городских интеллектуальных производителей (научная, художественная,
религиозная и пр.) и, наконец, криминальная (культура нарушителей порядка).
Вместе с тем необходимо учитывать, что до XVIII-XIX веков ни одна из
социальных субкультур, ни даже их механическая сумма (в масштабе одного
этноса или государства) не могут быть названы национальной культурой
соответствующего государства. Прежде всего, потому, что еще не су-
ществовало единых общенациональных стандартов социальной адекватности и
унифицированных для всей культуры механизмов социализации личности, об-
щенациональных критериев культурной компетентности. Все это зарождается
только в Новое время в ходе процессов индустриализации и урбанизации,
становления капитализма в его классических, постклассических и даже
альтернативных (социалистических) формах, перехода от экстенсивных
(просто воспроизводящих) к интенсивным (расширенно воспроизводящим)
технологиям производства не только продуктов потребления, но и социальных
отношений и структур, личностных свойств индивида и параметров его
социальной конкурентоспособности, преобразования сословных обществ в
национальные и размывания сословных перегородок, разделявших людей,
развития всеобщей грамотности населения, деградации многих форм тради-
ционной обыденной культуры доиндустириального типа, развития
технических средств тиражирования и трансляции информации,
либерализации нравов и жизненных укладов сообществ, возрастающей
зависимости политических элит от состояния общественного мнения, а произ-
водства продуктов массового потребления – от устойчивости покупательского
спроса, регулируемого модой, рекламой и т.п.
Особое место здесь занимают процессы массовой миграции населения в
города, массовизации политической жизни сообществ (возникновение
многомиллионных армий, профессиональных союзов, политических партий и
электоратов). В последние десятилетия ХХ века к перечисленным факторам
прибавилась еще и динамика технологической революции – переход от