Асмус В.Ф. Античная философия

Подождите немного. Документ загружается.

ных положений знания Этим

двум

целям

служат

сопо-

ставление

вероятных

предположений, анализ

языка,

критическое

рассмотрение

исторически известных уче-

ний

и содержащихся в них противоречий.

Вторая

часть теории познания совпадает с

логикой.

Она

выясняет условия, исследует методы уже не

веро-

ятного

только, а

достоверного

знания.

Главные предме-

ты этой части—теория

определения

и теория

доказа-

тельства

В теории

определения,

разработанной Аристотелем,

раскрывается

двоякая

точка зрения на определение и

определяемое '.

Согласно

первой

точке зрения на определение, зада-

ча определения в том, чтобы указать такие свойства

определяемой сущности, которые, не составляя самой

этой

сущности как таковой, все же следовали бы из нее.

Только при наличии определения знанию не

угрожает

регресс в бесконечность, а доказательство получает не-

обходимый для него отправной пункт. Но как возможно

такое определение? Его доказательство неосуществимо.

Оно

было бы всего лишь

тавтологией.

В самой задаче

такого доказательства таилось бы противоречие. Оно

обусловлено тем, что термины, связь которых в целях

доказательства должна быть доказана и которые, стало

быть, предполагаются как

раздельные,

действительно-

сти не отделимы

друг

от

друга,

а составляющая предмет

определения индивидуальная сущность разложена на

элементы (термины) лишь произвольно и сама по себе

неделима, В

случае

определения таких индивидуальных

сущностей эти сущности, правда, воспринимаются

чувст-

вами,

по оказываются неделимыми п в возможности и

действшелыюсти. Они неделимы по форме и

могут

быть только постигаемы умом как не сводимые ни на

что дальнейшее.

Такова первая точка зрения па определение. Но ею

вопрос об определении не исчерпывается. Согласно вто-

рой точке зрения Аристотеля па определение неделимые

простые сущности имеют бытие не только как сущности

себе,

но и как сущности для нас. Простые

сами

по

себе,

они делимы, так как составляют предмет мысли

Превосходный

анализ

этой

двоякой

точки

зрения

дан в

моно-

графии

Робэна,

содержащей

один

из лучших

анализов

теории

позна-

ния

Аристотеля [см. 72, с. 44—46].

заказ

565 321

нашего не абсолютного, но конечного ума. Какой бы

простой ни была мыслимая сущность, мы можем мыс-

лить ее только при условии, если мыслим отношение ее

какой-то

другой

сущности: если, например, мыслим

ее как входящую в некий род, внутри которого она

выделяется при помощи определяющего ее вид

разли-

чия. Поэтому невозможное в

случае

изолированной неде-

лимой

индивидуальной сущности определение все же

возможно и весьма действенно в

случае

мышления по-

средством

отношений.

В этом смысле сами категории —

высшие и самые общие роды

бытия:

субстанция, качест-

во,

количество, отношение, время, место и т. д.— пред-

ставляют собой простые природы и вместе общие роды

всякого мыслимого отношения.

Существует, по Аристотелю, глубокое соответствие

между

понятым таким образом бытием и определением

как

условием доказательства и средством познания бы-

тия.

В определении род соответствует «материи», или

«возможности», так как род— то, что

может

быть опре-

делено различными способами.

Напротив,

определяющее

вид

различие

соответствует

«форме», или «действительности», так как различие ука-

зывает в отношении сущности, составляющей предмет

определения, ее индивидуальную реальность.

Эта реальность выделяет ее из

всех

других

сущно-

стей, входящих в тот же самый род и мыслимых в этом

роде. Для Аристотеля «действительность» — всегда то,

что

выделяет,

изолирует,

отличает,

отграничивает.

Совмещение

обеих указанных точек зрения на опре-

деляемые сущности проливает свет на черты определе-

ния

как элемента и условия достоверного

знания.

По

Аристотелю,

«материя»

определяемого не должна

быть отделяема от «формы» и, наоборот,

«форма»

—

от «материи». Правило это относится не только к чув-

ственной

материи отдельной природной вещи, но и ко

всему, что в понятии о предмете принадлежит к его

роду.

Аристотель сам

дает

яркий пример нарушений пра-

вила о неотделимости

«материи»

от «формы». Рассмот-

рим

опыт определения

дома.

Некоторые философы пыта-

лись определить понятие о доме, указывая только на

его

«форму»,

или цель: согласно этому определению,

дом — убежище для защиты от дурной погоды. С дру-

гой стороны, некоторые физики пытались определить

S22

то же понятие, указывая только на его «материю»:

дом — нечто, сделанное из камней, кирпичей, дерева и

черепицы.

И та и другая попытка определения ошибоч-

ны:

первая оставляет

«форму»

без осуществления в «ма-

терии», вторая —

«материю»

без определения соответ-

ствующей «формой». В этом случае мыслимо осущест-

вление «формы» в другой «материи».

Напротив,

правильным определением, удовлетворяю-

щим

и требования философии, и требования

физики,

будет

определение, согласно которому дом — убежище,

построенное из таких-то материалов с целью защиты

человека от дурной погоды. В определении этом дана

целостность того, что образует Для мысли сущность

определяемого, и вместе с тем определение это, не отде-

ляя

«форму»

от «материи», подчеркивает все значение

«формы» как источника свойств, принадлежащих самой

вещи.

Такое определение

будет

причинным.

«..Во всех

этих случаях,— поясняет Аристотель,— очевидно, что

вопрос о том, что есть, тождествен с вопросом о том,

почему

есть»

[5, II, 2, 90 а 16—18].

Так,

определением понятия затмения Луны

будет:

«Лишение Луны света вследствие расположения Земли

между ней и Солнцем» [там же, 90 а 19—20].

В науке ценность причинных определений обуслов-

лена их ролью в доказательстве. Собственная задача

определения в том и состоит, что оно дает причинное,

необходимое объяснение, и притом объяснение, касаю-

щееся

сущности.

Соответственно с этим, по Аристотелю,

имеются

доказательные

определения. В них сущность—•

предмет' непосредственного созерцания — доставляет уму

предмет для рассуждения. Для этого в этой сущности

различают часть, не подлежащую доказательству,

а также часть доказуемую. В первой части находится

основание

для бытия второй. «...Наше искание,— выра-

зительно говорит Аристотель,— направлено па материю,

почему она образует нечто определенное. Например, по-

чему данный материал образует дом? Потому что в нем

находится суть бытия для дома... Таким образом, отыс-

кивается причина для материи, и это —форма, в силу,

которой

материя есть нечто определенное; а форма —

это

сущность» [7, VII, 17, 1041 в 6—9].

Кроме

доказательного

определения

Аристотель раз-

личает еще один вид определения. Поставим, например,

"вопрос:

что такое квадратура? Ответ гласит: квадратура

21*

№

есть построение равносторонней прямоугольной фигуры,

равновеликой

неравносторонней. В ответе этом высказа-

но

определение. Особенность его в том, что в нем нет

указания

на причину самой равновеликое™. Согласно

Аристотелю, такое определение есть не доказательство,

оно

дает

лишь

заключение

доказательства

[9, И, 2, 413 а

13 и ел.]. Такое определение, по наблюдению Аристотеля,

встречается редко, и Аристотель считает это недостат-

ком

большинства существующих определений.

«Ведь

определение,— говорит он,— должно вскрыть не только

то,

что есть, как это делается в большинстве определе-

ний,

но определение должно заключать в себе и обнару-

живать причину» [там же].

В проблеме

доказательства

Аристотель различает

знание

достоверное

и лишь

вероятное

(«правдоподоб-

ное»). Началом доказательства не может быть, по

Аристотелю, ни неправдоподобное, ни

даже

правдопо-

добное знание, и умозаключение должно быть построе-

но

из необходимых посылок. «...Началом, — читаем в

«Аналитике»,— не является . правдоподобное или не-

правдоподобное, но первичное, принадлежащее к тому

роду,

о котором ведется доказательство...» [5, I, б, 74 в],

Две мысли характерны для аристотелевской теории

доказательства.

Первая

состоит в утверждении, что ис-

ходные начала доказательства — сущности, природа ко-

торых недоступна доказательству;

вторая

— в

утвержде-

нии,

что доказательство все же способно получать из

сущностей свойства, вытекающие из их природы. Дости-

гается это посредством деления. Для этого необходимо

«брать

все, относящееся к

существу

[вещи], и делением

[все] расположить по порядку, постулируя первичное И

ничего не оставляя без внимания. И это [приписывае-

мое] необходимо [содержит определение], если все

включается в' деление и ничего не

упускается»

[5, II, 5,

91 в 28 ел.].

-Ценность,

в глазах Аристотеля, этого способа полу-

чения

свойств из сущностей представится еще большей,

если учесть, что сущности, познапие которых имеет в

виду Аристотель, в большинстве не простые, а

сложные.

Знание

о таких сущностях дано в

'суждениях,

которые

указывают отношение

«материи»

к «форме».

. Именно этот 'метод применяется в

доказательстве.

Последнее есть

умозаключение,

в котором из сущности

необходимостью

получаются истинные свойства. Свой*

324

ства эти

следуют

из сущности, но не порождают ее как

таковую. Научное умозаключение исходит как из на-

чальных и непосредственных, из максимально очевидных

истин.

Заключение зависит от них как от своей причины,

а его применение адекватно его предмету.

Задача доказательства — привести к усмотрению, что

некоторое свойство принадлежит предмету или что не-

кий

предикат принадлежит субъекту.

Возможные виды силлогизмов не исчерпываются его

научной

формой. «..[Всякое] доказательство,— говорит

Аристотель,— есть некоторого рода силлогизм, но не

всякий

силлогизм — доказательство» [4, I, 4, 25 в 29].

он выделяет в классе силлогизмов «риторические» и

«диалектические» силлогизмы, вполне корректные по

логической связи между посылками и заключениями, но

начала их — только вероятные положения, принятые на

веру. А в «Топике» [см. Топика, IX, 11, 171 в 8] Аристо-

тель указывает как виды умозаключений силлогизмы

«софистические» и «эвристические». В этих силлогизмах,

которые по сути есть лишь разновидности предшествую-

щих, более обнажен всего лишь вероятный характер

положений,

па которых они основываются.

Силлогизм, лишенный того, что делает его доказа-

тельным, не способен дать знания о необходимой при-

чинной

связи. Для такого знания в известном смысле

лучше, если причинная связь интерпретирована в

поня-

тиях

содероюапия,

например «смертность

припадлеокит

человеку». Аристотель часто дает именно такую интер-

претацию. Но еще важнее для пего интерпретация при-

чинной

связи как включения. Это или включение

частно-

го в

общее,

ила

вида

в род посредством выделения видо-

вого различия, или

единичного

экземпляра

в класс.

в посылках и в заключении речь идет о свойствах

всеобщего

(универсального), и в каждом случае иной

оказывается только

степень

всеобщности. Аристотель

«неоднократно и настойчиво разъясняет, что не может

быть доказательства о

единичном,

как таковом, о чувст-

венно

воспринимаемом

как таковом, о

преходящем

как

таковом. Доказательство возможно только о

всеобщем

или

хотя бы постоянном. «...Если бы общего не было,

то не было бы и... никакого доказательства» [5, I, 11,

77 а]. А в «Метафизике» [7, VII, 15, 1039 в 34 ел.] чита-

ем:

«...ясно, что для чувственных вещей ни определения,

ни

доказательства быть не может». И далее:

уничтожаю-

сь

щиеся

вещи «перестают быть известными... людям, обла-

дающим знанием, когда выйдут из области чувственного

восприятия...

ни определения, ни доказательства по отно-

шению

к' этим вещам существовать уже не

будет»

[там же].

Яркая

особенность теории познания Аристотеля в

том,

что для него задачей науки может быть

только

достоверное

— общее и необходимое — знание.

Научное

знание

Аристотель четко отличает от

предположения

от

мнения.

«Предмет науки и наука отличаются от

предполагаемого и от мнения, ибо наука есть общее

[и

основывается на] необходимых [положениях]; необ-

ходимо же то, что не может быть иначе. Некоторые

предметы [истинны] и существуют, но

могут

быть и

иными.

Ясно поэтому, что о них нет науки» [5, I, 33,

88 в].

Поэтому

и знание о

причине

есть знание об

общем.

Во всех доказательствах, выясняющих принадлежность

некоторого

свойства, некоторой сущности, причина —

всеобщая.

Она естк часть содержания более обширного

всеобщего и вместе с тем содержит в себе менее широ-

кое

всеобщее или же часть этого всеобщего: коллектив-

ную либо единичную.

Исследование

причинного отношения Аристотель счи-

тает основной задачей научного

знания:

«...рассмотре-

ние

[причины», почему есть [данная вещь», есть главное

знании» [5, I, 14, 79 а].

Для Аристотеля «знать, что есть [данная вещь» и

знать

причину того, что она есть,— это одно и то же»

[5,

II, 8, 93 а]. Именно потому, что силлогизм первой

фигуры больше, чем силлогизмы

других

видов, способен

обосновывать знание причинных отношений, Аристотель

считал первую фигуру наиболее ценным видом умоза-

ключения,

«Среди фигур [силлогизма], — писал он,—

первая

является наиболее подходящей для [приобрете-

ния]

научного

знания,

ибо по ней

ведут

доказательства

математические науки, как арифметика, геометрия,

оптика,

и, я сказал бы, все науки, рассматривающие

[причины»,

почему [что-нибудь] есть, ибо силлогизм о

том,

почему [что-нибудь] есть, получается или во всех,

КЛИ

во многих случаях, или больше всего именно по

этой

фигуре» [там же, 79 а].

Это понятие о причине делает ясной роль

среднего

термина

в умозаключении и доказательстве. Средний

526

термин есть также понятие,

общее

двум

понятиям, отно-

шение

которых рассматривается в силлогизме и дока-

зательстве. Вместе с тем средний термин выступает

доказательном рассуждении как

причина:

«Причина

того, почему [нечто] есть не это или это, а [некоторая]

сущность вообще, или [почему нечто есть| не вообще,

но

что-то из того, что присуще само по себе или случай-

но,—

[причина всего этого] представляет собой средний

термин» [там же, II, 2, 90 а 9 ел.].

Особенно ясно выступает свойство среднего термина

быть причиной в достоверных доказательных умоза-

ключениях. Во

всех

таких умозаключениях достовер-

ность их — не только достоверность какой-то причины,

а именно

истинной

причины.

Очень характерно для Аристотеля, что единичные

предметы, термины которых выступают в умозаключе-

нии

доказательства, рассматриваются

сами

по

себе

все

же как

универсальные.

«Ни одна посылка,-

-говорит

Аристотель,— не берется так, чтобы она [относилась

только] к тому числу, которое ты знаешь, или только

той прямолинейной [фигуре], которую ты знаешь, но

[она] относится ко всякому [числу] или прямолинейной

[фигуре]»

[там же, I, 1, 71 в 3 и ел.]. Даже если для не-

посредственного Созерцания фигура единична, то

сама

по

себе

она

универсальна,

В соответствии с этим в математическом доказатель-

стве причина, или основание, есть понятие, посредствую-

щее

между

другими понятиями: оно подчинено одному

из

них и подчиняет себе

другое.

В анализируемых

Аристотелем примерах (построение треугольника, впи-

санного

в полукруг и опирающегося основанием на его

диаметр, а также доказательство, что вписанный в полу-

круг

угол

равен прямому

углу)

Аристотель совмещает

собственно математическую разработку доказательства

с логическим анализом отношения его понятий. Он рас-

сматривает математические отношения математических

объектов как логические отношения

классификации

включения

понятий, образующих систему подчинения

по

объему.

В таких доказательствах то, что представ-

ляется

единичным,,

рассматривается как вид рода или

как

часть вида. Другими словами, математическое дока-

зательство, по Аристотелю, выясняет системную связь

зависимость понятий по объему и есть не что иное, как

некий

род их классификации.

Это понимание доказательства преодолевало важный

пробел теории-познания Платона. У Аристотеля методом

науки

становится

доказательство.

Изображенный Пла-

тоном

процесс деления обретает недостававшее ему по-

средствующее звено. Впервые теперь деление получает

основание:

нет необходимости, как раньше, постулиро-

вать каждый из его шагов. Доказательство как метод

науки

шире платоновского деления («диайрезиса»):

«Легко

усмотреть, что деление по родам составляет

только незначительную часть изложенного нами мето-

да,., при делении то, что должно быть доказано, посту-

лируется, но при этом всегда "что-нибудь выводится из

более общих [понятий]»

Однако

Аристотель вводит в учение о применимости

доказательства важное ограничение. 'Обусловлено оно

его -убеждением в том, что общность может существо-

вать только

между

подчиненными

одно

другому

поня-

тиями.

Каждая отдельная наука имеет свой особый

высший

род, но переход от одного рода к

другому

невоз-

можен:

между

понятиями, образующими координацию,

нет и не может быть общего. «Нельзя, следовательно,—

утверждает

Аристотель,— вести доказательство так, что-

бы из одного рода переходить в другой... нельзя геомет-

рическое

положение доказать при помощи арифметики»

[5,1,7]; «...арифметическое доказательство всегда имеет

дело с тем родом, относительно которого ведется

[это] доказательство» [там же];

«...[вообще]

нельзя

доказать посредством одной науки [положения] другой,

за

исключением тех [случаев], когда [науки] так от-

"носятся

друг

другу,

что одна подчинена другой,

каково,

например, отношение оптики к геометрии и

гармонии

—к арифметике» [там же].

Всякое

доказательство опирается

на

некоторые положения, как па

исходные начала. Иногда начала,

свою очередь, выводятся из некоторых предшествую-

щих им начал посредством нового доказательства.

Однако

этот процесс восхождения от начал недока-

зуемых в пределах данного доказательства к их обо-

снованию

посредством нового доказательства, не "мо-

жет идти в бесконечность. Согласно выражению Аристо-

«Первая Аналитика», 1, 31, 46 а 31 и ел.; о невозможности по-

лучить заключение и определение посредством деления говорит

также 5-я глава 2-й книги «Второй Аналитики».

329

теля, «по направлению

вверх»

идут

и относящиеся к сущ-

ности

и случайные признаки, «однако н то и

другое

не

бесконечно.

Необходимо, следовательно, должно быть

нечто, чему что-то приписывается первично... и здесь

должен быть предел и должно быть нечто, что больше

не

приписывается

другому

предшествующему и чему

другое

предшествующее [больше не приписывается]» [5,

1,22, 88 в].

Так

обстоит дело с познанием свойств, приписывае-

мых единичным «сущностям». В их иерархии есть пре-

дел для восхождения и нисхождения. Но существует

также и предел для

доказательства

приписываемых

свойств;

«...пи

по направлению вверх, пи по направле-

нию

вниз приписываемое не может быть бесконечным

рассматриваемых [нами] науках, дающих доказатель-

ства»

[там же, 84 а]. То, что содержится в существе

вещей, «не бесконечно, в противном случае невозможно

было бы [их] определение. Так что если все приписывае-

мое обозначается как [присущее] само по себе, а то, что

есть само по себе, не бесконечно, то существует предел

по

направлению вверх и, следовательно, по направле-

нию

вниз» [там же]. Отсюда Аристотель выводит, что

необходимо должны быть начала доказательств и что пет

доказательства всего [см. там же]. В конце концов, мы

дойдем до начал, составляющих независимую основу

всех зависимых от них положений: эти начала уже не

доказываются.

Аристотель различает три вида недоказуемых начала

1) аксиомы; 2) предположения; 3) постулаты.

Аксиомы

— положения, обусловливающие возмож-

ность какого бы то ни было знания либо в любой пауке,

либо в группе взаимозависимых наук. Пример аксиомы,

общей для всех паук,— начало, или закон

противоречия.

Начало это — не гипотеза, а то, что необходимо знать

человеку, если оп познает хоть что-нибудь. Согласно

этому началу, «невозможно, чтобы одно п то же вместо

было и не было присуще одному и тому же и в одном

том же смысле» [7, IV 3, 1005 19—20]. Пример аксио-

мы,

общей для группы наук: две величины остаются

равными,

если у них отнять равные части. Аксиомы

имеют силу для всего существующего, а не специально

для одного какого-либо рода. Пользуются ими, потому

что они определяют сущее как таковое, Однако в каж-

дом отдельном исследовании с аксиомами имеют дела

зге

зависимости от того, как далеко простирается род,

области которого относятся развиваемые доказатель-

ства. Так как аксиомы применяются ко всему, поскольку

оно

есть нечто сущее, или свойство, одинаково присущее

всему, то никакой ученый, ведущий исследование част-

ного характера, не может сказать о них, истинны они

или

ложны: ни геометр, ни арифметик. Некоторые

физи-

ки

притязали на это, так как полагали,

будто

физика

исследует всю природу и все сущее. Но так как приро-

да — только отдельный род существующего, и физика —

не

первая мудрость, то вполне компетентна в исследова-

нии

аксиом только

философия.

Только философия может

указать самое достоверное из

всех

начал, по отношению

которому нельзя ошибиться [см. 7, IV, 3, 1005 а —

1005 в].

Предположениями

Аристотель называет положения,

•которые сами по себе доказуемы, но в пределах

данного

научного рассуждения принимаются без доказательства.

При

предположении принимаемое положение кажется

учащемуся правильным. Или, согласно определению

Аристотеля,

«все

то, что хотя и доказуемо, но сам [до-

казывающий] принимает, не доказывая, и учащемуся

это

кажется [правильным],— это есть предположение»

[5,

I, 10, 76 в]. Предположение небезусловно и имеет

значение

лишь для учащегося, для которого оно сфор-

мулировано или выдвинуто. Функция предположений в

суждении — в обосновании заключений:* .[предположе-

ния]

— это [суждения], при наличии которых получает-

ся

заключение благодаря

тому,

что они

есть»

[там же].

Постулатами

(«требованиями») Аристотель называет

положения,

которые принимаются в пределах данного

научного рассуждения, но принимаются или при полном

отсутствии у учащегося мнения по поводу исследуемого

предмета, или

даже

при наличии несогласия учащегося

с постулируемым положением.

«...Если

принимают [что-

то],

в то время, как [учащийся] не имеет никакого мне-

ния

[об этом] или имеет мнение, противное [этому], то

постулируют

это»

[там же].

Мы

рассмотрели первые две части

^КЖ.

У™ Аристотеля о научном по-

науки знании: диалектику вероятного зна-

ния

и метод достоверной науки.

Третью часть его учения о познании составляет учение

методике установления исходных положений науки.