Чтобы этого не произошло, человеку нетипичному, отличающемуся от общепринятой нормы или
не попадающему в систему известных типов (например, стереотипов), во-первых, тут же приписывается
статус, соответствующий ожиданиям большинства. Этому статусу соответствуют определенные
социальные запреты, ограничивающие жизненное пространство индивида. Во-вторых, приписывание
социальных атрибутов, или стигматизация, наделяет человека сформулированными культурой
качествами, которых у него, возможно, нет и в помине. Индивид, тем не менее, стремясь к поддержанию
собственной социальной идентичности, укрепляет и развивает в себе качества, приписанные ему
предрассудками и стереотипами. Внутригрупповые стереотипы, как известно, отличаются позитивной
окрашенностью. В данном случае речь идет о межгрупповых стереотипах, например, о мнениях людей с
типичным состоянием здоровья по поводу хронически больных или инвалидов.
Тогда, с другой стороны, понятие нетипичности может выступать как родовое для чуждости,
инаковости, маргинальности, представляя тем самым форму индивидуальности, социальный тип
идентичности. Социальная идентификация нетипичности с чуждостью, инаковостью формируется в
условиях социокультурной депривации меньшинства от мэйнстрима, изоляции от типичного социального
большинства. Тот же механизм отвержения чужих, других из культурной целостности лежит в основе
стигматизации этнических групп, отличающихся одеждой, языком или цветом кожи от большинства.
Люди очень маленького роста отмечены стигмой отверженных, хотя могут и не иметь функциональных
физических или психических нарушений.
Мы уже показывали
53
, опираясь на результаты исследований зарубежных ученых, как
воспринимается человеком ситуация асимметрии или повреждений лица. Тот символический смысл,
который приобретает для человека и его окружения деформация лица, имеет социальное
происхождение, он - часть институциализированной матрицы значений, кода культуры и значит для
человека гораздо больше, чем дефект сам по себе.
Матрица всех социально объективированных и субъективно реальных значений выступает
символическим универсумом, в рамках которого разворачиваются такие явления, как целое историческое
общество и целая индивидуальная биография. Символические универсумы легитимируют индивидуальную
биографию и институциальный порядок. И как бы человек ни отклонялся от осознания этого порядка (здесь
Бергер повторяет Шюца, имея в виду маргинальные жизненные ситуации, выходящие за рамки мира
повседневности - сферы сна, фантазии, игры, научного теоретизирования, художественного творчества,
душевной болезни), символический универсум позволяет ему "вернуться к реальности" - а именно к
реальности повседневной жизни
54
. Нас будут интересовать не аномические, а именно номические
социальные процессы, поэтому мы воспользуемся принадлежащей П.Бергеру идеей, упорядочивающей
функции символического универсума.
К номическим процедурам символического универсума, которые гарантируют предельную
легитимацию институциального порядка, "все расставляют по своим местам", следует прежде всего отнести
ритуальную практику инициаций, жертвоприношений, уже упоминавшихся сепараций и очищений, любых
символических актов, воспроизводящих акт творения порядка из хаоса. В самых различных культурных
контекстах мы, по замечанию М.Элиаде, обнаруживаем одну и ту же космологическую схему, один и тот же
ритуальный сценарий: "размещение на какой-либо территории уподобляется сотворению мира"
55
. И
типизация современного взаимодействия, в принципе, восходит к таким актам нормализации, исключения
всего неподдающегося объяснению, определения в целях наведения порядка на своей территории.
Следовательно, исключение может быть понято как исключение из правил, выселение с моей
территории, из моего социального пространства других, которые, впрочем, могут быть близки физически
(например, как показано у Зиммеля в работе "Человек как враг"), или отказ им в признании, принятии. Это
означает, что я отказываюсь от получения нового знания о них и не позволяю им узнать меня. Однако,
напоминает нам Z.Bauman, другие, вытесненные символическим или физическим образом, остаются фоном
воспринимаемого мира
56
. То, что мы исключаем кого-либо из горизонта нашего бытия, еще не означает, что
свою идентичность нам удается построить самостоятельно: ведь не осознаем же мы подчас и то, что наше
"я" создано рекламой и идеологией, и мы живем в мире псевдособытий и квазиинформации, насыщенном
высказываниями, которые не истинны и не ложны, но просто вероятны.
Псевдосамосознание - так определяет C.Lasch
57
важное свойство современной культуры, культуры
нарциссизма. Для нас, пытающихся закрыть глаза, чтобы не видеть других, но не замечающих, что они-то
нас видят, формируют, типизируют, стигматизируют и тиражируют, частичная правда, впрочем,
эффективнее, чем полная ложь. И мы требуем именно такой информации о нетипичности: мы можем
посмотреть на нее лишь как на экзотическую инаковость, удаленную от нас, от нашей нормальности
географически, социально или посредством диагноза, и потому как бы безопасную для нашей
псевдоцелостной самости.
53
Смирнова Е.Р. Семья нетипичного ребенка. Социокультурные аспекты. Саратов: Изд-во Сарат. гос. ун-та, 1996. С. 126.
54
Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. С. 159-160.
55
Элиаде М. Священное и мирское. М.: Изд-во Моск. гос. ун-та, 1994. С. 37
56
Bauman Z. Postmodern Ethics. Oxford, UK, Cambridge, Mass.: Blackwell, 1993. P. 146.
57
Lasch C. The Culture of Narcissism. American Life in an Age of Diminishing Expectations. New York, London: W.W.Norton
& Company, 1991 [1979].