ческими допущениями, в частности предложенными Ахматовой и отчасти приво-
димыми ниже, и теми заключениями чисто стилистического исследования, к ко-
торым, например, пришел Виноградов. Возможно, что именно в части тех мест,
которые для Пушкина могли иметь жизненное значение, Титов добавил стилисти-
ческие украшения, едва ли присутствовавшие в пушкинской устной речи. Изучив
соотношение известного о биографии Пушкина в 1828 г. с «Уединенным доми-
ком»,
Ахматова приходит к выводу, что «в старый план адской повести он вложил
многое из своего настоящего и недавнего прошлого»
164
. Важнейшее из ее откры-
тий, касающееся дороги к могиле казненных декабристов (где ее биографическая
догадка, в отличие от других мест текста, совпадает и с выводами стилистическо-
го анализа), рассмотрено выше. Вступление, посвященное описанию этой дороги,
превращает весь рассказ в реквием, которому подобают архетипические образы
смерти, кончина главной героини и безумие героя. Тема двух женщин, адской и
небесно чистой, может соотноситься с пушкинскими увлечениями той поры. С
одной стороны, он увлечен Собаньской, демонический образ которой пушкини-
стами принят
165
, и посвящает стихи и рисунок (рис. 18) Закревской
166
, описание
дома которой (в сопоставлении с поэтической картиной в «Бале» Баратынского)
Ахматова нашла в «Уединенном домике». Опираясь на эту гипотезу, разделяемую
также Шульцем, можно было бы предположить, что соответствующее место
«Уединенного домика» едва ли могло принадлежать Титову, потому что только
Пушкин (как и Баратынский) был вхож к Закревской и помнил подробности уст-
ройства ее дома. Соответственно следующее место титовской записи либо заново
было отредактировано Пушкиным, либо было максимально точно воссоздано с
сохранением большинства (если не всех) особенностей пушкинского текста:
«Но не в одной гостиной, —продолжает графиня,— есть новые убо-
ры
167
», — и, вставая с кресел: «Не хотите ли, — говорит она, — заглянуть в
диванную: там развешаны привезенные недавно гобелены отличного рисун-
ка». Павел с поклоном идет за ней. Неизъяснимым чувством забилось его
сердце, когда он вошел в эту очарованную комнату. Это была вместе зимняя
оранжерея и диванная. Миртовые деревья, расставленные вдоль стен, укро-
щали яркость света канделябров
168
, который, оставляя роскошные
169
диваны в
тени за деревьями, тихо разливался на гобеленовые обои, где в лицах явля-
лись,
внушая сладострастие
1?0
, подвиги любви богов баснословных
171
. Против
анфилады (комнат)
172
стояло трюмо, а возле него на стене похищение Европы ^-
доказательство власти красоты хоть из кого сделать скотину
1?3
. У этого трюмо на-
чинается роковое объяснение
174
.
Ахматова считала, что и текст этого объяснения, по своему слогу отлича-
ющийся от той прозы, стиль которой она вслед за Виноградовым приписывала
Титову, должен принадлежать самому Пушкину. Она думала, что он отражает
реальный факт его биографии, известный из других источников (записка с вызы-
вом Лагренэ). Согласно ее предположению к пушкинскому тексту хотя бы по со-
держанию, если не по стилю, отчасти, вероятно, измененному Титовым, следова-
ло бы отнести следующий отрывок рассказа:
Всякому просвещенному известно, что разговор любящих всегда есть самая
жестокая амплификация
17S
. Графиня уверяла, что насмешки ее над дурным