Ануфриева Л.П. Международное частное право. Особенная часть. Том 2
Подождите немного. Документ загружается.
основе общих принципов этого документа, а в случае отсутствия таковых будут
регулироваться законом, применяемым на основании норм международного
частного права (коллизионных норм). Таким образом, национальное право,
установленное в соответствии с надлежащими коллизионными принципами
прикрепления, в определенных случаях применяется субсидиарно.
Нормы Конвенции носят диапозитивный характер, т.е. стороны могут
договориться о том, что они исключают для своих договорных отношений
действие конвенционных положений (ст. 3). С другой стороны, если
применение Конвенции исключается, то такое исключение должно касаться
всей Конвенции. При сравнении, к примеру, с Венской конвенцией ООН 1980 г.
о договорах международной купли-продажи товаров нетрудно заметить
различие в подходах к указанному обстоятельству: последняя допускает
исключение как всех, так и любой части по выбору самих контрагентов ее
положений, оговоренных в гражданско-правовом контракте.
В связи с тем, что в международной хозяйственной практике так же, как и во
внутригосударственном масштабе, требования кредиторов какого-либо лица
могут иметь различную правовую природу, важной задачей является
установление очередности притязаний соответствующих категорий субъектов.
В данном случае в Конвенции УНИДРУА закреплено правило приоритета
договора о факторинге над иными видами договоров (например поставки товара
или оказания услуг), из которого вытекает требование, в соответствии с чем и
претензии фактора должны иметь преимущественный характер перед
требованиями иного рода. Рассмотренная ранее ситуация несовпадения
судебной практики ряда государств в отношении решения проблемы, когда
уступка требования поставщиком фактору нарушает соглашение сторон,
запрещающее такую уступку, в Конвенции получило единообразное
регулирование: ст. 6 разрешает любую такую уступку несмотря на положения
любого другого соглашения, если только государство, присоединяясь в
Конвенции, не сделало соответствующего заявления о неприменении данных
положений к случаям, когда должник имеет деловое заведение (место
осуществления деятельности) на территории этого государства. Между тем в
Конвенции четко устанавливается, что ее положения, в том числе и
вышеуказанные, не распространяются на последующие цессии, если они
запрещены договором о факторных операциях (ст. 12).
Согласно конвенционным предписаниям должник непременно должен быть
извещен о переуступке права требования. Уведомление направляется должнику
либо самим кредитором (поставщиком), либо по его поручению фактором и
должно содержать указание требований, которые составили предмет уступки
фактору. Кроме того, в уведомлении в достаточной степени конкретизируются
как требования, так и данные о самом факторе, которому покупатель или другое
лицо, имеющее обязательство перед клиентом, должно осуществить платеж.
При условии соблюдения перечисленных обстоятельств, а также если
извещение касается требований, которые вытекают из контракта, заключенного
в момент выдачи уведомления либо до этого, должник обязан оплатить свой
долг
В связи с этим необходимо упомянуть, что в мировой практике
встречаются два вида факторинга: конвенционный (открытый) и
конфиденциальный (неоткрытый). При конфиденциальном факторинге
контрагенты клиента не осведомлены о передаче счетов финансовому
агенту. Конвенция, устанавливая обязанность должника совершить
платеж финансовому агенту лишь в случае его письменного
уведомления об уступке конкретного денежного требования
определенному лицу — данному финансовому агенту, исходит, таким
образом, из применения открытого факторинга. Вследствие этого
должнику предоставлено право получить от финансового агента
доказательства о переуступке ему требования, которое должник обязан
оплатить.
В обязанность должника входит производство фактору оплаты
задолженности в том случае, если ему ничего не известно о каких-либо иных
преимущественных правах третьих лиц (ст. 8). Должник, которому фактор
адресует свое денежное требование, может, однако, противопоставить фактору
свои претензии, обусловленные договором поставки (выполнения работ или
услуг и др.). В то же время Конвенция позволяет фактору не возвращать суммы,
уплаченные ему должником, при условии, что последний может получить их с
самого поставщика (п. 1 ст. 10). При этом следует иметь в виду, что должник
может потребовать от фактора возврата сделанного ему платежа, если
последний не исполнил своего обязательства перед поставщиком или
осуществил выплату денежного требования, зная, что у должника имеются
претензии к клиенту (поставщику) (п. 2 ст. 10).
Договор о факторинге может включать уступку не только денежного
требования, но и иных прав, которыми обладает клиент (поставщик), включая
преимущества, возникающие из оговорки о сохранении за продавцом права
собственности на товары до их полной оплаты или иных способов обеспечения
исполнения обязательств применительно к поставщику.
Актуальность совершенствования правового регулирования
рассматриваемых отношений, в том числе и международно-правовыми
средствами, подтверждается тем, что в рамках Комиссии по праву
международной торговли ООН (ЮНСИТРАЛ) также ведутся работы по
подготовке унифицированного документа, касающегося уступки финансового
требования в международной торговле.
§ 7. Договор франчайзинга (франшиза)
Договор франчайзинга (франшизинга, или франшиза) так же, как и в
предыдущих двух случаях, терминологически вошел в научный и
деловой
оборот России, по существу, в последнее десятилетие. Однако в российском
законодательстве благодаря принятию нового Гражданского кодекса легальное
обозначение данного вида осуществляется посредством иного наименования,
сходного с тем, которое используется, например, во Франции, — коммерческая
концессия (concession commerciale).
Таким образом, с юридически формальной точки зрения в частное право
России введен новый договорный институт, который
применяется в
предпринимательской деятельности (ст. 1027 ГК РФ). Наименование же
«франчайзинг», или «франшиза», известно больше англосаксонскому праву
(оно появилось в прошлом веке в США).
Распространение его в международном хозяйственном обороте позволило создать и обеспечить
безупречное
функционирование целой сети торгово-производственных домов,
предприятий гостиничной индустрии, автомобильного и иного сервиса и
т.д., объединяемых «общей маркой» и разбросанных по всему миру.
Достаточно упомянуть ставшие привычными, кстати, и для
урбанистического ландшафта России фирмы и компании общественного
питания: «МакДоналдс», «Пицца Хат», «Баскин Робинс», отели «Хилтон»,
«Карлтон», «Шератон», прачечные и химчистки «Мартини»,
автозаправочные и сервисные станции «Шелл», центры обслуживания
«Мерседес», «Фольксваген», «Вольво», «Сааб», «Мицубиси», «Опель» и
пр., компанию телекоммуникаций «Би Лайн», магазины «ИКЕА» и т.п.
Договор франчайзинга представляет собой долгосрочный договор, в
силу которого сторона, предоставляющая франшизу (правообладатель),
обязуется за вознаграждение последовательно осуществлять поставки
товаров и оказывать определенные услуги, передавать опыт, знания,
навыки в хозяйственной деятельности, а также наделять другую сторону
(пользователя) правом использования комплекса исключительных прав в
отношении объектов интеллектуальной собственности. Поскольку
предоставление со стороны правообладателя пользователю
исключительных прав интеллектуальной собственности является основным
обязательством, определяющим особенности договора, этот договор часто
рассматривается как разновидность лицензионных договоров. Он, как было
отмечено, заключается большей частью с целью создания новых
хозяйственных комплексов (магазинов, ресторанов, гостиниц и т.п.),
расширения сети рынков сбыта товаров и услуг под фирменным
наименованием правообладателя. Это отличает его от обычных
лицензионных договоров, которые позволяют лицензиату использовать
некоторые отдельные объекты охраны промышленной или
интеллектуальной собственности (изобретение, полезную модель,
товарный знак, литературное произведение, компьютерные базы данных и
другие охраняемые объекты), права на которые принадлежат собственнику
данного новшества.
Иногда в литературе указывается, что договор коммерческой концессии
более предпочтителен для использования в коммерческой жизни, нежели,
например, создание дочерних предприятий за границей. Однако с этим трудно
согласиться. Дело как раз в том, что перечисленные выше «монстры» мирового
бизнеса предоставляют франшизу (коммерческую концессию) в наиболее
«отработанном» варианте именно своим предприятиям, которые созданы либо
со 100-процентным, либо с преобладающим собственным участием. Подобное
обеспечивает им экономический и юридический контроль за деятельностью в
целом созданного в данной стране заведения, действующего под известной в
мире маркой, а также в части осуществления получателем исключительных
прав и конкретных правомочий по франшизе.
В настоящее время, поскольку международно-правовых средств
регулирования в данной сфере общественных отношений не существует,
определенные их элементы регулируются с помощью национально-правовых
инструментов, а также с использованием рекомендательных норм,
выработанных в рамках международных организаций и органов.
Франчайзинг, как правило, действует в двух основных формах:
производственного и торгового франчайзинга, хотя специальная литература
различает еще два вида — «сбытовой» и «в сфере обслуживания».
Производственный франчайзинг используется изготовителями для расширения
продаж своих изделий. Лицензиат уступает право сбыта своего товара (или
группы изделий) на определенный срок и (или) на определенной территории.
Зачастую договор франчайзинга подобного рода имеет все признаки договора
об исключительной продаже. Тем не менее и в этом случае правообладатель
имеет возможности сохранять за собой контроль за деятельностью пользователя
франшизы по соблюдению должного производства или обслуживания товара,
постоянного поддержания его качества и стандарта. Торговый франчайзинг
заключается в предоставлении лицензиату (пользователю) «пакета услуг»
(раскрытие секретов производства и торговли, методов сбыта, организации
производства и сбыта, накопленных знаний и опыта, товарные знаки и знаки
обслуживания). Все это направлено на более успешную реализацию
производимых товаров и услуг. Кроме того, обеспечивается унификация
параметров хозяйственной деятельности всех пользователей франшизы,
находящихся в деловых отношениях с одним лицензиатом, поддержание на
определенном уровне «марки» и «имиджа» данного лица, предоставившего
коммерческую концессию. С другой стороны, эффективное действие
франчайзинга между двумя партнерами в дальнейшем может позволить
обратиться и к другим формам сотрудничества.
Особо необходимо подчеркнуть, что в ходе реализации данного вида
договора происходит укрепление соответствующего товарного знака,
коммерческого или фирменного обозначения, объективное сопротивление его
«размыванию», особенно если это общеизвестный знак, а также вообще
позиций лица на рынке. Однако, с другой стороны, деятельность подобных
«империй», основанных на франчайзинге, должна сообразовываться и с
противоположной тенденцией, имеющей место в системах правового
регулирования предпринимательства практически всех без исключения стран,
— запрещения и противодействия ограничению конкуренции посредством
принятия антимонопольного законодательства и антимонопольных мер. В
рамках всемерного развития договорных отношений по франчайзингу тем не
менее продолжают действовать основные принципы охраны и определения
охраноспособности объектов исключительных прав.
Показательно в этом отношении решение суда Дании по делу компании
«МакДоналдс» против датского торговца сосисками, образовавшего в 1994
г. свое небольшое предприятие по торговле бутербродами с сосисками под
названием «МсАAllan». «МакДоналдс» утверждала, что в данном случае
вводится в оборот знак, способствующий смешению продукции
и
введению потребителя в заблуждение. Однако, как указывается в
публикациях, датчане имеют давнюю традицию покупать бутерброды с
сосисками в передвижных и стационарных вагончиках, вследствие чего в
общественном сознании населения этой страны продавец сосисок
ассоциируется с одним из элементов датской культуры питания. По
мнению суда, оспариваемое название не влияет на отличитальные
признаки
знака и не вводит потребителя в заблуждение относительно
источника происхождения товара.
В договор франчайзинга могут быть включены передача
правообладателем пользователю разнообразных объектов
интеллектуальной собственности. В связи с тем что речь идет об
имущественных правах в отношении нематериальных объектов, которыми
можно пользоваться одновременно на территории нескольких государств,
существенными условиями договора франчайзинга выступает согласование
между партнерами сферы его действия, территории, охватываемой
концессией, вида деятельности, в процессе которой будет осуществляться
пользование исключительными правами, коммерческой информацией,
консультациями и т.д. Возможность пользователя уступить полученное
третьим лицам на основании договора субконцессии, предусмотренная в
договоре, может отвечать первоочередным интересам самого
правообладателя. В результате указанное может стать не правом, а
обязанностью пользователя.
Специфической особенностью данного договора является его прекращение.
Поскольку предметом договора служит обладание лицом исключительными
правами на объекты интеллектуальной собственности, договор франчайзинга
прекращается с отпадением основных элементов комплекса таких прав,
предоставленных по договору, в числе которых право на товарный знак, знак
обслуживания, промышленный образец (охраняемую внешнюю форму
изделия), литературное произведение, программу ЭВМ, базу данных и т.д.,
фирменное наименование, коммерческое обозначение. Последние элементы по
большей части прекращают свое действие с ликвидацией юридического лица
или предпринимателя. В этом смысле закон, применяемый к ликвидации
юридического лица, а в качестве такового будет выступать его личный статут
(lex societatis), должен приниматься во внимание и для определения
юридических последствий прекращения исключительных прав, являющихся
предметом договора франчайзинга в той мере, в какой это не противоречит
закону, на основании которого возникли данные права.
Договор о франшизе следует отличать от договоров комиссии или агентских
договоров. Несмотря на внешнюю схожесть данных видов договоров, а также
совпадение их целей — обеспечить максимальный сбыт продукции, — в части
юридического содержания они коренным образом различаются, поскольку
комиссионер и агент действуют в интересах и за счет принципала, оказывая ему
услуги и получая за это вознаграждение. Лицензиат же в гражданско-правовом
отношении действует по договору коммерческой концессии самостоятельно,
однако использует за вознаграждение полученные исключительные права от
правообладателя. Следовательно, если дистрибьютор по агентскому договору
получает от производителя товаров вознаграждение за сбыт товаров, то
получатель коммерческой концессии сам платит производителю за право
работать под его фирмой.
Тем не менее в данном случае следует оговориться. Иногда правообладатель,
приспосабливаясь к условиям местного рынка, может отступить от
общепринятой юридической схемы договора. На Западе стоимость права
пользования «раскрученной» торговой маркой (товарным знаком) оценивается
от минимум 30 000 до 250 000 и выше долларов США в качестве паушальной
платы и последующих регулярных отчислений (роялти) в размере 5—15 проц.
прибыли пользователя. Желая работать на российском рынке, некоторые
компании делают, например, поправки с учетом его особенностей, в том числе
применительно к тому, что касается такой его безусловной характеристики, как
огромная емкость. В частности, американская корпорация «Mr. Doors Home
Decor Inc.», предоставляя своим партнерам франшизу, включающую право
пользования товарным знаком, наименованием, консультационными услугами,
ноу-хау и т.д. собственника исключительных прав, при сбыте ими продукций в
РФ и других странах СНГ отменила плату за пользование товарным знаком,
позволив партнерам производить популярный товар (шкафы-купе),
проверенный западным потребителем, под именем компании, однако обязывая
при этом пользователя применять материалы, стандарты качества, цены и
технологию «Mr. Doors».
По мнению российских ученых, согласно законодательству РФ договор
коммерческой концессии не относится к смешанным (см. п. 3 ст. 421 ГК). Хотя
такой договор и опосредствует комплексные отношения обязательственного
характера, он урегулирован как самостоятельный вид договора. К его
регламентации применяются правила соответствующего раздела Гражданского
кодекса (гл. 54 «Коммерческая концессия»), а также субсидиарно специальные
нормы, посвященные охране исключительных прав.
С точки зрения международного частного права, безусловно, важное
значение имеет коллизионно-правовой аспект регулирования связанных с
данным договорным видом отношений. Поскольку в международном масштабе
до настоящего момента не разработано каких-либо унифицированных
материальных или коллизионных норм, относящихся к франчайзингу,
закономерен вывод о том, что должно быть осуществлено обращение к
национальным коллизионным нормам и материально-правовым предписаниям.
При анализе затронутой проблемы на основе материала Российской
Федерации следует отметить, что в действующих коллизионных нормах не
существует специальной формулы прикрепления, позволяющей говорить о
всемерной урегулированности всех аспектов этого вида отношений. В ст. 166
Основ ГЗ Союза ССР и республик, как известно, используются специальные
формулы прикрепления для перечисленных в ней видов договоров (п. 1 ст. 166).
Однако для тех договоров, которые не упомянуты в ее положениях,
сформулирован более общий принцип: lex venditoris в широком значении —
привязка к праву той страны, где учреждена, имеет место жительства или
основное место деятельности сторона, которая осуществляет исполнение,
значение которого для содержания такого договора является решающим.
Следовательно, поскольку основное (решающее) предоставление осуществляет
по договору франчайзинга правообладатель, то в случае, когда стороны не
избрали применимого к договору правопорядка, применяется право страны
правообладателя. Вместе с тем, ввиду того что деятельность по договору
коммерческой концессии очень часто связана с приданием ей и
соответствующей организационно-правовой формы (при создании дочерних
предприятий правообладателя), не исключено применение и права государства,
на территории которого существует данное юридическое лицо.
Затрагивая вопрос о перспективах регулирования в этом плане, напомним,
что в третьей части ГК РФ к существующим в основах ГЗ 1991 г. (в числе
которых имелся и лицензионный договор) добавлены некоторые иные
договорные виды, также подчиняющиеся приведенному выше принципу lex
venditoris. Среди них договор коммерческой концессии. Данная коллизионная
привязка используется в лицензионном договоре, договоре франчайзинга, ровно
как и в других, на основе общих положений коллизионно-правового
регулирования договорных обязательств и составляет необходимый механизм
отыскания применимого права. С учетом этого формула прикрепления lex
venditoris в широком понимании обусловливает применение к коммерческой
концессии (франчай-зингу) закона страны правообладателя (п. 3 ст. 1211 ГК
РФ), выступающего к тому же и в качестве закона, с которым отношение имеет
наиболее тесную связь (п. 2 ст. 1211).
Контрольные вопросы:
1. Каковы наиболее широко распространенные виды договоров,
применяемые в различных областях международной торговли в широком
смысле слова?
2. Какова система правового регулирования гражданско-правовых
договорных отношений международного характера?
3. Какова современная практика, имеющаяся в различных
государствах, коллизионно-правового и материально-правового
регулирования договора международной купли-продажи товаров?
4. Чем представлены современные инструменты правового
регулирования прав и обязанностей сторон по договорам перевозки в
зависимости от видов транспортных средств?
5. Каковы содержание и особенности правового регулирования
договоров международного финансового лизинга?
6. Каковы содержание и особенности правового регулирования
договоров франчайзинга?
7. Каковы содержание и особенности правового регулирования
факторных операций в международной торговле?
Глава 24. Деликтные обязательства в МЧП
Литература: Раапе Л. Международное частное право. М., 1960. С. 519—530;
Очерки международного частного права. М., 1963. С. 112—136; Лунц Л.А. Курс
международного частного права. Особенная часть. М., 1975. С. 356—379; Лунц
Л.А., Марышева Н.И., Садиков О.Н. Международное частное право. М., 1984. С.
213—222; Иссад М. Международное частное право. М., 1989. С. 174—186;
Кабатова Е.В. Деликты в международном частном праве//Государство и право.
1992. № 9; Сборник договоров об оказании правовой помощи. М., 1996; Звеков
В.П. Международное частное право: Курс лекций. М., 1999; Богуславский М.М.
Международнодное частное право: Практикум. М., 1999; Богуславский М.М.
Международное частное право: Учебник. 4-е изд., перераб. и доп. М., 2001. С.
276—285; Кох X., Магнус У., Винклер фон Моренфельс П. Международное
частное право и сравнительное правоведение / Пер. с нем. М., 2001. С. 176—
193; Международное частное право: Иностранное законодательство / Сост. А.Н.
Жильцов, А.И. Муранов. М., 2000.
§ 1. Общие вопросы коллизионного регулирования деликтных
обязательств в МЧП
Развитие научно-технического прогресса, привносящее усовершенствования
настолько принципиального характера, что порою качественно меняются
производство, обращение, транспорт, средства связи и мир в целом,
обусловливает внедрение в жизнь совершенно не известных ранее явлений.
Расширяются материальная и физическая сферы деятельности человека
(изобретение новых средств транспорта и коммуникаций, коммерческое
освоение космоса, морского дна и т.д.). И вместе с тем дают о себе знать
явления другого порядка, в частности, приобретает небывалый размах миграция
населения и связанные с ней процессы, в рамках которых возникают
разнообразные отношения, имеющие не только договорно-правовую природу. К
числу последних следует отнести квазидоговорные и деликтные отношения.
Научно-технический прогресс сделал необычайно актуальными некоторые
аспекты деликтных обязательств, связанные, например, с тем, что
неправомерное действие совершено на территории одного государства, а
наступление вредоносного эффекта имеет место в пределах другой юрисдикции
(так называемые трансграничные правонарушения). Представим себе, что некая
бумажная фабрика, находящаяся в Бразилии, сбрасывает в реку промышленные
отходы, а крестьянские хозяйства Аргентины или Уругвая, находящиеся в
сотнях километров от места сброса, используют воду из этой реки для
выращивания сельскохозяйственной продукции. Вследствие питания посевов
токсичными водами качество урожая резко ухудшается. Таким образом,
вредоносный эффект конкретного действия наступает в иной стране, нежели та,
где был совершен деликт.
Ранее, в главе 4 «Общей части», были продемонстрированы ситуации,
показывающие всю сложность разрешения коллизионного вопроса при
совершении правонарушения, причиняющего вред, если они имеют «обычный»
международный характер. При «трансграничных» деликтах трудностей
возникает гораздо больше.
Для данной области международного частного права основным или по
крайней мере весьма устойчивым коллизионным принципом является привязка
к праву места причинения вреда, т.е. к закону того государства, где было
совершено действие, послужившее основанием для предъявления требования.
Иными словами, речь идет о законе места совершения деликта — lex loci delicti
commissii. Вместе с тем в процессе осуществления международных связей в
большом числе случаев практикуется страхование всевозможных рисков,
которое призвано обеспечивать защиту интересов как пользователей
соответствующими благами, в том числе производимыми источниками
повышенной опасности, так и их владельцев, и, кроме того, любых третьих лиц.
Вследствие этого указанный принцип на настоящем этапе уже не может
рассматриваться как единственно возможный или приемлемый для всех
ситуаций причинения вреда и всецело охватывающий рассматриваемую часть
международных частно-правовых отношений.
В 50-х гг. американские юристы предложили иную систему определения
права, применимого к деликтным отношениям, основанную на оценке интереса
того или иного государства в применении своего или чужого правопорядка при
пограничных или трансграничных случаях причинения вреда, обусловленных
техническим прогрессом и изменениями в социальной сфере. Выдвигаемые
американской правовой наукой правила как бы «взвешивают» интересы
государств при использовании права, учитывая значение и сферу действия
внутренних норм, относящихся к деликтам, а также исходят из рассмотрения
гипотезы о том, какой правопорядок в наибольшей мере был бы подорван
неприменением того или иного правопорядка. Иначее говоря, речь идет об
отыскании «собственного права деликта».
Английская и австралийская доктрины (М. Прайлс) используют другой
подход — так называемый принцип двойной подсудности, или двойной исковой
силы (double actionability).
Система, предложенная американской школой МЧП, не смогла заменить
собой использование на континенте старого коллизионного принципа
прикрепления отношения к закону места причинения вреда. Однако известное
влияние на формулирование все больших исключений из него в странах Европы
и некоторых других она тем не менее оказала. Одни исключения связывались с
особым характером действий (например, неосновательное обогащение или
диффамация — распространение не соответствующих действительности
сведений), другие обусловливались тем, что принцип lex loci delicti не
указывает на наиболее тесно связанное с данным отношением право. В
последних случаях личный закон участников отношения или право,
регулирующее договорное отношение по существу, если деликт связан с каким-
либо контрактом, выступают в качестве более целесообразной альтернативы.
Во Франции коллизионной нормой, определяющей применимое к деликту
право, является lex loci delicti commissii — закон места совершения действия и
причинения вреда. Суды стремятся здесь применить французское право не
только в тех случаях, когда действие по причинению вреда совершено на
французской территории, но и если в этой стране имеют место только
последствия такого действия. В судебной практике Франции не содержится
решений по вопросу о том, что сторона может осуществить выбор применимого
к деликту права.
Иначе обстоят дела в ФРГ. В свое время Л. Раапе подчеркивал: «Принцип места
совершения деликта принудителен; в деликтном праве не существует
автономии воли сторон». Однако с течением времени некоторые подходы
изменились. Основные коллизионные нормы ФРГ, используемые в деликгных
отношениях, содержатся в ст. 38—42 Закона о новом регулировании по
международному частному праву (нового Вводного закона к ГГУ). Они
предписывают, что применимым к отношению правом будет закон места
совершения действия (деликта). Наряду с этим праву Германии известно
различение таких понятий, как: «Handlungsort» и «Erfolgsort» («место действия»
и «место результата»). Если место действия и место результата находятся в
разных государствах, то немецкий суд (судья) по своей инициативе применит
тот правопорядок, который в наибольшей степени благоприятен для защиты
потерпевшей стороны. Потерпевшая сторона может также и сама осуществить
выбор того или иного из двух законов (п. 1 ст. 40 Вводного закона к ГГУ). Lex
loci delicti commissii отходит в сторону также и в случаях, когда и делинквент, и
потерпевшее лицо имеют обычное местожительство в одной и той же стране в
момент причинения вреда. В подобного рода ситуациях применяется право
данного государства. Для решения вопроса о применимом праве, если в
отношении участвуют юридические лица, ключевое значение соответственно
будет иметь местонахождение административного центра вовлеченного в
деликт юридического лица или его отделения. Если же сторонами в деликтном
отношении, совершенном за границей, выступают граждане одного и того же
государства, то по большей части будет применяться закон гражданства этих
лиц (Италия, Греция, Бельгия, Германия, Россия, Алжир, Монголия, Вьетнам,
Польша и др.). Близкий к этому подход закреплен и в Минской конвенции 1993
г. стран СНГ: «Если причинитель вреда и потерпевший являются гражданами
одной Договаривающейся стороны, применяется законодательство этой
Договаривающейся стороны» (п. 2 ст. 42).
Еще в 1993 г. в Германии был опубликован проект регулирования,
относящегося к обязательствам из причинения вреда. Целью
разрабатывавшихся норм в данной области явилось уточнение существовавшего
положения и выработка некоторых специальных норм для специфических видов
правонарушений. Lex loci delicti commissii по-прежнему оставался основным
коллизионным правилом, однако стороны имели право выбрать применимое к
деликту право, которое вместе с тем не должно наносить ущерба для прав
третьих лиц, что, как видно, является новеллой по сравнению с ранее
изложенным подходом, закрепленным во Вводном законе ГГУ. В
предлагавшемся регулировании содержались также и исключения из действия
общего принципа lex loci. Так, если какой-либо иной правопорядок имеет более
тесную связь с правонарушением, именно он и будет применяться. Подобного
рода факторами, обусловливающими более тесную связь, выступает наличие
договорных отношений между делинквентом и потерпевшим или
местожительство обеих сторон в одном и том же государстве. В первом из
указанных случаев правопорядок, регулирующий договорные отношения, будет
квалифицироваться в качестве подлежащего применению права и в части
деликтного отношения вместо закона места причинения вреда. В другой
ситуации обстоятельством, ведущим к исключению закона места причинения
вреда, является закон того государства, в котором проживают обе стороны
деликтного отношения. Если «место действия» и «место результата» находятся
в разных странах, потерпевшей стороне предоставляется возможность выбора
того правопорядка, в соответствии с которым будет предъявляться требование о
возмещении вреда. 21 мая 1999 г. в ФРГ был принят Закон о международном
частном праве для внедоговорных обязательственных отношениях и вещных
прав, который дополнил Вводный закон к ГГУ. Новое регулирование введено в
действие с 1 июня 1999 г.
Венгерский Закон о международном частном праве достаточно подробно
регламентирует отношения деликтной ответственности. Так, согласно его
положениям в случаях, когда и причинитель вреда, и потерпевшая сторона
домицилированы в одном и том же государстве, будет применяться право этого
государства (п. 3 ст. 32). Иными словами, основным критерием в подобного
рода ситуациях выступает не гражданство лиц, а место их постоянного
жительства (домициль). Общим же коллизионным принципом, закрепленным в
венгерском праве, служит привязка к закону, действующему в месте
совершения действия или бездействия в момент причинения вреда. В качестве
его специального изъятия существует норма п. 2 ст. 32, устанавливающая
возможность подчинения регулирования закону страны, где возник вред. Если
же в соответствии с правом страны, в которой произошло действие или
бездействие, причинившее вред, решение вопроса об ответственности
поставлено в зависимость от вины делинквента, деликтоспособность
причинителя вреда может обсуждаться как по личному закону делинквента, так
и по закону места совершения действия (п. 4 ст. 32).
Вопрос о том, является ли соответствующее поведение, нанесшее вред,
противоправным с точки зрения правил дорожного движения или иных норм
безопасности, должен решаться по праву страны, в которой имело место такое
поведение (п. 1 ст. 33). Если действие или бездействие имели место на
зарегистрированном транспортном средстве или воздушном судне, причинение
вреда и его последствия вне национальной юрисдикции подчиняются праву
государства, флаг которого носит данное транспортное средство в момент
причинения вреда. Как и многие другие государства, Венгрия не устанавливает
ответственности за поведение и действия, которые по венгерскому закону не
являются противоправными, а также по таким основаниям возникновения
ответственности, которые не известны венгерскому правопорядку (ст. 34).
В Великобритании подход английских и шотландских судов, а также судов
Северной Ирландии в случаях рассмотрения исков из правонарушений,
совершенных за границей, с конца XIX в. при определении прав и обязанностей
сторон опирается на применение закона суда (lex fori). В решении судьи Уиллса