Захарова Е.И. (ред.) Психологические проблемы современной семьи
Подождите немного. Документ загружается.
поведения, что относительно мало зависят от личностных качеств самого человека, а
определяются социальными требованиями к той позиции (профессиональной, семейной и
т.д.), в которой он в данный момент находится. Родители воспринимаются как носители
норм, правил, авторитетные источники сведений о том, как действовать в тех или иных
ситуациях. Однако собственно реализация ролевых игр происходит во взаимодействии уже
не столько с родителями и другими взрослыми, сколько со сверстниками (хотя роли и
сюжеты берутся, главным образом, из того, что ребенок наблюдает в мире взрослых).
7–11 лет: семья как «мостик» в мир взрослых, полигон для приобщения к новым
видам деятельности. Это, согласно терминологии Э.Эриксона, «возраст трудолюбия», когда
ребенок охотно пробует свои силы в различных видах деятельности, как имеющих
отношение к обучению, так и из других сфер. Очень важно, чтобы семья: А) в принципе,
обеспечила ребенку возможности пробовать себя в разных формах активности; Б) давала
достаточно существенную, но в то же время тактичную поддержку, чтобы ребенок
чувствовал себя компетентным, способным достигать успехов. Вообще, обычно родители
«задним числом» вспоминают этот период жизни детей как самый благоприятный. С одной
стороны, ребенок уже достаточно самостоятелен и ответственен, может и хочет успешно
включаться в самые разные виды деятельности, с другой – он еще относится к старшим как
авторитетным фигурам и не проявляет протестные реакции, типичные для подростков.
12–14 лет: семья как источник эмоциональной поддержки, психологический «гарант
стабильности». В этом возрасте главными носителями авторитетов чаще выступают не
взрослые, а коллектив сверстников, и подросток стремится самоутверждаться именно в их
кругу. Родители воспринимаются, с одной стороны, как ограничитель, некое препятствие на
пути к миру взрослых, которое требуется преодолевать, но с другой – как источник
эмоциональной поддержки. Психологи уподобляют подростков «эмоциональным
батарейкам», которые, пока в них есть заряд, активно отстаивают свою самостоятельность и
независимость, а как только заряд уменьшился – идут за «подпиткой» к родителям.
Подростки готовы доверительно общаться со взрослыми, но почти всегда воспринимают
воспитательский стиль своих родителей как чрезмерно ограничивающий и резко
сопротивляются разговорам с ними в менторской, поучающей манере. Характерно ролевое
экспериментирование, а также поведение, направленное на проверку границ дозволенного
(сами подростки, кстати, при этом не и ожидают со стороны взрослых вседозволенности,
скорее они интерпретируют ее как проявление безразличия).
15–17 лет: семья как источник жизненного и профессионального опыта. При
благополучном ходе развития протестные отношения между родителями и детьми в этот
период уменьшаются, молодой человек получает достаточную автономию. (Как правило,
семейные отношения существенно улучшаются в тот момент, когда родители прямо и
открыто признают, что ребенок уже вырос, перестают его «воспитывать» и соглашаются, что
он имеет право на свою, неподконтрольную им жизнь). После этого родители вновь
начинают восприниматься как авторитетные фигуры, молодой человек заинтересованно
относится к их жизненному опыту и становится готовым воспринимать его как ориентир на
собственном жизненном пути. К этому времени при благополучном развитии родительская
семья уже перестает быть ведущим фактором социализации, эту роль занимают учебные
и/или трудовые коллективы, друзья своего и противоположного пола, различные «компании
по интересам», а также, в широком смысле, социокультурное окружение.
Общая тенденция развития ребенка – это все большее и большее отдаление от
родительской семьи при переходе на каждый из последующих этапов жизни. Вполне
естественно, когда мама говорит «мы» про события, происходящие с ее младенцем, но если
она продолжает использовать это местоимение по отношению к выросшему ребенку («мы
поступили в институт, завтра у нас начинается сессия») – это выглядит, по меньшей мере,
странно, и дает повод думать о неблагополучной социализации молодого человека.
Предпосылка успешной социализации – это не только создание в семье условий,
оптимальных для развития ребенка определенного возраста, но и готовность родителей все
171
больше и больше «отпускать» его от себя, предоставлять ему все больше свободы и
перекладывать на него ответственность в том, в чем он уже может ее взять. Особенно
актуально это становится в подростковом возрасте. Разделение событий жизни на имеющие
отношения либо к родителям, либо исключительно к самому подростку, с тем, чтобы в
дальнейшем отказаться от бесплодных попыток контролировать вторые и переложить
ответственность за них на самого подросшего ребенка - важнейший прием при
консультировании родителей по поводу конфликтов с подростками.
Большинство проблем, возникающих в ходе социализации ребенка (невозможность
установить приемлемые взаимоотношения со сверстниками или со взрослыми, девиантное
поведение, невротические реакции, возникновение зависимостей и т.п.) имеют корни именно
в нарушениях системы семейных отношений. И оказание психологической помощи лишь
одному ребенку, без участия других членов семьи, оказывается недостаточно эффективным –
даже если краткосрочного эффекта удается достигнуть, возврат в прежнюю семейную среду
почти неизбежно приводит к рецидиву отклонений. Для достижения стойкого эффекта
необходимо семейное консультирование с использованием таких методов, которые
позволяют сделать предметом рассмотрения и коррекции не какой-то частный факт, а
систему семейных отношений как таковую: сложившиеся во взаимоотношениях ролевые
позиции, взаимные ожидания, эмоции и чувства (например, метод системных расстановок по
Б.Хелленгеру). Другие возможности привлечения родителей к совместной психологической
работе – проведение тренингов эффективного родительства, детско-родительских отношений
(особенно интересны тренинги, подразумевающие совместное участие родителей и детей),
организация тематических семинаров, диспутов и т.д. Еще одно пока не очень
распространенное, но, несомненно, перспективное направление – организация тематических
конференций, форумов, блогов, дискуссионных площадок для родителей с применением
современных Интернет-технологий.
В заключение подчеркнем значимость психолого-педагогического просвещения
родителей для благополучия семейного воспитания детей. К сожалению, многие родители
крайне слабо осведомлены об особенностях развития детей разного возраста, типичных их
проблемах, а также тех факторах, что стимулируют развитие ребенка. Между тем, большая
часть проблем, с которыми сталкиваются дети, вполне предсказуема, ведь они определяются
преимущественно общими возрастными особенностями, а не уникальными перипетиями
жизненного пути. Понимание их механизмов – важная предпосылка успешного общения с
ребенком и его благополучного развития.
172
Эмоциональные переживания латвийских и белорусских женщин в семьях с различной
степенью психологического насилия в супружеских отношениях
Дмитриева Д.Я., г. Рига,
Белорусский Государственный Университет
Причины широкого распространения различных видов супружеского насилия,
находятся, прежде всего, в особенностях культуры современного общества. Поэтому
большинство психологов уделяют особое внимание вопросам роли социальных норм и
общественных ценностей в семейных отношениях. Такой подход позволяет среди множества
причин насилия над женщинами в семье выделить три наиболее важные: социально-
экономический кризис в обществе; общее снижение уровня жизни; общий низкий уровень
внутрисемейной коммуникативной культуры. Также признается важность взаимосвязанного
влияния множества внешних и внутренних факторов, как неравные социально-
экономические статусы супругов и длительность супружеских отношений, а также
определенные типы характеров как субъектов, так и объектов насилия.
Насилие в супружеских отношениях – это действия супруга, нарушающие права
другого, жестокое обращение с ним. Насилие становится возможным там, где один человек
не признаёт другого равным себе. Когда рассматриваются партнерские или супружеские
отношения, то чаще всего в качестве насильника выступает мужчина (муж), а в качестве жертвы –
женщина (жена).
Такая система супружеских отношений, основанная на иерархичной
маскулинноцентрированной культуре складывалась веками. Общественные нормы и
ценности, ставящие во главу угла главенствующую роль мужчин, были и продолжают быть
присущи большинству известных цивилизаций. Следует отметить, что формы, степень и
интенсивность эксплуатации женщин варьировались в разных обществах в различные
исторические периоды. Это неминуемо сказалось на всем укладе семейной жизни и
проявилось в форме негативных, иногда необратимых физических и психологических
последствий. Так, к настоящему времени у многих мужчин существует интенция о
неравенстве «сильного» и «слабого» полов, порождающая насильственное поведение по
отношению к женщинам. К тому же для славянской женщины замужество – это
традиционная жизненная стратегия, которая сложилась в результате определенного стиля
воспитания, при котором формируется установка: женщина не равна мужчине, она – для
мужчины, что накладывает существенные ограничения на процессы самореализации
женщины в будущем, порождая, неумение пользоваться своими правами или защитить их в
случае насильственных действий в ее адрес.
В рамках кросс–культурных исследований представляют интерес данные о различиях в
эмоциональных переживаниях женщин в супружеских отношениях, имеющих схожую
ментальность (славянское происхождение), но проживающих длительное время в среде с
различными системами национальных традиций, норм и ценностей в семейных отношениях.
В связи с этим предметом нашего сравнительного исследования стали эмоциональные
переживания женщин в семьях с различной степенью психологического насилия в
супружеских отношениях.
Эмоциональное состояние жен в супружеских отношениях оценивалось с помощью
методики «Шкала дифференциальных эмоций» К.Изарда [1] и адаптированной
И.А.Фурмановым [2]. Данная методика измеряет степень переживания десяти
фундаментальных эмоций: волнение, радость, удивление, горе, гнев, отвращение, презрение,
страх, стыд, вина и четыре комплекса аффектов: тревожность, депрессия, любовь,
враждебность.
Респондентов просили заполнить две формы опросника и ответить на вопрос: «Что вы
обычно чувствуете?» (Форма А) и «Что вы чувствуете, находясь рядом с супругом?»
(Форма В). Оценка степени переживания указанных выше фундаментальных эмоций
173
осуществлялась по пятибалльной шкале – для Формы А: «Никогда», «Редко», «Иногда»,
«Часто» и «Очень часто»; для Формы В: «Нет, это совсем не так», «Пожалуй, нет», «Ни нет,
ни да, нечто среднее», «Пожалуй, да», «Совершенно верно».
В исследовании приняли участие 110 мужчин и 234 женщин различных национальностей,
уровней образования, стажей супружеской жизни и количеством детей, проживающих на
территории Беларуси и Латвии. Опрос проводился анонимно.
Сравнительный анализ позволил определить, что эмоциональные состояния в обычной
обстановке, как белорусских, так и латвийских женщин, не подвергающихся насилию,
существенно не различаются. Значимые различия обнаруживаются только при переживании
эмоции вины (р≤ 0,01). Это свидетельствует о том, что латвийские женщины, значительно
сильнее, чем белорусские испытывают личную ответственность, когда попадают в ситуации
нарушения ими моральных и этических стандартов поведения, а, следовательно, ведут себя
более нормативно.
Существенно иная картина наблюдается при сравнении обычных эмоциональных
состояний белорусских и латвийских женщин, подвергающихся психологическому насилию.
Более высокая интенсивность переживания белорусскими женщинами эмоций
презрения, стыда и вины (р≤ 0,05) может указывать высокую степень их готовности к встрече с
опасным и неприятным объектом, что чаще всего мотивирует реакции отдаления, желание
спрятаться, исчезнуть. Это позволяет выдвинуть предположение о тенденции формирования
у белорусских женщин модели «оборонительного поведения», то есть постоянному
обостренному ощущению угрозы. Эта модель может проявляться не только в повышенной
личной ответственности за ситуации, связанные с насилием, в демонстрации превосходства
и пренебрежительного отношения к людям, но и в склонности реагировать агрессивно на
любые стимулы [3].
Сопоставление эмоциональных переживаний рядом с супругом жен, не
подвергающихся насилию, показывает, что наряду с большим волнением (р≤ 0,001),
латвийские женщины в большей степени испытывают стыд (р≤ 0,001), вину (р≤ 0,05), а также
тревожность(р≤ 0,001) и депрессивность (р≤ 0,05), чем белорусские женщины. Вместе с тем,
эмоциональные состояния рядом с супругом белорусских жен, подвергающихся насилию,
отличает большая интенсивность переживания эмоций стыда (р≤ 0,05) и вины (р≤ 0,01), чем
латвийских. По остальным показателям эмоций и комплексов аффектов различий
обнаружено не было.
Представляют интерес данные о различиях в эмоциональных переживаниях
белорусских и латвийских жен из семей с различным уровнем психологического насилия в
обычной ситуации.
Так, анализ показывает, что обычно белорусские женщины, подвергающиеся со
стороны супруга психологическому насилию, более взволнованы (р≤ 0,01) и менее радостны
(р≤ 0,01), и удивлены (р≤ 0,05) . Кроме того, они более интенсивно испытывают такие эмоции
как горе (р≤ 0,01), гнев (р≤ 0,01), отвращение (р≤ 0,05), презрение (р≤ 0,01) и вину (р≤ 0,05), а
также тревожность (р≤ 0,05), депрессивность (р≤ 0,05) и враждебность (р≤ 0,01). Это
свидетельствует о значительных трудностях адаптации белорусских женщин,
подвергающихся психологическому насилию со стороны супругов, к обыденным жизненным
ситуациям.
Сходные, но несколько иные, тенденции наблюдаются и в латвийских семьях. В
частности, обычно латвийские жены, которые подвергаются психологическому насилию,
более гневливы (р≤ 0,01), но тем они в меньшей степени переживают такие эмоции как стыд
(р≤ 0,001) и вину (р≤ 0,05). По остальным показателям эмоциональных состояний они ни чем не
отличаются от женщин, не подвергающихся психологическому насилию в семье. Полученные
данные позволяют предположить, что латвийские женщины, в сравнении с белорусскими, более
стойко, терпимо и менее эмоционально реагируют на различного рода жизненные события.
Еще более негативным становится эмоциональное состояние как белорусских, так и
латвийских женщин, подвергающихся психологическому насилию, когда они находятся
174
рядом с мужем. На фоне значительного снижения переживаний радости и удивления,
белорусские жены более интенсивно испытывают эмоции волнения, горя, гнева, отвращения,
презрения, страха, стыда и вины (р≤ 0,001), а латвийские жены – эмоции горя, гнева,
отвращения, страха (р≤ 0,01). Значительно сильнее и белорусские, и латвийские женщины
подвержены тревожности, депрессивности и враждебности. Это позволяет выдвинуть
предположение, что, выражая явное неудовольствие сложившейся ситуацией, женщины,
оценивают супружеские отношения как достаточно опасные, что мотивирует их к действиям
явно агрессивного характера, а именно, проявляется в стремлении избавиться от объекта,
вызывающего негативные эмоции.
Однако, интересно, то, что отношение любви к мужьям у белорусских женщин независимо
подвергаются они психологическому насилию или нет, существенно не меняется (р≥0,05).
Вероятно, это является свидетельством амбивалентного отношения жен к собственным мужьям,
что возможно и удерживает их от развода. Для латвийских же женщин характерно значительное
снижение интенсивности переживания аффекта любви, что, по нашему мнению, может
приводить к большей холодности в отношениях с мужьями и увеличивать риск расторжения
брачных отношений [4].
Сравнение эмоциональных переживаний женщин, не подвергающихся и
подвергающихся психологическому насилию, в обычных ситуациях и ситуациях, когда муж
находится рядом, позволяет выявить интересные данные о характере отношений между
супругами в белорусских и латвийских семьях. Так, белорусские женщины, не
подвергающиеся психологическому насилию, находясь рядом с супругом, менее интенсивно
переживают весь спектр эмоций и комплексов аффектов (для всех р≤ 0,001), кроме эмоций
радости и удивления (р≥0,05). Сходные эмоциональные состояния характерны и для латвийских
женщин, не подвергающихся психологическому насилию. Контрастным является лишь
отсутствие значимых различий в переживаниях гнева, презрения и любви (р≥0,05).
С одной стороны, это свидетельствует о том, что и белорусские, и латвийские женщины,
находясь рядом с супругом, чувствуют себя более спокойно, уверенно, комфортно и безопасно. С
другой стороны – и белорусские, и латвийские мужчины, несмотря на то, что в своих отношениях
с супругами редко прибегают к психологическому насилию, не создают в достаточной мере
условий для того, чтобы женщины переживали рядом с ними такие позитивные эмоции как
волнение, радость, удивление и любовь. Возможно, это лишний раз подтверждает данные о
некоторой эмоциональной сдержанности и холодности мужчин по сравнению с женщинами.
Еще более рельефно тенденция снижения интенсивности переживания позитивных
эмоций рядом с супругом проявляется в состояниях белорусских и латвийских женщин,
подвергающихся психологическому насилию. Для тех и других характерны более низкие
показатели переживания эмоций волнения, радости, удивления и любви. Вместе с тем,
находясь рядом с мужем белорусские женщины испытывают меньше презрения к
окружающим (р≤ 0,01), а латвийские – горе (р≤ 0,05), стыд (р≤ 0,01) и вину (р≤ 0,05).
Тем не менее, можно констатировать, что пребывание рядом с мужем, не избавляет
женщин, подвергающихся психологическому насилию, от чувства страха, беспокойства,
мрачного настроения, ощущения собственной неполноценности, подавленности или печали,
состояния враждебности, которые возникают в самых различных жизненных ситуациях.
Таким образом, проведенное исследование позволило сделать следующие выводы:
1. Латвийские женщины, не подвергающихся насилию, в обычной обстановке, значительно
чаще ведут себя более нормативно, чем белорусские женщины.
2. У белорусских женщин наблюдается тенденция формирования модели
«оборонительного поведения» в обычной обстановке, которая проявляется в повышенной
личной ответственности за ситуации, связанные с насилием, в демонстрации превосходства
и пренебрежительного отношения к людям, а также в склонности реагировать агрессивно на
любые стимулы.
3. Эмоциональные переживания латвийских женщин, не подвергающихся
психологическому насилию, рядом с супругом отличаются большей интенсивностью
175
переживания волнения, стыда, вины, тревожности и депрессивности, чем у белорусских
женщин. Эмоциональные состояния белорусских жен, подвергающихся насилию, рядом с
супругом отличает большая интенсивность переживания эмоций стыда и вины, чем
латвийских жен.
4. Белорусские женщины, подвергающихся психологическому насилию со стороны
супругов, испытывают значительные трудности адаптации к обыденным жизненным
ситуациям. Латвийские женщины, в сравнении с белорусскими, более стойко, терпимо и менее
эмоционально реагируют на различного рода жизненные события.
5. Женщины, подвергающиеся психологическому насилию, в ситуации рядом с
супругом, выражают явное неудовольствие сложившимися отношениями, оценивают
супружеские отношения как достаточно опасные, что мотивирует их к действиям явно
агрессивного характера, а именно, это проявляется в стремлении избавиться от объекта,
вызывающего негативные эмоции.
6. Белорусских жен, подвергающихся психологическому насилию, удерживает от развода
амбивалентное отношение к собственным мужьям. Для латвийских женщин характерно
значительное снижение интенсивности переживания аффекта любви, что может приводить к
большей холодности в отношениях с мужьями и увеличивать риск расторжения брачных
отношений.
7. Белорусские и латвийские женщины, не подвергающиеся психологическому насилию,
пребывая рядом с супругом, чувствуют себя более спокойно, уверенно, комфортно и безопасно,
чем женщины, подвергающиеся психологическому насилию.
8. Нахождение рядом с мужем не избавляет женщин, подвергающихся
психологическому насилию, от тревоги, депрессивного состояния и враждебности в
различных жизненных ситуациях.
Литература:
1. Изард, К. Эмоции человека/ К. Изард.– Изд–во Моск. ун–та,
1980.– 440 с.
2. Фурманов, И.А. Методика оценки эмоционального состояния/
И.А.
3. Фурманов//Здоровье студенческой молодежи: достижения науки
и практики на современном этапе: Мат. II Междунар. науч.-практ. конф.– Мн.,
2000.– С. 38-39.
4. Фурманов, И.А. Агрессия и насилие; диагностика, профилактика
и коррекция/ И.А.Фурманов.– Спб.: Речь, 2007.– 480 с.
5. Фурманов, И.А. Гендерные различия в эмоциональных
переживаниях супружеских отношений в семьях с различной степенью
психологического насилия/ И.А. Фурманов, Д.Я. Дмитриева //Философия и
социальные науки.– № 3, 2007.– С. 69–74.
176
Социально-психологические качества подростков, воспитывающихся вне семьи
Доброва Д.А., г. Вологда,
ГУ ВО СРЦН «Феникс»
В настоящее время в связи с глобальным кризисом семьи появляется все больше
детей, оставшихся без попечения родителей и попадающих в государственные учреждения
различного вида. Проблема оказания помощи детям, находящимся в трудной жизненной
ситуации, сегодня мало изучена, что требует повышения квалификации психологов,
разработки специальных психологических методов и технологий, обоснования построения
реабилитационных и психокоррекционных программ.
Подростковый возраст является переломным этапом развития человека, потребности
и возможности подростка часто не совпадают, что приводит к различным формам
дезадаптации. Если в данный период подросток не получает поддержки со стороны своей
семьи, кризисные явления усиливаются, обостряя жизненную ситуацию ребенка.
Система социально-педагогической поддержки детства предусматривает создание
специальных социально-педагогических учреждений для детей, оставшихся без попечения
родителей.
Потребность в таких учреждениях обусловлена тем, что появились многочисленные
категории детей «группы риска», проблемы которых не решают типовые образовательные
учреждения: дети, оставшиеся без попечения родителей; дети, не имеющие жилья и
прописки; дети-беженцы; дети из неблагополучных семей, испытывающие разного вида
насилие; дети, находящиеся в кризисной ситуации в семье или обществе, и др. Это дети,
права которых нарушены, и, прежде всего, право на уровень жизни, необходимый для их
полноценного развития. Поэтому инновационные социально-педагогические учреждения
призваны защитить это неотъемлемое право ребёнка, оперативно оказывая ему необходимую
помощь и поддержку, предоставляя возможность временного проживания, обеспечивая едой
и одеждой, медицинской помощью, а также создавая условия для его социальной адаптации
и при необходимости – социальной реабилитации.
Большинство детей, попадающих в государственные учреждения, воспитывались в
проблемной, кризисной или антисоциальной среде, их семьи часто имеют ту или иную
патологию. В этом случае заботу и защиту дети получают от государства, семейное
воспитание заменяется организованной в учреждении системой норм и правил.
Мы выдвинули предположение, что социально-психологические качества подростков,
воспитывающихся вне семьи, имеют свои особенности. Поэтому первоочередной оказалась
задача определения качеств, характерных для подростков, находящихся в государственных
учреждениях.
При общей неразработанности проблемы качеств личности достаточно трудно
обозначить круг ее социально-психологических качеств. Не случайно в литературе имеются
разные суждения по этому вопросу.
При определении перечня качеств, часто предметом анализа являются все качества,
изучаемые при помощи личностных тестов (прежде всего тестов Г.Айзенка и Р.Кеттелла). В
других случаях к социально-психологическим качествам личности относятся все
индивидуальные психологические особенности человека, фиксируется специфика
протекания отдельных психических процессов (мышление, память, воля и т.п.). Во многих
зарубежных исследованиях при описании методик для выявления качеств личности
употребляется термин «прилагательные» (не наименование качеств, а «прилагательные», их
описывающие), где в одном ряду перечисляются такие, характеристики, как «умный»,
«трудолюбивый», «добрый», «подозрительный» и т.п.
Хотя проблема находится на самых начальных этапах ее разработки, можно
установить согласие в одном пункте: социально-психологические качества личности – это
177
качества, которые формируются в совместной деятельности с другими людьми, а также в
общении с ними [1; с. 301].
Для определения круга качеств, характерных для подростков, находящихся в
государственных учреждениях, использовался метод теоретического анализа и метод фокус-
групп.
Ряд исследователей (М.К.Бардышевская, И.В.Дубровина, Э.А.Минакова) отмечают,
что общее физическое и психическое развитие детей, оказавшихся без попечения родителей,
отличается от сверстников, растущих в семьях. Темп психического развития замедлен,
имеется ряд негативных особенностей: ниже уровень интеллектуального развития, беднее
эмоциональная сфера, воображение, позднее формируются навыки саморегуляции и
управления своим поведением, затруднено понимание требований взрослых, проявляются
инфантильность, неумение строить отношения с другими, иллюзии простоты жизни,
неуверенность в себе, неверие взрослым, обидчивость на весь мир и т.д. [6, с. 109].
Воздействие неблагоприятных, а часто нечеловеческих условий жизни детей в семьях
достаточно длительное время вызывают негативные психические, физические и другие
изменения в организме ребенка, приводящие к тяжелым последствиям.
У детей возникают значительные отклонения как в поведении, так и в личностном
развитии. Им присуща одна характерная черта – нарушение социализации в широком смысле
слова: отсутствие навыков гигиены, неумение вести себя за столом, неспособность
адаптироваться к незнакомой среде, к новым обстоятельствам, гиперсексуальность,
нарушения половой ориентации, воровство, лживость, утрата интереса к труду, лень,
отсутствие ценностных ориентаций, отсутствие норм морали и нравственности, принятых в
обществе, бездуховность, утрата интереса к знаниям, дурные привычки (употребление
алкоголя, наркотиков, курение, токсикомания, нецензурная брань и т.д.) [5, с. 60].
У детей, испытавших жестокое обращение со стороны членов своей семьи, возникает
устойчивое чувство подавленности, вызванное сознанием, что они нежеланны и недостойны
любви. Последствия семейной жестокости многообразны, имеют психологический и
поведенческий характер: агрессивность, тревожность, обеспокоенность, депрессия, низкое
самоуважение, криминальное, сексуальное поведение [3, с. 131].
Среди детей-дезадаптантов в интернатных учреждениях преобладают учащиеся с
отклонениями в поведении, трудностями в обучении, общении. Чаще всего школьная
дезадаптация возникает вследствие длительного воздействия на ребенка травмирующих
ситуаций, нарушении межличностных отношений со взрослыми и сверстниками, что
формирует у него внутреннюю напряженность, тревожность, агрессивность, конфликтность,
ощущение неполноценности, ненужности, отверженности.
Большое число детей, воспитывающихся в интернатных учреждениях, имеет
сенсорное недоразвитие, задержку психического развития и интеллектуальную
недостаточность, что усугубляет проблему школьной дезадаптации и выражается в целом
ряде специфических факторов, наиболее выраженных в особенностях эмоционально-
личностной сферы [2, с.56].
В исследованиях отечественных и западных психологов дается сравнительная
характеристика детей, оставшихся без попечения родителей. И.В.Дубровина, Э.А.Минакова,
М.К.Бардышевская и другие исследователи показали, что общее физическое, психическое
развитие детей, воспитывающихся без попечения родителей, отличается от развития
сверстников, растущих в семьях. У них отмечаются замедленный темп психического
развития, ряд негативных особенностей: низкий уровень интеллектуального развития,
бедные эмоциональная сфера и воображение, позднее формирование навыков саморегуляции
и правильного поведения.
Дети, воспитывающиеся в учреждениях социальной и психолого-педагогической
поддержки детства, характеризуются резко выраженной дезадаптацией, которая усиливается
такими психотравмирующими факторами, как изъятие ребенка из семьи и помещение его в
178
разного рода учреждения (больница, приемник распределитель, приют временного
пребывания, санаторий и т.д.).
Поведение этих детей характеризуется раздражительностью, вспышками гнева,
агрессии, преувеличенным реагированием на события и взаимоотношения, обидчивостью,
провоцированием конфликтов со сверстниками, неумением общаться с ними [5, с. 56].
С точки зрения психологии девиантного поведения виктимность – психологическое
свойство личности, возникающее вследствие дефекта интерактивного культурогенеза и
характеризуещееся предрасположенностью личности стать жертвой фрустрации
социогенных и персоногенных воздействий, ведущих к деформации развития личности.
Ввиду своей социальной некомпетентности личность становится жертвой отклоняющегося
поведения – наступает девиантная виктимизация. [4, с. 91]
Виктимная личность характеризуется следующими показателями:
– снижение уровня мотивации;
– заниженная самооценка;
– дефицит ценностных ориентаций;
– высокий конформизм и т.д.
Виктимная личность как психологический феномен имеет следующие основные
индикаторы:
1) тревожность
2) эмоциональная ригидность (В.В.Бойко определяет эмоциональную ригидность как
неподатливость, жесткость, негибкость, которая выражается в том, что личность слабо и
в ограниченном диапазоне эмоционально реагирует на различные внешние и внутренние
воздействия)
3) эмоциональная вязкость (реакции этого индикатора интерактивного развития личности
сопровождаются фиксацией аффекта и внимания на каких-либо значимых объектах,
событиях, объектах)
4) эмоциональная монотонность
5) эмоциональное огрубление
6) эмоциональная тупость
7) утрата эмоционального резонанса (полное или почти полное отсутствие эмоционального
отклика на различные события)
8) алекситемия (сниженная способность или затрудненность в вербализации
эмоциональных состояний)
Представленные психологические индикаторы интерактивной деформации личности
характеризуют нарушения в эмоционально-волевой сфере. К индикаторам, указывающим на
нарушения эмоционально-когнитивной сферы, можно отнести когнитивные сдвиги,
деформирующие основные социально-психологические установки личности и его Я-
концепцию [4, с. 96].
Таким образом, подростки, воспитывающиеся в государственных учреждениях, по
мнению ряда авторов, имеют специфические социально-психологические качества. Они
имеют общее отставание в развитии, коммуникативные трудности (агрессивность,
конформность, конфликтность и т.п.), эмоциональные проблемы (тревожность, бедность
эмоций, неуверенность в себе). Все эти качества необходимо учитывать при организации
работы с подростками, оторванными от семьи.
После теоретического анализа с помощью метода фокус-групп нами был уточнен
список качеств, характерных для детей, оказавшихся без попечения родителей. Было
проведено 4 фокус-групы, в которых приняли участие 35 человек, работающих с
подростками (воспитатели и работники социально-реабилитационного центра, воспитатели
детских домов г. Вологда). Им предлагалось составить список качеств, характерных для
подростков, проживающих в государственных учреждениях социальной защиты детства.
Обработка данных показала, что наиболее часто упоминающимися качествами
подростков, оставшихся без попечения родителей, являются: агрессивность, замкнутость,
179
лень, отсутствие жизненной перспективы, эгоизм, потребительское отношение к жизни,
неадекватная самооценка, нестабильность.
Полученные в исследовании данные отчасти повторяют уже освещенные в литературе
особенности подростков, воспитывающихся в государственных учреждениях. Все больше
подростков лишаются семейного воспитания, необходимо изучение форм их реабилитации и
реадаптации. В то же время недостаточно исследований выявляющих весь спектр социально-
психологических качеств «трудных» подростков. Поэтому актуальным является изучение
данных качеств у детей, попадающих в трудные жизненные ситуации, и разработка
программ их корректирующих. Это перспективная линия развития нашего исследования.
Литература:
1. Андреева, Г.М. Социальная психология / Г.М. Андреева. – М.: Наука, 2004. – 365 с.
2. Дети социального риска и их воспитание. Учебно-методическое пособие / Под
науч.ред. Л.М. Шипицыной. – СПб.: Речь, 2003. – 144 с.
3. Дивицына Н.Ф. Социальная работа с неблагополучными детьми и подростками.
Конспект лекций. – Ростов н/Д: Феникс, 2005. – 288 с.
4. Клейберг Ю.А. Психология девиантного поведения: Учебное пособие для вузов. – М.:
ТЦ Сфера, при участии «Юрайт-М», 2001. – 160 с.
5. Олиференко, Л.Я. Социально-педагогическая поддержка детей группы риска: Учеб.
пособие для студ. высш. пед. учеб. Заведений / Л.Я.Олиференко, Т.И.Шульга,
И.Ф.Дементьева. – М.: Академия, 20032. – 256 с.
6. Шульга, Т.И. Методика работы с детьми «группы риска» / Т.И. Шульга, В. Слот, Х.
Спаниярд. – М.: Изд-во УРАО, 2001. – 128 с.
180