Кирюшина Ю.Ф., Тишкина А.А. (ред.) Исторический опыт хозяйственного и культурного освоения Западной Сибири: Сборник научных трудов

Подождите немного. Документ загружается.

211

ные фигуры стоящего медведя, близкие по иконографии скифо-

сибирским встречены на бронзовых бляхах, выполненных в техни-

ке сплошного литья, датируемых концом эпохи раннего железа –

эпохой раннего средневековья и относимых большинством исследо-

вателей к верхнеобской, релкинской и зеленогорской культурам

(Беликова О.Б., 1999, рис. 2.-3, 5–7; Федорова Н.Ф., 2000; Троиц-

кая Т.Н., 2000; Троицкая Т.Н., Дураков И.А., 1995, рис. 1). Эти изо-

бражения медведей имеют сходство с композициями, представлен-

ными на бляхах или пряжках подпрямоугольной формы наборных

поясов скифского времени, где на щитке присутствует профильная

фигура идущего хищника, у которого изображены: четыре ноги,

оканчивающиеся когтями и опирающиеся на нижнюю сплошную

планку – край пряжки; опущенная вниз или расположенная прямо

голова, часто с открытой пастью, под которой присутствует изобра-

жение свернувшегося в кольцо копытного животного или его парци-

альное изображение (рога или голова). Все эти детали можно уви-

деть на профильных изображениях медведей (рис. 1). Полностью

совпадает поза медведей, изображения когтей на лапах, опирающих-

ся на нижнюю планку. Имеется голова оленя или лося под мордой,

замененная иногда планкой.

Хронологический разрыв между сопоставляемыми группами

изображений почти тысяча лет, на изображениях присутствуют

разные образы: медведь и хищник семейства кошачьих, но здесь

сохраняется преемственность в традиции изображения животных.

В целом механизм появления сюжетов, где сохраняются некоторые

черты иконографии, восходящей к скифо-сибирскому звериному

стилю и существование их на протяжении нескольких веков, мож-

но представить следующим образом.

Подавляющее большинство анализируемых нами предметов

создавались местными мастерами литейщиками. Они копировались

путем оттисков штампов-матриц при примитивной технологии.

В качестве матриц использовали зачастую уже готовые металличе-

ские изделия. Изображения на новых отливках иногда утрачивали

ряд одних деталей и другие деформировались (Дураков И.А., 2001,

с. 92–94, 163; Миносян Р.С., 1995). Это можно проследить, сравнив

две бляхи, найденные в Новоалтайском могильнике и могильнике

Новый Шарап-I. Как отмечает И.А. Дураков (2001, с. 55, 95), они

сделаны в одной литейной форме или в формах, изготовленных с

одного штампа-матрицы. Оба изделия имеют литейный брак.

212

Рис. 1. Бляхи с профильными зооморфными изображениями эпохи железа:

1 – Бердск (случайная находка); 2 – могильник Тасмола-5; 3 – могильник

Новый Шарап-1; 4 – могильник Майма-19; 5 – могильник Клепиково-1;

6 – Новоалтайский могильник; 7 – Каксинская Гора-1; 8 – могильник Почта-3;

9, 15 – Васюганский «клад»; 10 – могильник Тимирязевский-2; 11 – селище

Речкина-2; 12, 17 – могильник Релка; 13 – Городище Третий Кордон-1;

14 – Рафайловское городище; 16 – Обь-Енисейский канал

213

У бляхи из Нового Шарапа часть морды оказалась недолитой,

в результате чего она приобрела несколько иные, чем на новоал-

тайском изделии, конфигурации. На предмете из Новоалтайска от-

сутствует голова барана под пастью фантастического зверя, кото-

рая была отломлена после отливки.

Если рассматривать изделие из Новоалтайского могильни-

ка, то в удлиненных пропорциях морды фантастического хищника

можно усмотреть волчьи черты. Именно так традиционно изо-

бражали волков в скифо-сибирском зверином стиле (Переводчи-

кова Е.В., 1994, с. 45; Баркова Л.Л., 1995, с. 62). Морду хищника с

предмета из Нового Шарапа с этой группой изображений связать

сложно. Соответственно, при возможном использовании в качестве

матрицы бляхи из Нового Шарапа для дальнейшего тиражирования

изделий подобного рода изменяются и детали изображения, что

впоследствии может привести и к изменению содержания образа.

Специально изготовленные матрицы из кости, дерева, воска

представляли реплики с ранее произведенных изделий, но почти

всегда они имели индивидуальные черты. Копируя образец, мастер

привносил новые детали, другие же элементы изображения исчеза-

ли. Это проявлялось, если художественные способности мастера

были невысоки или он не представлял, что за животное изображено

на копируемом изделии. Это можно проследить, сравнив группу

сходных профильных изображений фигуры хищника с повернутой

в фас головой. Так, на бляхе из Почты-3, которая своими прототи-

пами имеет изображения кошачьих хищников, найденные у саков

Казахстана (Итина М.А., Яблонский Л.Т., 1997, с. 65, рис. 78; Ка-

дырбаев М.К., 1966, с. 398, рис. 63), мастер проработал морду жи-

вотного, тем самым внес специфические черты в изображение, соз-

дав синкретичный образ – фигура кошачьего хищника и морда на-

поминающая медвежью. В.И. Молодин (1992, с. 107) интерпрети-

рует это изображение именно как медвежье. И с другой стороны,

имеются найденные на поселениях саргатской культуры бляхи с

фигурой животного, в такой же иконографической позе, утратив-

шие большинство деталей (Корякова Л.Н., 1988, рис. 21.-8; Мат-

веева Н.П., 1993, рис. 37.-20). Еще на одном изображении подобно-

го рода, обнаруженном в могильнике староалейской культуры, не

проработаны детали морды (Фролов Я.В., 2001, рис. 1.-4). Возмож-

но, сходная бляха (с утраченными деталями на морде) и являлась

прототипом для изделия из Почты-3.

214

Таким образом, предметы, произведенные уже с некачест-

венных или измененных копий, при их дальнейшем тиражировании

могли приобретать новые детали, которые осмысливались уже с

других культурных, мировоззренческих позиций. Но несмотря на

частые переработки и утрату ряда деталей, наиболее ясный иконо-

графический сюжет сохраняется на протяжении столетий. Другое

дело, что изменение некоторых элементов, замещение образов ве-

дет и к изменению смыслового наполнения изображения.

Здесь можно предложить несколько вариантов возможной

замены образов, основы сюжета при сохранении традиционной

иконографии изображения фигур животных.

При изготовлении большинства найденных в Приобье в эпо-

ху железа художественных предметов бронзового литья местными

литейщиками мастер при создании штампа-матрицы для отливки

зооморфного изображения имел перед собой образец, в основе вос-

ходящий к импортному изделию. Если он осознавал копируемый

сюжет, то на новой матрице деталям придавалась специфическая

(авторская) форма, при этом семантическая нагрузка изображения

оставалась прежней. В случае, если автор имел смутное представ-

ление о смысловом содержании сюжета копируемого изображения,

то на имеющийся сюжет переносил свои представления. Происхо-

дило замещение образа. В изображении на импортном предмете

мастер «опознавал» по терминологии А.В. Бауло (2002), персонаж

своей мифологии и при копировании, сохраняя форму – иконогра-

фию мотива (как наиболее понятный семантический слой), изобра-

жал уже образ, сопоставимый с собственной картиной мира, наде-

ляя его характерными чертами. Подобные механизмы проникнове-

ния инородных художественных традиций прослеживаются и по

материалам позднего средневековья. Наличие предметов импорта

(русского, западноевропейского) и кустарных копий подобных из-

делий в памятниках, оставленных угорскими и самодийскими на-

родами (XV–XIX вв.), иллюстрирует механизмы проникновения

новых художественных сюжетов в их культуру. Как и в древности,

заимствовались изображения, которые интерпретировались и адап-

тировались в местной культовой мифологической среде. Это изо-

бражения вооруженных всадников (Георгия Победоносца, Людо-

вика XIV и т.д.), интерпретируемые как изображения богатырей

(Мельников Б.В., 1999, с. 58–59; Ожередов Ю.И., Приступа О.И.,

1997, с. 319–322; Яковлев Я.А., 1992). В данном случае в них вос-

215

принимался только самый верхний семантический слой (вооружен-

ный всадник), а глубинное содержание импортируемых образов в

культуре населения Приобья было совершенно иным. Таким обра-

зом, в культуре угорских и самодийских народов сохраняются тра-

диции и механизмы восприятия новых художественных образов

через заимствования высокохудожественных изображений, нахо-

дящих аналогии в их мифологии и использующихся в обрядовой

практике. Этот механизм наиболее детально рассмотрел А.Л. Бау-

ло на примере функционирования импортных предметов торевти-

ки в обрядовой практике обских угров. Он выделил три этапа су-

ществования этих изделий в культуре обских угров: этап опозна-

вания, этап включения и функционирования этих предметов в об-

рядовой практике и этап влияния представленных изображений на

создание новых изобразительных канонов и выработку новых

форм атрибутики (Бауло А.Л., 2002). По всей видимости, данные

процессы трансляции художественных образов можно спроециро-

вать на более ранние периоды – скифское время и эпоху раннего

средневековья.

И другой вариант появления синкретичных мотивов, обра-

зов, сочетающих разные художественные традиции, можно увидеть

при обращении к предметам, выполненным для скифов в Причер-

номорье греческими мастерами, которые приспосабливали свое

изделие под потребности той группы населения, для которой оно

предназначалось. Такой же механизм трансляции художественных

образов отмечен и в XVIII в. – мастера в Тобольске, занимавшиеся

отливкой художественных изделий для коренного населения За-

падной Сибири, изготавливали их в соответствии с местными изо-

бразительными канонами (Яковлев Я.А., 1992. С. 57–58). Сущест-

вование в Западной Сибири крупных ремесленных центров по из-

готовлению предметов бронзового литья с VIII в. постулирует

Н.Ф. Федорова (2002, с. 216).

На наш взгляд, все представленные возможности трансляции

художественных традиций имели место в процессе изменения ис-

кусства народов Приобья на протяжении эпохи железа. Но первый

путь являлся наиболее распространенным, так как анализируемые

изделия из бронзы на территории Западной Сибири во многих слу-

чаях делались не в крупных ремесленных центрах, а на значитель-

ной части поселений Приобья уже с эпохи раннего железа. Боль-

шинство имеющихся отливок эпохи железа индивидуальны. Тех-

216

нология их изготовления была несложной, хотя и требовала про-

фессиональных навыков (Дураков И.А, 2001, с. 94). Имеющиеся

дубли в основном изготавливались в разных литейных формах,

восходящих к одной матрице. Поэтому, по имеющимся на сего-

дняшний день материалам, трудно говорить о существовании в

Приобье каких-либо крупных ремесленных центров по производст-

ву подобных изделий в эпоху раннего железа и средневековье. Для

эпохи раннего железа отсутствие таких центров констатирует

И.А. Дураков (2001а, с. 10).

В подобном контексте, видимо, следует рассматривать и со-

хранение иконографии изображения кошачьего хищника в про-

фильных фигурах животных, прежде всего медведя, на бронзовых

бляхах эпохи раннего средневековья, которые явно копируют изо-

бражения на пряжках поясов скифских культур – вещах, имевших

высокий культовый, социальный статус, являющихся престижными

предметами. Здесь изображение животного семейства кошачьих

или фантастического хищника заменено на более соответствующее

региональной специфике изображение медведя. Но часть сюжетной

линии, представленной на классических бляхах скифского времени

со стоящим хищником семейства кошачьих, остается прежней –

хищник терзает копытное. Неизвестно, сохранялась ли при этом

основная семантическая нагрузка изображений или она заменя-

лась на иную или видоизмененную в соответствии с мировоззре-

нием мастеров, изготавливающих копии со скифских аналогов, и

потребителей – людей, использующих эти предметы. Вполне воз-

можно, что мастера в северной зоне – лесостепи Верхнего При-

обья и особенно в южно-таежной и таежной зоне Западной Сиби-

ри были не знакомы с крупными кошачьими хищниками степной

зоны – тигром и каракалом. Поэтому кошачий хищник заменяется

на сопоставимого с ним по значению в животном мире лесной

зоны – медведя.

Сохранение образа кошачьего хищника в степной зоне За-

падной Сибири обусловлено тем, что там эти животные были рас-

пространены. В степях Алтая последние два тигра были убиты в

середине XIX в. Каракалы из Монголии и Восточного Туркестана,

через степи Восточного Казахстана также могли попадать на Ал-

тай. В свете вышесказанного можно отметить сохранение самого

верхнего смыслового пласта изображения: идущее (показанное в

движении) животное – наиболее крупный хищник в Западной Си-

217

бири (в лесу – медведь, в степи кошачий хищник – тигр) – терзает

копытное. Интересно, что сохраняется и ряд довольно специфи-

ческих деталей: копытное представлено парциальным изображе-

нием – головой и в классических бляхах скифского времени и в

средневековых в Приобье. В контексте вышеизложенного можно

объяснить появление и сохранение таких мотивов. Изготовление

фигуры животного, свернувшегося под мордой зверя, имеющей

много мелких деталей, требует больших навыков как в изготовле-

нии штампов-матриц, так и самих форм. Литейщику сложно было

добиться сохранения мелких деталей на металлической отливке.

И поэтому при изготовлении новых штамп-матриц мастера стре-

мились изобразить только одну крупную деталь, по которой мож-

но было опознать образ, например, голову, рога животного. При-

чем размеры и округлая форма самого элемента оставались преж-

ними. Иногда под мордой животного оставался только диск, за-

меняющий изображение копытного (Молодин В.И., 1988, рис.

103.-1). Каноны композиции сюжета не нарушались. Все это кос-

венно может свидетельствовать, что прототипами для рассматри-

ваемых блях с изображениями медведей с головой животного под

мордой были изделия, где присутствует именно парциальное изо-

бражение копытного.

Сохранение в местной среде профильных изображений хищ-

ников, иконографии сцен терзания (и возможно, их новое осмысле-

ние) обусловлено, вероятно, наличием древних изобразительных

традиций, где также присутствует профильное изображение медве-

дя. Наиболее близкие сюжеты (в хронологическом плане) можно

встретить на предметах ажурного литья кулайской культуры (Бели-

кова О.Б., 1999, рис. 1). Эти мотивы восходят к древней традиции,

имеющей свои истоки в бронзовом веке и эпохе камня (Василев-

ский Р.С., Окладников А.П., 1980, рис. 3; Троицкая Т.Н., Дура-

ков И.А., 1995). Во всех профильных фигурах этой традиции ноги

животного не соединены планкой, подставкой, что их существенно

отличает от тех изображений, в основе которых лежит скифо-

сибирская изобразительная традиция.

Иная иконографическая поза медведя или кошачьего хищни-

ка, где показаны четыре ноги, хищник представлен идущим и, что

особенно важно, имеется планка, подставка под ногами, возможно,

восходит к другому художественному пласту. На ранних бляхах –

принадлежностях поясной гарнитуры с изображением кошачьего

218

хищника, у него показаны гипертрофированные когти на лапах, в

результате этого лапы соединены друг с другом, и тем самым обра-

зуется сплошной край бляхи. Эта традиция сохраняется и на бляхах

с изображением медведей, но здесь присутствует уже основа –

планка, которая могла возникнуть только при переработке сюжета

с шествующим кошачьим хищником. Лишние детали, подставка и

т.д. не могли возникнуть на этих изображениях самостоятельно, так

как противоречили древнему канону изобразительной традиции

(где ноги изображались раздельно) (Троицкая Т.Н., Дураков И.А.,

1995, рис. 1), имеющему основу в натурализме эпохи камня.

Сохранение соединения ног – планки может объясняться и

технологическими причинами. Наличие соединения создает допол-

нительный питательный канал для заливки металла в такие

выступающие детали фигуры животного, как голова и ноги, тем

самым улучшается качество отливок и упрощается технология их

изготовления (Троицкая Т.Н., Дураков И.А., 1995, с. 28–29). Здесь

следует отметить, что только технологическая необходимость не

могла явиться причиной появления соединения-планки под ногами

фигуры животного, так как архаичная ритуальная традиция не

допускала появления лишних деталей в изображениях. А вот

позитивный опыт литейщиков в Приобье, приобретенный при

копировании импортных классических образцов скифо-сибирского

звериного стиля – блях со стоящим хищником, где присутствует

соединение ног и головы животного, мог послужить основой при

появлении новой более прогрессивной технологической традиции.

Даже сам факт изготовления более качественных отливок при

использовании матриц, в основе которых лежат профильные изобра-

жения идущих хищников породы кошачьих, в магическом, риту-

альном аспекте мог послужить фактором долгого сохранения

традиционной скифской иконографии.

Сохранение на протяжении нескольких веков сюжета терза-

ния хищником копытного, может быть, связано с тем, что он орга-

нично входил в мировоззрение и отражался в существующей обря-

довой практике населения Западной Сибири в эпоху железа.

Ю.В. Ширин на примере других изображений доказал связь обра-

зов медведя, оленя и лося, которая восходит к медвежьему праздни-

ку и находит параллели в мифологии финно-угорских народов (Ши-

рин Ю.В., 1997, с. 221–222; Туров М.Г., 2000). Взаимосвязь образов

лося и медведя в мировоззрении древнего населения Западной Сиби-

219

ри усматривают Р.С. Василевский и А.П. Окладников (1980,

с. 237–238). Это ярко проявляется и в обрядовой практике. Мотив

борьбы этих животных фигурировал в обряде выбора вождей у эвен-

ков (Василевский Р.С., Окладников А.П., 1980, с. 237–238). В мед-

вежий праздник ханты перед головой убитого медведя ставили сде-

ланные из хлеба или бересты фигурки оленей, принося их тем самым

в жертву зверю. Интересно это тем, что здесь фигура копытного по-

мещена перед мордой медведя, между лапами, что может являться

визуальной аналогией со сценами терзания (Харзуин Н., 1898, с. 18;

Соколова З.П., 2002, с. 50).

Вопросы хронологии культового литья эпохи железа Запад-

ной Сибири довольно слабо разработаны. Наблюдается большой

разброс при датировке близких стилистически или даже одних и

тех же изображений разными исследователями (Федорова Н.Ф.,

2000). Трудности в данном вопросе связаны с тем, что традиции

при изготовлении предметов культового литья финно-угорских на-

родов были очень устойчивы, многие образы и иконографические

мотивы существовали столетия, сами предметы передавались из

поколения в поколение как реликвии, связанные с культом, най-

денные древние предметы переиспользовались. Поэтому возмож-

ности привлечения типологических рядов предметов бронзового

литья, построенных по изменениям в иконографии, могут несколько

облегчить эту задачу (Федорова Н.Ф., 2000). По крайней мере, могут

очертить рамки – выявить последовательность появления подобных

профильных изображений животных в бронзовом литье Западной

Сибири эпохи железа.

Исходя из предложенных оснований можно предложить ти-

пологический ряд для профильных изображений животных на

предметах бронзового литья эпохи железа в Приобье. Наиболее

ранними являются кулайские, в них сохраняется древняя иконо-

графическая традиция, восходящая к эпохам бронзы и камня (Тро-

ицкая Т.Н., Дураков И.А., 1995, рис. 1, с. 31; Василевский Р.С., Ок-

ладников А.П., 1980, рис. 3). Затем в Приобье появляются изделия,

выполненные в традициях скифо-сибирского искусства. В местной

среде они подвергаются переработке, «опознаются», включаются в

обрядовую практику. Соединение двух художественных традиций

(этап влияния импортируемых художественных мотивов на искус-

ство населения Приобья) наиболее ярко проявляется в кулайских

изделиях начиная со II–I вв. до н.э – V в. н.э. (Дураков И.А., 1995,

220

с. 50; Чиндина Л.А., 1984, с. 123–124) Предметы, относящиеся к

эпохе раннего средневековья, демонстрируют сложившуюся худо-

жественную традицию, где влияние скифского искусства проявля-

ется прежде всего в сохранении иконографии изображений живот-

ного, которая органично включена в изобразительную систему

(Чиндина Л.А., 1991, с. 62–65). Традиции, восходящие к скифским,

сохраняются и в еще более поздних изображениях всадников, до-

живающих до эпохи позднего средневековья. Это фигуры всад-

ников, в которых ноги и морда лошадей соединены планкой. Ин-

тересно, что на самых ранних изображениях подобного рода со-

храняется и сходство верхового животного с медведем (Полось-

мак Н.В., Шумакова Е.В, 1991, с. 65).

Предложенный типологический ряд демонстрирует очень

долгое сохранение, консервативность древних изобразительных

традиций в культуре населения Приобья эпохи железа. Предложен-

ная интерпретация анималистических изображений на предметах

бронзового литья показывает, что образ, представленный на бляхах

(медведь, всадник, фантастическое животное и т.д.), не всегда яв-

ляется ведущим при анализе происхождения, бытования и сопос-

тавления с другими предметами художественного бронзового ли-

тья. Как уже отмечалось другими исследователями (Федорова Н.Ф.,

2000; Труфанов А.Я., Труфанова Ж.Н., 1999), опора только на об-

разы и лишь эпизодическое обращение к стилистике и иконогра-

фии древних художественных сюжетов образуют разрыв в иссле-

довательской процедуре. Как раз анализ иконографии и стилистики

изображений на предметах бронзового литья дает основания при

привлечении тех или иных аналогий и сопоставления с обрядовой

практикой или мифологией при реконструкции их семантики.

А.В. Харинский

Иркутский государственный технический университет

ЗАХОРОНЕНИЯ ПО ОБРЯДУ КРЕМАЦИИ

КОНЦА I тыс. н.э. ИЗ ЮЖНОГО ПРИАНГАРЬЯ

В конце I тыс. н.э. на территории Южного Приангарья рас-

пространяется погребальный обряд, характеризующийся кремацией

умерших на поверхности земли. Захоронения производились на

берегу реки, на высоте 20–40 м от уреза воды. На месте сожжения

умершего образовывалось овальное пятно прокала диаметром око-