Гладкий В.Д. Древний мир. Энциклопедический словарь
Подождите немного. Документ загружается.
В эллинистич. эпоху иск-во актера профессионализировалось. Появились
актерские товарищества, бравшие на себя защиту интересов своих членов, а также
выступавшие организаторами драматич. и муз. состязаний.
В Г. с давних пор существовали представления, во время к-рых исполнялись
небольшие сценки (чаще всего — импровизации) бытового и пародийно-сатирич. хар-ра —
мимы. Первонач. мимы исполнялись самими жителями деревни или города. В эллинистич.
эпоху существовали уже бродячие труппы актеров мима. Развитие мима во всех его видах
способств. усилению реалистич. тенденций в антич. театре. В мимах изображались типы,
взятые из жизни, а также мифологич. персонажи — боги и герои, представлявш. в виде
обычных людей со всеми их пороками и недостатками. В 4 и 3 вв. до н.э. мим широко
распростр. на Востоке, пользуясь благодаря своей простоте и живому изображ. повседневн.
быта огромным успехом у разноплеменной толпы, заполнявшей новые эллинистич. столицы.
Среди актеров мима были и женщины. Актеры играли без масок. Представл. давались на
дерев. подмостках, вместо декораций использовались
дерев. перегородки и ширмы.
Широкое распростр. в эллинистич. эпоху получила своеобразная разновидносить
мима — пантомим, т.е. мимич. танец, обычно на миф. сюжет. Актеры пантомима достигали
большого мастерства в умении передавать посредством танца сложные душев. переживания
человека. Однако для пантомима становится уже хар-рным преобладание постановочной
пышности, зрелищной занимательности, широкое внесение эротич. мотивов и т.п. В Юж.
Италии и Сицилии в 4 — 3 вв. до н.э. имели распростр. флиаки — небольшие комич. сценки,
отличавш. от мима, прежде всего, обязат. применением маски.
Театрал. культура Г. оказала огромное влияние на развитие мирового театра.
Уже римский театр, особенно на первых этапах развития, широко использовал греч
. театрал.
наследие.
ГРЕЧЕСКАЯ МИФОЛОГИЯ — сведения о Г. м. дошли до нас в огромном кол-
ве памятников письменной лит-ры: худож. и науч. Основными источ. изучения Г. м. явл.
«Илиа-да» и «Одиссея» Гомера. Миф у Гомера излагается как объектив. явление, сомнения в
реальности к-рого у автора не возникает. Иное отношение к миф. у Гесиода, жившего в
период становления греч. полисной системы и идеологии. Он собирает и сводит воедино
мифы и генеалогии богов, излагает космогонич. систему в связи с историей происхожд.
богов («Теогония»), обнаруживая большую склонность к хтонич. миф. В классич. лирике (7
— 5 вв. до н.э.), где миф. служит
средством для передачи самоощущений и излияний
личности, миф сам по себе в значит. мере блекнет, но в нем выдвигаются неведомые Гомеру
и Гесиоду моменты. Греч. драма (5 в. до н.э. — Эсхил, Софокл, Еврипид) явилась синтезом
внелич., созерцат. эпоса и личного субъективного самоощущения в лирике. В трагедии
судьба, рок — вся эта трудно
усваиваемая бездна антич. пессимизма получила свою логику,
историю, свои образы. Из комедиографов к образам Г. м. обращался Аристофанн (5 в. до
н.э.). Эллинистич. поэзия — Феокрит, Бион, Мосх (4 — 3 вв. до н.э.) и др. авторы — дает ряд
мелких и изящных миф. образов. Немаловажный миф. материал, изобилующий экзотич.
именами, содержат гимны Каллимаха (3 в. до н.э.). Из поэтов-александрийцев особенно
интересен Аполлоний Родосский (3 в. до н.э.), нарисовавший ряд выразительнейших картин
из миф. аргонавтов; из поздних авторов — Квинт Смирнский (4 в. н.э.), изложивший в поэме
«После Гомера» события после смерти Гектора до взятия Трои, и Нонн Панополитанский (5
в.), к-рый в поэме «Дионисовы песни» сообщает много фактов в связи с рожд. и жизнью
Диониса. Источ. для изучения Г. м. явл. также труды Филострата Старшего и Филострата
Младшего (3 в. н.э.), Каллистрата (4 в.) и эпиграмматистов (Мелеагр, 1 в. до н.э., и др.).
Из собраний гимнов важны т.н. Гомеровские гимны, пять из к-
рых (к Аполлону
— два, к Гермесу, Афродите и Деметре) возникли в классич. период (но позже «Илиады» и
«Одиссеи»), остальные — в эллинистич. эпоху. В т.н. Орфических гимнах, восходящих к 6 в.
до н.э., но составл. в целом в 3 — 2 вв. до н.э., содержатся эпитеты богов, помогающие
анализировать миф. образы. Третье
собрание гимнов — гимны Прокла (5 в. н.э.) резюмируют
работу антич. миф. мысли над рядом цент. образов.
Сведения по Г. м. содержатся в произв. рим. авторов 1 в. до н.э. — 2 в. н.э.
(Овидий, Вергилий, Гораций, Лукреций Кар, Тибулл, Проперций, Апулей, Стаций, Лукиан,
Силий Италик). «Метаморфозы» Овидия представляют собой по существу миф.
энциклопедию.
При изучении Г. м. используются соч. историков: Геродота (5 в. до н.э.),
Полибия (3 — 2 вв. до н.э.), Диодора Сицилийского, Дионисия Галикарнасского, Тита Ливия
(1 в. до н.э.), географа Страбона (1 в. н.э.), а также сохранивш. во фрагментах соч.
логографов и генеалогов Гекатея, Акусилая, Асклепиада и др. Среди этих авторов
выделяются Ферекид и Гелланик, у к-рых находим целую космогонию.
Из антикваристов-археологов выделяется Павсаний (2 в. н.э.), к-рый
путешествовал по Греции и свои описания памятников старины уснащал разнообразными
миф. сюжетами. Сведения о Г. м. содержатся также у Варрона (2 — 1 вв. до н.э.).
Греч. философия тесно связана с Г. м., философы разных эпох стремились
осмыслить Г. м. в целом и отдельные мифы. Одним
из стоиков, Луцием Аннеем Корнутом (1
в. н.э.) составлено руководство по Г. м. Из соч. эклектиков и философов позднего
эллинистич. периода особенный интерес представляют соч. Плутарха (1 — 2 вв. н.э.) и
Атенея (3 в. н.э.), а также Цицерона (1 в. до н.э.), дающего классификацию богов. У
неоплатоника Плотина (3 в. н.э.)
содержатся сведения о ряде важных миф. образов и трактат
об Эроте, у Порфирия (3 в. н.э.) — ценные фрагменты из ранних авторов и рассуждение «О
пещере нимф». Обширные комментарии Порфирия к «Илиаде» и «Одиссее» послужили
источ. для позднейших комментаторов Гомера — Цеца и Евстафия, а его соч. «О статуях» —
источ. для Евсевия и Макробия. Философия Г. м. была систематизир. Проклом (5 в. н.э.),
большое кол-во известий о древнейших теогониях и космогониях собрано Дамаскием (5 — 6
вв.).
Мифографы — собиратели и излагатели мифов — появились в Греции не
позднее 5 в. до н.э. К ним относятся софист Гиппий, а также ряд ранних историков и
философов: Геродор Гераклейский, Анаксимен Лампсакский, Асклепиад Трагильский,
Гераклид Понтийский, Дикеарх Мессенский. Дионисий Самосский составил генеалогич.
таблицы и изучал трагич. мифы. Ученику Аристотеля Палефату принад-лежит сборник миф.
рассказов под назв. «О невероятном».
Особенно много для собирания и толкования древ. мифов сделали
александрийцы (4 — 2 вв. до н.э.): Каллимах, Истр, Филостефан, Лисимах Александрийский,
Аполлодор Афинский (ему приписыв. обширную миф. «Библиотеку», дающую подробное
изложение теогонии и главнейших миф. родословных Девкалиона, Инаха, Агенора, Пеласга,
Атланта, Асопа, Кекропа и Пелопа). Аполлодор излагает мифы по Гомеру, Гесиоду и
особенно трагикам. Собранный мате-риал послужил источ. для мн. позднейших схолий. Из
собирателей более позднего времени следует упомянуть Филодема (труд «О благочестии»),
Дидима (послужившего, по-ви-димому, источ. для схолий к Софоклу, Еврипиду и Пиндару)
и Феона (послуживш. источ. для схолий к Каллимаху, Никандру, Ликофрону, Феокриту и
АполлониюРодосскому). Из грамматиков выделяется Парфений Ниикейский (1 в. до н.э.),
автор соч. «О любовных страстях». Из мифологов — Гигин (1 в. до н.э. — 1 в. н.э.). Позднее
мифографы делятся на две группы: собиратели мифов «превращений» и «звездных» мифов.
К первой группе относятся Никандр Колофонский, Антигон Каристийский и Бой (их соч. —
прямые источ. «Метаморфоз» Овидия), а также Антонин Либерал — автор 41 рассказа «о
превращениях» (вероятно, 1 в. до н.э.). Ко второй группе мифографов относятся Эратосфен
(3 в. до н.э.), к-рому приписыв. «Катастеризмы» (букв. «Превращения в звезды»); Арат
Солский (4 — 3 вв. до н.э.) с его «Феноменами», где в стихотвор. форме излагаются мифы о
звездах; анонимные комментарии к Арату; «Астрономия», приписыв. Гигину. Из христ.
апологетов для Г. м. важен «Протрептик» Климента Александрийского (3 в. н.э.).
На рубеже 5 и 6 вв. появилась книга мифов Фульгенция, подражавш. историку
Птолемею Хенну (1 в. н.э., известному по «Библиотеке» Фотия и нек-рым цитатам из
Евстафия и Цеца); она отличалась часто некритич. отношением к мифографич. источ.
Иоанну Педиасиму принадлежит соч. о 12 подвигах Геракла, создан. на основе
«Библиотеки» Аполлодора. Известны очень поздняя анонимная обработка в прозе
«Метаморфоз» Овидия и соч. некоего Гераклита, содержащее 39 мифов.
Большую ценность представляют соч. трех мифографов 7 в., известных под назв.
Ватиканских мифографов. Эти авторы, заимствуя друг у друга, а также из Сервия и поздней
комментаторской лит-ры, дают в систематич. виде обзор всей антич. миф. Изложение
изобилует множеством разного рода ва-риантов и отдельных редкостных мелочей.
Г. м. в ее наиболее развитом, т.н. классич., состоянии представляет собой миф.
героич., а не стихийно-фетишистскую и не стихийно-демонич. (эти два типа мифологии
относятся к хтонич. миф.). Героич. миф. связана с периодом патриархата, однако в ней
прослеживаются главнейшие типы хтонич. рудиментов. Это прежде всего генетич.
рудименты, указывающие на происхожд.: Ахилл — сын морской богини, Ио — дочь
аргосской р. Инах и др. Субстанциальные рудименты основаны на отожд. разного рода
предметов или существ: луна — корова, солн- це
— бык, Инах — река и царь Аргоса и др.
Многочисл. ипостасные элементы: Агамемнон — ипостась Зевса; Ифигения — ипостась
Артемиды и т. д. Огромное кол-во рудиментов имеет метаморфозный, или оборотнич., хар-р:
Зевс вступает в брак с Данаей в виде золотого дождя, с Семелой — в виде грома и молнии, с
Европой — в
виде быка и др. Из иконографич. рудиментов (т.е. относящ. к внешнему виду
определен. миф. персонажа) в мифах фигурируют змеиный хвост у Кадма, рога и копыта у
Пана, совиные глаза у Афины, коровьи у Геры и др. Некогда самостоят. божества, демоны
или герои выступают теперь в виде закостеневших внешних придатков (атрибутивные
рудименты) к др. персонажам: орел и Ника около Зевса; сова или змея около Афины и др.
Тому или иному миф. образу постоянно сопутствуют также функционал. рудименты: перун
Зевса, лук и стрелы Аполлона, трезубец Посейдона, жезл и крылатые сандалии Гермеса и др.
Если рудимент мифа отражает его прошедшее, то фермент указывает на будущее развитие
мифа. У Гесиода эхидна — полузмея-полудева, она прекрасна, но зловредна, ненавистна
людям. Этот мотив отвержения эхидны — элемент в мифе, объяс-няющий стремление
человека обуздать стихийные силы природы. Тантал наказан за человеч. жертвоприношение;
это — несомненно фермент, свидет. о позитивных сдвигах в морали. Прометей у Гесиода
представлен заурядным обманщиком, вздумавшим перехитрить самого Зевса. Но именно
этот момент противодействия Зевсу в дальнейшем лег в основу эсхиловской концепции
Прометея-богоборца.
Между составляющ. миф элементами устанавливаются не только хронологич.,
но и самые разнообразные смысловые связи, образующие миф. комплексы. Один из таких
комплексов — комплекс-интерполяция — состоит из отдельных смысловых элементов,
связанных более или менее механически. Примером такого комплекса явл. гомеровское
представл. о тенях в загробном мире, к-рое дается в XI песне «Одиссеи». Если комплекс-
интерполяция понимается как объед. в одно целое чуждых друг другу элементов без всякой
мотивировки, то комплекс-компиляция есть объед. элементов, также несходных или
противоположных, но это объед. уже определен. образом мотивировано. Аполлон, Артемида
и Лето первонач. были демонами совершенно разного происхожд., никак между собой не
связанными. Их объед. — Аполлон и Артемида как дети Лето от Зевса — есть миф.
комплекс-компиляция. Олимпийская семья богов, образовавш. в результате объед. европ. и
малоазиатских божеств, — тоже компиляция, поскольку присоед. азиат-ские божества стали
трактоваться как дети Зевса и Геры.
Оба типа миф. комплексов (интерполяция и компиляция), а также бесконечно
разнообразные приближения то к одному, то к др. такому типу встречаются в антич. миф.
постоян-но. Напр., Диомед то вступает в бой с богами и ранит их, то заявляет о
невозможности вступать в борьбу с богами. Прометея наказывают в одном случае раз
навсегда, без всякой надежды на освобождение, в другом — его освобождает Геракл. В Г. м.
может быть выделен также монолитно-худож. миф. комплекс, в к-ром все элементы мифа
состав-ляют одно целое. Примером такого комплекса явл. образ сирен у Гомера. Это —
полуптицы-полуженщины; они поют такими завлекающ., чарующ. голосами, что всякий
путник высаживается на берег, но сирены тут же его уничтожают, поэтому у них на берегу
целые горы человеч. костей и гниющих остатков. В этом образе совмещаются худож. восторг
и гибель, т.е. красота и смерть. С др. стороны, у Гомера в этом мифе совмещаются различ.
эпохи культурного и соц. развития: наряду с фетишизмом и людоедством хар-рная для
Гомера высокоразвитая эстетич. культура. Причем это совмещение не эклектично, а
монолитно-художественно.
При исследовании Г. м. необходимо также учитывать ее географич. распростр.
(т.н. географич. миф.) и ист. особенности тех или иных
местностей, к к-рым приурочиваются
события, излагаемые в разных антич. мифах. Напр., Эдипа нельзя оторвать от Фив, мифы о
Тесее относят к Афинам, о Менелае и Елене — к Спарте и др.
Доолимпийский период. Процесс жизни воспринимается первобытным
сознанием в беспорядочно нагроможденном виде, окружающее материализуется,
одушевляется, насе-ляется какими-то непонятными слепыми силами. Все вещи и явления в
сознании первобытн. человека исполнены беспорядочности, несоразмерности, диспропорции
и дисгармонии, доходящей до прямого уродства и ужаса. Земля с составляющими ее
предметами представляется первобытн. сознанию живой, одушевленной, все из себя
производящей и все собой питающей, включая небо, к-рое она тоже рож-дает из себя. Как
женщина явл. главой рода, матерью, кормилицей и воспитательницей в период матриархата,
так и земля понимается как источ. и лоно всего мира, богов, демонов, людей. Поэтому
древнейшая миф. может быть назв. хтонич. В ее развитии прослеживаются отдельные этапы.
На раннем этапе, т.е. на стадии собирательно-охотнич. х-ва, сознание ограничено
непосредственно чувственным восприятием, непосредственно видимыми и осязаемыми
вещами и явлениями, к-рые одушевляются, на них переносятся соц. функции общинно-
родовой формации. Такая вещь, с одной стороны, насквозь материальная, с др. стороны —
одушевлен. первобытным сознанием, есть фетиш, а миф. — фетишизм. Древ. человек
понимал фетиш как сосредоточие магич., демонич., живой силы. А так как весь предметный
мир представлялся одушевл., то магич. силой наделялся весь мир, и демонич. существо
никак не отделялось от предмета, в к-ром оно обитало. Напр., Зевс — верховное божество в
позднейшей Г. м. — почитался первонач. в г. Сикионе (Пелопоннес) в виде каменной
пирамиды, на Ликейской горе в Аркадии — в виде колонны. Геру в г. Феспиях (Беотия)
представляли как обрубок древесн. ствола, а на о-ве Самос — в виде дос-ки. Аполлона
представляли пирамидой, его мать Лето на Делосе — необработ. поленом и др.
Несмотря на все позднейшее идейно-худож. развитие таких образов, как Зевс,
Гера, Аполлон, Афина Паллада, Афродита, Эрот, хариты,
Геракл и др., их продолжали
почитать в виде камней и кусков дерева (обработ. и необработ.) даже в период наибольш.
расцвета греч. цивилизации. Примером архаич. фетиша явл. дельфийский омфал или «пуп
земли». Когда-то Рея, желая спасти от своего мужа Кроноса новорожд. Зевса, дала ему
вместо младенца Зевса завернутый в пеленки камень
, к-рый и был проглочен Кроносом.
Извергнутый Кроносом, он был помещен в Дельфах как центр земли («пуп земли») и стал
почитаться как святыня: его облачали в разные одежды и умащали благовониями.
Виноградная лоза и плющ, хотя первонач. и не связывались с Дионисом (к-рый вначале был
богом производит. сил природы вообще), в дальнейшем прочно вошли в его миф.. Об этом
свидет. множество эпитетов Диониса, связанных с вином как продуктом вино-градной лозы.
«Виноградный», «многогроздный», «виноносец», «виноразливатель» и др. — гл. эпитеты
Диониса, а назв. одного из дионисовских праздников Ленеи связано со словом, имеющим
значение «давильня», «точило», «чан». Плющ тоже был связан
с культом и мифом Диониса,
кипарис — с погребал. трауром, платан — с культом Аполлона, Диониса, Геракла и мн.
героев, тополь понимался как символ мрака, горя и слез, лавровое дерево, — наоборот, как
символ света, исцеления и было связано с культом Аполлона, дуб — прежде всего с культом
Зевса (очевидно, как царь среди деревьев).
Змей и змея — наиболее типич. хтонич. животные. Появл. в поздних мифах
героев, убивающих драконов, явл. наилучшим свидет. борьбы новой культуры с хтонизмом
вообще. Даже такие светлые и прекрасные богини, как Афина Паллада, имели свое змеиное
прошлое. У Софокла она назыв. «живущей со змеей», а в Орфическом гимне она просто
змея. На афинском акрополе в храме Афины Паллады содержалась свящ. змея; в Аргосе змеи
считались неприкоснов.
Немалую роль в культе и мифе играла собака, вплоть до представления человеч.
душ в виде хтонич. собак. Волк имел ближайшее отношение к Аполлону; однако Зевс
Ликейский в Аркадии тоже некогда почитался в образе волка. Особой
популярностью
пользовалась также мифология быка и коровы. Распростр. было представление о верхов.
божестве как о быке на Крите. В виде коня представлялся Посейдон, архаич. миф указывает
на его брак с Деметрой в образе лошади.
Несомненно, сам человек мыслился вполне фетишистски; его духовная жизнь
целиком отожд. либо с его функциями, либо со всем человеч. организмом. Фетишистски
представлялся человеч. и вообще животный организм и его части.
Напр., голова растерзан. вакханками Орфея плывет к Лесбосу, пророчествует и
творит чудеса. Глаза Афины Паллады поражают своим диким и магнетич. выражением.
Глаза Медузы, одной из горгон, превращают в камень все, на что она устремляет свой взор.
Из зубов дракона появл. спар- ты — родонач. фиванских царей. Согл. теогонии орфиков,
Афина Паллада появл. не из головы Зевса, а из сердца, причем такое происхожд. не
противоречит указанию на мудрость богини, поскольку само сердце толкуется у философов-
орфиков как начало мыслительное. Кровь тоже явл. носителем души. У раненого душа
выходит через
рану, очевидно, в виде крови: «через отверстье зияющей раны вышла по-
спешно душа». Патрокл вырвал из тела одновременно «душу и жало копья». Фетишистские
представл. переносились не только на отдельного человека, но на всю родовую общину.
Люди думали, что весь данный род представлен к.-н. животным, к.-н. растением или даже
неодушевл. вещью (напр., происхожд. народа мирмидонян от муравьев). Фетишист-ское
понимание охватывало всю природу, весь мир, к-рый представлялся как единое живое тело,
на первых порах обязательно жен. Небо и земля, земля и море и преисподняя очень слабо
различались между собой в первобытном сознании. Такое представление сохранялось в
Греции еще в классич. эпоху, когда говорили о Зевсе Олимпийском и Зевсе Подземном, о
Посейдоне как «земледержце» и «землепотрясателе» и в то же время о Посейдоне как о мор.
божестве.
По мере развития производящ. х-ва человек начинает интересоваться вопросами
произ-ва вещей, их составом, их смыслом и принципами их строения. Тогда-то
человек
научился отделять «идею» вещи от самой вещи, а так как вещами явл. фетиши — отделять
идею фетиша от самого фетиша, т.е. отделять магич. силу демона от самой вещи — так
совершился переход к анимизму. Как и фетишизм, анимизм (animus, «дух», anima, «душа»)
имел свою историю. Вначале существовало представл., что демон вещи настолько
неотделим
от самой вещи, что с ее уничтожением он тоже прекращает свое существование (подобно
нимфам дерева гамадриадам, умирающим вместе с порубкой самого дерева). В дальнейшем
росло представл. о самостоят. этих демонов, к-рые не только отличаются от вещей, но и
способны отделяться от них и сохраняться в теч. более или менее длительного срока после
уничтожения этих вещей (подобно нимфам дерева дриадам, уже остающ. в живых после
уничтожения самого дерева). Первонач. анимизм связан с представл. о демонизме как о
некоей силе, злой или (реже) благодетельной, определяющей судьбу человека. У Гомера
имеется мн. примеров именно такого безымен., безликого, внезапно действующего
совершенно неожидан. и страшного демона. Олимпийские боги тоже бывают страшными, но
они имеют человеч. вид, имена, к ним можно обращаться с просьбами, с ними возможно
общение. Но то, что Гомер называет демоном, часто совершенно противоположно этому. Это
и есть именно мгновенно возникающая и мгновенно уходящая страшная и роковая сила, о к-
рой человек не имеет никакого представления, к-рую не может назвать по имени и с к-рой
нельзя вступить ни в какое общение, т.к. этот демон еще не имеет никакой фигуры и
никакого лица, никакого вообще очертания. Внезапно нахлынув неизвестно откуда, он
мгновенно производит катастрофу и тут же бесследно исчезает. Элементы этого т.н.
внезапного, преанимизма многократно встречаются у Гоме-ра, с преанимизма начинается
общее анимистич. мировоззрение. Древнейший преанимистич. элемент заметен даже в
крупных миф. фигурах. Демон — это первонач. та внезапно действующая сила, о к-рой
человеку ничего не известно, его законч. образа еще не существует, но он уже не явл.
фетишем. В дальнейшем, в результате освоения миф. мышлением этих демонов, появл.
демоны отдельных вещей, событий, обладающие
разной силой воздействия на человеч.
жизнь и природу. С момента, когда прежде безличный демон получает ту или иную
индивидуализацию, происходит переход от преанимизма к анимизму. Боги и демоны Г. м.
мыслятся обычно как существа материальные, чувственные. Они обладают самым
обыкновен. телом, хотя оно возникает из разных видов материи. Если древ. греки
представляли себе, что самая грубая и тяжелая материя — это земля, вода же есть нечто
более разрежен., а воздух еще тоньше, чем вода, и тоньше воздуха огонь, то и демоны
состояли из всех этих стихий. Боги же состояли из материи еще более тонкой, чем огонь, а
именно — из эфира. Древнейшее анимистич. представл. греков выражено в мифе о
Мелеагре.
Древ. анимистич. демоны представляются, как правило, в беспорядочном и
дисгармонич. виде. Т.н. тератологич. мифы (от греч. «чудо» и «чудовище») повествуют о
чудовищах и страшилищах, символизирующих силы земли. Гесиод подробно рассказывает о
порожд. небом Ураном и землей Геей титанах, киклопах и сторуких. В последних
чудовищность подчеркнута особенно: у каждого из них по 100 рук и 50 голов. Порожд.
земли и тартара явл. стоглавый Тифон (по др. версии, его породила Гера, ударив ладонью по
земле и получив от нее магич. силу). Среди порожд. земли эри- нии — страшные, седые
окровавл. старухи с собач. головами и со змеями в распущ. волосах. Они блюдут уставы
земли и преследуют всякого преступника против земли и прав материнск. родства. От
эхидны и Тифона рожд. собака Орф, медноголосый и пятидесятиголовый кровожадный
страж аида Кербер, лернейская гидра Химера с тремя головами: львицы, козы и змеи с
пламенем изо рта, Сфинкс, убивающая всех, кто не разгадал ее загадок; а от эхидны и Орфа
— немейский лев. Миксантропич. (т.е. соед. в себе черты человека и животного) демонами
явл. сирены (полуптицы-полуженщины), кентавры (полукони-полулюди). Все это примеры
невыделенности в первобытном человеч. сознании человека из природы, рассматр. себя как
неотъемлемую ее часть.
Стихийно-чудовищная тератологич. миф. эпохи матриархата
(Медуза, горгоны,
Сфинкс, эхидна, Химера — чудовища жен. пола) получает обобщение и завершение в образе
Великой матери или богини-матери. В классич. эпоху Греции эти образы были оттеснены на
задний план, но в глубинах догомеровской истории в эпоху матриархата, а затем в
эллинистич.-рим. период, когда происходит воз-рождение архаики, тератологич.
миф. (и
прежде всего культ богини-матери) имела огромное значение.
В развитом анимизме трансформация демона или бога приводит к антроморфич.,
т.е. очеловечен., их пониманию. Именно у греков этот антропоморфизм достиг своего
наивысшего оформления и выразился в целой системе худож. или пластич. образов. Но
каким бы совершенным ни был антроморфич. образ бога, демона или героя в Г. м., он всегда
содержал в себе черты более раннего, чисто фетишистск. развития (напр., совинные глаза
Афины, змея — постоянный ее атрибут, глаза коровы у Геры). К поздним, т.н.
героизированным, формам матриархальной миф. относятся прежде всего амазонки; их образ
— явный рудимент среди нематриархал. и уже чисто героич. миф. Мифы о вступлении в
брак богинь со смертными героями в период пат-риархата и героич. миф. также звучат как
странная экзотика и рудимент давно ушедшей эпохи (браки Фетиды и Пелея, Афродиты и
Анхиса, Гармонии и Кадма, дочери Гелиоса Кирки и Одиссея и др.).
Олимпийский период. Ранняя классика. В мифологии этого периода, связанного
с переходом к патриархату, появл. герои, к-рые расправляются с чудовищами и
страшилищами, некогда пугавшими воображение человека, задавл. непонятной ему и
всемогущей природой. Аполлон убивает пифийского дракона и основывает на этом месте
свое святилище. Тот же Аполлон убивает двух чудовищ. великанов — сыновей Посейдона
Ота и Эфиальта, к-рые выросли настолько быстро что, едва возмужав, уже мечтали
взобраться на Олимп, овладеть Герой и Артемидой и, вероятно, царством самого Зевса.
Также убивает дракона Кадм и на месте битвы основывает г. Фивы, Персей убивает Медузу,
Беллерофонт — Химеру, Мелеагр — калидонского вепря. Совершает свои 12 подвигов
Геракл.
Вместо мелких богов и демонов появл. один гл., верхов. бог Зевс, к-рому
подчиняются все остальные боги и демоны. Патриархал. община водворяется теперь на небе
или, что то же самое, на горе Олимп (отсюда понятия «олимпийские боги», «олимпийская
мифология»). Зевс сам ведет борьбу с разного рода чудовищами, побеждает титанов,
киклопов, Тифона и гигантов и заточает их под землю, в тартар. Появл. боги нового типа.
Жен. божества, оформивш. из многогран. древ. образа богини-матери, получили новые
функции в эпоху героизма. Гера стала покровительницей браков и моногогамной семьи,
Деметра — культурн. земледелия, Афина Паллада — честной, открытой и организован.
войны (в противоположность буйному, анархич. и
аморальн. Аресу), Афродита — богиней
любви и красоты (вместо прежней дикой всепорождающей и всеуничтожающей богини),
Гестия — богиней домаш. очага. Даже Артемида, к-рая сохранила древ. охотничьи функции,
приобрела красивый и стройный вид и превратилась в образец дружелюб. и сердеч.
отношения к людям. Ремесло также обрело своего покровителя Гефеста, и именно ему
приписыв
. по-кровительство всей цивилизации. Богами патриархал. уклада жизни стали
Афина Паллада и Аполлон, к-рые славятся мудростью, красотой и худож.-конструктив.
деятельностью. Гермес из прежнего примитивн. божества превратился в покровителя
всякого человеч. предприятия, включая скотоводство, иск-во, торговлю, он водит по дорогам
земли и даже сопровождает души в загробный мир. Не только боги и герои, но и вся жизнь
получила в мифах совершенно новое оформление. Прежде всего преображается вся природа,
к-рая раньше была наполнена страшными и непонятными для человека силами. Власть
человека над природой значительно возросла, он уже умел более уверенно ориентироваться
в ней (вместо того, чтобы прятаться от нее
), находить в ней красоту, использовать природу
для своих надобностей. Если раньше нимфы рек и озер — океаниды или нимфы морей —
нереиды, а также нимфы гор, лесов и др. — это воплощения дикости и хаоса, то теперь
природа предстает умиротвор. и поэтизиров. Власть над мор. стихией принадлежит не
только грозному Посейдону, но и
довольно мирному и мудрому богу морей Нерею. Рассеян.
в природе нимфы становятся предметом поэтич. любования.
Всем правил Зевс, и все стихийные силы оказались в его руках. Прежде он сам
был и ужасным громом, и ослепител. молнией, не было никакого божества, к кому можно
было бы обратиться за помощью против него. Теперь же гром и молния, равно как и вся
атмосфера, стали не больше как атрибутами Зевса. Греки стали представлять, что от
разумной воли Зевса зависит, когда и для каких целей пользуется он своим перуном. Хар-рно
окружение Зевса на Олимпе. Около него Ника («победа») — уже не страшный и
непобедимый демон, но прекрасная крылатая богиня, к-рая явл. только символом мощи
самого же Зевса. Фемида раньше тоже ничем не отличалась от земли и была страшным
законом ее стихийных и беспорядоч. действий. Теперь она воспринимается как богиня права
и справедливости, богиня правопорядка, находящ. возле Зевса как символ благоуст-роен.
царства. Детьми Зевса и Фемиды явл. горы — веселые, прелестные, благодетельные, вечно
танцующие боги времен года и гос. распорядка, справедливейшим образом ниспосылающие
с неба атмосферные осадки путем открывания и закрывания небесных ворот. Рядом с Зевсом
также и Геба — символ вечной юности, и мальчик-виночерпий Ганимед, некогда похищен. с
земли Зевсом-орлом. Даже мойры — страшные и неведомые богини рока и судьбы,
управлявшие всем мирозданием, трактуются теперь как дочери Зевса и ведут блаженную
жизнь на Олимпе. Мудрое, веселое и изящное окружение хар-рно и для Аполлона с его
музами, и для Афродиты с ее Эротом и другими игривыми демонами любви, с ее харитами, с
ее вечными танцами, улыбкой и смехом, беззаботностью и непрерывн. радостями. Человеч.
труд также получил свое дальнейшее отражение в миф.: по повелению богини земледелия
Деметры Триптолем разъезжает по всей земле и учит всех законам земледелия. Звери
приручаются человеком — отголосок этого сохранился в мифе о Геракле, усмирившем диких
коней Диомеда. Гермес и Пан следят за стадами и не дают их никому в обиду. Появл. миф.
образы знаменитых художников (среди них Дедал), к-рые поражают мир своими открытиями
и изобретениями, своим худож.-технич. творчеством. Дедал построил на Крите знаменитый
лабиринт, великолепные здания для спасш. его царя Кокала, площадку для танцев Ариадны,
соорудил крылья для своего полета с сыном Икаром (рассказ об этом и о трагич. гибели
Икара дан Овидием в «Метаморфозах»). Посейдон и Аполлон строят стены г. Трои. Хар-рен
миф об Амфионе, своей игрой на лире заставляющем камни складываться в стены г. Фивы.
Сохран. миф. предания о таких необыкнов. певцах, как Мусей, Эвмолп, Фамирид, Лин и
особенно Орфей, к-рым приписыв. черты, хар-ризующие их как деятелей восходящей
цивилизации.
Подвиги Геракла — вершина героич. деятельности. Этот сын Зевса и смертной
женщины Алкмены — не только истребитель разного рода чудовищ (немейск. льва,
лернейской гидры, керинейской лани, эриманфск. вепря и стимфалийских птиц), не только
победитель природы в мифе об авгиевых конюшнях и борец против матриархата в мифе о
поясе, добытом у амазонки Ипполиты. Если своими победами над марафонским быком,
конями Диомеда и стадами Гериона он еще сравним с др. героями, то двумя подвигами,
ставшими апофеозом человеч. мощи и героич. дерзания, он превзошел всех героев
древности: на крайнем З., дойдя до сада Гесперид, он овладел их яблоками, дарующими
вечную молодость; в глубине земли он добрался до самого Кербера и вывел его на
поверхность.
Тема победы смертного человека над природой звучит и в др. греч. мифах
олимпийск. периода. Когда Эдип разгадал загадку Сфинкс, она бросилась со скалы. Когда
Одиссей (или Орфей) не поддался завораживающ. пению сирен и невредимо проплыл мимо
них, сирены в тот же момент погибли. Когда аргонавты благополучно проплыли среди скал
Симп-легад, к-рые до тех пор непрестанно сходились и расходились, то Симплегады
остановились навсегда. Когда же аргонавты прибыли в сад Гесперид, те рассыпались в пыль
и только потом приняли свой прежний вид.
Поздний героизм. Процесс
разложения родовых отношений, формирования
раннеклассовых госуд. в Греции нашел отражение в Г. м., в частн., в гомеровском эпосе. В
нем отразилась переходная ступень между старым, суровым героизмом и новым,
утонченным. Примеров воин. доблести у Гомера сколько угодно, но у него же мн. примеров
религ. равнодушия, доходящ. даже до критики авторитетнейших
из богов. Герои в этой миф.
заметно смелеют, их свободное обращение с богами растет, они осмеливаются даже вступать
в состязания с богами. Лидийский царь Тантал, к-рый был сыном Зевса и пользовался
всяческим благоволением богов, возгордился своей властью, огромными богатствами и
дружбой с богами, похитил с неба амбросию и нектар и стал раздавать эту божеств. пищу
обыкнов. людям. Сисиф подсмотрел любовные встречи Зевса и Эгины и разгласил эту тайну
среди людей. Царь Иксион влюбился в Геру — супругу верхов. бога Зевса и, обнимая тучу,
думал, что обнимает Геру. Диомед вступает в рукопашный бой с Аресом и Афродитой.
Салмоней и вовсе объявил себя
Зевсом и стал требовать божеских почестей. Конечно, все
эти неблагочест. или безбожные герои несут то или иное наказание. Но это уже первые
признаки того периода греч. истории, когда миф. станет предметом лит. обработки. Для этой
эпохи размножения героич. миф. хар-рны мифы о родовом проклятии, к-рое приводит к
гибели неск
. поколений подряд. Фиванский царь Лай украл ребенка и был за это проклят
отцом этого ребенка. Проклятие лежало на всем роде Лая: сам он погиб от руки собствен.
сына Эдипа. Покончила с собой Иокаста — жена сначала Лая, а потом Эдипа, узнав, что
Эдип — ее сын. Вступив в единоборство, погибли оба сына Эдипа — Этеокл и Полиник,
потом погибли и их сыновья. Проклятие легло и на род Пелопа — сына Тантала.
Преступления самого Тантала были умножены его потомством. Пелоп обманул возницу
Миртила, пообещав полцарства за помощь в победе над царем Эномаем, и попал под
проклятие Миртила, в результате чего сыновья Пелопа Атрей и Фиест находятся во
взаимной вражде. Атрей по недоразумению убивает собствен. сына, подослан. Фиестом; за
это он угощает Фиеста зажарен. мясом детей Фиеста. Свою жену Аэропу, способствов.
козням Фиеста, он
тоже бросает в море и подсылает сына Фиеста к самому Фиесту, чтобы
его убить, но, понявший козни Атрея, сын Фиеста убивает Атрея. Один из сыновей Атрея
Агамемнон погибает от руки собств. жены Клитемнестры и своего двоюрод. брата Эгисфа.
Того же убивает сын Агамемнона Орест, за что его преследуют богини-мстительницы
эринии
. Хар-рно, что очищение от своего преступления Орест получает не только в
святилище Аполлона в Дельфах, но и в Афинах — решением ареопага (светского суда) под
председат. Афины Паллады. Так выход из тупика общинно-родовых отношений возникает
уже за пределами первобытн. строя, на путях афинской государственности и гражданст-
венности.
Известны два мифа, по к-рым можно проследить, как Г. м. приходила к
самоотрицанию. Прежде всего это был миф, связан. с Дионисом — сыном Зевса и смертной
женщины Семелы, к-рый прославился как учредитель оргий и бог неистовавших вакханок.
Эта оргиастич. религия Диониса распростр. по всей Греции в 7 в. до н.э., объед. в своем
служении богу все сословия и потому была глубоко демократич., направл. к тому же против
аристократич. Олимпа. Экстаз и экзальтация поклонников Диониса создавали иллюзию
внутр. единения с божеством и тем самым как бы уничтожали непроходимую пропасть
между богамии и людьми. По этому культ Диониса, усиливая человеч. само-стоятельность,
лишал его миф. направленности. Возникшая из культа Диониса греч. трагедия использовала
мифологию только в кач-ве служебн. материала, а развивавш. также из культа Диониса
комедия прямо приводила к резкой критике древ. богов и к полному их попранию. У греч.
драматургов Еврипида и Аристофана боги сами свидет. о своей пустоте и ничтожестве; явно,
что миф. и в жизни, и в греч. драме приходит к самоотрицанию. Другой тип миф.
самоотрицания возник в связи с образом Прометея. Сам Прометей — божество, он либо сын
титана Иапета, либо сам титан, т.е. он или двоюродный брат Зевса, или даже его дядя. Когда
Зевс побеждает титанов и наступает героич. век, Прометей за свою помощь людям терпит от
Зевса наказание — он прикован к скале в Скифии или на Кавказе. Наказание Прометея
понятно, поскольку он противник олимпийского героизма, т.е. мифологии, связанной с
Зевсом. Поэтому в теч. всего героич. века Прометей прикован к скале, и у Гомера о Прометее
нет ни слова. Но вот героич. век подходит к концу, незадолго до Троянской войны —
последнего большого деяния героич. века — Геракл освобождает Прометея. Между Зевсом и
Прометеем происходит великое примирение, к-рое означает торжество Прометея, даровавш.
людям огонь и зачатки цивилизации, сделавш. человечество независи-мым от бога. Т.о.,
Прометей, будучи сам богом, разрушал веру в божество вообще и в миф. восприятие мира.
Недаром мифы о Дионисе и Прометее распростр. на заре классового общества, в период
формирования греч. полисной системы.
Худож. разработка древ. оборотнич. мифов тоже свидет. о самоотрицании
мифологии. В эллинистич. — рим. период антич. лит-ры выработался даже спец. жанр
превращений, или метаморфоз, к-рый нашел воплощение в соч. Овидия «Метаморфозы».
Обычно имеется в виду миф, к-рый в результате тех или др. перипетий заканчивается
превращением фигурирующих в нем героев и к.-н. предметов неодушевл. мира, в растения
или в животных. Напр., Нарцисс, иссохший от любви к своему собств. изображению в воде,
превращается в цветок, получающий такое же назв. Гиакинф умирает, проливая свою кровь
на землю, и из этой крови вырастает цветок гиацинт. Кипарис, убивший оленя, очень
сожалел об этом и от тоски превратился в дерево кипарис. Все явления природы
одушевлялись, счит. живыми существами в далеком прошлом — миф. времени, но теперь в
этот поздний героич. век утратили свою мифичность, и только людская память поздней
античности сохранила воспоминание о миф. прошлом, находя в этом уже одну худож.
красоту. Популярность этого жанра превращений в лит-ре эллинистич.-рим. периода иной
раз свидет. о печали людей по поводу безвозвратного миф. времени и невозможности иметь
старинную наивную и нетронутую веру в буквальный реализм мифа.
Будучи одной из древнейших форм освоения мира, Г. м. имеет огромное
самостоят. эстетич. значение. Наиболее отчетливо и завершенно эта эстетич. направленность
Г. м. выявл. в гомеровском эпосе и в «Теогонии» Гесиода
, где миф. картина всего космоса,
богов и героев приняла законч.-систематич. вид. У Гомера красота есть божеств. субстанция
и гл. художники — боги, создающие мир по законам иск-ва. Недаром красота мира создается
богами в страшной борьбе, когда олимпийцы уничтожают архаич. и дисгармонич. чудовищ.
Правда, эта дикая доолимпийская архаика тоже полна
своеобразной красоты.
Тератоморфизм совмещает в себе чудовищность и чудесность, ужас и красоту. Однако
красота архаич. миф. гибельна: сирены привлекают моряков прекрасными голосами и
умерщвляют их. Красота миф. архаики достигает подлинного совершенства в удивит.
безобразии причудливых форм таких чудовищ, как Тифон или сторукие. Гесиод с упоением
изображ. стоголового Тифона, у к-рого пламенем горят змеиные глаза. Головы Тифона рычат
львом, ревут яростным быком, заливаются собачьим лаем. Жуткий сторукий Котт именуется
у Гесиода «безупречным». Ужас и красота царят в «Теогонии» Гесиода, где сама Афродита
рождается из крови оскопл. Урана, а богиня Земля-великанша неустанно порожд.
чудовищных детей, «отдавшись страстным объятиям Тартара». Зевс, сражаясь с титанами,
тоже прекрасен своим грозным видом. Он пускает в ход перуны, гром и молнии так, что
дрожит сам Аид, а Земля-великанша горестно стонет. Когда олимпийцы и титаны швыряют
друг в друга скалы и горы, жар от Зевсовых молний опаляет мир, поднимается вихрь
пламени, кипит земля, океан и море. Жар охватывает тартар и хаос, солнце закрыто тучей от
камней и скал, к-рые мечут враги, ревет море, земля дрожит от топота великанов, а их дикие
крики доносятся до звездного неба. Перед нами — космич. катастрофа, картина мучител.
гибели мира доолимпийских владык. В муках рожд. новое царство Зевса и великих героев,
оружием и мудрой мыслью создающих новую красоту, ту, к-рая основывается не на ужасе и
дисгармонии, а на строе, порядке, гармонии, к-рая освящена музами, харитами, горами,
Аполлоном в его светлом обличье, мудрой Афиной, искусником Гефестом и к-рая как бы
разливается по всему миру, преображая его и украшая. Гомеровская миф. — это красота
героич. подвигов, поэтому она и выражена в свете и сиянии солнеч. лучей, блеске золота и
великолепии оружия. В мире этой красоты мрачные хтонич. силы заключены в тартар или
побеждены героями. Чудовища оказываются смертными. Гибнут горгона Медуза, Пифон,
эхидна, Химера, лернейская гидра. Прекрасные олимпийские боги жестоко расправляются со
всеми, кто покушается на гармонию установл. ими власти, той разумной упорядоченности, к-
рая выражена в самом слове «космос» (греч. «украшаю»). Однако побежд. древ. боги
вмешиваются в эту новую жизнь. Они дают, как Земля, коварные советы Зевсу, они готовы
вновь возбудить силы разрушения. Да и сам героич. мир становится настолько дерзким, что
нуждается в обуздании. И боги посылают в этот мир красоту, воплощая ее в облике
женщины, несущей с собой соблазны, смерть и самоуничтожение великих героев. Так появл.
созданная богами прекрасная Пандора с лживой душой. Так рожд. от Зевса и богини мести
Немесиды — Елена, из-за красоты к-рой убивают друг друга ахейские и троянские герои.
Прекрасные женщины (Даная, Семела или Алкмена) соблазняют богов и изменяют им и
даже презирают их (как Коронида или Кассандра). Ушедший в прошлое мир матриархал.
архаики мстит новому героизму, используя жен. красоту, столь воспеваемую в эпоху
классич. олимпийства. Женщины вносят зависть, раздор и смерть в целые поколения
славных героев, заставляя богов наложить проклятие на своих же потомков.
Прекрасное в мифе оказывается активным, беспокойным началом. Оно,
воплощаясь в олимпийских богах, явл. прин-ципом космич. жизни. Сами боги могут