Алеврас Н.Н., Гришина Н.В., Краснова Ю.В. (ред.) История и историки в пространстве национальной и мировой культуры XVIII-XXI веков

Подождите немного. Документ загружается.

301

Корзун В. П. Коммуникативное поле исторической науки...

С. 283–289; Огурцов А. П. Научный дискурс : власть и коммуникация (дополнитель-

ность двух традиций) // Филос. исслед. 1993. № 3. С. 12–59.

Алеврас Н. Н. Очертания культурного пространства русской историографии XIX в.

// Исторический ежегодник. 2002–2003 / под ред. В. П. Корзун, А. В. Якуба. Омск,

2003; Корзун В. П. Образы исторической науки на рубеже XIX–XX вв. Екатеринбург

; Омск, 2000; Мягков Г. П. : 1) «Русская историческая школа». Методологические и

исторические позиции. Казань, 1988; 2) Научное сообщество в исторической науке :

опыт «русской исторической школы». Казань, 2000; Свешников А. В. Петербургская

школа медиевистов начала XX века. Попытка антропологического анализа научного

сообщества. Омск, 2010.

Огурцов А. П. Научный дискурс… С. 12–59.

Мохначева М. П. Журналистика и историческая наука : в 2 кн. М., 1998–1999.

Репина Л. П. Теоретические новации в современной историографии // Харькiвский

iсторографичний збiрник. Вип. 10. Харкiв, 2010. С. 34.

Коллинз Р. Социология философий. Глобальная теория интеллектуального измене-

ния. Новосибирск, 2002. С. 67.

Atlas of European historiography. The Making of a Profession, 1800–2005. Basingstok, 2010.

Рыженко В. Г. Социокультурный ландшафт советской исторической науки во вто-

рой половине 40-х – начале 50-х гг. XХ в. : возможности реконструкции // Историче-

ский ежегодник. Вып. 3. Всеобщая история. Историография / под ред. А. В. Якуба,

В. П. Корзун. Омск, 2008. С. 135–144.

Корзун В. П., Колеватов Д. М. : 1) Социальный заказ и трансформация образа исто-

рической науки в первое послевоенное десятилетие : («На классиков, ровняйсь») //

Мир историка : историогр. сб. / под ред. Г. К. Садретдинова, В. П. Корзун. Вып. 2.

Омск, 2006. С. 199–224; 2) Социальный заказ и историческая память (научное сообще-

ство историков в годы Великой Отечественной войны) // Мир историка : историогр.

ежегодник. Вып. 1. Омск, 2005. С. 75–95; Мамонтова М. А. Как «русский ученый»

вытеснил «русского полководца» : изменение тематики исторических исследований в

СССР в первое послевоенное десятилетие (по материалам «Ежегодника книги СССР»)

// Учен. зап. Казан. ун-та. Сер. Гуманитар. науки. Т. 152. Кн. 3, ч. 1. Казань, 2010.

С. 195–203; Рыженко В. Г. : 1) «Просмотрено-исключить….» (о переходе к идеологи-

ческому наступлению на историков в провинции в начале 1930-х гг.) // Мир историка :

историогр. сб. / под ред. Г. К. Садретдинова, В. П. Корзун. Вып. 2. Омск, 2006. С. 179–

199; 2) Историческая наука, регионоведение, культурология : возможности коопера-

ции вокруг проблемы «присвоения прошлого» // Историческая наука сегодня. Теория.

Методы. Перспективы : сб. ст. / под ред. Л. П. Репиной. М., 2011. С. 330–342.

Корзун В. П., Кныш Н. А., Колеватов Д. М., Мамонтова М. А., Рыженко В. Г., Свеш-

ников А. В. Трансформация образа исторической науки в первое послевоенное деся-

тилетие (вторая половина 1940-х-середина 1950-х гг.) (рукопись).

См. например, Агирре Рохас К. А. Историография в ХХ веке. История между 1848–

2025 годами. М., 2008.

Berelowitch Wladimir. History in Russia Comes of Age. Institution-Building, Cosmo-

politanism, and Theoretical Debates among Historians in Late Imperial Russia // Kritika :

Explorations in Russian and Eurasian History. Winter 2008 (Vol. 9, №. 1). P. 115.

Об этом подробнее см.: Сидорова Л. А. : 1) Оттепель в исторической науке первого

послесталинского десятилетия. М., 1997; 2) «Вопросы истории» академика А. М. Пан-

302

Сообщества историков...

кратовой // Историк и время. 20–50-е годы XX века. М., 2000; Кныш Н. А. Образ исто-

рической науки в первое послевоенное десятилетие : автореф. дис. … канд ист. наук.

Омск, 2009; Колеватов Д. М. Начало холодной войны и поворот к изоляционизму в

исторической науке (по материалам журнала «Вопросы истории») // Исторический

ежегодник. Вып. 2. Омск, 2008. С. 26–33.

Antoshchenko Alexander V. Russia // Atlas of European historiography. The Making of a

Profession, 1800–2005. Basingstok, 2010. P. 87–92.

В качестве удачного выхода за пределы такого исследовательского канона назову

работы: Алеврас Н. Н., Гришина Н. В. Историк на перепутье : научное сообщество в

«смуте» в 1917 г. // Диалог со временем : альм. интеллектуал. истории. М., 2008. С. 87–

108; Гордон А. В. Великая французская революция в советской историографии. М.,

2009; Дубровский А. М. Историк и власть : историческая наука в СССР и концепция

истории феодальной России в контексте политики и идеологии (1930–1950-е годы).

Брянск, 2005; Историк и власть : советские историки сталинской эпохи. Саратов, 2006;

Колеватов Д. М. : 1) Исторические взгляды М. А. Гудошникова // История и историки.

2001 : историогр. вестн. М., 2001. С. 228–241; 2) Творчество А. М. Гудошникова в 40–

50-е годы XX века // Вестн. Челяб. гос. ун-та. История. Вып. 20. 2007. № 11. С. 84–96;

Свешников А. В. Петербургская школа медиевистов начала XX века. Попытка антро-

пологического анализа научного сообщества. Омск, 2010; Советская медиевистика в

контексте идеологической борьбы конца 1930–1940 гг. // Новое лит. обозрение. № 90.

М., 2008.

Репина Л. П. Интеллектуальная культура и проблемы историографии // Репина Л. П.

Историческая наука на рубеже XX–XXI. М., 2011. (Благодарю Л. П. Репину за любез-

но предоставленную возможность ознакомиться с рукописью книги).

303

Богомазова О. В. В. О. Ключевский: актуализация памяти...

О. В. Богомазова

(Челябинский государственный университет, г. Челябинск)

В. О. КЛЮЧЕВСКИЙ: АКТУАЛИЗАЦИЯ ПАМЯТИ ОБ ИСТОРИКЕ

В КОММЕМОРАТИВНЫХ ПРАКТИКАХ НАУЧНОГО СООБЩЕСТВА

ХХ ВЕКА (К ПОСТАНОВКЕ ПРОБЛЕМЫ)

«Без воспоминания не существует прошлого», «истории не существует без

историка» – эти тезисы сейчас вполне общеприняты в современной историче-

ской науке. В свою очередь, мы продолжим эту логическую цепочку вопро-

сом: «Существует ли историк без воспоминаний о нем»?

Время, в которое мы живем, П. Нора назвал «эрой коммемораций», когда

практически каждое сообщество считает необходимым искать свои «корни»,

подкрепляя свою самоидентификацию. Применительно к традициям историо-

графии, память о конкретном историке может представляться как конструируе-

мый, контекстуальный феномен – «место памяти», значимость которого выкри-

сталлизовывается в ритуале коммеморации

. Юбилей, который стал поводом

данной статьи, – это столетняя годовщина со дня смерти Василия Осиповича

Ключевского и стосемидесятилетие со дня его рождения. Для отечественной

историографии это, можно сказать, момент знаковый, продолжающий вековые

традиции коммеморации в сообществе историков.

Особенно пристальное внимание нам хотелось бы сосредоточить на отдель-

ных этапах в развитии этого «места памяти», которые бы отражали особен-

ности его существования в меняющейся на протяжении столетия научной и

культурной среде, неизменно влияющей на характеристику данного феномена.

Представляется, что исторический контекст, выдвигая на первый план те или

иные научные и социальные ценности и стереотипы, способен актуализиро-

вать память об историке или же, напротив, способствовать ее деконструкции,

создавать «антивоспоминания»

Современные исследователи констатируют тенденцию, что институция или

конкретный символический образ чаще становятся объектом исследования, чем

стоящие за ними практики

. Обращение к феномену коммеморации позволит

нам не только соединить два этих аспекта, но и подойти к решению вопроса о

304

Сообщества историков...

влиянии такой категории, как память, на научную повседневность

. Это, в свою

очередь, будет способствовать переводу проблематики памяти (memory studies)

из чисто символической области в область «практических действий», например,

таких, как юбилейные события или передача профессиональных навыков.

Отталкиваясь от этих гипотетических размышлений, обратимся к теориям

памяти, разработанным западными социологами и историками. Признавая,

что аккумуляция памяти – процесс, развивающийся и принадлежащий как

минимум одной социальной группе, возьмем за константу, что сообщество

историков, как и отдельные формальные и неформальные группы его со-

ставляющие, соответствует, по сути своей, модели любого общества с точки

зрения социологии. Отсюда представляется возможным привлечь научный

опыт М. Хальбвакса, П. Хаттона и П. Нора для изучения процессов памяти в

коммуникативном пространстве исторической науки. Изучая проблему рекон-

струкции памяти в сфере культуры и воспоминаний в истории, М. Хальбвакс

приходит к заключению, что в общественном сознании манифестируются кол-

лективные воспоминания. При этом они, в сущности, являются реконструкци-

ей прошлого, обусловленной современностью. Таким образом, воспоминания

могут рассматриваться как коллективный социальный феномен, конституиру-

ющий сообщество и необходимый для его жизнедеятельности и выживания

М. Хальбвакс называет этот феномен «коллективной памятью», считая ее за-

логом социальной идентичности

. Тогда ключ к расшифровке функционирова-

ния коллективной памяти открывает и проблему локализации: в воспоминании

мы размещаем или локализуем образы прошлого в специфическом простран-

стве, называемом «мнемоническими местами» (М. Хальбвакс) или «местами

памяти» (П. Нора). Воспоминание, по мнению П. Хаттона, можно назвать

процессом воображаемой реконструкции, в рамках которого мы интегрируем

специфические образы, созданные в настоящем, в особый контекст, отождест-

вляемый с прошлым и репрезентирующий его. Этот контекст, в свою очередь,

способствует оформлению этих репрезентаций, выдвигая на первый план сте-

реотипы сознания тех социальных групп, с которыми они ассоциируются

Таким образом, современной историографии представилась возможность

использования модели для изучения истории научной традиции, которая рас-

крывается через свои репрезентации. Использование подходов означенных ав-

торов позволяет по-новому взглянуть на историографический факт, освещая

его в рамках истории памяти. Для исследователя открывается определенное

число проблем в истории коллективных ментальностей. В связи с этим целый

ряд остававшихся ранее за пределом кругозора историка источников знания

может по-новому осветить любую историческую проблему, в том числе и тра-

диции историографии

Разумеется, память об историке может локализоваться лишь в тех точках

культурного пространства, где его фигура, авторитет, творческое наследие

были наиболее значимы: это сфера науки как профессиональной деятельно-

сти, как этоса. Основные моменты ее фиксации отслеживаются через истори-

305

Богомазова О. В. В. О. Ключевский: актуализация памяти...

ографический нарратив, эго-документы и делопроизводственные источники,

и реконструируются через коммуникативные практики, выраженные в форме

юбилейных торжеств, свидетельствующих об «организованном» сохранении

памяти о научном деятеле.

В качестве «места памяти» в нашем исследовании выступает образ

В. О. Ключевского, историка и «учителя», заложившего традиции своей шко-

лы

. Соответственно этому определяется и круг носителей памяти о нем. Во-

первых – это его ученики, представители «школы». Во-вторых – те, кто по

разным причинам проявлял интерес к его научному наследию и, занимаясь его

интерпретацией, создавал новые слои памяти о В. О. Ключевском.

Когда в условиях жесткой культурной ломки, историки «старой школы» те-

ряли родину, профессию, семью, у них оставалась только память. Но для прак-

тики самоопределения мало просто акта вспоминания; «инвокация прошлого

должна экстернализироваться» для совместных переживаний и чтобы произ-

вести впечатление на окружающих

. Та часть учеников Ключевского, которая

в 20-е гг. ХХ столетия пребывала в эмиграции, продолжала хранить память об

«Учителе», манифестируя это через публично отмечаемые юбилейные даты

Память о В. О. Ключевском и для его учеников, оставшихся в России, стано-

вится компенсаторным средством переживания травмирующих эпизодов исто-

рии, феноменом, конституирующим сообщество «историков старой школы» и

необходимым для его самоидентификации, сплочения и выживания в новых

реалиях советского общества

. В 1920–30-е гг. ученики Ключевского, остав-

шиеся в Москве, старались держаться вместе и передавать традиции «школы»

уже своим ученикам, которые отождествляли себя с «внуками» великого исто-

рика. Вспоминая Василия Осиповича, – по замечанию М. М. Богословского, –

они говорили о нем так «как будто он жив до сих пор»

. Описания «мест памя-

ти» появляются в некрологах, докладах, воспоминаниях, посвященных памяти

«Учителя», делающих его самого объектом коммеморативного поклонения

Отметим, что меморизация культурного пространства в Москве, связан-

ного с именем историка, стала активно развиваться уже в первые годы после

его кончины

. Через несколько дней после смерти В. О. Ключевского, в мае

1911 г., в Московскую городскую думу поступило заявление гласного Н. А. Ша-

мина о «необходимости увековечения памяти знаменитого русского историка

В. О. Ключевского»

. По результатам заседаний Думы было постановлено с

1912 г. учредить в Московском Императорском университете стипендию «в па-

мять о В. О. Ключевском»

. Именная стипендия Ключевского была также учреж-

дена Московскими высшими женскими курсами, где преподавал историк

В доме на Житной улице, где жил Василий Осипович в последние годы, его

сыном, Борисом Ключевским, был открыт музей

. Он также следил за про-

ведением ежегодных панихид в память о своем отце, собирая его учеников и

всех, кому была дорога память о нем. Таким образом, дом В. О. Ключевского и

после его смерти продолжал играть роль центра, объединяющего московских

историков

. Здесь осталась библиотека, личный архив В. О. Ключевского и

306

Сообщества историков...

его портрет кисти художника В. О. Шервуда

. Но в 1918 г. дом историка под-

вергся обыскам; Борису Ключевскому на некоторое время удалось получить

«Охранную грамоту на библиотеку В. О. Ключевского»

В связи с тем, что в 1920–1930-е гг. историография была в ряду тем, не об-

суждаемых в официальной науке, коммеморативные практики о В. О. Ключев-

ском переходят в иную нишу общественно-научной деятельности – в область

краеведения

. Осенью 1927 г. в Общество изучения Московской губернии

поступила инициатива по установке памятника на могиле В. О. Ключевско-

го. Его ближайшие ученики еще ранее заявляли о необходимости установки

креста или памятника на кладбище. Например, по воспоминаниям С. В. Бах-

рушина, это происходило на «собрании учеников» в 1927 г.

Ими же неодно-

кратно озвучивалась идея об установке отдельного памятника историку. Она

нашла поддержку и на заседании «Комитета по вопросу об увековечении па-

мяти В. О. Ключевского» упомянутого общества 21 января 1928 г.

Один из

докладчиков, И. И. Штиц, высказывался, что могилу историка «следовало бы

обязательно отметить какой-нибудь надписью», а памятник В. О. Ключевско-

му, «равно как и Тимирязеву, следовало бы поставить перед Университетом,

вместо памятников Герцену и Огареву»

Стараниями историков и краеведов 4 октября 1928 г. было открыто заседа-

ние секции «Старая Москва», полностью посвященное В. О. Ключевскому

На нем прозвучали выступления А. И. Яковлева, Н. П. Розанова, В. А. Адоль-

фа, М. С. Саламытовой, И. К. Линдемана. Блестящий доклад в память об учи-

теле был сделан М. М. Богословским. Его речь заканчивалась словами: «При-

дет время, когда В. О. будет поставлен памятник как выдающемуся научному

деятелю». В итоге, по результатам работы Комитета, 7 октября 1928 г. был

установлен общий памятник на могиле четы Ключевских на старом кладбище

Большого Донского монастыря, который на тот момент представлял собой от-

крытый для посещения музейный комплекс

. Предложение по установке от-

дельного памятника В. О. Ключевскому в центре города по ряду причин так и

не осуществилось.

В рамках развития коммеморативных практик в историографии наблюдает-

ся процесс трансформации памяти, который содержит в себе коммуникативный

и культурный слои памяти об объекте. Так, мнемогенез, от повторения через

восстановление и реконструкцию, в обстоятельствах меняющейся социокуль-

турной ситуации, порождающей подчас множественность конфликтующих

образов, вполне может прийти к деконструкции, или к «негативной памяти»

с элементами антивоспоминания

. В случае с памятью о В. О. Ключевском

сталкиваются две традиции памяти, конфликтующие между собой, с разными

целями «припоминания» и разными социокультурными контекстами. При этом

они сосуществуют в одну историческую эпоху и даже порой локализуются в

одних институтах организации науки. Мы говорим о «памяти» ярых сторонни-

ков официальной советской исторической науки, для которых марксизм стал

единственной системой научной ориентации, и той группы историков, кото-

307

Богомазова О. В. В. О. Ключевский: актуализация памяти...

рые к середине XX столетия продолжали сохранять традиции «старой школы»

и передавать их своим ученикам.

Середина 1930-х – конец 1940-х гг. – драматичный период в историогра-

фической судьбе В. О. Ключевского, продемонстрировавший продолжение

конкурентно-напряженных отношений между поколениями историков «старой

школы» и «красных профессоров». По мнению исследователей историографи-

ческой ситуации тех лет, результаты борьбы за научный капитал в условиях

подвижной и изменчивой конъюнктуры не были предопределены заранее.

После знаковых решений 1934 г. о восстановлении преподавания гражданской

истории изменился ее статус: на историю и историков возложили особые на-

дежды в процессе становления «нового» советского патриотизма. В рамках

данной тенденции нашлось место и концепциям дореволюционных историков

с их «старым патриотизм и аполитичностью» (о чем свидетельствуют переиз-

дания книг В. О. Ключевского, С. Ф. Платонова)

Признаки деконструкции памяти по отношению к представителям дорево-

люционной исторической науки отслеживаются в 40–50-е гг., когда были еще

слишком свежи в памяти времена «борьбы с космополитизмом», «низкопоклон-

ством перед Западом», с «буржуазным объективизмом»

. В среде «красных про-

фессоров» росла тревога о том, что бывшие ученики В. О. Ключевского «теперь

открыто гордятся своей принадлежностью к этой школе», и она была вполне

оправданна. В мае 1946 г. прокатилась волна чествований В. О. Ключевского. На

заседании Ученого совета Московского государственного историко-архивного

института, посвященного 35-летию со дня кончины В. О. Ключевского, доклады

об историке прочитали С. К. Богоявленский, П. П. Смирнов, Н. В. Устюгов. В

том же году вышла в свет статья А. И. Яковлева о В. О. Ключевском, вызвавшая

общественный резонанс еще на этапе подготовки. В статье, опубликованной в

периферийном издании, но все же отслеженной беспощадными критиками

А. И. Яковлев назвал В. О. Ключевского «главой всей современной русской

историографии». При этом автор мемориальной статьи особо обратил внима-

ние на то, что поколение В. О. Ключевского «всегда высоко держало скрижали

свободного научного исследования и ни перед кем не склоняло знамени незави-

симой мысли»

. Эта и другие статьи о дореволюционных «буржуазных» исто-

риках (например, статья А. И. Андреева о С. М. Соловьеве) подвергались рез-

кой критике в прессе. Мишенью для острейшей критики также стала «Русская

историография» Н. Л. Рубинштейна, в которой в научный оборот марксистской

науки вводится термин ‘школа Ключевского’. Вышедшая в свет в 1941 г. кни-

га, изначально принятая довольно благосклонно и властью, и научным сообще-

ством, в конце 1940-х гг. была подвергнута обсуждению и довольно жесткой

критике, суть которой сводилась к перечислению недостатков и идеологических

ошибок автора

. Считалось, что подобные труды «принижали» марксистскую

историческую науку перед буржуазной. Авторов обвиняли в «буржуазном объ-

ективизме», академизме и прочих «грехах». Заниматься историографией стало

небезопасно, и изучение истории исторической науки практически замерло

308

Сообщества историков...

Попытки дальнейших исследований наследия В. О. Ключевского сталки-

вались с превентивным сопротивлением в научном сообществе

. В 1957 г.

А. А. Зимин представил на кафедре вспомогательных исторических дисциплин

Историко-архивного института программу своей монографии «Творческий

путь В. О. Ключевского (1841–1911)». А. А. Зимин писал: «Согласно моему

плану монография должна быть закончена к 110 десятой годовщине со дня

рождения и к 40 годовщине со дня смерти В. О. Ключевского (1 сентября

1951 г.)»

. Однако, по выражению Р. А. Киреевой, на разработку историком вы-

бранной темы было наложено «вето»

. Поддержанный прежними учениками

В. О. Ключевского – А. Н. Троицким, С. В. Бахрушиным, С. К. Богоявленским,

замысел А. А. Зимина столкнулся с экспертной проверкой на соответствие

сложившемуся «классическому образу» советской исторической науки

Обладатели институционального капитала в лице А. Л. Сидорова усмотре-

ли в интерпретации наследия В. О. Ключевского А. А. Зиминым излишний

пиетет перед историком XIX в., недостаточную критичность по отношению

к его творчеству

. В результате А. А. Зимин смог реализовать свой творче-

ский замысел лишь в существенно усеченном виде, в том числе через работы

собственных учеников, в 1960–1980-е гг.

В этот период тема Ключевского

переживала настоящий подъем, были изданы и переизданы многие труды

В. О. Ключевского

К рубежу 70–80-х гг. созрело несколько монографических исследова-

ний темы Ключевского. Л. В. Черепнин начинает подготовку монографии

под рабочим названием «Школа Ключевского в русской историографии».

К сожалению, эта монография так и осталась незавершенной, но отдельные

ее фрагменты увидели свет в виде сборника статей о различных историках

XVIII–ХХ вв. Л. В. Черепнин, выделяя в «школе Ключевского» две генера-

ции ученых – «детей» и «внуков» историка, – одним из первых заговорил о

роли поколений в научном сообществе и попытался проследить процесс транс-

формации школы в ходе передачи ее научной и преподавательской традиции

от одного поколения к другому

. В 1970 г. выходит книга Э. Г. Чумаченко

«В. О. Ключевский – источниковед». Ее научным консультантом и редактором

выступил А. А. Зимин. А через четыре года была завершена фундаментальная

монография М. В. Нечкиной, посвященная В. О. Ключевскому

. Работа над

темой была начата ею еще в 1921 г. и велась около 50 лет, при тесном сотруд-

ничестве с учениками и родственниками Ключевского

Традиции «школы Ключевского» и дореволюционного этоса науки про-

должали бережно храниться и манифестироваться в рамках советской исто-

рической науки его учениками и теми историками, которые причисляли себя

к «внукам» Ключевского. Очевидно, что и своеобразная символика «образа»

В. О. Ключевского, как идеала дореволюционной науки, является «продуктом

воспоминания о прошлом», сохраняемым и востребованным в живой тради-

ции сообщества историков. А «поминальный комплекс» документов, неуга-

сающий историографический интерес, юбилейные собрания, учреждение сти-

309

Богомазова О. В. В. О. Ключевский: актуализация памяти...

пендий имени В. О. Ключевского и открытие памятника на могиле историка в

1911–1970-е гг. тому свидетельства.

Развиваясь в рамках мнемогенеза, коммеморация от сообщности через ин-

дивидуализацию приходит к омассовлению (экстериоризации), переводя па-

мять, имеющую первоначальный коммуникативный генезис, на уровень куль-

турной памяти. Память о Ключевском в классическом понимании «культурной

памяти» приобретает статус таковой в России постперестроечного периода. В

условиях кризиса этнокультурной идентичности и остро переживаемой науч-

ным сообществом социальной «травмы» стали возвращаться к жизни символы

прошлого, хранимые культурной памятью. Именно культурная память берет

на себя функции не только по реконструкции прошлого, но и организует пере-

живание настоящего и осмысление будущего

. Так, в переломном для судьбы

России 1991 г. сообщество историков обращается к своему прошлому: 150-

летний юбилей В. О. Ключевского был отмечен переизданием книг, изданием

юбилейных статей, где он, наряду с Карамзиным и Соловьевым, выступает в

качестве эталона научного этоса

. 1991, 1996, 2001, 2006 и текущий 2011 г. от-

мечены проведением научных конференций и выпуском сборников научных

статей (Пенза, Москва, Петербург, Нижневартовск, Омск, Челябинск), приуро-

ченных к юбилейным датам В. О. Ключевского.

Со второй половины XX в. «места памяти» возродились там, где стала ак-

туальной и востребованной память о «великом земляке», «воспитателе», «уче-

ном» – на Пензенской земле

. Мероприятия по увековечению памяти великого

земляка были проведены здесь еще в середине XX в. В 1966 г. на мемориаль-

ном доме была установлена памятная доска, а улица Боевая (бывшая Поповка)

получила имя Ключевского

. Знаковым событием для региона стало открытие

памятников В. О. Ключевскому: в 1991 на родине историка, в с. Воскресеновка,

у стен общеобразовательной школы, получившей имя Ключевского; и 2008

в Пензе, куда семья Ключевских переехала после смерти отца и проживала

до отъезда Василия Осиповича в Москву. Примечательно, что инициативы по

увековечению памяти историка, как правило, исходили от местных властей.

В 1991 г., к 150-летию со дня рождения Ключевского, в Пензе был открыт

музей, получивший его имя

. Начиная с 1991 г. и до настоящего времени,

каждые пять лет там проводятся всероссийские конференции, посвященные

юбилеям Ключевского. На базе Дома-музея организуются различные краевед-

ческие выставки, проходят заседания исторического клуба «Наследие». При

участии клуба была восстановлена утраченная мемориальная доска, обозна-

чавшая дом, где жил будущий историк. В 2010 г. Музей В. О. Ключевского

и Пензенский государственный краеведческий музей проводили выездную

выставку в Тамбове. Часть экспонатов были специально посвящены теме

увековечения памяти великого историка. Экспонировались фотографии с на-

учных конференций, церемонии открытия памятника Ключевскому в Пензе.

Кроме того, были представлены снимки выдающихся общественных деяте-

лей России, посещавших музей Ключевского (патриарх Алексий II, писатель

310

Сообщества историков...

А. И. Солженицын, академик С. О. Шмидт). Стоит отметить, что московские

историки, в частности С. О. Шмидт и Р. А. Киреева, активно принимали уча-

стие в научной жизни пензенского музея и внесли существенный вклад в рас-

ширение его книжного фонда.

Новые возможности, открывшиеся на заре XXI в., оказали влияние и на

формы меморизации историка: в пензенском музее хранится свидетельство о

присвоении малой планете № 4560 имени «Ключевский».

Сохранился и другой пласт памятных мест, связанных с жизнью Ключевского

в Пензе. Это разрушенная церковь в с. Можаровка, где служил его отец, Иосиф

Васильевич. Экспедицией, направленной от Музея Ключевского, там был воз-

двигнут памятный крест. Кроме того, сохранился и полуразрушенный остов

церкви в Воскресеновке, где был крещен В. О. Ключевский. Прискорбно, что

причастность этого «места памяти» к имени Ключевского никак не обозначена.

Специфика образа В. О. Ключевского, отраженного в памяти его земляков,

в итоге способствовала тому, что в Пензе и Воскресеновке возник не просто

мемориал выдающемуся земляку, а целый исторический комплекс, вписанный

в геокультурное пространство. Память о Ключевском, перенесясь из столицы

в провинцию, уже в другом месте и в другое время – на исходе XX в., вновь

становится фактором, объединяющим представителей сообщества российских

историков.

В итоге мы отмечаем, что «вспышка памяти» и период оживления исто-

риографического дискурса, как правило, связаны с юбилейными датами. И в

совокупности это можно рассматривать как целостное и развивающееся во

времени коммеморативное событие, в структуре которого можно наблюдать

следующие условные формы:

посмертные нарративные практики (некрологи; воспоминания; сборни-•

ки статей, посвященные памяти почившего);

коммеморативные акции (панихиды; проведение собраний и конферен-•

ций, манифестирующих юбилейное событие; учреждение стипендий; установ-

ка памятников, надгробий; именование улиц; открытие музея);

историографический нарратив (публикация архивных материалов, сбор-•

ников, монографий, научных статей).

Историографическая среда, находящаяся в контексте социокультурного

развития, вырабатывает свой механизм выбора объекта и способы сохране-

ния и трансляции памяти о нем, решает, насколько будет закрыто или откры-

то пространство памяти, определяет, какие характеристики приобретет образ

историка. В связи с этим она сама может рассматриваться как «место памяти»,

обладающее своей специфичной «историографической памятью», хранящей

наши знания об историках и их научном наследии. В рамках развития комме-

моративных практик в историографии наблюдается процесс трансформации

памяти, который содержит в себе коммуникативный/социальный и культур-

ный слои памяти об объекте. «Историографическую память» можно предста-

вить как явление, стоящее на стыке коммуникативной и культурной памяти, в