Ефименко П.П. Первобытное общество. Очерки по истории палеолитического времени

Подождите немного. Документ загружается.

402 _

ГЛАВА ПЯТАЯ

время

стей по роли женщины в их хозяйственной жизни, по тому значению,

какое она сохранила кое-где в качестве хранителя и отправителя культа

родовой группы. Имеются прямые указания, что у ряда палеоазиатских

и эскимосских племен, несмотря на их переход к патрилокальности

и счету родства по отцовской линии, магические обряды и заклинания,

обеспечивающие удачу охоты, как и домашний культ, связанный с добы-

ванием огня и поддержанием очага, еще недавно являлись преимуще-

ственно делом женщин

В таких и подобных им фактах, очевидно, находят свое объяснение

весьма распространенные еще в недавнем прошлом у алеутов, коряков,

чукчей и эскимосов изображения женщин в виде обычно небольших

фигурок из кости, часто передающих их сидящими. С. В. Иванов

собравший обильный и весьма ценный материал по этого рода изобра-

жениям, устанавливает их связь, в одних случаях, с охотничьей магией

(от них якобы зависит удача охоты), в других — с идеей плодородия.

Вместе с тем в них часто можно видеть и образы, связанные с родо-

вым культом, — изображения женщин-родоначальниц.

Роль Можно думать, что и в условиях древнего времени значительные

. женщины

массы

продуктов, доставлявшиеся на места постоянных поселений

ориньяко-

ез

ль

тате добычливой охоты, должны были требовать от женщины

солютрей- усиленной деятельности в отношении обеспечения хозяйственных запасов,

ское заготовки впрок и вообще утилизации продуктов охоты — примени-

тельно к потребностям оседлого существования первобытных охотничьих

общин в суровых условиях ледниковой эпохи. Вероятно, на женщину

здесь должно было падать все то, что было связано с оседанием:

жилище, домашний очаг, приготовление пищи, одежды и прочее наряду

с заготовкой продовольственных запасов.

Своим видом статуэтки Костенок, Гагарина, Брассемпуи, Ментоны,

Виллендорфа и т. д. говорят о довольстве и избытке, прежде всего об

обилии мясной, жирной пищи и малоподвижном образе жизни обита-

тельниц этих поселений. Само жилище в ту эпоху, в значительной сте-

пени благодаря женщине, из первоначального своего назначения — за-

щиты от неблагоприятных внешних условий — превращается в хозяй-

ственную базу и место хранения накопленных продуктов труда.

Обладая всякого рода практическими знаниями и навыками, неся

на себе все заботы по дому, женщина, действительно, могла быть цен-

тральной фигурой в этой хозяйственной общине —• тем более, что про-

цесс оседания неизбежно должен был вести к большей сплоченности

группы, то есть к осознанию кровной родственной связи ее членов,

которое бывает ослаблено в условиях бродячего существования. Есте-

ственно представить себе, что тот же процесс оседания мог приводить

к возникновению более прочных брачных союзов, очевидно — на дан-

ной ступени — группового типа, что, со своей стороны, имело резуль-

татом закрепление в сознании общины происхождения ее от определен-

ных прародителей по материнскому счету родства.

В указанной связи, несомненно, большого внимания заслуживают

условия находок описанных выше статуэток — тот факт, что они по-

всюду в остатках древних поселений встречаются не единично, а це-

II. И. Борискавский, О пережитках родовых отношений на северо-востоке

Азии (юкагиры и коряки), „Советская этнография", 1935, № 4—5, стр. 85.

Интересно, между прочим, что у коряков прибор, служивший для добывания

огня (деревянная дощечка в виде человеческой фигуры — самый важный предмет

в хозяйстве) носил название „огонь-женщина" (С. В. Иванов).

С. В. Иванов, Сидячие человеческие фигурки в скульптуре алеутов, „Сборник

Муз. антр. и этн.", т. XII, 1949, стр. 195.

ОРИНЬЯКО-СОЛЮТРЕИСКОЕ ВРЕМЯ

403-

лыми группами. Достаточно напомнить Костенки, Гагарино, Брассемпуи,

Ментону, Мальту. Образ женщины-родоначальницы, женщины — хра-

нительницы домашнего очага и вместе с тем — по свойствам созна-

ния первобытного человека, переносящего на внешний мир привычный

строй человеческого существования, — хозяйки и покровительницы

окружающей природы (например, мать и хозяйка зверей) мог в пред-

ставлении палеолитических охотников очень рано сочетаться с образом

того животного или тех животных, от которых зависело существование

охотничьей группы. Таким образом, здесь могла получить начало в пер-

вых своих, еще, очевидно, зачаточных проявлениях, переплетаясь

с охотничьей магией, идеология первобытных оседлых обществ, повсю-

ду в этих условиях облекавшаяся в форму почитания предков, родо-

начальников родовой общины.

Уже отмечалось, что счет родства по материнской линии при груп-

повом браке, очень долго исключавшем из системы родства мужчин-

отцов, должен был вести к отождествлению возникавших родовых об-

щественных образований с женщинами, от которых вела свое происхо-

ждение данная группа. Естественно, что при конкретности мышления

первобытного человека женщина и женское начало являлись символом

всей группы в целом, ее общественных традиций, ее интересов.

Чрезвычайно важно, что лишь в свете подобных фактов могут

получить истолкование первые известные нам проявления палеолитиче-

ского искусства Европы (Бланшар, Ла Ферраси), где изображения жи-

вотных — лошади, оленя, носорога, — очевидно являвшихся преиму-

щественными объектами охоты в условиях существования данного об-

щества, постоянно сопровождаются изображениями знака женского пола.

Несомненно, искажают истину те буржуазные авторы, которые

полагают, что искусство вырастает из совершенно свободного, чисто

художественного индивидуального творчества, не связанного глубоки-

ми корнями с идеологией первобытного коллектива. Первобытное изо-

бразительное творчество во всех его проявлениях, — как мы видели,

например, когда первобытные люди чертили узоры на сырой глине

пещер или украшали их стены цветными пятнами и отпечатками рук, —

было изначально искусством с глубоким общественным значением К

Приходится думать, что знакомые нам женские фигурки из палео-

литических стоянок Европы и Северной Азии представляют дальнейшее

развитие той же идеи. В них следует видеть изображения женщин-

прародительниц, которые должны были являться символом единства

и родственной связи членов оседлых охотничьих общин ранней поры

позднего палеолита. Напротив, у бродячих охотников близкого к нам

времени обычно в этой роли мы видим тотемов, то есть предков и по-

кровителей как отдельных общин, так и их тотемных объединений,

которые здесь обычно берутся уже из мира животных.

Вряд ли все же было бы возможно представлять себе палеолити-

ческие изображения женщин только- в этом значении. Правда, известная

обеспеченность существования палеолитических охотников на мамонтов,

диких лошадей и других животных ледникового периода должна была

создавать благоприятную почву для устранения тех всевозможны* стран-

ных представлений и сложных, часто жестоких обычаев, которые

сопровождали в недавнем прошлом каждый шаг не уверенных в зав-

трашнем дне австралийцев. Однако в условиях охотничьей жизни,

как это доказывают многочисленные этнографические наблюдения,

обрядность на определенном этапе развития, несомненно, должна была

А. С. Гущин, Происхождение искусства, 1937, стр. 40.

Отобра-

жение

роли

женщины

палеоли-

тическом

искусстве

404 _

ГЛАВА ПЯТАЯ

являться одним из очень важных моментов производственной деятель-

ности первобытных общественных групп. Вероятным объектом этих обря-

довых действий, направленных на то, что больше всего могло интересо-

вать первобытный коллектив, — удачную охоту и связанные с ней

благосостояние, обилие пищи, — был тот же образ женщины. Он,

таким образом, мог играть роль фетиша, охранителя и покровителя при-

митивной родовой общины того времени во всех ее начинаниях и про-

изводственных действиях.

Уже не раз высказывалось довольно правдоподобное соображение,

что интересующие нас изображения в иных случаях воспроизводят

активных участниц обрядовых действий, которые должны были пред-

шествовать, например, массовой облавной охоте и имели целью обе-

спечить ее удачу. Учитывая характер представлений первобытного чело-

века, наделявшего окружающую природу воображаемыми им способ-

ностями и качествами, можно представить, что магическая обрядность,

в которой человек видел верный путь к возможности овладения предме-

том своих постоянных устремлений, в самом деле могла составлять весьма

важный момент в жизни первобытной охотничьей общины той эпохи.

Так, некоторые авторы склонны объяснять фигуры трех обнажен-

ных женщин в пещере Пеш-Мерль как совершающих обрядовый танец,

подготовлявший удачу охоты на изображенных здесь же мамонтов. По

этому пути в объяснении рельефов Лосселя идет С. Н. Замятнин, видя

в них воспроизведение сцены охоты Ч Зная, какую роль играли еще

недавно фигурки женщин в охотничьей магии народностей Северной

Азии и какое близкое участие принимали женщины в обрядах воскре-

шения зверей на праздниках, заканчивающих сезон охоты, даже у пле-

мен, утративших матриархальный родовой строй, например у итель-

менов в XVIII в.

, — мы имеем все основания думать, что и в условиях

палеолита изображение женщины могло выполнять в тех или других

случаях подобные же функции.

Следует напомнить, что вследствие крайне упрощенного, совер-

шенно ненаучного способа ведения раскопок в Западной Европе мы до

последнего времени были лишены возможности сказать что-нибудь

определенное об условиях, в которых встречаются рассматриваемые

нами статуэтки. Всеми принималось без дальнейшего обсуждения, что

они были просто забыты людьми на охотничьих становищах, в пещерах

или на месте открытых стойбищ среди всяких иных оставленных здесь

предметов обихода. Ни у кого из буржуазных исследователей и не воз-

никал вопрос: нельзя ли все же найти какую-нибудь связь между

постоянным присутствием этих загадочных изображений на местах древ-

них стойбищ и характером самих поселений, то есть прежде всего,

естественно, связь с условиями определенной бытовой обстановки,

в каких они бывают находимы в таких поселениях?

Наши раскопки в Костенках, где в процессе работ удалось сде-

лать ряд подобных находок, дают возможность ответить на поставлен-

ный выше вопрос. Подробнее мы остановимся на этом при описании

стоянки Костенки I. Здесь же укажем, что сами условия нахождения

названных фигурок, постоянно обнаруживаемых, как удается устано-

вить, в особых помещениях, устроенных внутри жилища, вблизи оча-

гов, говорят с достаточной определенностью о том важном месте, ко-

торое они должны были занимать в жизни обитателей древних, палео-

литических стойбищ.

С. Н. Замятин, Раскопки у с. Гагарина, „Палеолит СССР", ГАИМК, 1935, стр.74.

Крашенинников, Описание земли Камчатки, т. II, 1786, стр. 84.

ОРИНЬЯКО-СОЛЮТРЕИСКОЕ ВРЕМЯ

изображения животных

405-

Рис. 173. Фигурка мамонта. Мергель.

Костенки I, ок. н. в. (раскопки ав-

тора).

Изображения животных — в одних случаях в виде контурных набро-

сков, выцарапанных или вырезанных на поверхности каменной плитки,

иногда же исполненных краской, в других — в виде небольших фигу-

рок из мягкого камня (рис. 173) или слоновой кости, — как уже указы-

валось, не были чужды палеолитическому изобразительному творчеству

на его самых ранних известных нам этапах. Правда, подобные фигурки

встречаются пока в более или менее единичных образцах, однако число

их, несомненно, заметно и непрерывно растет. Таковы, например, фигурка

мамонта из слоновой кости, найденная в Пржедмости, и сходные с ней

замечательные фигурки животных, вырезанные из мергеля — в виде

не только того же мамонта, но и очень ^^

многих иных животных, как-то: пещер-

ного медведя, пещерного льва и дру-

гих, — происходящие из Костенковской

стоянки; небольшое скульптурное изо-

бражение мамонта и головка медведя

из Вестониц; олени из Солютре, пере-

данные в рельефной манере, и пр.

Нельзя сомневаться в том, что подоб-

ные находки будут в дальнейшем умно-

жаться. Это показывают, например,

фигурки из слоновой кости — мамонта,

лошади, пещерного льва и др., — обна-

руженные сравнительно не так давно

в пещере Фогельгерд в Вюртемберге

Видимо, нельзя не признать, что

и некоторые изображения животных,

открытые на стенах пещер Альтамира, Фон-де-Гом, Ла Мут и др.,

выполненные в чисто силуэтной манере, в виде одноцветных контурных

набросков, должны быть отнесены к той же архаической ступени раз-

вития палеолитического изобразительного творчества, задолго предше-

ствовавшей расцвету пещерной живописи в мадленское время. К этой,

достаточно ранней, поре можно отнести рисунки носорогов и других

животных, выгравированные на плитках шифера из грота Трилобит,

затем сходные по стилю силуэтные изображения козлов, нанесенные

черной и красной красками на стенах пещеры Пер-нон-Пер, изображения

бизонов в гроте Грэз и другие. Такие рйсунки, отличающиеся условной,

архаической манерой передачи фигуры животного, появляются, как мы

видели, уже в пещерных напластованиях, обычно относимых к среднему

„ориньяку" (Ла Ферраси, Бланшар)

Уже сейчас можно сказать, что центральную фигуру среди подобных

произведений древнейшего дошедшего до нас искусства, выполненных

в скульптуре, — по крайней мере в лёссовых стоянках области Дуная

и Восточной Европы, относящихся к ранней поре позднего палеолита, —

представляет изображение мамонта, что вполне понятно в связи с тем

хозяйственным значением, какое имело это животное.

Интересно, что в данную эпоху первобытное изобразительное твор- Материал

чество, в противоположность более поздней, мадленской, поре, еще не

„Prehistoire", t. II, f. II, 1933, стр. 149.

Нельзя все же не учитывать, что обычно принятая хронологическая классифи-

кация палеолитических настенных рисунков в пещерах Франции и Испании, поскольку

она основана целиком на так называемом стилистическом анализе, а не на проверен-

ных данных, носит, к сожалению, во многом весьма гадательный и недостоверный

характер.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Значение

подобных

изобра-

жений

Проблема

речи

было связано с вещами обиходного значения; оно занимает здесь

свое особое место. Заслуживает также внимания факт, что для изго-

товления художественных изделий люди ранней поры позднего палео-

лита, особенно в древнейшее время, пользовались часто таким мате-

риалом, который, очевидно, менее всего должен был иметь утилитарно-

производственный характер, то есть, казалось бы, меньше всего исполь-

зовался первобытным хозяйством, как, например, мягкий камень,

в частности, мел, мергель, известняк, песчаник, стеатит и прочее, наконец,

даже просто глина. На это обстоятельство указывали еще старые

авторы. Теперь, после находок в Костенках, затем в Бланшар, Ла Фер-

раси и многих других, такой факт становится вполне очевидным.

Не только в древнейшую пору, но и в эпоху расцвета раннего па-

леолитического искусства мягкий камень удерживается в качестве

основного материала (или применяется наряду со слоновой костью) для

изготовления в скульптурной технике таких вещей, как фигурки женщин

и изображения животных вроде мамонта, медведя и пр. Об этом

свидетельствуют многочисленные подобные изображения, происходящие

из Костенок, равно как статуэтки Ментоны, Виллендорфа, Вестониц,

рельефы Лосселя и пр.

Если, как можно думать, обработка кости для производства пред-

метов охотничьего вооружения и для других аналогичных целей, есте-

ственно, должна была находиться в руках мужчины, то обработка

мягкого камня, имевшегося под рукой на месте охотничьего лагеря

и требовавшего меньше труда и менее сложных инструментов, вовсе не

обязательно была также его делом. Возможно, что именно женщинам,

постоянным обитательницам зимних стойбищ, принадлежит в данном

отношении главенствующее место. Во всяком случае, при настоящем

уровне нашего знания, этот вопрос отнюдь нельзя считать решенным

в пользу мужчины.

В произведениях изобразительного характера, дошедших до нас от

очень раннего времени — по крайней мере от средней поры позднего

палеолита, — мы имеем, таким образом, факты, указывающие на

огромные сдвиги в области представлений и мышления, испытываемые

первобытным обществом в эпоху, непосредственно следующую за вре-

менем мустье. Мы уже отмечали ту роль, которую должно было играть

возникающее искусство в жизни первобытных охотничьих общин.

Такая роль его становится понятной, если подходить к первобытному

искусству не просто как к проявлению чисто эстетического инстинкта

и скрытых художественных способностей человека, а как к одному

из факторов его развития — явлению, закономерно выраставшему из

социальных потребностей первобытного общества на той ступени, когда

окончательно оформилось само человеческое общество. Последнее, есте-

ственно, было неразрывно связано с формированием физической природы

современного человека (Homo sapiens) с присущими ему качествами

и способностями.

Первобытное художественное творчество палеолитического времени

должно было, очевидно, в определенных условиях выполнять немало-

важные общественные функции. Нельзя сомневаться, вместе с тем, что

в палеолитическом искусстве мы имеем такого рода язык образов,

который свидетельствует о высоте и зрелости самой звуковой, члено-

раздельной речи. Значение последней для всей истории человечества

гениально раскрыто товарищем Сталиным. „Звуковой язык или язык

слов был всегда единственным языком человеческого общества, способ-

ным служить полноценным средством общения людей. История не знает

ОРИНЬЯКО-СОЛЮТРЕИСКОЕ ВРЕМЯ

407-

ни одного человеческого общества, будь оно самое отсталое, которое

не имело бы своего звукового языка. Этнография не знает ни одного

отсталого народца, будь он таким же или еще более первобытным, чем,

скажем, австралийцы или огнеземельцы прошлого века, который не имел

бы своего звукового языка. Звуковой язык в истории человечества

является одной из тех сил, которые помогли людям выделиться из

животного мира, объединиться в общества, развить свое мышление,

организовать общественное производство, вести успешную борьбу с си-

лами природы и дойти до того прогресса, который мы имеем в настоя-

щее время"

Если, таким образом, мы должны предполагать возникновение речи

в ее звуковом выражении уже на начальной стадии очеловечения и ее

дальнейшее развитие в мустьерское время, с его значительно услож-

нявшейся общественно-хозяйственной средой, которую нельзя пред-

ставить без такой предпосылки, как звуковая речь, — то существова-

ние речи в виде языка слов современного склада уже с начала позднего

палеолита является научно установленным фактом

Все говорит за то, что переход от весьма еще примитивного состоя-

ния, характеризующего ступень неандертальца, к позднему палеолиту

и его культуре был связан с определенным, достаточно глубоким пре-

образованием внутренней структуры первобытного общества. Ото был

процесс образования более сложных производственных коллективов,

которые, как указывалось, в интересующее нас время должны были

слагаться из двух основных групп членов первобытной общины: муж-

чин - охотников и женщин — собирательниц и хозяек оседлого

лагеря В ходе развития этого общества не могло не сыграть большой

роли и другое важнейшее обстоятельство — появление на месте ранее

разобщенных небольших групп неандертальцев численно уже более

значительных общественных коллективов в виде первооытных общин,

в которых необходимо, очевидно, видеть первичную форму возникаю-

щего рода. . * „

Учитывая значение в условиях первобытного общества тех образов

(в частности изображений животных), о которых говорилось выше, при-

влекавших к себе особенное внимание палеолитического человека,

следует думать, что они не могли явиться простым плодом художествен-

ного вдохновения древнего мастера, а отображали, как и оораз жен-

щины, определенное мировоззрение возникающих родовых общин. В них

нельзя не видеть вещей, имевших отношение, прежде всего, к нуждам

и целям охоты, поскольку, естественно, внимание первобытного охот-

ника в наибольшей степени всегда должно было сосредоточиваться на

непосредственных объектах охоты, являвшихся источником его суще-

ствования (мамонтах, зубрах, оленях и т. д.).

Нельзя сомневаться в том, что именно такой смысл должны были

иметь изображения животных, исполненные резьбой и росписью на

плитах известняка в жилище солютрейского времени в Фурно-дю-Дьябль,

перед которыми его обитатели, очевидно, совершали свои обряды, как

1 И Сталин, Марксизм и вопросы языкознания, М., 1950, стр. 46.

2 Со В В. Бинак, Происхождение речи по данным антропологии, Сборник „про-

исхождение человека и древнее расселение человечества", „Труды Ин_та этнографии

нет XVI 1951 стр 275. В своем интересном исследовании В. Б. Ьунак связывает

с'поздним палеолитом вторую стадию развития речи, которая характеризуется, в пер-

вую очередь, формированием определенной связи между отдельными ^понятиями так

называемых „синтагм". В простейшем виде это связь таких понятии, как субъект

и его действие (человек, олень - бежит, упал и пр.). Эту стадию развития речи автор

считает возможным определять как собственно членораздельную речь (стр. г/ъ).

408 _

ГЛАВА ПЯТАЯ

это делали в XIX в. австралийцы перед изображением кенгуру или

охотничьи народности Северной Азии, выполнявшие сложный обрядовый

ритуал перед шкурой медведя.

Остается неясным, в какой степени подобный примитивный культ,

выраставший, очевидно, из первобытных воззрений на отношения чело-

века и животных, мог быть связан уже в раннее время позднего палео-

лита с тотемическими представлениями, — по крайней мере в той форме

этих представлений, какая существовала у многих отсталых племен еще

в сравнительно очень недавнее время. На это никаких прямых указаний

нет. Другими словами, у нас нет оснований переносить непосредственно

на древнейшие этапы родового общества воззрения тотемизма в их

поздних проявлениях, поскольку последние, очевидно, должны были

явиться результатом длительной эволюции в условиях первобытно-

общинного матриархально-родового строя. Несколько иначе стоит

вопрос в отношении последующей, мадленской, поры позднего палео-

лита, когда изображения животных начали приобретать исключительнее

значение в изобразительном творчестве палеолитических общин.

Таким образом, приходится думать, что тотемизм в его более или

менее законченной форме, связанный уже с анимистическим миропони-

манием, был продуктом дальнейшего развития, следующим этапом

в формировании идеологии первобытного человечества. Для более ран-

ней поры, исходя из фактических данных, приходится предполагать

иные условия, иные идеи и представления, которые мы пытались про-

анализировать в предшествующем изложении.

Во всяком случае, нельзя считать установленным, что почитание жи-

вотных в палеолитическое время носило совершенно такой же характер,

как и культ тотема у большинства отсталых народностей земного шара

в XVIII—XIX вв. Оно было, вероятно, в этом смысле, скорее, близким

к представлениям полярных охотников — юкагиров, алеутов, ительменов

(камчадалов) и т. д., — имея своей определенной целью удачу охоты

и устранение опасностей, связанных с поимкой крупного зверя. Вряд ли

в среде обитателей Европы и Северной Азии в интересующую нас эпоху

этот культ мог сложиться в тех весьма усложненных формах, в каких

он встречается, например, у австралийцев. Приходится думать, что

подобные черты тотемизм приобретает лишь на значительно более высо-

кой ступени развития родовой организации, притом главным образом

у племен, особенно долго задержавшихся на ступени примитивного

охотничье-собирательского хозяйства.

При всех условиях нельзя, очевидно, не считаться уже с тем фактом,

что изображения животных, встречающиеся на местах позднепалеолити-

ческих поселений, как и наскальные изображения подобного характера,

особенно в более позднее время, оказываются достаточно разнообраз-

ными, не обнаруживая стремления к выбору в качестве объекта воспро-

изведения лишь какого-либо одного вида из окружавшего человека

мира животных.

Почитание Все же есть основание полагать, что именно те животные, остатки

животных которых обычно встречаются чаще других на местах палеолитических

стойбищ, являлись преимущественно объектами почитания палеолити-

ческого населения Европы и Северной Азии в рассматриваемое нами

время. Об этом определенно говорят не только такие факты, как,

например, наскальные фризы, подобные открытым на местах некоторых

палеолитических поселений (Дю-Рок, Фурно-дю-Дьябль), и иные изо-

бражения того же характера, но и сами условия находок остатков

указанных животных на местах палеолитических стойбищ. Неоднократно

ОРИНЬЯКО-СОЛЮТРЕЙСКОЕ ВРЕМЯ

409

отмечалось, — особенно при раскопках позднепалеолитических поселений

в СССР, где исследование палеолитических памятников поставлено

несравненно лучше в смысле тщательности наблюдения, чем в Западной

Европе, — что кости некоторых животных (мамонта, овцебыка, север-

ного оленя, песца, пещерного льва и др.) часто занимают особое поло-

жение в обстановке палеолитических стойбищ. В ряде известных нам

случаев эти животные, с другой стороны, бывают представлены необыч-

ными частями скелета — черепами, лапами, хвостами и т. д.

Такие факты известны, например, в отношении Костенок I, где был

обнаружен целый череп мускусного овцебыка — единственное, чем

было представлено здесь это животное, — причем этот череп оказался

лежащим поверх груды мамонтовых костей внутри одной из землянок,

в таком положении, которое заставляет думать, что первоначально он

должен был помещаться на кровле жилья В той же землянке найдено

было несколько целых скелетов песца, правда, без черепов. Поблизости

на полу жилья были обнаружены четыре коротко обрубленные лапы

пещерного льва, которые явно были расположены первоначально в опре-

деленном порядке. Интересно также, что, например, северный олень

в Костенках I известен пока лишь по одной находке — по сделанному

из рога северного оленя „начальническому жезлу".

То же явление М. М. Герасимов описывает для Мальты. Здесь под

культурным слоем в полу жилья были встречены неглубокие лунки

(ямки), содержавшие главным образом целые скелеты песца, обычно

с отделенной головой и обрубленными лапками. Кроме того, в тех же

условиях были найдены ступня мамонта, череп крупной птицы с частью

шейных позвонков, часть хребта северного оленя и пр.

Находка К. М. Поликарповичем в стоянке Елисеевичи рядом

с остатками палеолитической землянки целого нагромождения черепов

мамонта (до 30) и среди них нескольких пластин слоновой кости, укра-

шенных какими-то условными изображениями (чурингов — как назы-

вает их исследователь), и резной фигурки женщины, очевидно, может

быть отнесена к тому же кругу явлений.

ПОГРЕБЕНИЯ

Как известно, погребальная обрядность, непосредственно связан-

ная, прежде всего, д. заботой об умершем, как и сопровождающие его

предметы и самый способ устройства могилы, отражают в значитель-

ной мере ступень общественного развития и обычно находятся в опре-

деленном соотношении с хозяйственными условиями и общественным

строем той или иной исторической эпохи. Если в условиях поздних

эпох они часто отражают воззрения и отношения не данного, а пред-

шествующего периода, то есть сохраняют некоторые черты более древ-

них форм существования, — по отношению к палеолитическому времени

такое соображение играет значительно меньшую роль, поскольку для

данного времени приходится принимать во внимание чрезвычайную его

длительность, весьма простой характер культуры и несложность идео-

логических представлений.

Во всяком случае, уже для начальной поры позднего палеолита

известен ряд погребений, своей обстановкой свидетельствующих о том,

что заботе о мертвом члене общины здесь уделялось много внимания.

В этом смысле охотники позднего палеолита не делали различия между

Интересно, что другой подобный случай в аналогичных условиях отмечен

в Авдееве. Здесь череп овцебыка также был найден в одной из землянок, входивших

в состав большого жилища, вполне сходного с исследованным нами в Костенках I-

410 _

ГЛАВА ПЯТАЯ

мужчинами, женщинами и детьми, даже очень маленькими, — они

•оказываются одинаково представленными в дошедших до нас погребе-

ниях. Такие погребения, часто связанные с местами обитания охотни-

чьих общин позднего палеолита, хорошо известны на всей территории

распространения подобных памятников. Особенно часты такого рода

находки на местах пещерных поселений, хотя, как показывают Мальта

на Ангаре, Брно, Пржедмость, Солютре и пр., древние захоронения

встречаются нередко и на местах обычных открытых стойбищ охот-

ников на мамонта, северного оленя и дикую лошадь.

Особенностью погребений того времени является обилие связанных

'с ними вещественных находок, главным образом в виде ожерелий,

пронизей, нашивок на головных уборах и

одежде из разнообразных раковин, зубов жи-

вотных, позвонков рыб, привесок и бус, выто-

ченных из слоновой кости, и пр. Следует учи-

тывать, что до нас дошло лишь немногое из

подобного набора украшений. Такие же укра-

шения известны и из поселений той поры.

(

Отчасти они воспроизводятся и на женских

фигурках (например, на статуэтках Костенок,

Виллендорфа и пр.) в виде головных уборов,

ожерелий, перевязей, браслетов и т. п.

Многочисленные факты этого рода, отно-

сящиеся к погребениям в Мальте (Сибирь),

Брно (Чехословакия), гротам Гримальди (Ита-

лия), Кро-Маньон и Комб-Капелль (Франция),

Павиленд (Англия) и т. д., свидетельствуют,

что мужчины и женщины погребались в опи-

сываемую эпоху, видимо, в полном убранстве,

РИС

Детей

бТиз

бе

Ментонь1

РОТа в

°Д

еж

е из мехов

целым набором разно-

(Италия). образных украшений. Часто они бывают при-

сыпаны порошком красной охры, игравшей

очень большую роль в представлениях первобытного человека, главным

образом как символ огня, а также, очевидно, и крови.

Палеолитические погребения бывают часто заботливо обставлены

каменными плитами, которые обычно защищали голову похороненного

и, вероятно, дополнялись сооружениями из дерева, ветвей и т. п. Большей

частью скелеты находятся здесь в характерном положении, на боку,

с сильно подогнутыми конечностями; это, как видно, вызывалось и тем

соображением, чтобы тело умершего занимало меньше места. Иногда

эта согнутость является чрезмерной, скелет оказывается скорченным

настолько, что колени почти пригнуты к подбородку. Такое положение

умершего практиковалось многими примитивными народностями еще

в недавнее время. Оно достигается обвязыванием тела веревками или

ремнем и обертыванием его, например, в шкуру животного. Очевидно,

кроме заботы об умершем и сохранении его телесных остатков, здесь

сказывался и страх, заставлявший потуже связать тело и прикрыть его

камнями или чем-нибудь подобным.

Скелет, найденный случайно при земляных работах в Брно, был

окрашен в красный цвет и прикрыт бивнем и лопаткой мамонта; рядом

с ним были положены статуэтка из слоновой кости и украшения из

того же материала. В Павиленде (Уэльс, Англия) рядом со скелетом,

окрашенным красной охрой и сопровождавшимся пронизями из раковин

и слоновой кости, в особой яме был положен целый череп мамонта.

ОРИНЬЯКО-СОЛЮТРЕИСКОЕ ВРЕМЯ

411-

Многочисленные погребения, открытые в гротах Гримальди около

Ментоны (рис. 174), йз которых некоторые были обставлены каменными

плитами, дали очень много украшений. При двух детских скелетах,

например, было найдено свыше 1000 просверленных раковин, которыми,

очевидно, была обшита их одежда. В других погребениях раковины

лежали в области груди, лба, вокруг головы или образовывали пере-

вязь, нечто вроде браслета на руке. Здесь же находили привески и про-

низи из зубов оленя, позвонков рыб и т. п. Многие скелеты были

окрашены красной краской.

Палеолитические погребения в известной стоянке Солютре оказа-

лись также защищенными каменными плитами, которыми прикрыва-

лась главным образом голова умершего. Судя по старым раскопкам

Дюкро, тело иногда погребалось здесь внутри жилища, которое в этом

случае, видимо, оставлялось его обитателями. Сходный факт дает

и Пржедмость, где в подобном же полуподземном жилище найдено

было 20 скелетов, причем при одном из них было встречено ожерелье

из пронизей, вырезанных из бивня мамонта.

Одно из первых мест по всей обстановке находок, в особенности же Погребение

по обилию вещественного инвентаря (см. рис. 238) в этом смысле, ребенка

должно занять погребение ребенка в Мальте (под Иркутском). По времени

Ма

ьте

оно может относиться приблизительно к той же ступени позднепалео-

литической культуры, как и погребение в Брно, то есть к поздней поре

ориньяко-солютрейского времени. При раскопках М. М. Герасимова

в 1929 г. им здесь, на месте древнего стойбища, было обнаружено

целое сооружение из камней, прикрывавшее погребение ребенка трех-

четырех лет. Благодаря тщательно производившимся раскопкам все

существенные детали его могут быть восстановлены, несмотря на плохую

сохранность скелета. Погребение, как оказалось, помещалось в неглу-

бокой яме, имевшей овальную форму, размерами 1,15 на 0,68 м, под

толстым слоем культурных отбросов; оно было обставлено большими

плитами известняка, отчасти сохранившими вертикальное положение,

и прикрыто такой же плитой. Скелет лежал, видимо, на спине, но с

ногами, подогнутыми в коленях. На костях и под ними сохранились

следы красной охры. При нем был положен, среди других вещей, це-

лый набор украшений, вырезанных из бивня мамонта. Это, прежде

всего, ожерелье из множества мелких пронизей и привесок с более

крупной бляхой оригинальной формы, занимавшей в нем центральное

место (см. рис. 239); далее обруч из бивня мамонта, лежавший непосред-

ственно на голове и,очевидно, таким образом,входивший в состав голов-

ного уборазатем круглая тонкая пластинка из той же слоновой ко-

сти, украшенная на лицевой стороне рядами зигзагообразных полосок,

причем последние на другом подобном же предмете, найденном в куль-

турном слое стоянки, воспроизводят вполне отчетливо фигуры змей

(см. рис. 236). Эта бляха лежала, как удалось установить, в области

поясничных позвонков, с правой стороны; она имела посередине неболь-

шое отверстие, служившее, очевидно, для ее прикрепления. Несмотря на

несколько странный характер изображений змей с большими треуголь-

ными головами, трудно усомниться в стремлении художника изобра-

Интересно, что вещи подобного типа весьма обычны в солютрейских стоянках

Европы. Большей частью они имеют вид узенькой, согнутой в виде полуобруча по-

доски слоновой кости, часто украшенной по краю зубчатой нарезкой. На концах

подобной „диадемы" сделаны отверстия для завязывания с помощью ремешка вокруг

головы. Очевидно, подобные обручи служили для придерживания волос с целью,

чтобы они не мешали при работе. Подобные находки известны в Костенках Г, а вне

СССР — в Ферраси, Бланшаре, Селлье, Кастане и других местах.