Алеврас Н.Н., Гришина Н.В., Краснова Ю.В. (ред.) История и историки в пространстве национальной и мировой культуры XVIII-XXI веков

Подождите немного. Документ загружается.

291

Корзун В. П. Коммуникативное поле исторической науки...

становление новых моделей научности во многом предвосхищается на уровне

конкретных исследований.

Своеобразную «проблемную» революцию можно заметить в дисциплинар-

ном поле историографии – как научной и учебной дисциплины, что воспри-

нимается частью научного сообщества как смерть дисциплины. Современный

исследователь не может не констатировать дробление проблемного поля исто-

риографии и выходов в историю повседневности, новую социальную историю,

интеллектуальную историю и т. д. Данный процесс воспринимается членами

историографического сообщества по-разному, диапазон его оценок широк

– от констатации институционального кризиса до оптимистического гимна

«новой историографии», «ориентирующей на осмысление, анализ собствен-

ной профессии, ее истории, ее дисциплинарного бытия»

. Последнее, и в этом

мы разделяем мнение Т. Н. Поповой, предполагает смену «дисциплинарно-

го типа мышления» «рефлексивным»

. Это обстоятельство проблематизирует

роль субъекта познания, носителя тех или иных идей, его профессиональную

идентификацию, осознание своего места в иерархичной институциональной

системе организации науки. Интересующая нас проблематика коммуникатив-

ного поля исторической науки изначально междисциплинарно ориентирована,

является и отражением, и иллюстрацией, и программой поиска иного образа

историографии. Она позволяет прояснить, на наш взгляд, явные или неявные

попытки примерки на себя неклассической и постнеклассической моделей

науки и собственно «творение» этих парадигм, в том числе, в процессе исто-

риографической эмпирии.

Историографические подступы к проблеме. Появление в XX в. коммуника-

тивных теорий спровоцировало исследовательский интерес к способам функци-

онирования научных сообществ. Теоретические и конкретно-социологические

наработки Ю. Хабермаса, Р. Мертона, Т. Куна, П. Бурдье, Р. Коллинза, М. Ка-

стельса и др. расширили и трансформировали проблемное поле исследования

истории науки. В отечественной традиции можно выделить два параллельных

процесса в изучении научных коммуникаций: 1) науковедческие исследования,

в которых представлена теоретическая рефлексия (А. П. Огурцов, А. В. Юре-

вич, А. Г. Аллахвердян, А. Г. Ваганов, А. В. Литвинов)

; 2) конкретные исто-

риографические практики, преимущественно схоларные, где проблематика

коммуникаций постепенно из эпизодической, маргинальной превращается в

весьма значимую

Принципиальным для нас является понимание науки как коммуникации,

четко артикулируемое в историко-научных работах А. П. Огурцова. Им от-

мечается, что в настоящее время все более ясным становится то, что одной

из решающих характеристик науки является ее коммуникативная природа. Ни

ход, ни результаты, ни субъекты познания не могут быть отторгнуты от той

ситуации общения, в которой осуществляется научное исследование. Каждый

элемент познавательного акта и его содержания пронизан, освещен контек-

стом коммуникационного взаимодействия.

292

Сообщества историков...

Познавательный акт, по А. П. Огурцову, обусловлен контекстом общения,

где каждый участник коммуникации взаимоориентирован на общение, каж-

дый акт коммуникации нагружен интенциональными смыслами, установкой

на другое равноправное сознание. Наука «соткана» из множества живых диа-

логических нитей – как со своими современниками, так и со своими предше-

ственниками. Научное знание оказывается направленным взаимодействием

различных актов полагания смысла, его смысл, полагаемый в деятельности

каждого из равноправных участников коммуникации, размещается на границе

с другими смыслами, а взаимопонимание, достигаемое в диалогической ком-

муникации, есть нахождение на одной и той же исторической плоскости, где

каждый предшественник становится современником и равноправным участни-

ком диалога. Участие в коммуникации ученых приучает их считаться с мнени-

ями других, сообразовывать свое поведение и собственное мнение с позицией

коллег, искать согласие, достигать общей точки зрения…

Наука, понятая как интерференция актов коммуникации, подчиняется опре-

деленным нормам и образцам взаимодействия ученых. Эти нормы и образцы,

обеспечивающие устойчивость научного знания, отлагаются в системе дисци-

плинарного знания и в определенных идеалах и критериях научности, выяв-

ляемых методологией

науки

Историко-научная мысль относит коммуникацию к числу базовых механиз-

мов функционирования и развития науки и её связей с обществом, а также счи-

тает ее важным условием формирования личности ученого и его ценностных

ориентаций. Состояние научной коммуникации (широта, протяженность, ин-

тенсивность) определяет жизнеспособность научного сообщества, непосред-

ственно отражается на уровне эффективности научных исследований.

Наработки в области науковедения с различной степенью интенсивности

постепенно внедряются в исследовательские практики историографов и ста-

новятся более менее очевидными к концу 1990-х гг. Наиболее объемно, мас-

штабно и профессионально-корректно коммуникативное поле русской истори-

ческой науки середины и второй половины XIX в. в контексте новых подходов

представлено в двухтомной монографии М. П. Мохначевой «Журналистика и

историческая наука»

. Коммуникации в научно-литературном сообществе как

важнейшее условие и проявление наукотворчества впервые предстали если не

как предмет специального исследования, то, во всяком случае, как самостоя-

тельная тема, как фокус бытия науки. Автор обнаружила удивительное интел-

лектуальное чутье к новейшим движениям историко-философской и социоло-

гической мысли, в частности к работам Р. Коллинза и его сетевому анализу

науки. Замечу, что для меня, как автора данного текста, именно через моно-

графию М. П. Мохначевой состоялось первое знакомство с исследованиями

Р. Коллинза.

В концепции Р. Коллинза сеть выступает как новое пространство, простран-

ство собственно информационное. А сама сеть осмысливается как в координа-

тах микро-, так и макроистории. Как отмечает Л. П. Репина, для Р. Коллинза

293

Корзун В. П. Коммуникативное поле исторической науки...

«локальная ситуация выступает как безусловно необходимая, отправная, но

не конечная точка анализа»

. По Коллинзу, «никакая локальная ситуация не

является одиночной; ситуации окружают друг друга во времени и простран-

стве. Макроуровень общества должен быть понят не как слой, расположенный

вертикально над микро- (как если бы он находился в другом месте), но как раз-

вертывание спиралей микроситуаций. Микроситуации встроены в макропат-

терны, являющимися именно теми способами, которые связывают ситуации

друг с другом <...> Мы можем понимать макроструктуры, не реифицируя (не

овеществляя) их, как если бы они были сами по себе существующими объек-

тами, но рассматривая макро- как динамику сетей, объединение цепочек ло-

кальных столкновений...»

. В таком ракурсе коммуникативное поле получает

статус самостоятельной и чрезвычайно сложной проблемы – новое проблем-

ное поле и одновременно новый понятийно-терминологический инструмен-

тарий, соответствующий сетевой модели исследования науки. А сама сетевая

модель как продукт постнеклассической науки ориентирует исследователя на

преодоление кумулятивисткого подхода к истории науки, поскольку изначаль-

но задает параметры объемного видения проблемы, ибо сетевое пространство

многомерно – исследователь фокусирует на себе и накопленный культурный

капитал в рамках горизонтальных связей, и институциональный капитал в рам-

ках вертикальных связей, и межличностные отношения, затрагивающие сферы

передачи эмоциональной энергии.

О некоторых результатах исследования. Авторами проекта под коммуни-

кативным полем науки понимается социальное пространство институций и

связей, в котором рождаются, функционируют, трансформируются и умирают

научные идеи. Коммуникативное поле имеет сложную структуру, представля-

ющую единство внутринаучных коммуникаций (которые могут быть как вну-

тридисциплинарными, так и междисциплинарными) и внешних коммуникаций,

связанных с социокультурным контекстом, включающим и властный уровень.

Названные структурные компоненты коммуникативного поля могут носить

как личностный, так и институциональный характер. В качестве акторов ком-

муникации может выступать и отдельная личность, в нашем случае – историк,

и отдельные институты – как формальные, так и неформальные.

Нами условно выделено несколько вариантов типологии научных комму-

никаций в исторической науке. Они варьируются в ракурсах от решаемых за-

дач исследования и, соответственно, разные критерии могут быть положены в

основу той или иной типологии в зависимости от целеполагания.

1. По направленности коммуникации могут быть внутринаучными и внеш-

ними (с обществом, властью, бизнесом и т. д.). 2. По акторам (основным

участникам) коммуникации дифференцированы как личностные, групповые

и институциональные. В свою очередь личностные коммуникации могут но-

сить как приватный, так и официальный характер. 3. По способу трансляции

информации коммуникации могут быть устными, письменными, печатными,

Интернет и др. Преобладающими способами трансляции в исторической науке

294

Сообщества историков...

вплоть до второй трети ХХ в. является письменный текст. 4. По критерию

иерархичности – можно выделить горизонтальные и вертикальные коммуни-

кации. В реконструкции данных коммуникаций для нас принципиально важны

методики Р. Коллинза и П. Бурдье. 5. По механизму трансляции дисциплинар-

ных нормативов выделяются – диссертация с обязательным авторефератом,

дискуссия, рецензия, публикации и требования к ним, различного рода мето-

дические рекомендации и учебные пособия и т. д. 6. По критерию форм орга-

низации научного текста определяются внутритекстуальная, внетекстуальная

и интертекстуальная научные коммуникации. Применительно к исторической

науке этот уровень коммуникации является чрезвычайно важным. 7. По кри-

терию культурного взаимодействия выделяют внутрикультурную коммуника-

цию и межкультурную коммуникацию. Межкультурная коммуникация в силу

специфики работы историка в свою очередь подразделяется на коммуникацию

между различными национальными школами и на коммуникацию между исто-

риками, представляющими различные эпохи. 8. По степени интенсивности

коммуникации выступают как постоянные, ограниченные или эпизодические.

Представленная типология может служить своего рода исследовательской

программой/моделью для идеальной реконструкции коммуникативного поля

исторической науки (идеального конструкта). Она, как нам представляется,

ориентирует на расширение горизонта возможных исследований.

Отсутствие цельной картины коммуникативного поля исторической науки

в XX в., отсутствие сетки основных институтов коммуникаций, непрояснен-

ность их влияния на исследовательские стратегии историков определили ис-

ходную локацию нашего исследования – это 1) инфраструктура исторической

науки в контексте интеллектуальной географии; 2) площадки интенсивного на-

копления научной информации и каналы ее трансляции. В этом пространстве и

происходит складывание сетей общения между основным акторами научного

процесса – как отдельными учеными, так и различного рода сообществами, в

том числе научными школами. Данная исходная посылка определила еще одно

направление исследования в рамках проекта – 3) динамика коммуникативных

практик и поведенческих стратегий в научном сообществе историков. И, на-

конец, для историографа не может не представлять интереса 4) «внутреннее

личностное измерение» происходящих трансформаций в коммуникативном

поле отечественной исторической науки – саморефлексия ученых-историков

по этому поводу, что называется – «здесь и сейчас».

В данной статье, которая носит в определенной степени обзорный характер,

я остановлюсь подробнее на презентации двух первых из указанных направ-

лений.

Замечу, что наши исследовательские практики корреспондируются и с опы-

тами европейских исследователей. Сошлюсь на вышедший в 2010 г. «Атлас

европейской историографии»

, созданный в рамках Европейского научного

фонда, в котором инфраструктура исторической науки представлена универ-

ситетами, исследовательскими институтами, музеями и архивами. Также об-

295

Корзун В. П. Коммуникативное поле исторической науки...

ращается внимание на параметры численности дисциплинарного сообщества

историков в европейском интеллектуальном пространстве. Но наши подходы

всё же отличаются. Для авторов «Атласа» характерен институциональный

подход в его классическом варианте. В рамках нашего проекта акцент сде-

лан на рассмотрение инфраструктуры исторической науки в контексте социо-

культурного ландшафта и выделены, условно говоря, основные черты матри-

цы такого ландшафта, учитывающие и региональную специфику. Эта линия

поиска отчетливо намечена в исследованиях В. Г. Рыженко

. К первому па-

раметру «матрицы» (своего рода совокупности «горных хребтов» советской

исторической науки) отнесены академические структуры АН СССР (научно-

исследовательские институты, непосредственно связанные с изучением все-

мирной и отечественной истории). Во втором параметре, образно названном

«предгорьями», объединены университетские структуры (факультеты и кафе-

дры, связанные с историческими исследованиями и преподаванием истории,

связанным с подготовкой кадров для науки и высшего образования). Исполь-

зуя третий институциональный параметр и, одновременно, удаляясь в реаль-

ном географическом пространстве от центральных городов Европейской Рос-

сии на восток, фиксируем вузовские подразделения (специальные институты,

исторические кафедры педагогических институтов, где деятельность предста-

вителей сообщества историков ориентирована на прикладные задачи, преиму-

щественно, на подготовку школьных учителей). Можно выделить еще один,

четвертый, параметр «матрицы», связанный с исторической наукой, с исследо-

вательскими практиками, но в большей степени обеспечивающий комплекто-

вание библиографической и источниковой основы для работы специалистов, а

также трансляцию научно-популярных исторических знаний и репрезентацию

образов прошлого. Сюда входят архивные учреждения, библиотеки и музеи

(исторические, историко-краеведческие и мемориальные).

В качестве отдельного и особого параметра «матрицы» социокультурного

ландшафта исторической науки предлагается выделить символические знаки/

маркеры, которые способствуют пониманию специфики изменений, происходя-

щих на том или ином этапе развития социокультурного ландшафта историче-

ской науки. Таковыми могут быть «события и фигуры памяти» трех видов, в

воссоздании образов которых принимали в интересующий нас период участие

историки. Первый вид имеет значение набора идеологических установок, даю-

щих «образцы/каноны» репрезентации официально значимых событий и героев

для использования в общегосударственном масштабе. Второй выборочно герои-

зирует прошлое и закрепляет в массовом сознании соответствующий «пантеон

выдающихся предков». Третий должен утверждать почетный социальный статус

корпорации историков с помощью выделения персон «великих» (официально

почитаемых) русских и частично советских историков. Эти сюжеты нашли от-

ражение в целом блоке работ омских исследователей

, а также в коллективной

рукописи подготовленной монографии «Трансформация образов исторической

науки в первое послевоенное десятилетие (1945 – середина 1950-х гг.)»

296

Сообщества историков...

Отдельные институции в рамках социально-культурного ландшафта исто-

рической науки нами проанализированы и с точки зрения внутренней социаль-

ности, завязанной на интересах, нормах и ценностях корпорации, исследова-

тельских практиках и стандартах, ее этосе. Поскольку преобладающим спосо-

бом трансляции в исторической науке вплоть до второй трети ХХ в. является

письменный текст, то это обстоятельство и предопределило наше пристальное

внимание к журнальной периодике, позволяющей уловить ритмы научной

коммуникации. Не случайно, в истории науки по крайней мере, на протяжении

XX в. именно журналы избирались как эффективные площадки для манифе-

стирования и оформления новых направлений в историографии («Анналы» во

Франции; «Past and Present», «New Left Reviw», «History Workshop» в Брита-

нии; Quaderni «Storici» в Италии; «Review» в США (Бингхэмптон) и т. д.

дореволюционной России, как отмечает В. Берелович, на такую роль в конце

XIX – начале XX в. претендовали «Журнал Министерства народного просве-

щения» и «Историческая социология» Санкт-Петербургского университета

В развитии коммуникативного пространства исторической науки советско-

го периода выделено несколько этапов, которые не вполне совпадают с перио-

дизацией советской историографии. Первый этап – 1920-е гг.; второй – конец

1920-х – начало 1940-х гг., третий – 1940 – первая половина 1950-х гг.; и чет-

вертый этап – со второй половины 1950-х – до первой половины 1980-х гг.

включительно. Постсоветская историография рассматривается нами в рамках

второй половины 1990-х – начала 2000-х гг.

В 1920-е гг. складывается сложное коммуникативное пространство, отража-

ющее неоднородность институционального происхождения журналов как пе-

риодических изданий. Одни из них были связаны с частными издательствами,

другие были привязаны к различным институциям, как новым, так и старым.

Условно их можно сгруппировать следующим образом: 1. Журналы, выходив-

шие при центральных органах новой власти («Большевик», «Красный архив»

при Центральном архивном управлении, «Новый восток», «Красный архив»,

«Коммунистический интернационал», «Архивное дело», «Коммунистическая

революция», «Жизнь национальностей» и др.). 2. Журналы при академиче-

ских структурах, которые можно подразделить: а) на старые, сформированные

еще в дореволюционный период («Русский исторический журнал», «Известия

АН СССР. Серия истории и философии», «Анналы», «Дела и дни», «Пробле-

мы истории материальной культуры», «Византийский временник», «Русский

исторический журнал», и др.); б) вновь образованные («Вестник Социалисти-

ческой (Коммунистической) Академии», «Архив К. Маркса и Ф. Энгельса»,

«Известия ГАИМ и РАИМК», «История пролетариата СССР» и др.). 3. Перио-

дические издания при специализированных новых Институтах («Красная ле-

топись», «Летописи марксизма», «Проблемы марксизма», «Записки института

Ленина», «Революционный Восток» и др.). 4. Журналы, выпускаемые различ-

ными Обществами и общественными организациями, последние в свою оче-

редь подразделяются на: а) издания с дореволюционным стажем («Известия

297

Корзун В. П. Коммуникативное поле исторической науки...

Общества археологии, истории и этнографии» и др.); б) вновь образованные

в советский период («Красная новь», «Историк-марксист», «Борьба классов»,

«Бюллетень истпарта», «Каторга и ссылка» при Обществе бывших политка-

торжан и ссыльнопоселенцев, «Архив истории и труда», «Пролетарская ре-

волюция», «Бюллетень Центрального совета Всесоюзного общества бывших

политкаторжан и ссыльнопоселенцев» и др.). При этом обратим внимание, что

новые Общества и общественные организации возникают при центральных

учреждениях, финансируются и находятся под контролем ЦК партии. 5. Жур-

налы общественно-политической направленности, созданные в дореволюци-

онный период («Голос минувшего», «Былое» и др.). Вокруг них группирова-

лись, как правило, представители старой профессуры.

В 1930-е гг. наблюдается изменение сложившегося коммуникативного

поля: исчезают периодические издания, выпускаемые при старых академиче-

ских структурах («Известия Общества археологии, истории и этнографии»,

«Византийский временник») в связи с общей реорганизацией академических

институтов и системой образования и нарастающими репрессиями, связанны-

ми с разгромом старой исторической школы («Академическое дело»). Мно-

гие научные Общества прекратили свое существование на рубеже 1920-х –

1930-х гг., что естественно привело и к закрытию их периодических органов.

И, наконец, последняя, пятая, группа журналов, имеющая дореволюционную

историю, также исчезает к концу 1920-х гг.

Во второй половине 1930-х гг. значительно расширяется репертуар истори-

ческих изданий при академических структурах («Вестник древней истории»,

«Исторические записки», «Исторический архив», «Советская археология»,

«Советское востоковедение»), а также, с возобновлением исторического обра-

зования, при высших учебных заведениях («Труды Московского государствен-

ного историко-архивного института», «Ученые записки ЛГУ. Серия историче-

ских наук»). Происходит заметная специализация периодических изданий. За

этими структурными изменениями стояли существенные процессы в истори-

ческой науке, связанные с профессионализацией историков-марксистов, уни-

фикацией научного сообщества, централизацией и усиливающимся идеологи-

ческим контролем со стороны власти.

Война и послевоенный период изменили коммуникативное поле и развитие

самой исторической науки. При работе над проектом выделились две значимые

характеристики поля. Первая связана с сокращением периодических изданий

как площадок для коммуникации. Вторая – с тенденцией к саморегулированию

уже созданных институций, которая им имманентно присуща, а значит, от-

дельные индивидуальные и даже групповые стратегии самореализации внутри

этих институтов начинают приходить в противоречие с государственной уста-

новкой на внешнее регулирование и контролем за их деятельностью. Это осо-

бо ярко проявляется в судьбе и деятельности журнала «Вопросы истории»

С начала 1950-х гг. в основном все профессиональные периодические исто-

рические издания сводятся к одной форме – журналу. Одновременно с этим

298

Сообщества историков...

шел процесс дифференциации периодических изданий по содержанию. Были

созданы журналы по основным разделам истории – «История СССР» (1957 г.),

«Новая и новейшая история» (1957 г.); по отдельным историческим дисципли-

нам – «Советское востоковедение», «Советское китаеведение», «Советское

славяноведение», «Исторический архив»; по отраслям исторического знания

– «Вопросы истории КПСС» (1957 г.), «Вестник истории мировой культуры»

и др.

В 1950–1960-е гг. происходит дальнейшая специализация, в коммуникатив-

ном пространстве периодики формируется достаточно устойчивая сетка изда-

ний, которая просуществовала вплоть до второй половины 1980-х гг. В этот

период практически не меняется репертуар изданий. Назовем лишь несколько

новых журналов гуманитарного толка, отражающих тенденции дальнейшей

дифференциации общественных наук («Общественные науки и современ-

ность» (1976 г.), «Социологические исследования» (СОЦИС) (1974 г.) «Вопро-

сы истории, естествознания и техники» (ВИЕТ) (1980 г.)).

С середины 1980-х гг. прошлого столетия коммуникативное поле отече-

ственной исторической науки переживает количественные и качественные

трансформации. Развитие профессиональной исторической периодики на рас-

сматриваемом нами этапе характеризуется появлением значительного числа

новых периодических изданий. Она становится одной из наиболее динамич-

ных форм организации знания. Это многообразие периодических изданий по-

требовало их типологизации и классификации. Авторы проекта предложили

несколько критериев для их классификации. Так, по мнению Ю. П. Денисова,

критериями могут быть: 1) Время создания журналов. Отсюда можно выде-

лить «старые» советские журналы, многие из которых были переименованы,

однако сохранили свой облик, свои традиции и свои содержательные харак-

теристики («Вопросы истории», «Российская археология», «Этнографическое

обозрение» и т. д.). В другую группу попадают журналы, появившиеся в иссле-

дуемый нами период, а также «воссозданные» журналы, закрытые до 1917 г.

(«Родина», «Одиссей: Человек в истории», «Казус. Индивидуальное и уни-

кальное в истории» и т. д.). 2) Географическое местоположение издаваемого

журнала. На этой основе можно выделить центральные (или столичные) и ре-

гиональные (периферийные, провинциальные) издания. К центральным изда-

ниям, то есть к журналам, издаваемым в Москве и Санкт-Петербурге, относят-

ся все названные нами выше периодические издания. Столичные издания, как

правило, характеризуются жёстким отбором публикуемых материалов, высоко

формализованным подходом к работе. На их страницах превалируют работы

столичных авторов. Однако «интеллектуальный ландшафт» отечественной

исторической периодики 1980–2000-х гг. отнюдь не ограничивается москов-

скими и петербургскими изданиями. В этот период успешно функционируют и

журналы, издаваемые на периферии. Яркими примерами могут служить «Ар-

хеология, этнография и антропология» (Новосибирск), «Вестник археологии,

антропологии и этнографии» (Тюмень), «Уральский исторический вестник»

299

Корзун В. П. Коммуникативное поле исторической науки...

(Екатеринбург) и т. д. 3) Источники финансирования. Выделены государ-

ственные (например, «Родина», издаваемый Администрацией Президента РФ

и Правительством РФ, «Археографический ежегодник», издаваемый Архео-

графической комиссией РАН, «История наук о земле», издаваемый Институ-

том физики Земли им. О. Ю. Шмидта РАН, и т. д.) и негосударственные изда-

ния, то есть журналы, издаваемые за счёт частных средств (например, «Клио»,

«Вестник Евразии», «Ab imperio», «Новое литературное обозрение» и т. д.). 4)

Включение в список ВАКа РФ. 5) По направленности на междисциплинарное

взаимодействие.

Анализ динамики такого института коммуникации, как журнальная перио-

дика, дает основание сделать вывод, что эта своеобразная форма наукотвор-

чества на современном этапе выступает и как наиболее продуктивная форма

развития дисциплины. Она является не только способом трансляции знания,

но и задает определенные коммуникативные стратегии сообществу историков.

Так, к примеру, при ориентации на узкую специализацию ученые-историки

проводят жесткую демаркационную линию между научными дисциплинами и

научными школами, выстраивая взаимоотношения в научном сообществе по

линии «свой-чужой», их когнитивная практика строится на углублении иссле-

довательского подхода в рамках «своей», строго обозначенной дисциплины.

Исследователи-междисциплинарщики нацелены на диалог с другими дисци-

плинами, они формируют широкий круг общения с представителями других

научных направлений и профессиональных школ, создавая тем самым обшир-

ную интеллектуальную сеть научных коммуникаций в научном поле истори-

ческой науки.

Естественно, мы не могли ограничиться вниманием только к периодике.

Нами выявлены и охарактеризованы новые элементы и сегменты коммуника-

тивного поля современной исторической науки, принципиально изменившие

его конфигурацию в конце XX – начале XXI в. Это: 1) исторические сообщества

разного типа. По степени институционального оформления как внутреннему

критерию выделены а) формальные научные сообщества, функционирующие

относительно автономно; б) формальные научные сообщества, функциони-

рующие в составе официальных учреждений в качестве их структурных эле-

ментов; в) неформальные научные сообщества историков, (преимущественно

виртуальные интернет-«сообщества»). 2) Произведен «замер» основных пара-

метров виртуальных коммуникаций, дана их характеристика и предпринята

попытка реконструкции «виртуального» историографического пространства с

помощью изучения интернет-пространства как специфического места быто-

вания исторической науки. 3) На локальном материале произведена проверка

возможностей выявления динамики изменений в «живых» «сетях общения»

современной исторической науки (научные мероприятия различного типа,

прежде всего научные конференции).

300

Сообщества историков...

***

Подведем итог. Наши первые попытки построения целостной картины ди-

намики коммуникативного поля исторической науки натолкнулись на отсут-

ствие даже сетки основных институтов коммуникации, не говоря об их субор-

динации, направления трансформации и выявления факторов, определяющих

их динамику

. Такое невнимание историографов к данным сюжетам связано

с преобладанием историографической модели исследования, в центре которой

находится концепция – интеллектуальный продукт на выходе. А контекстуаль-

ность зарождения и трансляции той или иной концепции, как правило, сводит-

ся к упрощенному представлению о значимости социального заказа или об-

щей, весьма абстрактной констатации «вызова времени». При таком подходе

напряженный личностный выбор историка, его исследовательская стратегия

и тесно связанный с ней выбор научного дискурса, его самоиндентификация

остаются, как правило, вне поля зрения историографа

Новые модели историографического исследования, отражающие попытки

синтеза антропологического, культурологического и коммуникативного под-

ходов, ориентируют на выход из оппозиции интернальных и экстернальных

факторов развития науки в сложную область интеллектуальной культуры, в

рамках которой проблема коммуникативного поля приобретает особую значи-

мость. «Важно <…> подчеркнуть, – замечает современный методолог и исто-

рик науки Л. П. Репина, – интеллектуальная культура – это не только тексты,

она имеет коммуникативную природ, и одним из самых, на наш взгляд, пер-

спективных направлений является анализ процесса обмена элементов интел-

лектуальной культуры, её “социального обращения”»

. Так что мы прогно-

зируем интерес к проблематике коммуникативного поля исторической науки,

что называется, «всерьез и надолго». Это к тому же удобная площадка для

экспериментаторства в плане методологического синтеза.

Примечания

Исследование выполнено при финансовой поддержке Министерства образова-

ния и науки РФ в рамках федеральной целевой программы «Научные и научно-

педагогические кадры инновационной России на 2009–2013 гг.», государственный

контракт № 02.740.11.0350.

Попова Т. Н. Историография в контексте дисциплинарной истории // Историческая

наука сегодня : (Теории, методы, перспективы) / под. ред. Л. П. Репиной. М., 2011.

С. 490.

Аллахвердян А. Г., Мошкова Г. Ю., Юревич А. В., Ярошевский М. Г. Психология

науки : учеб. пособие. М., 1998; Ваганов А. Г. : 1) Миф – Технология – Наука. М.,

2000; 2) Российская наука и глобальное сетевое общество // Науковедение и новые

тенденции в развитии российской науки / под ред. А. Г. Аллахвердяна, Н. Н. Семено-

вой, А. В. Юревича. М. : Логос, 2005. С. 159–184; Литвинов А. В. Научный дискурс в

свете межкультурной коммуникации // Филология в системе современного универси-

тетского образования : материалы науч. конф. (22–23 июня 2004 г.). Вып. 7. М., 2004.