Алеврас Н.Н., Гришина Н.В., Краснова Ю.В. (ред.) История и историки в пространстве национальной и мировой культуры XVIII-XXI веков

Подождите немного. Документ загружается.

351

Крих С. Б. Дискуссия как средство коммуникации...

Один из немногих удовлетворительных обзоров: Ярошевич И. Б. Постмодернизм в

историографии : дискуссии на страницах журналов «History & Theory» и «Past & Pres-

ent» // Социальные институты в истории : ретроспекция и реальность : материалы VII

межвуз. регион. науч. конф. (Омск, 15 нояб. 2003 г.). Омск, 2004. С. 107–115.

На тему социальных полей писал ещё П. Бурдье. См.: Бурдье П. Социология политики.

М., 1993. В российской социологии преобладает общетеоретический подход к характе-

ристике этих вопросов. См., напр.: Савруцкая Е. П. Феномен коммуникации в современ-

ном мире // Актуальные проблемы теории коммуникации. СПб., 2004. С. 75–85.

Следует помнить и о пределах этого «широкого смысла». Дискуссия возможна и на

нескольких языках, но для это нужны определённые условия. Прежде всего, сами эти

языки должны входить в число хорошо освоенных учёным сообществом (дискуссия

одновременно на английском и французском несравнимо более реальна, чем на пор-

тугальском и банту), а кроме того, даже в первом случае обычно требуется перевод

основных (заглавных) статей.

Например, в одном из изводов дискуссии об азиатском способе производства в начале

30-х гг. отсылки к мнению партии являются частью научной аргументации, поскольку

не только озвучиваются, но обсуждаются, проверяются по первоисточникам, получа-

ют многостороннее истолкование. См.: Дискуссия об азиатском способе производства.

По докладу М. С. Годеса. М., 2009.

Струве В. В. Проблема зарождения, развития и упадка рабовладельческих обществ

Древнего Востока // Изв. ГАИМК. Вып. 77. Л., 1934. С. 32–111.

Подробнее см.: Raskolnikoff M. Des anciens et des modernes. Paris, 1990. P. 84–

86; Yavetz Z. Slaves and Slavery in Ancient Rome. New Brunswick, 1991. P. 127–130;

Крих С. Б. «Революция рабов» в советской историографии 30-х годов XX века // Диа-

лог со временем : альм. интеллектуал. истории. Вып. 17. М., 2006. С. 224–236.

Проблема падения рабовладельческого строя (к итогам дискуссии) // Вестн. древ.

истории. 1956. № 1. С. 3–13.

Годелье М. Понятие азиатского способа производства и марксистская схема разви-

тия общества // Народы Азии и Африки. 1965. № 1. С. 102–104; Струве В. В. Понятие

«азиатский способ производства» // Народы Азии и Африки. 1965. № 1. С. 104–109;

Васильев Л. С., Стучевский И. А. Три модели возникновения и эволюции докапитали-

стических обществ // Вопр. истории. 1966. № 5. С. 77–90.

Никифоров В. Н. Восток и всемирная история. М., 1975.

История древнего мира / под ред.: И. М. Дьяконова, В. Д. Нероновой, И. С. Свенциц-

кой. М., 1982. Ч. 1–3.

Данилов А. И. К вопросу о методологии исторической науки // Коммунист. 1969.

№ 5. С. 68–81.

Пытаясь применить методы структурного анализа в марксистской методологии, авто-

ры касались проблем докапиталистических формаций. По феодализму наиболее при-

мечательны были работы А. Я. Гуревича, по древности – К. К. Зельина и Е. М. Штаер-

ман. Гуревич А. Я. : 1) Общий закон и конкретная закономерность в истории // Вопр.

истории. 1965. № 8. С. 14–30; 2) К дискуссии о докапиталистических общественных

формациях: формация и уклад // Вопр. философии. 1968. № 2. С. 118–129; Зельин К. К.

Принципы морфологической классификации форм зависимости // Вестн. древ. исто-

рии. 1967. № 2. С. 7–31; Штаерман Е. М. : 1) О повторяемости в истории // Вопр.

истории. 1965. № 7. С. 3–20; 2) К проблеме структурного анализа в истории // Вопр.

истории. 1968. № 6. С. 20–37.

352

Сообщества историков...

Это столкновение – лучше всего освещено в историографии, и ещё по сей день не

пережито отечественной медиевистикой. См.: Гуревич А. Я. История историка. М.,

2004; Мильская Л. Т. Заметки на полях (по поводу статьи А. Я. Гуревича «Историк

среди руин : Попытка критического прочтения мемуаров Е. В. Гутновой // Сред. века.

2002. Вып. 63. С. 362–393) // Сред. века. М., 2004. Вып. 65; Уваров П. Ю. Портрет ме-

диевиста на фоне корпорации // Новое лит. обозрение. 2006. № 81.

Штаерман Е. М. : 1) К проблеме возникновения государства в Риме // Вестн. древ.

истории. 1989. № 2. С. 76–94; 2) К итогам дискуссии о римском государстве // Вестн.

древ. истории. 1990. № 3. С. 68–75. В общем по теме было опубликовано около 20 ста-

тей, многие из которых лишены полемического содержания.

353

Beyrau Dietrich Eastern Europe as a German Space...

Dietrich Beyrau

(Тюбингенский университет, Германия)

EASTERN EUROPE AS A GERMAN SPAcE:

NAZI HISTORIANS AND EXPERTS ON THE EAST

On the basis of the historiography of the last years on historians and experts on

the East during the Nazi period I will explain two problems

central categories of the historical-political research on Eastern Europea)

the role and importance of the research for the national socialist politics in b)

Eastern Europe.

a) Central for the research on Eastern Europe was the category “voelkisch” (eth-

no-national). It was part of a broad, often incoherent ideological movement since the

1890s – the so called voelkisch movement. Main ideological points were uneasiness

with and a sometimes radical critique of the modern civilization and industrialism. It

propagated an agrarian romanticism, combined with ethno-nationalism. The defeat

in the First World War politicized the voelkisch movement, it became radical nation-

alist and inuenced in many respects also the historical-political research. The loss

of territories after WWI was the main impulse, systematically to organise research

on the German borderlands and German minorities in Eastern Europe. In the mainly

peasant minorities the researchers – geographers, ethnologist, historians – imagined

something of a original, in Germany almost lost spirit of Germandom, and a mystical

community, based on soil, blood and culture. The research on German borderlands,

German minorities and “German soil” outside of Germany implicated also territorial

claims, during the Weimar republic a revision of the borders, since 1939 aggressive-

ly realized claims, direct occupations and German domination in Eastern Europe.

In the German historiography of the last decade were controversial disputes about

the value of the voelkisch research: Combined it methodical innovations, compared

with the very conventional past historicist approaches, with reactionary and ethno-

nationalist attitudes, i. e. was it methodically “progressive” and politically regressive?

After 1933 the so called research on Germandom (Deutschtumsforschung) in bor-

derlands and Eastern Europe boomed, but the historical-political research on East-

354

Сообщества историков...

ern Europe and especially on Russia suffered by political and antisemtic purges

in the few institutions and chairs. Since the middle of the 1930s many research

institutions, mainly outside of the universities, fell under the inuence of or be-

came nancially dependent on the many ofces of Heinrich Himmler`s organisa-

tions, the SS, the commissar for the consolidation of Germandom (Kommissar für

die Festigung des Deutschtums), and the RSHA (Reich`s Main Security Ofce)

which organized the ethnic cleansing and Germanization of Eastern territories.

With coming up of a new generation in the 1930s this meant also a change in ap-

proaches and world view. The research combined now ethno-nationalist catego-

ries with racist components. This transition from voelkisch to combined ethno-

nationalist-racist categories was not fully realized, not least because of the short

period of Nazism. There were historians and other experts who denied explicitly

the racist categories as unscientic and useless. But one cannot overlook thetrend

to onclude racist categories into the research, which, certainly, had also to do with

opportunism and conformism, strong in milieus of scholars as elsewhere. This

trend will be demonstrated at the example of two volumes - one published 1933,

the other during the war.

In 1933 there was published a collective volume “Germany and Poland”, prepared

for the International Congress of Historians in Warsaw. This volume tried to legiti-

mize the German claims on Eastern Europe and especially on Poland: Historically it

was argued that the Polish culture and its “occidental” orientation was the result of

German political, cultural and demographic inuences since the Middle Ages. The

volume confronted the “primitive Slavic east” and the “highly developed culture” of

the Germans. The Germans were the “Kulturträger”. Some historians disputed more

or less directly the right of existence of the Polish state, historically by legitimizing

the partition of Poland, politically by disputing the legitimacy of national states in

Eastern Europe. The articles argued partially in the traditional etatist-nationalistic

way, partially already with voelkisch arguments – the German soil, the German con-

structive forces in Polish history etc. And there was an almost luxurious part with

very elegant photographs of “German art in Poland”.

Since the late 1920s there were attempts to introduce racial categories into his-

torical research. The historian Hans Joachim Beyer, one of “Heydrich`s professors”,

argued in several books, written during the war, that Central Europe – from Denmark

to Budapest, from Brussels to Warsaw – had been a “German space”, because many

parts of the urban population and the elites from Denmark to Hungary had been Ger-

man till the middle of the 19

century. In accordance with Himmler`s and Heydrich`s

practical politics – he propagated a re-Germanization of this space by resettlements

and dissimilation of those parts of the resident population in these countries, who

might be of great value for the German race. In fact, he wanted to annul the long

process of nationalisation in the neighbouring countries of Germany and he denied

their right of independent existence.

There was the so-called Wannsee-Institute, which did secret research on the So-

viet Union. Historical works on Russia and the Soviet Union were minimal. One ex-

355

Beyrau Dietrich Eastern Europe as a German Space...

otic exemption was a history of Catherine II, exotic because of its Marxist approach.

In the end, the author died as an inmate of a concentration camp.

The greater part of experts and historians on Russia or the Soviet Union were em-

ployed either by the Wehrmacht (Abwehr/Counter-Intelligence) or by the ministry

of the East (Rosenberg), both more or less explicit foes of Himmler and his empire.

They partially open, partially indirect criticized the brutal and indiscriminate repres-

sions in the Soviet territories. But in their brochures and pamphlets for soldiers or

a general audience these historians and experts on Russia also over-emphasized the

Germanic or German factor in Russian history, as Hitler already had done in his ca-

nonical book “Mein Kampf”.

b) There has been many disputes about the use of this kind of political-ethnical-

historical research for the SS, RSHA and the ofcers, who realised the ethnic cleans-

ing, resettlements and liquidations in Eastern Europe. There is the accusation that

these historians and experts were propagating and preparing the liquidation of peo-

ples (Götz Aly: “Vordenker der Vernichtung”). Other historians speak of a leaching

process, by which Nazi semantics began to penetrate the research, a specic way of

“speaking Nazi” without serious meaning. This would conrm the thesis of general

opportunism and conformism of historians and other experts. Another controversy is

about the signicance and effect of the voelkisch inuenced research. In this eld one

has to differentiate among the disciplines. Geography, demography, and social plan-

ning had a more practical use than history and the often nostalgic ethnography. Gen-

erally, I would argue with other colleagues that the classical voelkisch ethnographic-

historical research had for the Nazi practitioners only a historical value, because they

wanted to construct a new sociobiological German race; the German minorities (as

other peoples) in the East were for them only raw material, and for the Wehrmacht

only useful for subaltern jobs, exploiting and controlling the Eastern countries. That

few of the researches were involved in mass murder had more to do with their ac-

cidental function in the SS or Wehrmacht than with their scholarly activities.

This does not apply to those scholarly institutions and their experts, who were

involved in the selection of elites at the beginning of the war in Poland, where – as

on the Soviet side – representatives of the Polish elite were systematically murdered.

Or one has to mention those experts for social and space planning, projecting for the

future a German dominated space in the East.

But otherwise, the direct use of the historical, ethnographic and geographic re-

searches for the practitioners seems to be minimal. But nonetheless this kind of

scholarship was also of great value even for the anti-intellectual Nazi elites, as a re-

source of culture, legitimacy and decoration. Otherwise Himmler and his men would

not have nanced these researches with its minimal practical usefulness.

356

Сообщества историков...

К. А. Руденко

(Казанский университет культуры и искусства, г. Казань)

КАЗАНСКИЕ АРХЕОЛОГИ

ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ 1940-Х – НАЧАЛЕ 1950-Х ГОДОВ:

ЛИЧНОСТИ, НАУЧНОЕ ТВОРЧЕСТВО И МОДЕЛИ ПОВЕДЕНИЯ

(К ПОСТАНОВКЕ ПРОБЛЕМЫ)

Изучение личности учёного стало в последние десятилетия в российской

историографии объектом специального исследования. Развивается это направ-

ление и в отношении региональной науки. Особый интерес вызывают учёные-

историки и археологи. В Волго-Вятском регионе эта тема отражена в публика-

циях В. А. Бердинских, О. М. Мельниковой, Т. И. Оконниковой, М. В. Гришки-

ной и др. Из казанских археологов XIX–XX вв. внимание привлекали личности

А. Ф. Лихачёва, М. Г. Худякова, А. П. Смирнова, А. Х. Халикова.

Тем не менее, специальных исследований, посвящённых им и другим ка-

занским археологам, очень немного. Остались пока без внимания и ключе-

вые вопросы, связанные со становлением советской археологической науки

в Татарии в 30–40-е гг. ХХ в. Именно в это время был заложен фундамент со-

временной археологии Татарстана, без которой изучение древнейшей исто-

рии Волго-Камья невозможно. Очевидно, что эти вопросы нельзя понять без

исследования личностей ведущих специалистов – археологов и их научного

творчества.

Казанская археология в первые годы после Великой Отечественной войны

переживала второе рождение. Причем ни численного роста специалистов-

археологов, ни новых направлений исследований не появилось. Были про-

должены запланированные до войны разведочные обследования в ТАССР и

раскопки нескольких ключевых археологических памятников, в числе кото-

рых на первом месте было Болгарское городище

. Однако именно в это время

началось формирование двух научных школ булгаристики

– регионального

научного направления советской археологической науки

. Затем это вылилось

в почти 30-летнее научное соперничество и конкуренцию нескольких крупных

учёных-археологов, а затем их учеников и последователей.

357

Руденко К. А. Казанские археологи...

Единственными специалистами в этой области с середины 1930-х гг. в

ТАССР были Алексей Петрович Смирнов (1899–1974) и Николай Филиппович

Калинин (1888–1959). Научное наследие этих учёных изучалось неоднократ-

но. Отметим работы Г. А. Фёдорова-Давыдова, А. Х. Халикова, М. Г. Ивано-

вой, Т. И. Останиной, Ю. А. Зеленеева, А. Г. Ситдикова и др., посвящённые

различным аспектам их научных взглядов, концепций и биографии

Сохранились личные фонды этих учёных (в большей части неопубликованные),

хранящиеся в музеях Казани (например, Национальный музей и музей А. М. Горь-

кого), в Национальном архиве Татарстана, в отделе редких книг и рукописей на-

учной библиотеки им. Н. И. Лобачевского Поволжского федерального универси-

тета, в фонде письменных источников ГИМ; в архиве Института археологии РАН,

а также в архиве Национального центра археологических исследований АНРТ и

т. д. Особо ценным источником представляется переписка А. П. Смирнова со сво-

ими учениками – А. М. Ефимовой, Н. Д. Аксёновой

. Раскрытию темы помогают

также опубликованные материалы личного архива О. С. Хованской

, работавшей

в 1940–50-х гг. с А. П. Смирновым и Н. Ф. Калининым.

Изучение этих материалов позволяет представить роль личности учёного в

личном и научном общении, а также в становлении и развитии научного знания

в сложные послевоенные годы. Обратимся к одному из писем А. П. Смирнова,

адресованному А. М. Ефимовой и датированному 26 марта 1945 г., которое по-

зволяет проанализировать эти вопросы

Предварительно необходимо отметить несколько моментов. До войны в

Казани из научных учреждений, занимавшихся археологией, был только Цен-

тральный музей ТАССР

. Восстановленный после закрытия исторический фа-

культет Казанского университета к археологическим исследованиям прямого

отношения не имел. В январе 1945 г. был образован Казанский филиал АН

СССР, в работе которого активное участие стал принимать Н. Ф. Калинин,

единственный профессиональный археолог в Казани. Одновременно Н. Ф. Ка-

линин преподавал в университете и вёл там археологическую практику. Кро-

ме того, он продолжал активно сотрудничать с казанским музеем, помогая в

восстановлении экспозиции, демонтированной во время войны. В 1945 г. ему

было 57 лет, научной степени ещё не было.

А. П. Смирнов, кандидат исторических наук, заведующий археологическим

отделом (с 1949 г. – заместитель директора) Государственного исторического

музея в Москве, с начала 1930-х гг. проводил работы в Татарии, а с 1938 г. вёл

стационарные раскопки (совместно с Н. Ф. Калининым) на Болгарском горо-

дище. Именно там он познакомился с Александрой Михайловной Ефимовой,

сотрудницей музея, работавшей тогда в экспедиции у Николая Филиппови-

ча. Ольге Сергеевне Хованской, химику по образованию, в первой половине

1930-х гг. А. П. Смирнов помог устроиться на работу в казанский музей, где

в то время работал зав. отделом Н. Ф. Калинин

и поддерживал её давний ин-

терес к археологии. А. П. Смирнов был моложе Николая Филипповича на 10

лет – в 1945 г. ему было 46 лет.

358

Сообщества историков...

В конце февраля 1945 г., когда стало очевидным, что Великая Отечествен-

ная война подходит к концу, в Москве состоялся музейный съезд, на котором

присутствовали директор Государственного музея Татарии Василий Михай-

лович Дьяконов и заведующая историческим отделом этого музея Александра

Михайловна Ефимова. А. П. Смирнов, планировавший возобновление архео-

логических раскопок на Болгарском городище в 1945 г. по планам, которые

были намечены ещё до войны, собирался договориться о поддержке этих ис-

следований со стороны казанского музея и о личном участии А. М. Ефимовой

на раскопках. Однако на совещании это осуществить не удалось – не позволи-

ли регламент и формат совещания.

Был ещё один немаловажный аспект. А. М. Ефимова долгое время рабо-

тала вместе с Н. Ф. Калининым, который также планировал археологические

работы в Татарии в это время и рассчитывал на помощь казанского музея и

его сотрудников. Этот этический момент хотел обсудить А. П. Смирнов с

А. М. Ефимовой с глазу на глаз. Однако встреча, которая проходила в служеб-

ном кабинете А. П. Смирнова в ГИМе, была прервана – Алексея Петровича

отвлекли по срочным проблемам.

Все эти вопросы не могли быть отложены, поскольку археологические ра-

боты вошли в план по охранным исследованиям в зоне строительства Куй-

бышевского гидроузла и провести их было необходимо в кратчайшие сроки.

А. П. Смирнов как куратор археологических исследований в Поволжье и При-

камье от АН СССР получил финансирование на проведение охранных иссле-

дований в Болгарах

, и тема об участии казанского музея и его сотрудников в

раскопках оставалась для него по-прежнему актуальной.

А. П. Смирнов писал по этому поводу: «Дорогая Александра Михайловна!

Обстоятельства сложились так, что нам не удалось поговорить по душам. Я

все же надеюсь быть в Казани и в Болгарах. Во всяком случае, мне обещали

деньги и время. Мне самому очень грустно, что мы не смогли встретиться на

свободе и побеседовать. Наши встречи в кулуарах и неудавшееся свидание у

меня – оставили большое неудовлетворение. Хотелось о многом поговорить с

Вами».

Рабочие моменты в переписке, касавшиеся музейных дел, были незначитель-

ными. Так, в первых числах февраля А. П. Смирнов обращался к А. М. Ефи-

мовой с просьбой о возможности получить для научной работы зарисовки хра-

нившихся в казанском музее христианских крестиков и иконок. А. М. Ефимова

эту просьбу выполнила, и Алексей Петрович написал: «…большое сердечное

спасибо за крестики и иконки. Это то, что мне нужно».

Однако более всего беспокоили А. П. Смирнова отнюдь не музейные во-

просы. Оказалось, что согласовать действия между двумя исследователями-

археологами, работавшими по одной программе, оказалось сложнее, чем мог-

ло бы показаться на первый взгляд. А. П. Смирнов с тревогой писал: «Не знаю

почему, но у меня сложилось впечатление полной неслаженности между Вами,

Калининым и Хованской. Это грустно. В таком случае Вам как заву трудно до-

359

Руденко К. А. Казанские археологи...

биваться чего-нибудь в дирекции. Особенно при коренных расхождениях во

взглядах на музей, как у Вас и Дьяконова».

В 1945 г. А. М. Ефимова была заведующей историческим отделом, в её под-

чинении был один сотрудник – О. С. Хованская, совместителем числился в

штате отдела и Н. Ф. Калинин. Задачи, стоявшие перед отделом, были очень

значительными – это и сверка коллекций, и создание концепции новой исто-

рической экспозиции, и участие в археологических исследованиях. Н. Ф. Ка-

линин, многие годы проводивший эту работу, очевидно, претендовал на роль

руководителя, что вызывало серьёзные проблемы в коллективе отдела. Кро-

ме того, директор музея В. М. Дьяконов в тот момент видел основную задачу

своего учреждения в активизации выставочной деятельности, увеличения ко-

личества лекций, которые, по его мнению, должны были отражать актуальные

проблемы советского общества и иметь явную пропагандистскую направлен-

ность. А. М. Ефимова характеризовала эти идеи как «поиск “изюминок” в дья-

коновском вкусе»

Натура у Николая Филипповича была романтическая: он любил литературу,

музыку, рисование, сам был неплохим художником и писал стихи. Вообще он

занимался всем – историей, литературой, краеведением, археологией, татар-

ской эпиграфикой и еще многим другим. Пережив военное лихолетье, серьёз-

но отразившееся на его здоровье, он стал сентиментальнее, особенно по от-

ношению к родным и близким, к студентам, с которыми он много работал, но

вместе с тем и более строгим в отношении с коллегами, даже если был знаком

с ними много лет, причем отношения выстраивались очень сложно и неровно.

Алексей Петрович, человек интеллигентный и образованный, всё это впол-

не понимал, но относился к сложившейся ситуации очень своеобразно. Он пи-

сал следующее: «Николай Филиппович производит странное впечатление, его

интересы всегда были очень широки, а теперь с его увлечением поэзией [не-

разборчиво] совместимых».

Конфликтную ситуацию А. П. Смирнов пытается смягчить, приводя свои

оценки людей, с которыми А. М. Ефимова работает. Он пишет: «Ольга Серге-

евна [Хованская] человек чудесный, хороший, но в науке она человек новый,

не старше Вас. В музее, у Вас в отделе она может оказать большую пользу».

Депрессивное настроение адресата Алексей Петрович пытается переключить

на позитивный лад, обратив внимание на научные занятия.

Вот строчки из его письма: «Мне не нравится Ваше настроение. Возьми-

те себя в руки и работайте. У Вас есть тема о каменных топорах. Это очень

важная и нужная работа. Если дело идет медленно, то тоже не отчаивайтесь.

Пусть сначала будет систематика, простой разбор по типам. Затем дадите ана-

лиз топоров, найденных на стоянках (такие у Вас есть), установите их дату, а

потом перейдите к обобщениям. Ваши топоры все датируются эпохой бронзы.

А эпоха бронзы в Прикамье изучена плохо. Эта работа, если она Вам инте-

ресна, отвлечет Вас от скверных мыслей, даст зарядку душевную и поможет

пережить дни одиночества. Ну, а если работа не понравится, то перемените

360

Сообщества историков...

тему (хотя она и очень всем нам нужна)». Работа, которой рекомендовал за-

няться А. П. Смирнов, была сделана, впоследствии на её основе была написана

и опубликована небольшая статья. Помогли ли эти советы Александре Михай-

ловне? Без сомнения, да. Работа заведующей требовала многого, а найти под-

держку и опору было непросто.

Очень интересны рекомендации, которые А. П. Смирнов дает А. М. Ефи-

мовой: «Помните, что Вы как зав. отделом отвечаете за все и всех. Научный

работник отвечает за свою работу (статью, экспозицию). А Вы за все: за неу-

дачную экспозицию, за нехорошо проведенную экскурсию, за плохую статью.

В связи с этим Вы должны проверять работу (на практике только тогда, когда

не доверяете), планы, этикетаж, подбор экспонатов. Это большая нагрузка, но

она должна быть отмечена в плане, который составляется с учетом часов».

Любопытны его замечания о взаимоотношениях в отделе, которым руко-

водила А. М. Ефимова. А. П. Смирнов высказался по этому поводу так: «…

вопрос о взаимоотношениях. Я должен сказать, что это очень трудный во-

прос. Это потому, что каждый из нас чувствует себя крупным ученым и не

желает подчиняться другому. Если товарищи злоупотребляют, то приходится

призвать их к порядку, особенно если это влечет неприятности для Вас. В та-

ком случае, не взирая на лица, надо сказать им наедине, что вот Вы плохо себя

ведете, а мне попадает, прошу без моего ведома не уходить и т. д. Тут нужен

такт, иногда можно и не заметить нарушения, но, как правило, надо держать

всех в узде, несмотря на возраст и т. п. (заслуги)».

Здесь, очевидно, нашли отражение те события, которые ранее уже озвучи-

вались в этом письме. Осложнялась ситуация и музейными проблемами. Это

касалось, прежде всего, тех заданий, которые приходилось выполнять сотруд-

никам музея, согласно плану и вне плана, по поручению дирекции.

А. П. Смирнов рекомендовал следующее: «…теперь о расширении работ

отдела. Этого допускать нельзя. Вы должны помнить, так же как и Ваш ди-

ректор, что план отдела полный и у Вас запасов времени нет. Если Вам дают

маленькое поручение, то можно и выполнить, не считаясь со временем, ну, а

если поручения большие по объему работы или много мелких, то, не отказы-

ваясь выполнять, надо поставить вопрос перед дирекцией очень твердо. “За

счет какой работы плановой прикажете выполнять Ваше поручение?” На это

Вам скажут – сверх плана, но Вы должны твердо сказать, что план составлен

и утвержден дирекцией весьма напряженный – и новые поручения могут вы-

полняться только за счет качества. Это Ваша позиция, с которой нельзя схо-

дить. Таким приемом вы сможете упорно бороться с тенденцией руководства

увеличивать план. Эта боязнь есть и у нас – и мы живем только этим приемом

и удачно».

Понимание того, что человеку нужно иногда просто дружеское участие, по-

стоянно звучит в письмах А. П. Смирнова. Вот заключительные строчки этого

письма: «Александра Михайловна – держитесь твердо, не обращайте внимания

на шероховатости в отношениях с сослуживцами. Это неизбежно, особенно в