Кирюшина Ю.Ф., Тишкина А.А. (ред.) Исторический опыт хозяйственного и культурного освоения Западной Сибири: Сборник научных трудов

Подождите немного. Документ загружается.

201

Число плательщиков ясака в инородческих волостях

Наименование волости

Число платель-

щиков ясака

Керетская 10

Телеутская 151

Тюлюберская 4

Район

Кузнец-

кой кре-

пости

нская

Кыстымская 63

Тагапская 39

Тогульская 31

Богоракова 27

Мойнакова 49

Сагайская 53

Волости по р. То-

ми и на границе

Красноярского

уезда

Бельти

ская

Бешбаякова 46

Едеева 24

Тогоякова 4

Елейская 27

Ближняя Карга 43

Кузешева Карга 17

Кызыл Карга 15

Кивинская (р. Komer) 31

Кивинская (р. Мраса) 12

Волости по р. Мрасе и ее

притокам

Из

ше

ская

Барсаяцкая 35

Бешбаякова (Катунская) 44

Етиберская (на Кондоме) 46

Етиберская (на р. Ман-

дыбаш)

Елейск ая 27

Волости по р.

Кондома и ее при-

токам

Ка

аче

ская (Шо

ская)

Шолкальская 43

Каргинская 6

Кумандинская 105

Юская (Еутская) 11

Кузенская 28

Камляшская 49

Кергешская 39

Таутелеутская 34

Волости по р. Бия, Ка-

тунь и их притокам

Телеская ?

202

Г.Ф. Миллер писал, что все они проживали в горных районах

небольшими общинами, и не имели постоянных деревень. Скорее

всего, речь может идти о наличии летних и зимних населенных

пунктах, а также мест ведения промыслов. Такое отмечено им у

татар на Иртыше и Тоболе, у самодийцев и угров на Оби и ее при-

токах.

Некоторые волости находились в труднодоступных местах и

их население приносило ясак не в Кузнецкую крепость, а в близле-

жащие волости: Елейскую из Тогояковой, Кузешеву из Ближней

Каргинской, Кызыл-Каргинской, Кивинской, Ковинской, Изушер-

ской, Кумандинскую из Еутской и т.д.

Итак, русские в данном районе не селились среди аборигенов.

Часть деревень Мунгатского дистрикта была расположена в верхнем

течении реки Ини, правого притока Оби, на пути из Кузнецка в

Томск степью и на пути в Томск из деревень по Ускату. Близ Мун-

гатского острога Томь выходит на равнину, где и были основаны

несколько деревень и сам острог. Вероятно, они были связаны доро-

гой по правому берегу Томи с Верхотомским острогом, что распола-

гался чуть ниже современного Кемерова.

Часть деревень Белоярского дистрикта группировалась возле

самой крепости, другие располагались по Чумышу от Усть-

Чумышской пристани до д. Глуховская (ныне Староглушинка), ве-

роятно, вдоль дороги по Чумышу от Колыванского завода на Куз-

нецк. Русские по Чумышу ниже д. Тальменской селились только на

левом берегу реки, а выше нее – по обоим.

Деревни Бердского дистрикта располагались преимущест-

венно по правому берегу реки Бердь, вероятно, вдоль дороги на

Кузнецк. Другие деревни лежали близ рек Койнихи и Тальменки по

дороге от Бердского острога в Белоярскую крепость. Современная

автострада Новосибирск–Барнаул проходит примерно этими же

местами. В Тальменской пересекались дороги Бердск–Белоярск и

Усть–Чумыш-Кузнецк. Остальные деревни этого дистрикта распо-

лагались на правом берегу Оби и вдоль ее притока Каракана. Воз-

можно, дороги из Бердска и Белоярска сходились где-то в районе

современного города Заринска, от которого уже один путь вел к

Кузнецку. Все деревни Малышевского дистрикта располагались на

правом берегу Оби, часть из них находилась в 5–10 верстах друг от

друга между д. Алацкой до д. Каменки (близ современного с. Ор-

дынское). Другие деревни находились между устьем реки Мереть и

д. Носковой.

203

Г.Ф. Миллер зафиксировал расположение русских деревень и

инородческих волостей в уникальный момент. Степные и лесо-

степные районы были свободны от населения. Можно связывать

отток дорусского населения, от которого остались только брошен-

ные жилища, с политическими и военными процессами в Джунгар-

ском ханстве и откочевкой отсюда самих калмыков и подчиненных

ему аборигенов. До этого времени русские селились только близ

Кузнецка. На освободившиеся места, по историческим меркам

мгновенно, заселились русские крестьяне. Часть из них поселилась

близ крепостей. Расстояние между ними было иногда не более по-

луверсты, чаще 1–3. Возможно, так и формировались некоторые

археологические микрорайоны. Другие деревни тянулись вдоль

дорог от одной крепости к другой. Эти деревни располагались друг

от друга на расстоянии 7–12 верст, а иногда и больше. Это можно

сравнивать с линейным заселением. Наконец, часть деревни распо-

лагалась по Оби на расстоянии около 5 верст друг от друга. Может

быть, это традиционная система расселения русских севера евро-

пейской части России и таежной зоны Западной Сибири.

При экстраполяции этой системы на более ранние эпохи не-

обходимо решить вопрос о корректности такого сопоставления, а

во-вторых, найти соответствующую ситуацию в прошлом. Как ва-

риант, можно поработать с культурами крестовой керамики, очень

быстро проникнувшими на юг, с материалами о распространении

памятников в кулайской культуры из Нарымского Приобья в лесо-

степные районы, с материалами эпохи Великого переселения наро-

дов в Новосибирском Приобье и постсаргатского времени в Барабе,

Прииртышье и Притоболье.

А.А. Тишкин

Алтайский государственный университет

КУЛЬТУРНО-ХРОНОЛОГИЧЕСКИЕ СХЕМЫ

КАК ОТРАЖЕНИЕ ОСНОВНЫХ ЭТАПОВ ОСВОЕНИЯ

АЛТАЯ И СОПРЕДЕЛЬНЫХ ТЕРРИТОРИЙ

Изучение древней и средневековой истории Алтая в основ-

ном базируется на результатах археологических исследований, а

также на немногочисленных, порой противоречивых, письменных

Работа выполнена при поддержке РФФИ (проект №02-06-80342).

204

свидетельствах и на некоторых других источниках. За последние

полтора столетия накоплены материалы, позволяющие отразить не

только основные этапы освоения нашего региона и сопредельных с

ним территорий, но и представить более подробные культурно-

хронологические схемы для ряда эпох. В данном контексте нами

ведется работа по созданию и оформлению единой концепции

развития народов Алтая в раннем железном веке и средневековье

на основе комплексного исследования этногенетических процес-

сов и всесторонней характеристике имеющихся данных. Для реа-

лизации такой программы был учтен опыт наших предшественни-

ков, который в определенной мере демонстрируется в настоящей

публикации.

Для создания целостной картины развития человечества ис-

следователи начиная главным образом с XIX в. пытаются вырабо-

тать и использовать наиболее оптимальные схемы мировой исто-

рии. Можно назвать целую когорту ученых, занимавшихся данной

проблематикой: О. Шпенглер, А. Тойнби, А. Вебер, К. Маркс,

К. Ясперс и др. Существует довольно много периодизаций, осно-

ванных на разных принципах и подходах к определению последо-

вательности событий, явлений и изменений в жизни человеческого

общества. Такие разработки, несмотря на изъяны и критические

замечания, отражают положительный опыт понимания историче-

ского процесса в целом. В связи с этим можно привести мнение

К. Ясперса (1991, с. 52), в котором отмечено определенное понима-

ние данного исследовательского направления: «Попытка структу-

рировать историю, делить ее на ряд периодов всегда ведет к гру-

бым упрощениям, однако эти упрощения могут служить стрелками,

указывающими на существенные моменты».

Следует указать, что к настоящему времени так и не разрабо-

тана универсальная общемировая схема понимания исторического

развития человечества. Существует несколько концептуально пред-

ставленных систем, идет поиск закономерностей, критериев их

выявления и категорий для их объяснения. Однако из-за целого

ряда специфических показателей, характеризующих уровень разви-

тия разных социумов, привести их к одному «знаменателю» чрез-

вычайно трудно. Это еще предстоит сделать. Пока наиболее «жи-

вучей» в археологии является схема, озвученная Лукрецием Каром

(I в. до н.э.) и обоснованная датским ученым Христианом Томсе-

ном, который в 1836 г. по материалам изготовления орудий труда

205

разделил первобытную эпоху на три периода: каменный, бронзо-

вый и железный (Амальрик А.С., Монгайт А.Л., 1966, с. 7, 19). Это

построение затем было наполнено более дробным и конкретным

содержанием в трудах последующих поколений археологов.

Тем не менее исследования продолжаются, в том числе и в

рамках обозначенного направления. На наш взгляд, важным явля-

ется создание локальных схем, основанных на археологических

материалах отдельного комплекса или региона в целом, которые

представляют возможность корреляции их с многими другими сис-

тематизациями, а также с общими тенденциями и характеристика-

ми всего исторического процесса. Данная работа актуальна осо-

бенно для тех областей, где основу исследований составляют ар-

хеологические материалы, где есть лакуны и «белые пятна» и идет

упорядочение имеющихся данных. Алтай в этом плане соответст-

вует указанному положению дел.

Одним из первых, кто попытался представить схему разви-

тия народов Алтая на основе периодизации археологических па-

мятников Южной Сибири и северо-восточной части современного

Казахстана, был В.В. Радлов (1989, с. 419–480), который подразде-

лил все изученные им объекты на четыре хронологических перио-

да: бронзовый и медный, древнейший железный, новый железный,

позднейший железный. Данная схема с небольшой поправкой нашла

отражение и была конкретизирована иллюстративными материалами

в атласе рисунков сибирских древностей, подготовленном ученым

(Вайнштейн С.И., 1989, с. 672). Данная периодизация отражала уро-

вень развития археологической науки в России в конце XIX – начале

XX в. С подобными построениями научную общественность позна-

комили многие исследователи (Д.А. Клеменц, И.Т. Савенков,

А.М. Тальгрен и др.), положив в основу материалы Южной Сибири.

Наиболее целенаправленно работал в направлении создания

для Алтая своей культурно-хронологической схемы М.П. Грязнов

(1930, 1939, 1947, 1949, 1951, 1956, 1978, 1992 и др.). В 1930 г. был

опубликован небольшой по объему труд М.П. Грязнова «Древние

культуры Алтая», где исследователь, опираясь на ранее известные

материалы, а также используя периодизацию, разработанную

С.А. Теплоуховым (1929) для Южной Сибири, привлек результаты

к тому времени новых археологических данных и представил схе-

матичное построение смены культур Алтая, подразделив памятни-

ки на семь основных этапов. Базой для формирования данного по-

206

строения послужила сводка обнаруженных древних и средневеко-

вых вещей. В предложенном М.П. Грязновым делении схематично

определена последовательность сменяющихся культур, но отсутст-

вовали конкретные хронологические привязки. Для более совер-

шенной периодизации тогда не хватило единичных и случайных

находок, нужен был массовый материал, отражающий различные

стороны жизнедеятельности древних и средневековых обществ

(Кирюшин Ю.Ф., Тишкин А.А., 1997, с. 12–13). Тем не менее этот

опыт периодизации археологических памятников Алтая можно

считать важным, так как публикация М.П. Грязнова заложила ос-

нову для дальнейших перспектив в археологическом изучении од-

ного из своеобразных регионов Евразии. Данная работа не потеря-

ла своего значения до настоящего времени и к ней постоянно об-

ращаются исследователи (Аванесова Н.И., Кызласов Л.Р., 1985;

Кирюшин Ю.Ф., 1992, с. 7–8; Кирюшин Ю.Ф., Тишкин А.А., Гру-

шин С.П., 2002, с. 154; и др.).

Не менее существенным вкладом является выделение трех

хронологических групп могильников Алтая эпохи ранних кочевни-

ков (майэмирская, пазырыкская и шибинская), что было изложено

при написании параграфа к «Истории СССР с древнейших времен

до образования древнерусского государства» (Грязнов М.П., 1939,

с. 399–411). Представленная в популярной форме и без достаточ-

ной аргументации схема хотя имела хронологические определения,

но все же требовала существенного обоснования. В 1947 г. был

опубликован доклад М.П. Грязнова, сделанный на заседании сек-

тора бронзы и железа ИИМК по поводу выделения наиболее

древней (майэмирской) группы памятников. К проблеме периоди-

зации эпохи ранних кочевников М.П. Грязнов неоднократно об-

ращался и позже. Это нашло отражение в нескольких публикаци-

ях (Грязнов М.П., 1975, 1978, 1980, 1992). С критикой классифи-

кации, основанной на материалах из погребений в свое время вы-

ступил А.Н. Бернштам (1946; 1949), но он, по мнению А.А. Гаври-

ловой (1965, с. 50), не внес нового в разработку этого вопроса.

Стоит более подробно остановиться на реализации програм-

мы, задачу которой М.П. Грязнов сформулировал при проведении

исследований на комплексе памятников в урочище Ближние Елба-

ны. Идея заключалась в выявлении и исследовании разных архео-

логических объектов, чтобы полученный материал отражал «…все

этапы культурного развития древнего населения Верхней Оби» и

207

«…представлял надежную опору для хронологической классифи-

кации памятников…» (Грязнов М.П., 1956, с. 6–7). Итоги такой

деятельности сначала были опубликованы кратко (Грязнов М.П.,

1949, с. 110–119; 1950; 1951, с. 105–113; 1952; и др.), а затем со-

стоялось и монографическое издание их с привлечением большого

количества материалов (Грязнов М.П., 1956). Сначала в опублико-

ванной лекции (Грязнов М.П., 1950), а затем в статье, вышедшей в

1951 г., М.П. Грязнов предоставил основательную таблицу обо-

значенных в районе Верхней Оби культур от эпохи бронзы до те-

леутов XVI–XVII вв. Там уже даны названия 11 последователь-

ных этапов, имелись конкретные датировки, а вместе с комплек-

сами вещей приведены примеры погребальной обрядности. По

сравнению с публикацией 1930 г., это был, конечно, существен-

ный прогресс в обосновании культурно-хронологической концеп-

ции. В монографии 1956 г. некоторые из ранее выдвинутых поло-

жений были переосмыслены и пересмотрены (Тишкин А.А., 2000,

с. 110; Тишкин А.А., Горбунов В.В., Казаков А.А., 2002, с. 12–14).

Однако именно эта работа стала базовой для многих исследовате-

лей, занимающихся изучением археологии Сибири. До сих пор она

не потеряла своего значения и определенным образом влияет на

интерпретацию получаемых в настоящее время результатов. Тем не

менее следует все же признать, что смоделированное М.П. Грязно-

вым понимание процессов, происходивших на Алтае с эпохи брон-

зы до позднего средневековья, в деталях уже исчерпало себя. Не-

смотря на то, что ряд исследователей по-прежнему остаются в рам-

ках культурно-хронологических разработок М.П. Грязнова, имею-

щиеся значительные археологические материалы позволяют по-

новому посмотреть на ставшие традиционными положения, суще-

ственно расширить эти построения, а также определенным образом

их переработать. Иначе адекватного процесса осмысления научных

данных не получится.

Существенными следует признать и разработки С.В. Кисе-

лева в области систематизации знаний о древней и средневековой

истории Южной Сибири. Опубликованная концепция, имея в ка-

кой-то мере традиционную канву, отличалась от подобного рода

исследований не только анализом огромного объема полученного

и обработанного материала, но принципиально другим подходом.

Изучив первые попытки систематизации археологических мате-

риалов Сибири, а также работы в этом направлении В.А. Город-

208

цова, А.А. Спицына, Д.А. Анучина и других исследователей,

С.В. Киселев предоставил на обсуждение свою схему и свое по-

нимание развития культур Южной Сибири от неолита до государ-

ства кыргызов.

Делая упор на «историзм», исследователь выделил три

больших периода (древность, гунно-сарматское время, сложение

государств), в которых последовательно отражены эпохи (южноси-

бирский неолит, афанасьевская, андроновская, карасукская, тагар-

ская, пазырыкская, таштыкская), хронологический отрезок (Алтай

в V–X вв. н.э.) и история енисейских кыргызов. Данная схема име-

ла погрешности в логическом построении и изложении и, наряду с

общей положительной оценкой, вызвала справедливые критиче-

ские замечания. В частности, А.А. Гаврилова (1965, с. 4) указала на

то, что, «…используя археологический материал как исторический

источник, С.В. Киселев излагает произведенную классификацию

памятников Алтая (эпохи средневековья. – А.Т.) декларативно, без

установления характерных особенностей каждой группы» и кроме

того, «…осталась не выполненной иллюстративная часть этой

классификации – не была сделана хронологическая таблица». Учи-

тывая опыт своих предшественников и опираясь на имеющиеся к

тому времени материалы, А.А. Гаврилова (1965) создала свою пе-

риодизацию позднекочевнических могил Алтая.

Следует указать, что построением культурно-хронологичес-

ких схем на археологических материалах в 1950–1980-е гг. занима-

лись многие исследователи Сибири (А.Д. Грач, Л.Р. Кызласов,

В.А. Могильников и др.). Эти результаты стали следствием широ-

комасштабных раскопочных мероприятий, осуществленных в по-

слевоенный период особенно в зонах интенсивного строительства

объектов народного хозяйства Советского Союза.

Определенный вклад в разработку обозначенной нами темы

внес Д.Г. Савинов. В целом ряде публикаций им представлена ди-

намика развития южносибирских культур эпохи раннего железа

и средневековья в сопоставлении с историческими датами (Са-

винов Д.Г., 1984, 1991, 1994, 2002 и др.). Опыт синхронизации

хорошо датированных событий, известных по письменным источ-

никам, с археологическими построениями неоднократно исполь-

зовался исследователями в рамках какой-то одной эпохи или

культуры. В работах Д.Г. Савинова данный прием получил новый

импульс. Весьма продуктивным в этом плане оказалось совмеще-

209

ние в одной книге «Степные империи Евразии» двух разделов,

один из которых написан на основе письменных источников, а

другой – на анализе археологических данных (Кляшторный С.Г.,

Савинов Д.Г., 1994).

К настоящему времени благодаря работам различных под-

разделений Алтайского госуниверситета получен значительный по

объему археологический материал, требующий систематизации,

осмысления и обобщения. Данное обстоятельство представляет

возможность для реализации новых построений на основе преды-

дущих положений. Это объективный процесс, отражающий пере-

ход количественных накоплений в качественное оформление. В

ходе наших исследований была выработана единая культурно-

хронологическая схема археологического изучения истории кочев-

ников Алтая эпохи раннего железа и средневековья с целью все-

сторонней характеристики и создания по возможности более пол-

ной картины этнокультурного развития региона. Основой реали-

зации данного проекта стала систематизация и типология инвен-

таря из погребальных комплексов, содержащих наиболее массо-

вый и представительный материал. Изучение особенностей по-

гребального обряда позволило выявить этнокультурные компо-

ненты у населения, проживавшего на указанной территории на

разных этапах истории. Все выделенные хронологические группы

соотнесены с известными историческими событиями, которые

происходили в Центральной Азии и отражены в различных пись-

менных источниках.

Реализованный на средневековых материалах подход (Тиш-

кин А.А., Горбунов В.В., 2002), на наш взгляд, оказался довольно

эффективным при разработке и демонстрации целостной картины

поэтапного развития культур Алтая в рамках рассмотренной эпохи.

Как показывает опыт, выбор такого решения использовался многи-

ми исследователями Сибири, не потерял своей значимости до сих

пор, имеет положительную оценку и отражает уровень накопления

и осмысления имеющихся материалов. Возможности совершенст-

вования культурно-хронологической схемы не исчерпаны и при

получении новых данных возможны корректировка и дополнения.

Такая систематизация объективно отражает процесс изучения

древней и средневековой истории Алтая и сопредельных с ними

территорий.

210

Я.В. Фролов

Алтайский государственный краеведческий музей

К ВОПРОСУ О ПРОЯВЛЕНИЯХ ИЗОБРАЗИТЕЛЬНЫХ

ТРАДИЦИЙ СКИФО-СИБИРСКОГО ЗВЕРИНОГО СТИЛЯ

В ХУДОЖЕСТВЕННОМ БРОНЗОВОМ ЛИТЬЕ

НАСЕЛЕНИЯ ПРИОБЬЯ В ЭПОХУ ЖЕЛЕЗА

Практически все исследователи, занимавшиеся изучением

предметов культового литья эпохи железа народов таежной зоны

Западной Сибири, отмечают связи изобразительных традиций, про-

явившихся в культовой пластике (бронзовом литье), с искусством

скифского мира (Ширин Ю.В., 1993, с. 217; Яковлев Я.А., 1993,

с. 126; Дураков И.А. 1995 с. 50; 2001, с. 157; и др.). Но детально на

этом вопросе никто не останавливался.

С другой стороны, при изучении изображений на предме-

тах, выполненных в традициях скифо-сибирского звериного сти-

ля, найденных на памятниках раннего железа Верхнего Приобья,

все чаще приходится обращаться к материалам более северных

территорий, где обнаруживается довольно много аналогий подоб-

ным изделиям.

Несмотря на обоюдный интерес исследователей, занимаю-

щихся изучением искусства скифского времени, по материалам

памятников степной и лесостепной зон и эпохи железа северных

районов Западной Сибири, сейчас остаются неясными пути и меха-

низмы проникновения художественных традиций скифского мира в

культуру населения таежных районов Западной Сибири. Это во

многом обусловлено неразработанностью вопросов, связанных со

стилистическим и иконографическим анализом изображений куль-

тового литья эпохи раннего железа и раннего средневековья (Тру-

фанов А.Я., Труфанова Ж.Н., 1999, с. 259–259; Федорова Н.Ф.,

2000). Предложенный в этой публикации анализ некоторых эле-

ментов иконографии одной довольно узкой группы изображений

находится в русле наметившихся в последнее время подходов к

изучению изобразительных традиций, представленных в художе-

ственных бронзах Западной Сибири (Дураков И.А. 1995; Троиц-

кая Т.Н., Дураков И.А., 1995; Федорова Н.Ф., 2000; Яковлев Я.А.,

1996; Оятева Е.И., 1995, с. 105–118).

В данной работе ограничимся рассмотрением профильных

фигур животных и прежде всего изображений медведя. Профиль-