Иоганн Густав Дройзен. Историка
Подождите немного. Документ загружается.
ражение будит мысль, ибо все, что происходит на звезд
>
ном небе, в волнующемся море, так много говорит о
том, что происходит в душе! Но по мере того как в образ
>
ах грандиозных явлений развертывается то, что волну
>
ет душу человека, становится все очевиднее, как недос
>
таточны те формы, в которых может выражаться самое
сокровенное. Они все чаще будут отбрасывать внутрен
>
нюю связь с внешним миром, становясь более одухотво
>
ренными. Внутренний мир духа, мир идей все больше
будет оттеснять те грандиозные явления. Здесь появит
>
ся выражение божества, понимание, что Бог есть дух,
что человек создан по его подобию. Все больше будут
научаться поклоняться Богу в духе и истине. В конце
концов будет найдена наивысшая форма, что Бог есть
личность, что он есть слово, что он есть наивысшее
нравственное завершение, а мышление человека есть
лишь некая работа в направлении понимания Бога.
Мы начали наш ряд религиозных выражений с тех
великих явлений чувственного мира, в которых выра>
жалось богопочитание. Не все религии обращаются к
таким значительным явлениям природы, чтобы выра>
зить себя. Существуют религии, которые выбирают для
этого случайные предметы: дерево, кусок дерева, кость
или камень и т. д. Но в них нет, как и в языке, ни малей>
шего выражения религиозного чувства, которое было
бы именно религией, которое излагало бы все представ
>
ление о божестве тех, кто так верил, и удовлетворяло
бы их сердце. Ибо они испытывают религиозное чувст
>
во только в этой форме, и только одна эта форма есть вы
>
ражение их религиозного чувства. В этой вере заключе
>
на вся религиозная субстанция их сущности, как в язы
>
ке вся интеллектуальная. Вера есть лишь другой ас
>
пект духа народа.
Так рассуждая, мы вступили на путь понимания осо
>
бо важной и трудной области, я имею в виду область ми
>
фологии. Разве только мы должны будем теперь сфор
>
мулировать это понятие по>другому и более четко, чем
это сделано в ученых трудах, основанных на греческой
мифологии.
344
Мы знаем, что вера есть некая уверенность в том, на
что надеятся, и отсутствие сомнений в том, чего не ви
>
дят. Уверенность, что ты есть не только это случайное
единичное, а находишься в целом и чувствуешь себя в
безопасности, следовательно, это наивысшая уверен
>
ность в самом себе и ее условие есть вера. Она высказы
>
вает то, как я ощущаю себя по отношению к целому и
как целое. Выражение этой веры будет зависеть от того,
насколько глубоко и широко воспринимается эта цель
>
ность. Ибо это выражение есть форма объяснения этой
целостности. И как это выражение, эта форма веры от
>
носится к самой вере, так и язык относится к мысли; а
именно, хотя форма выражает веру не всю целиком, од
>
нако вера движется лишь в этой форме.
Каким же малым и потерянным должно казаться
наше Я, цельность которого находит достаточное выра>
жение в случайно найденном камне или кости! Не этот
фетиш есть божество, а вера делает его таинством, и
только в такой форме наличествует божественная
власть в сознании, и только в такой форме видна ее
сила, ее милость и немилость. Нравственное наличное
бытие здесь есть только в форме случайности и произво>
ла, т. е. в форме, самой близкой тварному.
Большим прогрессом является уже то, что взаимо>
связанное одинаковое воление выражается как выс>
ший атрибут божественной силы, объективируя себя,
оно представляет ее в созерцании вечно и равномерно
чередующегося порядка, заведенного в природе, на
>
пример солнце и луна, бег планет. Известно, какое
большое значение имел культ звезд и как он был рас
>
пространен.
Двумя путями выходят за пределы этих верований.
Во>первых, упрямство и лукавство человеческого ума,
допуская, что власть Бога, как и все иное природное,
присутствует лишь вовне, пытается объяснить ее точно
так же, как природное. Тогда следует просьбами, при
>
нося жертвы, творя чудеса, видоизменить волю вечного
порядка, тайными, колдовскими заклинаниями сму
>
тить и обуздать ее. Дело доходит до тех вавилонских
345
форм, когда, высчитывая весь порядок звездного мира
и составляя искусственные схемы и системы, полага
>
ли, что одновременно постигали искусство колдовства
и предсказаний.
Во>вторых, казалось, что тот строгий, неумолимый
порядок является прикованным к одной звезде, к одно
>
му камню, одной точке, которую среди всех точек из
>
брало себе это племя, этот род. Все другие, хотя и суще
>
ствуют, но принадлежат другим, враждебным племе
>
нам. Так, вокруг древней Каабы
38
в Мекке сложился
единый культ многих арабских племен. Этот камень
есть знак союза с одним среди многих, которому они
прежде всего хотели служить. Из такого источника
происходит культ одного из родственных племен, кото
>
рое затем, пройдя через неслыханные испытания и об>
ретая не раз спасение, переживает то, что перед этой
властью Бога есть другие Elohim,
39
Elelim, и что этого
одного следует называть: «Я есмь Сущий» (Иегова,
Яхве) (Исх. 3, 14). Здесь впервые познано божество, как
неизменное, но и Единое, стоящее над всем историче>
ским движением, над всей природой, как творец мира и
властитель всех судеб, вечный и неизменный, как дух.
Тот момент, когда душа восприняла как свое целое и
всю живую подвижность и восприимчивость, в которой
она чувствовала себя становящейся и растущей, знаме>
новал совершенно иное начало. Тогда она увидела в
звездном небе не строгое тождество порядка, а движе
>
ние и перемену; она стала видеть в природе вокруг себя
все новую жизнь и перемену вещей. Они казались ей
живыми, одушевленными, по>человечески чувствую
>
щими и волящими, их дела и страдания были совсем
подобны делам человека, только более великими, более
глубокими, божественными. В их делах и страданиях
она полагала узнавать свою собственную историю.
Только теперь возникает подлинный мир, религиозное
воззрение в форме священной истории. И тем самым и
непосредственно было дано, что эти события, подобно
человеку, все более и более теряют свою природную ос
>
нову и фиксируют только антропоморфизм, этический
346
вид; в нем находят форму выражения развивающегося
подлинного жизненного содержания.
Именно это развитие прошли все индо>германские
племена и, проходя его, индийцы перешли к своему ве
>
ликому учению Будды, греки — к глубоко человеческо
>
му познанию, которое достигает апогея в их филосо
>
фии; в той форме, которая затем слилась с мессианской
идеей еврейского народа, чтобы подготовить почву хри
>
стианству.
Я не буду излагать, как здесь место мифа заступила
совсем иная форма, действительная история, факт жиз
>
ни Иисуса. Этот факт ознаменовал начало нового мира.
Было открыто и познано единственное, что необходи
>
мо, единственное, в котором отныне движется весь хри
>
стианский мир идей, или все же должен бы двигаться.
Ибо то, что в действительности весь ряд уже преодолен>
ных ступеней: фетишизация реликвий, магическое
действие освященной руки,— все снова и снова вторга>
ется в мифологию священной истории, даже церковь
считает их важным; есть знак, как глубоко укоренено в
природе человека язычество, как для нее трудно дер>
жаться на высоте своей свободы и призвания.
Следовательно, в таких формах движется идея свято>
го в религиях, которые представляют собой как бы речь
веры; и как языки, так и они объединяют всех тех, кто в
таких формах находит выражение своему религиозно
>
му чувству.
Но здесь важна не только общность этих выражений
веры. Такие выражения, как бы ни казалась сама вера
заключенной в них и обусловленной ими, всё же следу
>
ет отмечать по существу от веры, как мысль от языка.
Они являются лишь поиском правильного выражения.
Глубоко внутреннее чувство растет и становится все бо
>
гаче и мощнее, и выражение не может его охватить.
И чем богаче и мощнее выражение, тем глубже и богаче
становится само содержание, и сознание его глубины
растет вместе с ним. Поэтому эти религиозные выраже
>
ния, подобно языкам, имеют свою историю, свои глубо
>
ко значимые изменения. И в истории этих выражений
347
веры сама вера становится чище, выше, сознательнее; и
она имеет свою историю.
Но сама вера, чем она искреннее, тем сильнее хочет
проявиться в целостности нравственных сил. Если мож
>
но так сказать, насколько она понимает их всех как атри
>
буты божества, настолько она стремится вложить, вжи
>
вить в них идею божества, она хочет их освятить: «Святы
будьте, ибо свят Я, Господь, Бог ваш» (Лев., 192). Отсюда
все познанные нравственные сферы являются сформули
>
рованными в зависимости от меры веры, насколько они в
ней обоснованы, соотнесены с ней. В них познают, какова
вера, в них она доказывает, подтверждает себя на деле бо
>
лее четко и действенно, чем в одних догматах веры. Вся
нравственная жизнь коренится в религиях, является на
>
ряду с религиозными представлениями вторым, более
точным их выражением. Глубокое чувство, которое не
выразилось в мифах, легендах и т. д., а также в догмати>
ческой спекуляции, находит в освящении жизни все но>
вый повод для своей реализации.
Таким образом, складывается содружество тех, кото>
рые хотят обобщить идеей святого все то, во что они ве>
рят, чем живут, образуется товарищество, которое на>
правлено главным образом на то, чтобы знать и сохра>
нять как ôåëïæ, цель, как энергию и истину их союза са>
мое лучшее всех идеальных сил, а именно идею свято>
го, каковая целиком и полностью не выражается ни в
одном индивиде. Они образуют общину.
Так же люди, объединенные в Элевсинских мисте
>
риях, дионисийских праздниках, панафинеях образу
>
ют общины. Но эти общины лишь преходящи, образо
>
ваны только для этих обрядов, только для этого ряда
религиозных вопросов. Люди, так объединенные, бу
>
дучи полисной общиной Афин, имеют праздник Афи
>
ны, как семьи они отмечают апатурии, нечто вроде
}Omopatoäria; как виноградари, они празднуют в своих
демах сельские дионисии; будучи земледельцами, они
собираются в Элевсинском храме также и потому, что
позднее стали задумываться, что ждет их после смерти.
Создается впечатление, как будто житель Аттики в за
>
348
висимости от его многочисленных человеческих, нрав
>
ственных интересов принадлежит всякий раз к особому
объединению; индивидуум в своей свободе и индивиду
>
альности является все еще глубочайшим и самым вер
>
ным, что познал дух.
Это никак не первое, органическое образование, а ре
>
зультат уже высокоразвитого способа познания приро
>
ды духа и свободы. По сравнению с ним есть одна форма,
глубоко связанная и связующая. Ибо идея божества есть
нечто, во что все верят, есть сила, от которой зависят бла
>
го и горе любого индивида, сила, которой покоряются,
которой нужно служить, чтобы не потерять ее милость и
не навлечь на себя ее гнев. Но как ей служить? Кто веда
>
ет, что ей угодно? Кто владеет тайной ублажать ее, еже
>
ли она гневается, и завоевывать ее, ежели она от тебя от>
вернулась? Тот, кто держит в своих руках тайну, будет
властвовать над общиной верующих, будет устанавли>
вать свою власть и обосновывать на века.
В такой форме иерархии и богослужения идея свято>
го появляется очень рано. В Индии мы можем просле>
дить ее становление. Там, как и в Египте и Вавилоне,
жречество представляет собой замкнутую касту. Там
над жизнью и развитием народа с ранних пор господ>
ствует альтернатива духовной и светской власти: в
борьбе между жречеством и государством движется,
развивается их внутренняя история.
Поэтому понятно, каким было прогрессом то обстоя
>
тельство, что у народа Эллады этот шаг к образованию
иерархии произошел не так, как в Индии, что любой эл
>
лин в своем кругу во время праздников мог быть свя
>
щеннослужителем, что антагонизм между государст
>
вом и духовной иерархией не имел места, а община была
просто заключена внутри государства и в его законе. По
>
этому Эллада не пришла к систематике своей мифоло
>
гии, своего учения о богах, поэтому она завершилась не
теологической, а философской спекуляцией. И эта спе
>
куляция не была отрицанием свободы и индивидуаль
>
ности, окончательным отрицанием Бога и мира (Нирва
>
на), как в современной Индии, а она была преображени
>
349
ем и исполнением того, что религиозная жизнь Древне
>
го мира несла в себе в зародыше и что она развивала.
С одной стороны, народ Эллады, а с другой — иудей
>
ский народ завершили религиозное формирование
Древнего мира. Здесь благодаря великим учреждени
>
ям, которые носят имя Моисея, была образована общи
>
на во имя Бога и служения ему, который заявит о себе
как Спаситель; там он был узнан как Единый, Всемогу
>
щий, Святой; здесь было понято государство и право,
весь нравственный порядок и любое познание как исхо
>
дящее от него и возвращающееся к нему. Но как часто
народ отходил от Бога, как часто царская власть от
>
рицала, что она лишь в нем; и когда, наконец, народ,
государство и храм порвали с чуждой властью, единст
>
венной надеждой было то, что помазанник Божий во>
зобновит жречески национальную власть царя! Пока не
пришли к пониманию, что значит основание «царства,
которое не от мира сего», царства, в котором все люди
являются детьми Божьими, в котором все народы, все
человечество должно быть единым как жреческий на>
род, и каждый в нем священнослужитель.
Я не буду далее объяснять, как в этом христианском
мире возобновился антагонизм государства и церкви,
как они боролись за власть, как в этой борьбе возникло
бесконечное число направлений, которые, сменяя друг
друга, определили образ бытия рода человеческого; как
в средние века эта борьба увенчалась полной победой
церкви над государством, ибо в этом похожи христиан
>
ская церковь и ислам. То обстоятельство, что на христи
>
анском Западе государство освободилось от такого ига,
послужило началом Реформации. И это весьма знаме
>
нательно, что она совпадает с возрождением классиче
>
ских штудий, что жречество всех христиан, т. е. оправ
>
дание одной только верой, является ее ядром. И сразу
же прибавляется новая потребность: идти на основе это
>
го познания вперед, к общине, ибо именно это в боль
>
шей степени, чем учение о таинстве причастия, соста
>
вило и еще сегодня составляет противоположность ме
>
жду лютеранством и реформатским вероисповеданием.
350
Для меня было важно только обозначить по>порядку
главные мотивы, о которых идет речь в этой сфере идеи
святого, и доказать, какое множество различных исто
>
рических развитий наличествует здесь, развитий, по
отношению к которым мы совершили бы большую не
>
справедливость, если бы не признали их непрерыв
>
ность, идущую из древности в христианское время, т. е.
религиозное единство человеческой истории.
Но еще более внимательны мы должны быть относи
>
тельно другого аспекта. Здесь имеет место то же самое,
что и в любой сфере идей: каждая из них, каковая вол
>
нует и наполняет личность, претендует слыть по>сво
>
ему всеохватывающей и все определяющей, определять
и наполнять единолично душу человека. Как многие
считают, что пиетет по отношению к семье является аб>
солютно нравственным, выше любого другого долга, в
нем заключено и обосновано все прочее. Затем нацио>
нальная идея, воспламеняющая сердца, хочет быть ме>
рой и нормой всего. Далее государство претендует быть
абсолютно нравственным, не только осуществлять кон>
троль за всеми другими нравственными сферами, но и
основывать их и оснащать. Наконец, то же мы видели в
идеальных сферах; идея святого, кажется, в своей вла>
сти и экспансивной энергии заглушает и поглощает все
другие нравственные силы, движущие жизнь, даже
идею власти.
Тем, кто видит дальше сиюминутного момента, мо
>
жет, пожалуй, показаться странным, как будто огром
>
ная сфера нравственного наличного бытия в опасности,
что ее поглотит мертвящая односторонность. Но мы
знаем, что все нравственные силы имманентны природе
человека и что они в неутомимой и бесконечно меняю
>
щейся подвижности, борясь друг с другом и пересека
>
ясь, критикуют друг друга и с каждой новой фазой сво
>
его движения повышают горизонт нравственного мира,
увеличивают созидательную силу нравственного на
>
личного бытия.
351
В. Третий разряд: Практические общности
§ 67 (72), 75 (80), 76 (81), 77 (82)
В двух рассмотренных нами рядах мы все время на
>
талкивались на некую двойственность. Естественные
общности являлись не только естественными, но и име
>
ли тенденцию развиваться в исторические образова
>
ния. И идеальные общности представляли собой не
только рафинированный результат исторических пре
>
образований, но и стремились как бы обрести плоть в
практических институциональных формах.
Впрочем, человек как индивидуум имеет корни пре
>
жде всего в естественных сферах. Ибо человек в абстрак
>
ции есть никто, он есть нечто только как дитя этих роди
>
телей, член этого племени и народа, с определенным те>
лосложением и т. д., одним словом, он есть этот человек,
определен как>либо природой, и только в таком свойст>
ве он содержит в себе понятие «человек». В таких есте>
ственных определенностях заключается для него его са>
мая подлинная сущность, и он чувствует ее, и если вооб>
ще с ним все в порядке, то ему не приходит в голову, что
он мог бы или хотел быть не таким, как он есть. То, что
он принадлежит этим родителям, этому народу, состав>
ляет его чувство собственного достоинства и гордости
и т. д. В этих общностях он ощущает свою целостность, в
ней он имеет, по словам Аристотеля, свою a|t%rkeia.
40
В идеальном разряде мера и цель суть иные. И здесь
индивидуум не как таковой имеет свою a|t%rkeia.Но
он ищет и находит ее в том, что он незаметно вносит
свою долю в дело великих умов. Здесь им владеет не
внешний мир, а он свободен от него в той мере, как его
душа, парящая и рвущаяся ввысь, едва касается земно
>
го кончиками пальцев ног: она парит в ореоле над веща
>
ми, чтобы жить и быть причастной тому миру идей, в
котором она чувствует себя на своем месте.
Между обоими разрядами лежит разряд практиче
>
ских реальностей; подлинная арена исторической борь
>
бы, где в любой момент проявляется и уместна суро
>
вость себялюбия, страстей, интересов.
352
Нельзя сказать, чтобы в тех естественных сферах ца
>
рила непрерывная мирная тишина. Но зачастую на
>
сильственные движения являются скорее только про
>
исшествиями, которые там протекают, и если вторгает
>
ся что>то нарушающее, грозящее, то ему сопротивля
>
ются не рассуждая и чувствуя, что это происходит с
полным правом. Но главное здесь есть непрерывность,
покой, субстанциональная определенность, уверен
>
ность, что это верно и так будет всегда. Отличительным
признаком здесь является распорядительность. Анало
>
гичную картину мы видим в идеальных сферах: и там
есть постоянное движение и соревновательность, но нет
ненависти и взаимной угрозы; соревнуясь в добром,
прекрасном и истинном, осознают, что стремятся к од
>
ним и тем же целям, и если зависть и высокомерие раз>
водят художников, мыслителей, даже теологов, что бы>
вает частенько, в разные стороны, все же их лучшая
часть, т. е. то, что они создают, стоит выше этого раздо>
ра, а такими чванливыми выходками они отдают дань
убогой тленности. Важным здесь является непрерыв>
ность, подвижность и изящество духовного; удовольст>
вие непрерывного стремления, блаженство все новых
вопросов, задач и целей. Отличительным признаком та>
кого идеального мира является непрерывное стремле>
ние вперед.
И по этим причинам срединное положение практиче
>
ского мира весьма примечательно. Ведь в нем есть по
>
стоянная борьба между свободным движением лично
>
стей и определяющей энергии того, что уже возникло,
что для него есть твердая граница, субстанциональная
непрерывность. Во всех сферах, о которых здесь идет
речь: государство, право и т. д.,— есть неустанное
стремление к институциональности, т. е. к тому, чтобы
претвориться в максимально твердые, связующие фор
>
мы, чтобы дать им, насколько возможно, образ естест
>
венной субстанциональной нравственности. Сообщест
>
во труда, в котором коренятся сословия, приходит к по
>
ниманию благородства и неблагородства как расовому
различию; так что между ними не может иметь место
353