выразительность у матерных прототипов, притом, что в их составе нет ни
одного неприличного или нелитературного слова. Поэтому нельзя запретить
их, если основываться на словарных данных. Однако современный
филологический инструментарий позволяет выявлять истинное значение
таких фраз, исходя из коммуникативного намерения (интенции) автора —
построить заведомо эффектную фразу (например, рекламный слоган) на
нарочитом созвучии (так называемой парономазии) с непристойным выра-
жением. Дело в том, что смысл любой фразы не выводится «арифметически»
из суммы значений составляющих ее слов. Значение любого предложения
формируется и понимается носителями языка по правилам «высшего (хотя и
стихийного) языкознания», складываясь не только из словарных (предметных
и стилистических) значений ее слов, но и из культурных (фоновых) знаний,
общих для говорящего и слушающего, а главное — из понимания
коммуникативного замысла говорящего: из его намерения относительно
мыслей или действий предполагаемой аудитории. Такая сложная смысловая
система предложения — научно установленный лингвистами факт, и к нему
следует апеллировать при редакторском или экспертном анализе массово-
коммуникативных текстов в случае двусмысленности, особенно
двусмысленности непристойной.
Во-вторых, из признания фразы непристойной должен следовать запрет на ее
употребление в общественных местах, публичных ситуациях и в массовой
коммуникации, в присутствии женщин, детей, лиц старшего возраста. За
перестроечные годы употребление непечатных слов было обосновано
либеральными авангардными журналистами исходя из таких понятий, как
свобода слова в СМИ и свобода самовыражения творческой личности. Од-
нако следует различать специфику художественной словесности, которая
обращается к табуированной лексике как к сверхсильному выразительному
средству, адекватному нашей эпохе с ее запредельными проблемами, и спе-
цифику массовой коммуникации, обеспечивающей актуальной информацией
и политико-экономическим комментарием огромную аудиторию, в которой
есть и стар и млад. Поэтому, никоим образом не допуская возрождения
цензуры политической, может быть, надо в СМИ учредить корпоративную
этическую цензуру, которая препятствовала бы употреблению слов, оборотов
речи, оскорбляющих общественную нравственность. Может быть, следовало
бы разработать правила профессионального речевого поведения журналистов
и рекламистов, согласно которым не допускалось бы использование в
средствах массовой коммуникации (СМК) инвективной лексики, даже если
эта лексика употреблена не с целью оскорбления какого-нибудь частного или
официального лица или же общественного института, а в качестве
экспрессивного выражения, для своеобразно понимаемой красоты слога.
Характерно, что предложение о декриминализации оскорбления (при
гражданско-правовой ответственности обидчика) и сохранении уголовной
ответственности в случаях использования «нецензурной», «площадной»,
проще говоря, матерной брани и ее модификаций, имеющих всем понятный
281