воззрение

193

Эпоха Карла Великого и распадение его монархии

не может служить в ущерб строгой справедливости приговоров, ибо оно требует не оп-

равданий, но объяснений, обращается к самим лицам, а не подлежащим суждению де-

лам их. Одно из главных препятствий, мешающих благотворному действию истории на

общественное мнение, заключается в пренебрежении, какое историки обыкновенно ока-

зывают к большинству читателей. Они, по-видимому, пишут для ученых, как будто исто-

рия может допустить такое ограничение, как будто она по самому существу своему не

есть самая популярная из всех наук, призывающая к себе всех и каждого... Цеховая,

гордая своей исключительностью наука не вправе рассчитывать на сочувствие общест-

ва. Здесь, разумеется, речь идет не о тех достойных всякого уважения, но по самому

содержанию своему не допускающих занимательности, частных исследованиях, без ко-

торых не могла бы двигаться вперед наука, хотя она употребляет их в дело только как

материал»...

Вот лучшая автобиография духа писателя и ученого, какую можно было только со-

ставить для исповеди в своих взглядах и убеждениях относительно значения истори-

ческой науки в ее связи с действительной жизнью общества.

мелкие владения прежних конунгов, уступая

место единодержавию Эйриха Упсальского

в Швеции, Горма Старого в Дании и Гараль-

да Прекрасноволосого в Норвегии. Тогда же

проникли в пустыни и леса Скандинавии пер-

вые проповедники христианства, св. Ансга-

рий и его последователи. Царствованию Оди-

на и Азов наступил конец. Но этот перелом

в народных верованиях и привычках не мог

совершиться без мучительной и упорной

борьбы. Многочисленные приверженцы ста-

рины ушли добровольно изгнанниками от

нового, возникавшего на их родине, поряд-

ка вещей. Исландия была для них тем, чем

сделалась Америка для гонимых сект и мне-

ний Западной Европы в XVII столетии. Да-

лекий, бедный дарами природы остров

при-

нял на свою почву не бездомных беглецов,

спасавшихся от преследования закона или от

голодной смерти, а цвет норвежского и во-

обще скандинавского племени, потомков

древней аристократии, ведущих свое проис-

хождение от Азов и не хотевших изменить

религиозным и политическим преданиям, с

которыми связано было значение их родов.

Они принесли с собой в новое отечество вме-

сте с прекрасным и звучным языком целую

вымиравшую в собственной Скандинавии

мифологию и изумительное богатство геро-

ических песен и преданий.

Таким образом, Исландии досталась на

долю быть последним убежищем скандинав-

ского язычества и связанного с ним граждан-

ского быта. Отрешенная своим положением

от живого движения истории, страна в про-

должении нескольких веков хранила этот

быт, как поучительную для будущих поко-

лений окаменелость. Даже по принятии хри-

стианства исландцы оставались верны обы-

чаям старины. Тамошнее духовенство не

принимало участия в честолюбивых стрем-

лениях римско-католической иерархии и

предпочитало родной язык латинскому, ско-

вавшему надолго самостоятельное развитие

западных литератур. Исландские священни-

ки не только не истребляли, по примеру сво-

их южных собратьев, памятников языческой

старины, но тщательно собирали их и хра-

нили при помощи ими же введенной азбуки.

Так образовалась исландская литература,

главные произведения которой принесены

были на этот остров колонистами IX и X

столетий, хранились долгое время в памяти

народа и потом уже, в эпоху христианства и

грамотности, преданы письму. Одним из

древнейших сборников такого рода считает-

ся Эдда Старшая, составленная в начале XII

в. из мифологических и эпических песен, за-

писанных священником Сэмундом Вещим.

Эдда Старшая относится к позднейшей по-

эзии скальдов, от которой ее не всегда дол-

Впрочем, не подлежит никакому сомнению, что

до X в. климат Исландии был мягче и почва плодород-

нее, чем теперь. Остров, по свидетельству исландских

саг, был покрыт лесами, которых в настоящее время

нет вовсе, а жители занимались земледелием. Теперь

хлеб не родится более, а выписывается из Дании.

194

От Карла Великого до Крестовых походов (768—1096 гг.)

жным образом отличают, как вообще народ-

ная песня относится к искусственной поэзии,

подчиненной многосложным правилам и но-

сящей на себе отпечаток личности поэта.

Песни Эдды, в особенности мифологичес-

кие, принадлежат самой глубокой древнос-

ти. В них скандинав высказал вполне свое

воззрение на жизнь богов и человека. Воз-

зрение это мрачно, как природа и история,

которые его воспитали. Поклонник Азов

носит в груди своей скорбное сознание, что

боги его не вечны, что они такие же прехо-

дящие существа, как он сам. Немолчно поет

пророчица Вола о предстоящей богам поги-

бели. В другой песне Эдды (Loka-sena) злой

Аз Локи осыпает прочих Азов язвительны-

ми насмешками и бранью. Впечатление, про-

изводимое этой песнью, которую многие

ошибочно принимали за позднейшую встав-

ку христианского монаха, глубоко трагичес-

кое. В ее звуках слышится болезнь язычес-

кой души, против воли отрешающейся от

древних верований и горько сетующей на ос-

тавленных ею богов за их несостоятельность.

В исступлении недовольной обычными опас-

ностями отваги скандинавские витязи часто

вызывали на бой Одина и Тора, самых силь-

ных в сонме Азов, и издевались над ними за

то, что они не отвечали на безумный вызов.

Только христианство могло божественной

силой своей успокоить эту страшную трево-

гу северного духа и обуздать его титаничес-

кие порывы.

Эпический отдел Эдды посвящен судьбе

трех знаменитых, обреченных богами на ве-

ликую славу и великие страдания, родов:

Вользунгов, Нифлунгов и Будлингов. До нас

дошла только часть этих исполненных высо-

кой поэзии и по содержанию тесно связанных

между собой песен. Некоторые из них при-

надлежат равно германскому и северному

эпосу. Сигурд Эдды и немецкий Зигфрид –

одно и то же лицо; Нифлунги суть Нибелун-

ги; Атли – Этцель. Зато песни о Вользунгах

составляют исключительную собственность

Скандинавии. Из этих песен сохранились

только три, героем которых является Гельги,

внук Вользунга и брат Сигурда. Гельги вовсе

неизвестен немецкой саге, но между сканди-

навскими героями ему нет равного. Он стоит

выше даже брата своего Сигурда, связываю-

щего судьбу Вользунгов с судьбой Нифлун-

гов. Предание о последних составит содержа-

ние нашей статьи. Мы не войдем в разбор

отношения, существующего между песнями

Эдды и германским эпосом, который, очевид-

но, моложе. Следуя примеру, с таким успе-

хом поданному Гротом (Groote) при изложе-

нии греческих мифов и народных преданий,

мы не станем доискиваться таинственного

смысла, сокрытого в саге о Нифлунгах, и по-

стараемся передать нашим читателям простое

содержание этих песен, живших в устах и

памяти древнего скандинава. Он верил им на

слово и, конечно, был бы глубоко оскорблен

попытками новых толкователей, старавших-

ся обратить могучих и полных жизни героев

северной поэзии в бледные призраки, симво-

лы или аллегории.

Источники наши: Эдда Старшая, Эдда

Младшая Снорри Стурлусона и Вользун-

га-сага.

В то время, когда Азы еще странствова-

ли по свету, случилось Одину, Локи и Ге-

ниру проходить мимо водопада, у которого

сидела выдра и ела, зажмурив глаза, пой-

манную ею рыбу. Локи бросил в выдру ка-

мень и убил ее. Довольные такой удачей,

Азы пошли далее. Вечером они пришли к

хижине чародея Грейдмара и попросили у

него ночлега. Готовясь к ужину, они пока-

зали своему хозяину добычу Локи. Грейд-

мар узнал в убитом звере сына своего Оту-

ра, славного охотника, который под видом

выдры ловил рыбу. Раздраженный отец по-

звал других сыновей своих, Фафнира и Ре-

гина, и вместе с ними напал на неосторож-

ных гостей. Связанные по рукам и ногам,

Азы предложили, в виде выкупа за совер-

шенное ими убийство, наполнить снятую с

выдры шкуру золотом и покрыть ее сверху

тем же металлом. Грейдмар согласился, и

Локи отправился за обещанным золотом.

Он поймал карлика Андвари, который жил

как рыба в воде, и потребовал от него со-

кровищ, спрятанных на речном дне. Анд-

вари дал все, кроме кольца, которое он

скрыл в руке. Кольцо это одарено было

свойством обогащать своего владельца. Но

Локи заметил хитрость Андвари, и, несмот-

ря на его просьбы, отнял у него волшебное

кольцо. «Оно погубит всех будущих своих

195

Эпоха Карла Великого и распадение его монархии

владельцев»,– сказал ограбленный карлик.

Кольцо очень нравилось Локи; но ему, в

свою очередь, не удалось скрыть его от

Грейдмара, который взял его с остальным

золотом как выкуп за смерть Отура; при-

чем Один подтвердил проклятие, произне-

сенное Андвари.

Действия рокового кольца не замедли-

ли обнаружиться. Грейдмар был убит сы-

новьями, с которыми он не хотел поделить-

ся полученными от Азов богатствами. По-

том возникла ссора между Фафниром и

Регином. Первый овладел наследством

отца, удалился на равнину Рвитагейди и,

обратившись в змея, стал сторожить свои

сокровища. Регин нашел убежище при дво-

ре короля Хиалпрека. Он воспитал там по-

следнего из Вользунгов, Сигурда Сигмун-

дсона. Регин был искусный кузнец и ско-

вал для своего воспитанника меч Грам, до

того крепкий и острый, что им можно было

и разрубить наковальню, и разрезать над-

вое плывшую по воде прядь шерсти.

Когда Сигурд достиг совершеннолетия,

он взял свой меч, сел на коня Грани и от-

правился за славой. Песни Эдды о нем на-

чинаются с беседы его с Грипиром, братом

его матери. Грипир одарен знанием буду-

щего: неохотно повинуется он воле племян-

ника и открывает ему судьбу, его ожидаю-

щую. Сигурд не довольствуется обещанной

ему славой; он хочет знать наперед, какой

конец предстоит ему. Грипир заключает

свои предсказания, составляющие мрачное

введение к трагическому эпосу, в средото-

чии которого стоит Сигурд, утешительны-

ми словами: «Лучшего мужа, чем ты, не

будет под солнцем, Сигурд!» Вользунг не

пал духом перед неотразимым жребием. Он

благодарит дядю: «Простимся же мирно!

Судьбы никто не одолеет. Ты исполнил же-

лание мое, Грипир! Я знаю: ты предсказал

бы мне лучшую участь, если бы она была в

твоей воле».

Регин не забыл обиды, нанесенной ему

Фафниром. Он убеждает Сигурда овладеть

сокровищами, которые были причиной кро-

вавого раздора в семействе Грейдмара. Но

у Сигурда есть другие обязанности. Он дол-

жен отомстить за смерть деда и отца, пад-

ших в битве против сынов Гундинга. «Гром-

ко смеялись бы сыны Гундинга,– говорит

он,– отнявшие старость у Эйлими (отца

Гиордисы, матери Сигурда), если бы отва-

гу витязя воспламеняли золотые кольца, а

не месть за отца». По совершении этой ме-

сти Вользунг отправляется на змея Фафни-

ра. Он вырыл глубокую яму и сел в нее.

Кроме страшной силы, у Фафнира был еще

шлем Эгира (морского духа), наводивший

ужас на всю живую тварь. Сигурд вонзил,

однако, меч свой прямо в сердце змея, когда

тот полз над ямой к воде. Умирающий брат

Регина советует своему победителю быть

осторожным и ссылается на собственный

пример.

Фафнир: – С тех пор как берегу мое со-

кровище, я ношу шлем Эгира. Я думал, что

между людьми нет никого сильнее меня.

Немного смелых видел я.

Сигурд: – Не всегда может шлем Эгира

служить защитой там, где бьются отважные

мужи...

Фафнир: – Черный яд бил из ноздрей

моих, когда я лежал на богатом наследии

отца моего.

Сигурд: – Змей, сверкающий чешуей,

грозно было шипение твое и жестоко серд-

це. Легко растет смелость у того, которому

дан шлем Эгира.

Советы Фафнира, убеждающего Сигур-

да не брать проклятого Андвари золото и не

доверять Регину, бесполезны. Регин прихо-

дит сам после смерти брата, пьет его кровь

и просит Сигурда изжарить для него сердце

убитого. Этим способом надеялся он достиг-

нуть большей мудрости. Сигурд, исполняя

возложенное на него коварным воспитателем

поручение, дотронулся рукой до лежавшего

на огне сердца, обжег себе палец и неволь-

но поднес его к губам. Капля фафнировой

крови упала ему в рот, и он стал понимать

язык птиц. Семь орлиц сидят кругом его на

деревьях и ведут между собой речь об умыс-

ле Регина погубить убийцу своего брата и

присвоить себе его богатства. Сигурд слы-

шит их разговор; ему нельзя более сомне-

ваться в опасности, которая ему угрожает,

он убивает Регина, и, навьючив на коня сво-

его Грани фафнирово золото, едет далее.

На высокой горе стоит окруженная пла-

менным сиянием и составленная из щитов

196

От Карла Великого до Крестовых походов (768—1096 гг.)

ограда. Сигурд нашел в ней спавшего в пол-

ном доспехе воина. Сняв с сонного шлем,

он увидел черты женского лица. То была

валькирия Брингильда. Она убила в битве

Гиалмгунара, которому покровитель его

Один обещал победу, и в наказание была

погружена в непробудный сон. Сигурд раз-

резал на ней очарованную броню и поло-

жил конец наложенному Одином заклятью.

Брингильда объяснила Сигурду значение и

действие различных рун. Несмотря на все

старания новых толкователей и переводчи-

ков, эта часть Эдды весьма темна. Ясно

только то, что под различными рунами здесь

нужно понимать мудрость и знание вооб-

ще. К загадочным наставлениям своим валь-

кирия присоединила несколько характери-

зующих образ мыслей древнего Скандина-

ва советов. Будь верен друзьям, говорит она,

держи данную клятву, остерегайся совета

людей, не покидавших родины; избегай вол-

шебниц. «Для смелости в битве воину нуж-

ны добрые очи, а на ратном пути часто си-

дят злые колдуньи, притупляющие дух и

меч». Не соблазняйся приданым девы; не

начинай ссоры под влиянием вина; не дай

себя сжечь в ограде, окруженной врагами;

лучше умереть с оружием в руках; не иску-

шай к легкомысленным поступкам чужих

жен и девиц. «Девятый совет мой тебе: не

оставляй без покрова трупы, лежащие в

поле, какая бы ни была их смерть: от зара-

зы, от волн морских или от оружия. Насыпь

холм в честь отошедшему, умой ему руки,

расчеши и осуши волосы, прежде чем по-

ложить его в гроб. Потом моли о сладком

сне ему. Не доверяй словам родственников

убитого тобой человека: верь, что вражда и

затаенный гнев не засыпают никогда. Смо-

три, какими путями идет на тебя беда».

Валькирия знает также судьбу Сигурда и

свою собственную. В словах ее много на-

меков, обличающих это знание.

Вользунга-сага описывает знакомство

Сигурда с Брингильдой подробнее, чем

Эдда. Некоторые из этих подробностей за-

имствованы из песен, до нас не дошедших;

другие вставлены, или, лучше сказать, со-

чинены самим составителем саги. В песнях

Эдды не говорится вовсе о любви Брингиль-

ды к Сигурду до брака ее с Гуннаром. Мож-

но догадываться, что она любила Вользун-

га; но ясного свидетельства нет. Такая ос-

торожность показывает простое и глубокое

поэтическое чувство, которым проникнуты

эти произведения народной фантазии. В саге,

напротив, находится длинный рассказ о том,

как Сигурд и Брингильда полюбили друг

друга, как они обменялись брачными обеща-

ниями и даже прижили дочь Аслаугу.

Сигурду не нужно быть супругом валь-

кирии. Он женится на прекрасной Гудруне,

дочери короля Гиуки и Кримхильды. У Ги-

уки было еще три сына: Гуннар, Гогни и

Гуторм. Они носят название Гиукунгов, или

Нифлунгов. Сигурд соединен с ними тесной

дружбой и обетами ратного братства. Ког-

да Гуннар задумал жениться на дочери Буд-

ли, сестре Атли, Брингильде, Сигурд пред-

ложил ему свою помощь и поехал с ним за

страшной невестой. Надобно было победить

большие, неодолимые для Гуннара трудно-

сти. Жилище Брингильды окружено со всех

сторон ярким пламенем. Никому еще не

удавалось перешагнуть через эту ограду.

Пораженный страхом конь Гуннара остано-

вился. Тогда Сигурд принял вид Гуннара и

на своем Грани, который не терпел другого

всадника, промчался через пламя. Таким

образом была обманута Брингильда, обе-

щавшая руку свою тому, кто, преодолев все

опасности, которыми она окружила себя,

явится перед нею женихом. Она дала коль-

цо свое Сигурду, принимая его за Гуннара.

Князь гуннов, так называет песня Сигурда,

провел с ней три ночи, но каждый раз клал

между ней и собой обнаженный меч. Он не

коснулся ее ни устами, ни рукой, и передал

ее во всей чистоте непорочной девы ожи-

давшему их Гуннару.

Цветущее семейство окружает короля

Гиуки и супругу его Кримхильду. При дво-

ре их живут дружно сыновья их и зятья с

женами своими. Но сердце Брингильды не-

спокойно: злые норны смутили его. Она лю-

бит Сигурда и мучительно завидует Гудру-

не. Полная дурных помыслов, уходит она

на снежные горы ночью, когда Сигурд ве-

дет Гудруну на брачное ложе и заботливо

одевает милую жену. Однажды случилось

им обеим, Гудруне и Брингильде, мыться в

Рейне. Последняя вошла в реку, говоря, что

197

Эпоха Карла Великого и распадение его монархии

не хочет мочить себе голову водой, теку-

щей с волос ее невестки. «Мой отец был

сильнее твоего отца; мой муж совершил бо-

лее великих дел, чем твой: он переехал че-

рез пламенную ограду, а Сигурд был слу-

гой короля Хиалпрека». Тогда сказала ей

Гудруна всю правду и показала ей обручаль-

ное кольцо, полученное Вользунгом, когда

он принял вид Гуннара. Кольцо это красо-

валось теперь на руке Гудруны. Брингиль-

да побледнела, как мертвец, и не молвила

более ни слова. Спор возобновился, одна-

ко, на другой день. Гудруна хвалилась, что

люди поют о ее муже: «Его победа над

змеем Фафниром лучше всего царства Гун-

нарова». Брингильда легла на ложе свое и

лежала, как мертвая. Когда к ней пришел

Гуннар, она стала упрекать его в обмане и

хотела убить его. Скорбь ее тронула даже

Гудруну, которая послала к ней утешителем

Сигурда. Перед ним высказала горе свое

Брингильда, призналась ему в ненависти к

малодушному мужу и в желании погубить

его самого. Но отомстить Гуннару обманом

за обман она не хотела, и решила сохранить

ему верность. Во время этой беседы у Си-

гурда так билось сердце, что панцирь его

треснул на нем.

Брингильда убеждает мужа умертвить

Сигурда. Гогни советует брату не слушать

злой жены; но советы его бесплодны. Он

вынужден сам согласиться на убийство, в

котором, впрочем, ни ему, ни Гуннару нель-

зя принять личного участия, потому что они

ратные братья Сигурда и клялись ему в

дружбе. Меньшой брат их, Гуторм, не да-

вал таких обетов. Они накормили его вол-

чьим и змеиным мясом и научили убить

сонного Сигурда. Гуторм исполнил их

волю, но умирающий Вользунг бросил в

него мечь свой Грам и разрубил его надвое.

Прощаясь перед смертью с женой, Сигурд

сказал ей: «Я знаю, кто задумал преступ-

ление. Всему виной одна Брингильда. Она

любила меня более, чем других людей, а

Гуннару я всегда служил добром».

Плач Гудруны разнесся по всему дому

Гиуки, «и засмеялась от полного сердца

Брингильда, дочь Будли, когда долетел до

нее пронзительный стон дочери Гиуки».

Гуннар упрекает жену за этот злобный хо-

хот; но он в то же время замечает, что пре-

красное лицо ее бледнеет. «Ты задумала

недоброе,– говорит он,– ты, кажется, близ-

ка к смерти». Брингильда отвечает ему при-

знанием, что она, кроме Сигурда, не люби-

ла никого, и предвещает Нифлунгам поги-

бель от руки ее брата Атли. Гуннар

напрасно хочет ее успокоить. Она твердо

решила умереть. Слуги ее и рабыни, кото-

рых она приглашает последовать ее приме-

ру, предлагая им для предсмертного убора

свои драгоценности, отказываются, говоря:

«Довольно трупов здесь, мы хотим жить».

Покрытая белым покрывалом, в золотой

броне валькирии, Брингильда исполняет

свой замысел и убивает себя. В последних

словах ее странно, но поэтически звучит

жестокая воля валькирии и грусть женщи-

ны, которой судьба «не дала счастливой

любви». Она предсказывает еще раз буду-

щую участь Нифлунгов и брата своего Атли;

жалеет о малодушии Гудруны, остающейся

в живых, хотя ей суждено быть причиной

гибели всех близких, и просит похоронить

себя вместе с Сигурдом, положив, однако,

посредине тот же меч, который лежал меж-

ду ними, когда Сигурд, под видом Гуннара,

делил с ней брачное ложе. «Положите нам в

головы двух слуг моих, да двух к ногам. Еще

двух собак, да двух ястребов, тогда все бу-

дет хорошо»,– прибавляет она сообразно с

суровым обычаем родины. Следующая затем

песня Эдды передает разговор умершей, на-

ходящейся на пути в Гелу (подземный мир)

Брингильды с исполиншей, которая осыпа-

ет ее укорами. Брингильда в оправдание себе

рассказывает повесть своей жизни. Рассказ

этот короток и не содержит почти ничего

нового. Видно из беспрестанных повторе-

ний, что судьба Сигурда и Брингильды была

предметом многих песен, которые заимст-

вовали одна из другой не только общие чер-

ты, но и сами выражения.

Первая из трех песен, носящих имя Гуд-

руны, описывает сетование Сигурдовой вдо-

вы. Трудно себе представить что-нибудь про-

ще и поразительнее этой скорбной песни:

«Однажды хотелось умереть Гудруне,

когда она печальная сидела у ног Сигурда.

Она не рыдала, не ломала себе рук и не

плакала по женскому обычаю.

198

От Карла Великого до Крестовых походов (768—1096 гг.)

Пришли князья и любовью своей хоте-

ли разогнать ее горькие думы. Не жалова-

лась, не плакала Гудруна. Сердце ее ломи-

лось под тяжелым горем.

Блистающие золотом, украшенные

жены князей сидели перед Гудруной. Каж-

дая говорила о своих страданиях, о самом

горьком в собственной жизни.

Гиафлога, сестра Гиуки, сказала: «Я из-

ведала более печали, чем многие другие.

Пять раз доходила до меня весть о гибели

супругов. Двух дочерей, трех сыновей, во-

семь братьев взяла смерть. Я живу одна».

Не жаловалась, не плакала Гудруна, по-

груженная в скорбь об убийстве милого.

Сердце ее отвердело по смерти властителя.

Тогда молвила Герборга, королева Гун-

нской земли: «Мне можно пожаловаться на

большое горе. Семь сынов и муж восьмой

пали на южной земле под убийственной

сталью.

Отца и мать и четырех братьев обманул

ветер на море. Волны ворвались в дощатые

бока корабля. Самой мне пришлось хоро-

нить их всех, напутствовать их в Гелу. Все

это вытерпела я в полгода, и некому было

утешать меня.

Скоро, после печальных дней, пришли

враги, взяли и сковали меня. Каждое утро

должна я была убирать жену ярла, завязы-

вать ей обувь.

Она мучила меня ревностью; быстро

сыпались на меня ее удары. Не было госпо-

дина милостивее, не было госпожи суро-

вее».

Не жаловалась, не плакала Гудруна, по-

груженная в скорбь об убийстве милого.

Сердце ее отвердело по смерти властителя.

Тогда сказала Гюлронда, дочь Гиуки: «Ты

мудра, пестунья, но ты не умеешь облегчить

утешением горе молодой жены.– Она сняла

покров с головы князя. Сняла ему покров с

головы и обернула щекой к коленам супру-

ги.– Взгляни на милого, приложи уста к его

устам, как целовала его при жизни».

Гудруна подняла глаза, увидела запек-

шиеся в крови волосы вождя и померкшие

светлые очи и рассеченную мечом обитель

отваги.

Упала навзничь Гудруна; волосы ее рас-

сыпались, щеки загорелись, и дождь полил-

ся из глаз на колени. Тогда заплакала Гуд-

руна, дочь Гиуки»...

Нифлунги, которых заслонял собой Си-

гурд, выступают после его смерти главны-

ми действующими лицами на сцену. Они

овладели наследием Фафнира и роковым

кольцом, с которым сопряжено проклятие

карлика Андвари. Чтобы отвратить от себя

кровавое возмездие за совершенное ими

преступление, они убили Сигурдова сына

и дали Гудруне волшебный напиток, кото-

рый на время отнял у нее память. Крим-

хильда заклинает дочь свою выйти замуж

за брата Брингильды, Будлинга Атли. Этот

Атли есть не кто другой, как знаменитый

Аттила, царь гуннов. Известия о владыче-

стве его над скандинавским Севером оче-

видно ложны; но слава его достигла до край-

них пределов Европы, и народная поэзия

овладела его именем, оставляя в стороне

историческую обстановку, которой был ок-

ружен «Бич Божий». В скандинавской Эдде

и в немецких Нибелунгах (где его зовут

Этцелем) Аттила является могуществен-

ным царем гуннов, при дворе которого про-

исходит кровавая развязка трагедии, начав-

шейся смертью Сигурда, или Зигфрида.

Имена и подробности другие; но основа

сказания одна и та же. Замечательно, что

ни Эдда, ни Нибелунги не приписывают

Аттиле тех великих свойств, которыми от-

личаются прочие герои. Он смотрит изда-

ли на сечу и вообще не славится своими

подвигами. Слова летописца Иорнанда о

царе гуннов, «что он был воздержан на

руку» (manu temperans), подтверждаются

таким образом свидетельством народных

преданий. Гудруна не могла устоять против

просьб матери и братьев, которые молили

ее на коленях исполнить их желание.

Она согласилась дать свою руку Атли;

но грудь ее была полна тяжких предчув-

ствий, и новый брак не сулил ей радости.

Атли не видел ни разу улыбки на лице жены

своей. Она не могла забыть первого супру-

га, хотя родила двух сыновей от второго.

У Атли, кроме Брингильды, была еще

сестра Одруна. Она любила Гуннара и была

любима им; но Атли не дал своего согласия

на их брак. Он завидовал богатству, достав-

шемуся Нифлунгам после Сигурда. Собран-

199

Эпоха Карла Великого и распадение его монархии

ные на совещание вожди гуннов присове-

товали королю пригласить к себе Гуннара

и Гогни и поступить с ними так, как они

поступили с Вользунгом. Атли принял со-

вет и отправил гонца Винги (другая песня

называет его Кнефрудом) с приглашением

к братьям Гудруны. Коварное намерение

Атли не скрылось от зоркой Гудруны: она

не могла сама ехать к братьям, но послала

им предохранительные руны и кольцо, об-

витое волчьим волосом. Хитрый Винги ис-

портил руны, и несмотря на разные приме-

ты, грозившие бедой Нифлунгам, уговорил

их посетить его господина. Гуннар отвеча-

ет на предостережение супруги своей Гла-

умворы, видевшей зловещий сон: «Поздно

приходят речи твои. Я решился ехать. К

чему бояться поездки, когда дано уже сло-

во. Много было нам предвещаний, что

жизнь наша не продлится долго». Гогни был

недоверчивее брата, но не хотел отпустить

его одного. Только пять витязей решились

проводить их к двору Атли. Нифлунги так

спешили навстречу ожидавшей их гибели,

что у корабля, на котором они плыли, от-

скочил руль и переломались все весла. При

самом входе в замок Атли Винги смутился

душой. Может быть, ему стало жаль обре-

ченных на гибель гостей, может быть, Азы

помрачили рассудок его в наказание за ве-

роломные обеты, данные им сынам Гиуки.

Он открыл им истину и советовал бежать.

Гогни отказался от постыдного средства к

спасению. Он убил вместе с братом обма-

нувшего их гонца и, не сходя с места, стал

ругаться над гуннами. «Худо удается дело,

вами придуманное. Вы еще не готовы к бою,

а мы уже убили до смерти одного из ваших».

Гудруна услышала в светлице своей шум

начинавшейся битвы, сорвала с себя в гне-

ве золото и серебро, которыми была убра-

на, и поспешила к братьям. Смело вышла

она навстречу Нифлунгам, целовала их и

обвивала руками. То был последний привет

ее. Она крепко любила витязей и сказала

им: «Я хотела отвратить вас от поездки сюда

предостережением; но судьба сильнее чело-

века. Вам суждено было быть здесь». Уве-

щания ее положить конец распре выкупом

были безуспешны. С обеих сторон ей отве-

чали: нет. Тогда она сняла с себя покрыва-

ло, взяла меч и стала рядом с Гуннаром и

Гогни. Два брата Атли пали под ее удара-

ми. Дети Гиуки бились смелее других от

раннего утра до обеда. Восемнадцать гун-

нских трупов свидетельствовали об их му-

жестве. Атли видит гибель своих воинов. Из

пяти сынов Будли он остается один и уко-

ряет Гудруну: «Редко посещала нас радость

с тех пор, как ты живешь с нами». По его

приказанию гунны нападают снова на Ниф-

лунгов и одолевают их числом своим. Атли

радуется наперед горю супруги. Он осудил

ее братьев на мучительную казнь: велел у

живого Гогни вырезать сердце и скованно-

го Гуннара заключить в башню, наполнен-

ную змеями.

В рассказе о смерти Гогни есть черты,

превосходно характеризующие нравы геро-

ического века в Скандинавии. Атли прика-

зал спросить у Гуннара о месте, где хранит-

ся сокровище Фафнира. Гуннар обещает от-

вечать на вопрос, когда ему принесут

вырезанное из груди его брата сердце. Но

участь Гогни внушает участие Бейти, одно-

му из вождей гуннских. Он хочет спасти

пленника и приказывает убить вместо него

Гиалина, царского повара. «Ему подобает

такая кончина,– говорит Бейти,– если он

проживет более, он будет ленив и бесполе-

зен». Робкий Гиалин стонет и гнется от

страха; он молит о пощаде: «Я могу еще во-

зить навоз в сад и исправлять черные рабо-

ты». Гогни не выдержал его плача. Он сжа-

лился над несчастным рабом и потребовал

себе скорой казни. Бейти не терял, однако,

надежды спасти братьев королевы, доста-

вив Атли сокровища, которых он так жадно

домогался. Гуннару показали вырезанное у

Гиалина и положенное на блюдо сердце.

Нифлунг узнал сердце раба: «Оно дрожит

на блюде, и дрожало еще сильнее в груди

его носившей». Когда ему подали наконец

настоящее сердце умершего со смехом на

устах Гогни, Гуннар сказал: «Оно почти не

дрожит на блюде, и не дрожало вовсе, ког-

да лежало в груди». Потом он объявляет,

что, кроме его брата, никому не было изве-

стно, где спрятано погубившее их золото,

и что оно не достанется ни Атли, ни дру-

гим. Сокровище Фафнира погружено было

Нифлунгами, перед отъездом к гуннскому

200

От Карла Великого до Крестовых походов (768—1096 гг.)

царю, в волны Рейна. Оно лежит до сих пор

на дне реки. Гудруна прислала заключенно-

му в змеиную башню Гуннару арфу. Руки у

него были связаны, но он играл ногами так

сладко, что женщины плакали, воины скор-

бели, и змеи, усыпленные дивными звука-

ми, не трогали узника. Только одна ехидна

не заснула. То была мать Атли. Она впилась

Гуннару в грудь, и звуки умолкли.

Атли издевался над страданием Гудру-

ны, но она была хитра и умела говорить

льстивые речи, – по словам песни. На дру-

гой день после побоища, Атли пировал с

вождями своими, совершая тризну в честь

павших. Гудруна подносила гостям дорогие

напитки во славу братьев: супруг ее пил за

умерших в бою родственников своих. Не-

нависть грызла сердце Гудруне. Она ушла

от пирующих, «позвала потихоньку малых

детей своих и положила их перед собой.

Грустно стало смелым детям, но глаза их

были сухи. Они ласкались к матери и спра-

шивали, что она делает. Не спрашивайте

меня: я хочу изрубить вас обоих. Давно за-

думала я умертвить вас.– Убей маленьких

детей своих: никто не увидит... Часто спра-

шивал Атли, не видя детей своих; не пошли

ли они играть?» Пир, между тем, продол-

жался. Гудруна угощала гостей и мужа. На-

конец она сказала ему: «Я дочь Кримхиль-

ды. Не хочу более обманывать тебя. Не хо-

рош покажется тебе рассказ мой. Ты вызвал

большое горе, убив братьев моих. Не спала

я, Атли, с тех пор, как их не стало. Помнишь

ли, я обещала тебе горькую отплату. Ты го-

ворил со мной утром – я ношу еще слова

твои в сердце: послушай моей речи вечер-

ком»... Гудруна рассказывает потом, что она

убила детей, накормила Атли их изжарен-

ными сердцами и напоила вином из их че-

репов. Песня поет далее: «Не радостно си-

дели они рядом, глядя грозными очами, го-

воря гневные речи». В ту же ночь Гудруна

убила Атли при помощи Нифлунга, сына

Гогни. В характере умирающего Атли не

видно той суровой силы, которой так бо-

гаты Вользунги и Нифлунги. Род Будли

стоит гораздо ниже славой и доблестями.

Гудруна прямо обвиняет супруга в недо-

статке ратного мужества. «До меня не до-

ходила молва о совершенной тобой мес-

ти, о победе твоей над другим. Ты укло-

нялся от нелюбимого тобой боя, хотя

молчал об этом». На просьбу Атли похо-

ронить его достойным образом Гудруна

отвечает обещанием исполнить его волю

так, как будто они жили в любви между

собой. Песня оканчивается странной для

нас, непонятной в устах язычника-сканди-

нава похвалой: «Счастлив тот, у кого ро-

дится такая дочь, как у Гиуки. Люди, слы-

шавшие о мщении могучей Гудруны, не

забудут о ней вовеки».

Смертью Атли замыкается собственно

история Нифлунгов; но есть еще две песни,

в которых рассказана последующая судьба

Гудруны. Похоронив мужа, она бросилась в

море; волны бережно отнесли ее в землю

короля Ионакура, который женился на ней

и прижил трех сыновей. Гудруне суждено

было пережить и погубить род свой. Дочь

ее от Сигурда вышла замуж за готского Иор-

мунрека (Эрманрейха – немецкой саги), и

была, по его приказанию, предана позорной

казни. Сыновья Гудруны предприняли, по

наущению матери, отомстить за сестру, уби-

ли Иормунрека и погибли сами. Готы, кото-

рым помогал лично Один, забросали их кам-

нями. Безродная Гудруна оплакала послед-

них потомков Гиуки. Вользунги и Нифлунги

сошли в могилу, но песни о них не умолка-

ли на скандинавском Севере. Их пели скаль-

ды «для укрепления отваги в мужах, для

облегчения скорби в женах», по прекрасно-

му выражению самой песни.

Сочинения Т. Н. Грановского. – М.,

1856 г., т. I, с. 479–497.

Стасюлевич М.М. (сост.) История Средних веков: От Карла Великого до Крестовых походов (768 - 1096гг.)

Подождите немного. Документ загружается.