654 ПУСТЫНЬ
икона Богоматери. Внутри этой церкви, под церковным
помостом, устроено водовместилище струящегося здесь
целебного источника. Рождество-Богородицкая церковь
(1864) стояла под горой, на месте старинной деревянной
церкви, по ветхости разобранной в 1863. Третья церковь
Покрова Пресвятой Богородицы (1865) теплая, каменная,
находилась под одной крышей с 2-этажными братскими
кельями. Освящена 1 окт. 1865 и вторично после ремонта
17 мая 1898. В Успенском храме хранилась местночтимая
Патриаршая икона Богоматери. Была школа на 42 мальчи
ка. Закрыт и утрачен при советской власти.
ПУСТЫНЬ, в Древней Руси до XVIII в. так назывался
уединенный монастырь или келья. С XIX в. так стали на
зывать даже очень многолюдные монастыри, возникшие
в дремучих лесах и отдаленных степях.
«ПУТИ РУССКОГО БОГОСЛОВИЯ», произведение ве
ликого русского богослова и философа Г. Флоровского.
Вышло в свет в 1937 в Париже. Книга выдержала много
численные издания и стала признанным справочником
по истории русской духовности. Рассматривая русское
богословие, Флоровский не суживает его к чистой церков
ности, а берет шире, исследуя пласты духовной культуры,
народного мировоззрения и философской мысли.
По Флоровскому, все основные понятия и термины
«истинного» христианства выработаны отцами Восточной
церкви в полемике с еретическими взглядами, и потому
именно в их учениях раскрыта первичная правда Еванге
лия. Отсюда отрыв от патристики и византизма был, по его
мнению, главной причиной всех перебоев и в развитии
русской мысли. Всю историю последней он рассматривает
сквозь призму борьбы восточного христианства, т. е. Пра
вославия, против западных влияний. Особо опасными для
Православия Флоровский считает идеи «латинства» и «лю
теранства» как искажающие христианские ценности.
Исследуя корни русской православной культуры с Х
до ХХ в., Флоровский отмечает важность и плодотворность
византийского влияния. В Х в. Византия, отмечал Флоров
ский, была единственной страной, подлинно культурной
во всем «европейском» мире. Вплоть до своего падения Ви
зантия остается живым культурным очагом, ее творческое
напряжение не падает, и в самый канун политического рас
пада и крушения византийская культура и религиозность
переживают новый подъем, отблеск которого ложится
и на все итальянское Возрождение, и на Россию. Приоб
щение к византийской культуре никак не могло замыкать
или изолировать Древнюю Русь от «великих семейств рода
человеческого», как то казалось Чаадаеву и др. хулителям
русской культуры, обвинявшим русский народ в бескуль
турности. Нельзя, писал он, объяснять трудности древне
русского развития из бескультурности. Древнерусский
кризис был кризисом культуры, а не бескультурности или
некультурности. Мысленная нераскрытость древнерусско
го духа есть следствие и выражение внутренних трудностей
или «апорий». Это был подлинный кризис культуры, кри
зис византийской культуры в русском духе. В самый реши
тельный момент русского национальноисторического са
моопределения византийская традиция прервалась, визан
тийское наследие было оставлено и полузабыто. В этом от
речении «от греков» — завязка и существо московского
кризиса культуры... Не нужно доказывать, что в истории
древнерусской культуры и письменности есть «хроноло
гия». Перед внимательным историком настолько открыва
ется все многообразие явлений и взаимная несоизмери
мость отдельных исторических моментов и формаций, что
уже не приходится искать единой общей «формулы» или
обозначения для всей «Древней России», точно действи
тельно она была на одно лицо — от Владимира Святого
до Тишайшего Царя. В действительности это не один,
но много миров. И, кроме того, никак нельзя строить
и толковать русскую историю как некий обособленный
и замкнутый исторический процесс. Русская история вовсе
не была изолирована и разобщена с «великими семейства
ми рода человеческого».
Особое внимание Флоровский уделяет расколу между
интеллигенцией и народом в самой Церкви. В XVIII—
XIX вв. интеллигенция потеряла связь с истинно русской
духовностью. Произошел разрыв между богословием
и благочестием, между богословской ученостью и молит
венным богомыслием, между богословской школой
и церковной жизнью. Разрыв произошел именно в об
ласти веры. Верхи очень рано заразились и отравились
неверием и вольнодумством. Веру хранили в низах. Пра
вославие оставалось верой простого народа, купцов, ме
щан и крестьян. Разрыв этот стал главной причиной ка
тастрофы, которую пережила Россия в н. ХХ в.
Говоря о задачах русского богословия в современном
безбожном мире, Флоровский считает, что богословская
система не может быть только плодом учености. Требует
ся победить души людей живой верой, молитвенным
опытом, духовной собранностью, пастырской тревогой.
Нужно ответить целостной системой мысли, ответить бо
гословским исповеданием.
Флоровский заключает свою книгу замечательными
словами: «Молитвенное воцерковление, апокалиптическая
верность — возвращение к отцам, — свободная встреча
с Западом — из таких и подобных мотивов и элементов сла
гается творческий постулат русского богословия в обста
новке современности. И это есть также завет прошлого —
наша ответственность за прошлое, наше обязательство пред
ним. Ошибки и неудачи прошлого не должны смущать.
Исторический путь еще не пройден, история Церкви еще
не кончилась. Не замкнулся еще и русский путь. Путь
открыт, хотя и труден. Суровый исторический приговор
должен перерождаться в творческий призыв несделанное
совершить. «И многими скорбями подобает в Царствие
Божие внити». Православие есть не только предание,
но и задача, нет, не искомое, но данное, но сразу и заданное,
живая закваска, растущее семя, наш долг и призвание. Рус
ский путь надолго раздвоен. Есть таинственный путь по
двига для оставшихся, путь тайного и молчаливого подвига
в стяжании Духа. И есть свой путь для ушедших. Ибо
оставлена нам свобода и власть духовного действия, свиде
тельства и благовестия. Тем самым и налагается подвиг сви
детельствовать, творить и созидать. Только в таком подвиге
и будет оправдано прошлое, полное предчувствий и предва
рений, при всей своей немочи и ошибках. Подлинный ис
торический синтез не столько в истолковании прошлого,
сколько в творческом исполнении будущего». Д. К.
ПЧЕЛА, в понятиях человека Древней Руси особое сущест
во, которое невидимо хранят добрые духи, «пташка Божья».
По русским поверьям, кого ужалит пчела, тот грешный че
ловек; убить пчелу — грех, а воровство пчеловых колод по