al-e diri-ga-ba nisaba zag*mi, 196—198; о божестве Нисаба выше, в речи высшего
бога Энлиля, говорится, что тот — надсмотрщик — ugula— за Мотыгой, 191);
«Спор Дерева е Тростником»: «Дерево больше, чем Тростник. Слава Отцу ве-
ликой страны — Энлилю!» (252—254, gi$-e gi-da a-da-man dugrga gis-gi-a diri-
ga-ba kur-gal a-a^en-lil zag-mi, текст представляет особый интерес ввиду нали-
чия аккадского и сокращенного арамейского продолжения); «Спор Лета и Зи-
мы»:
«Зима — настоящий труженик Энлиля, больше Лета. Слава Отцу великой
страны Энлилю!» (316—318, е-тв-е$ en-te-en-bi-da a-da-man dug
4
-ga en-te-en
engar zi
еп-Ш-1&
е-те^е^а dirUgQ'ba kur-gal a-a-
d
en-lil; оборот engar zi встреча-
ется и в других текстах шумерских споров: Плуг говорит о себе: engar-u-nam-
lu-ulu-me-en 'я — настоящий труженик человечества', строка 23 «Спора Моты-
ги с Плугом»).
На развитие жанра в месопотамской традиции, как и во многих других, ока-
зывали влияние формы агона, предпочитаемые в данном обществе (в этом плане
из позднейших ответвлений жанра прений особенно показательны арабские на-
каиды и — возможно, генетически с ними связанные — старопровансальские
тенцоны, ср. Selbaeb 1886; Jones 1934, Koehler 1962; они представляют собой
турнир противостоящих друг другу поэтов и поэтому по форме направлены пре-
имущественно против конкретных лиц — поэтов). Существенны и социальные
рамки словесного поединка.
Судя по строке (в прославлении царя Ишме-Дагана) «пусть мотыга и плуг,
орудия рабочих людей, держат спор перед тобой» (apin~e nam-erin a-da-min ha-
ти-щ-ап-е. Civil 1968, 84), во всяком случае, текст «Спора Мотыги и Плуга» мог
исполняться перед царем, что можно связать со скрытой лестью царю, предпола-
гаемой В самом этом тексте (Alster, Vanstiphout 1987,42). Такое же функциони-
рование при царском или княжеском дворе возможно и для некоторых поздней-
ших средневековых восточных и европейских текстов этого жанра, но большин-
ство их в настоящее время признается созданием и принадлежностью учебных и
научных заведений. Так же как в старовавилонский период шумерские тексты
споров сочинялись писцами преимущественно как упражнение в изысканном
шумерском стиле и красноречии (о чем свидетельствует частая игра на двойных
значениях, обыгрывание символики и «барочных» образов, тонкие аллитерации и
другие звуковые построения), так и необычайно широкое развитие этого жанра в
средневековой латинской литературе (Steinschneider 1908; Walther 1926; Panoisky
1954;
Martin 1931; Bazan 1982; Viola 1981; Wippel 1982) преимущественно было
связано с возможностями, которые эти тексты открывали для совершенствования
композиций на латинском языке. Его роль в известном отношении для средневе-
ковой Европы сравнима с функциями шумерского языка в Месопотамии во
II тыс, до н. э. Древнегреческий жанр ovy-xg/ens, в котором прямое или косвенное
влияние вавилонских образцов преломилось в духе собственно греческих диало-
гических построений, нашел продолжение в латинском жанре altercQtio (сопсег-
tatio,
disputatio, cortflictus), ставшем в средние века весьма популярным и в латин-
ской словесности, и в сочинениях на новых европейских языках (Jantzen 1896;
Hume 1975; Murphy 1978; Axters 1943; Coville 1933). Особенностью большинства
средневековых текстов прений является многоплановость используемых симво-
лов.
Так, в стихотворении, пленившем Пановского (Panofsky 1954, 2; 1972, 78),