Кирюшина Ю.Ф., Тишкина А.А. (ред.) Исторический опыт хозяйственного и культурного освоения Западной Сибири: Сборник научных трудов

Подождите немного. Документ загружается.

261

можно выделить две группы посуды (Зимина О.Ю., 2003, с. 51–52,

рис. 1 и 2). На одной из них, представленной широкогорлыми при-

земистыми сосудами с выпуклыми плечиками, доминируют черты,

свойственные керамическим комплексам гамаюнской культуры, од-

нако с резким увеличением числа сосудов, орнаментированных гре-

бенчатой техникой, и с отсутствием посуды с крестовым штампом.

Улавливаются на посуде этой группы и черты, характерные для бар-

хатовских керамических комплексов, в частности, утолщение в ос-

новании отогнутых шеек (Зах В.А., Зимина О.Ю., 2001, с. 156; Зими-

на О.Ю., 2003, с. 49). Вторая группа посуды по сравнению с первой

характеризуется наиболее ярким проявлением бархатовских керами-

ческих традиций, которые прослеживаются в вытянутых пропорциях

и слабой профилировки емкостей, преобладании жемчужин, появле-

нии вертикальных и горизонтальных зигзагов, выполненных оттис-

ками гладкого штампа, а также скобочек. Датируются карагай-

аульские материалы по серии дат, полученных при исследовании

городища Карагай-Аул-1, в рамках IX–VII вв. до н.э. (Зимина О.Ю.,

2003, с. 52). Сопоставление их калиброванных значений дает воз-

можность предполагать функционирование данного укрепленного

поселения в основном в IХ, отчасти в Х вв. до н.э. Возможно, кара-

гай-аульские комплексы заполняют ту лакуну, которая разделяет

памятники позднего бронзового века и начального этапа раннего

железного века в пограничной зоне лесостепи и тайги Притоболья.

Необходимо отметить, что подобная керамика была обнаружена и в

более южных районах левобережья Тобола в окрестностях г. Заводо-

уковска, на севере лесостепной зоны (Зимина О.Ю., 2000).

По мнению В.А. Заха и О.Ю. Зиминой (2001, с. 148), с кара-

гай-аульскими материалами преемственно связаны так называемые

«лесные баитовские» комплексы, к числу которых указанные ис-

следователи относят городища Вак-Кур-2, Караульный Яр-4, Юр-

тобор-6 и 20, поселение Карагай-Аул-3, находящиеся в подтаежном

Притоболье. От лесостепных баитовских памятников их отличает

характер жилых сооружений, представлявших собой наземные по-

стройки с ямами и ровиками по периметру; специфический облик

керамики: более тонкостенной, чем лесостепная, с меньшей приме-

сью песка и своеобразным волнистым орнаментом. Памятники,

сходные с «лесными баитовскими», обнаружены нами и в более

южных районах Притоболья, в частности в ходе разведочного об-

следования Имбиряйского микрорайона Ингальской долины

262

(Аношко О.М., 2003). На поселениях Большой Имбиряй-5, 9 и 16

зафиксированы наземные конструкции с ровиками по периметру,

собрана керамика, очень напоминающая «лесную баитовскую».

Результаты наших работ не позволяют однозначно определить от-

носительный и абсолютный возраст названных памятников. Однако

важно отметить, что селище Большой Имбиряй-5 находится в не-

посредственной близости от «классических баитовских» комплек-

сов – городища Большой Имбиряй-3 и поселения Большой Имби-

ряй-4, а одна из наземных построек селища Большой Имбиряй-16

оказалась частично разрушенной полуземлянкой саргатского посе-

ления Большой Имбиряй-15.

Мы склонны думать, что термин «лесные баитовские» в связи

с обнаружением данных комплексов в более южных районах Прито-

болья требует корректировки. Правда, данное понятие должно уточ-

няться в рамках того обстоятельства, что, судя по имеющимся мате-

риалам, «лесные баитовцы» осваивали лишь лесные массивы лесо-

степного Притоболья. Вместе с тем идентифицировать «лесные баи-

товские» с «классическими баитовскими» материалами было бы, с

нашей точки зрения, также не совсем правильным. Нахождение рас-

сматриваемых памятников в зоне распространения древностей кара-

гай-аульского типа, сходство керамики и жилищ тех и других ком-

плексов позволяют нам считать «лесных баитовцев» особой в куль-

турном и хронологическом отношениях культурной группой. Как

нам представляется, она в отличие от сообщества носителей «клас-

сической» баитовской культуры была сформирована на карагай-

аульской основе.

Имеющийся материал дает нам возможность предположи-

тельно наметить некоторые особенности формирования баитовской

культуры. На сегодняшний день в Притоболье насчитывается более

100 памятников баитовской культуры, по сравнению с которыми

«лесные баитовские» комплексы выглядят довольно малочислен-

ными. На наш взгляд, данное обстоятельство можно объяснить

двумя причинами. С одной стороны, оно является следствием срав-

нительно недолгого существования рассматриваемого культурного

образования, а с другой – отражает, на наш взгляд, подавление ка-

рагай-аульских традиций, в частности гамаюнского компонента в

процессе его развития. В этом случае пришлые гамаюнские группы

должны были быть небольшими по численности. Их отношения с

более многочисленным бархатовским населением, видимо, были

263

напряженными, что подтверждается появлением укреплений на

площади бархатовских поселков. Однако именно во взаимодейст-

вии «гамаюнцев» с отдельными группами «бархатовцев» на севере

бархатовского ареала формируется карагай-аульский тип памятни-

ков. Для карагай-аульских материалов характерно яркое проявле-

ние лесных гамаюнских традиций, но постепенно поглощаемых

местными традициями, в результате чего сложилась особая группа

древностей, называемых «лесными баитовскими». Лишь на северо-

западных территориях Притоболья (в нижнем течении р. Туры)

гамаюнские традиции были достаточно сильны, что позволило

В.А. Борзунову (1982, 1987, с. 25) выделить на данной территории

тюменский вариант гамаюнской культуры.

С нашей точки зрения, в это же время в более южных рай-

онах в процессе постепенной трансформации бархатовской культу-

ры складывается «классическая баитовская» культура. Наиболее

интересен в данном плане керамический материал, полученный при

исследовании поселения Заводоуковское-9 и демонстрирующий, на

наш взгляд, тесное переплетение гончарных традиций «бархатов-

цев» и отличительных черт керамического производства «баитов-

цев» (Матвеев А.В., Аношко О.М., 2002. С. 124–126; Матвеев А.В.,

Аношко О.М., Измер Т.С., 2003, с. 28–32).

Мы не исключаем возможности того, что в течение какого-то

времени на севере лесостепной зоны Притоболья население, оста-

вившее памятники типа Заводоуковское-9, а затем и «классические

баитовцы» сосуществовали с так называемыми лесными баитовца-

ми, вступая в тесные контакты. Этому способствовал, вероятно,

единый бархатовский компонент в составе данных культурных об-

разований. Плоский срез венчика, круглодонность, высокий удель-

ный вес гребенчатого штампа на баитовской керамике могут рас-

сматриваться как следствие этого процесса. С нашей точки зрения,

взаимодействие «классических» и «лесных» «баитовцев» привело к

ассимиляции последних на данной территории. Что касается процес-

са развития «лесных баитовцев» в подтаежном Притоболье, то

имеющиеся данные не позволяют интерпретировать его однозначно.

Предложенный вариант реконструкции историко-культурных

процессов, имевший место в переходное время от эпохи бронзы к

раннему железному веку на территории Притоболья, гипотетичен и

требует апробации на более широком круге археологических источ-

ников, но является одним из способов решения данной проблемы.

264

А.П. Бородовский

Институт археологии и этнографии СО РАН

К ВОПРОСУ О ГОРОДИЩАХ ПЕРЕХОДНОГО ВРЕМЕНИ

ОТ ЭПОХИ ПОЗДНЕЙ БРОНЗЫ К РАННЕМУ

ЖЕЛЕЗНОМУ ВЕКУ В НОВОСИБИРСКОМ ПРИОБЬЕ

В настоящее время восприятие археологических комплексов

переходного времени от эпохи поздней бронзы к раннему желез-

ному веку в Верхнем Приобье отличает широкое разнообразие

взглядов исследователей. Например, одни специалисты так назы-

ваемый большереченский этап (VII–VI вв. до н.э.) интерпретирова-

ли как самостоятельную культуру, близкую к завьяловской (Троиц-

кая Т.Н., 1985, с. 54–69). По мнению других исследователей, эта

культура располагалась на той же территории, что и большеречен-

ский этап (по М.П. Грязнову), и включала те же археологические

памятники за исключением тех, где «крестовая» орнаментация ке-

рамики отсутствовала (Папин Д.В., 2001, с. 298).

Базовыми археологическими памятниками для выделения за-

вьяловской культуры в Новосибирском Приобье являлись Завьяло-

во-1 (Искитимский район НСО) и Завьялово-5 (Ордынский район

НСО), расположенные в устье современного Караканского залива

(рис. 1.-1). Это культурное образование рассматривалось Т.Н. Тро-

ицкой как синтез местной ирменской традиции и пришлой из глубин

таежной Сибири. Однако завьяловское население, по ее предполо-

жению, продолжало сосуществовать с местным позднеирменским

населением, возможно, вступая с ним в экзогамные брачные отно-

шения (Троицкая Т.Н., Молодин В.И., Соболев В.И., 1980, с. 146).

Идея о значительной роли миграционной волны с севера в

процессе формирования культур переходного времени от эпохи

бронзы к раннему железу в верхнеобском регионе активно поддер-

живается такими известными сибирскими археологами, как М.Ф.

Косарев и В.И. Молодин. Согласно этой точке зрения носители ке-

рамики с крестовой орнаментацией накладываются на позднеир-

менский пласт, маркируя тем самым определенный хронологиче-

ский рубеж (VIII в. до н.э.). Однако наряду с признанием роли ми-

грационной активности северного населения основным историче-

ским содержанием переходного периода является внутреннее раз-

витие ирменской культуры на последнем этапе ее существования.

265

Рис. 1. «Городище» Завьялово-5

и его «оборонительные сооружения»: 1 – план памятника;

2 – фрагмент сосуда из раскопа котлована жилища под «валом и рвом»;

3 – раскоп части котлована жилища под «валом и рвом» Завьялово-5

266

По мнению автора настоящей публикации, возможность

масштабных миграций северного населения на юг в Верхнее При-

обье (включая Новосибирское) вряд ли очевидна. Прежде всего

потому, что в ирменскую эпоху эта территория была достаточно

плотно заселена, а возможно, и поделена между различными, мно-

голюдными этнотерриториальными группами. Предположение о

миграции может быть корректным лишь в том случае, если удастся

доказать существенную депопуляцию Верхнего Приобья к середи-

не первой трети I тыс. до н.э., произошедшую из за целого ряда

причин. Безусловно, одним из таких факторов вполне могло быть

«вторжение» с севера. Еще недавно эта точка зрения вроде бы име-

ла под собой фактические основания. Считалось, что именно в этот

период возникают первые укрепленные поселения – городища. Тем

не менее исследования последних лет позволяют внести опреде-

ленные коррективы в такие предположения.

В настоящее время реально существовавшим городищем

позднеирменского населения можно считать только Батурино-1

(Колыванский район НСО), расположенное на левобережье Оби у

кромки южной тайги (Матвеев А.В., 1979, с. 24–30; Молодин В.И.,

Бородовский А.П., Троицкая Т.Н., 1996, с. 124–125). Наличие горо-

дищ южнее по кромке ленточных боров Новосибирского Приобья

сегодня с археологической точки зрения достаточно проблематич-

но. Например, «городище» Завьялово-1 (Искитимский район НСО)

известно лишь только из словесных достаточно неточных описа-

ний, реальных археологических фактов существования оборони-

тельных сооружений переходного времени на этом памятнике не

сохранилось. Расположенный недалеко от него археологический

комплекс Завьялово-5, судя по раскопкам автора 1997 г. (Бородов-

ский А.П., 2002, с. 83), далеко не всегда располагает теми оборони-

тельными сооружениями, которые вошли в хрестоматийные описа-

ния этого памятника. Так, юго-восточный край внешнего довольно

значительного по размерам рва и вала является более поздним об-

разованием, перекрывающим на довольно значительной глубине

(около 1,5 м) котлован позднеирменского жилища (рис. 1.-3). Рас-

копки на этом участке позволили выявить под мощной песчаной

прослойкой, формирующей рельеф этих «оборонительных сооруже-

ний», бытовую свалку середины прошлого столетия. Сами верхние

песчаные отложения были сформированы, по рассказам местных

жителей, при разравнивании вертолетной площадки у лесничества

267

приблизительно в то же время. Поэтому песчаный балласт видоиз-

менил рельефный вид памятника и перекрыл значительную часть его

поселенческой площадки. Жилище, выявленное под «рвом и валом»,

относилось к полуземляночному, каркасно-столбовому типу. Глуби-

на подпрямоугольного котлована составляла до 60–70 см от матери-

ковой поверхности. Деревянные конструкции продольной кровли и

опор из тонких бревен сохранились благодаря пожару в жилище.

Около стенки котлована зафиксирован развал позднеирменского со-

суда (рис. 1.-2). За пределами внутреннего рва Завьялово-5 в межжи-

лищном пространстве выявлена косторезная площадка. Она отлича-

лась повышенной насыщенностью артефактов и наличием крупного

фрагмента расчаленной лосиной лопатки с роговым разветвлением,

которая могла представлять либо отходы производства, либо являть-

ся заготовкой, уложенной на грунт для естественного размягчения.

Исследования внутреннего рва на Завьялово-5 показали его

незначительные размеры. Скорее всего, он выполнял роль ограж-

дения, аналогичного тому, что известно на более поздних ранне-

средневековых верхнеобских «городищах». Сходная ситуация про-

слежена на еще более южном памятнике обского правобережья –

Ивановка-3. Здесь автором была обнаружена керамика с крестовым

орнаментом, а «городище» также имеет ров, относящийся, скорее

всего, к другому историческому периоду – эпохе раннего средневе-

ковья (Бородовский А.П., 1995, с. 30). Следует подчеркнуть, что и

на Завьялово-5 в непосредственной близости с малым внутренним

рвом в культурном слое известны находки верхнеобской ранне-

средневековой керамики.

Кроме того, безусловное «связывание» появления оборони-

тельных сооружений переходного времени от эпохи поздней брон-

зы к раннему железному веку, с миграцией северного населения

требует новых фактов и безусловного расширения своей источни-

ковой базы. Поэтому существование далеко на севере ирменского

городища Батурино-1, скорее всего, свидетельствует о стремлении

закрепить за собой ирменским населением «новые территории» или

«сдерживать» продвижение с севера, если такое в массовом поряд-

ке было возможным. На самом деле речь могла идти лишь об эпи-

зодической инфильтрации северного населения в местную среду

позднеирменского населения, которая вряд ли существенно могла

изменить его облик. Тем не менее, если говорить о явлении экзога-

мии исключительно на материалах керамического комплекса (Тро-

268

ицкая Т.Н., Мжельская Т.В., 1994, с. 80–81), то в настоящее время

только такой аргументации уже недостаточно. Экзогамия, как ин-

тересная гипотеза у населения переходного времени, конечно, за-

служивает внимания но, безусловно, требует развернутых доказа-

тельств, прежде всего исключительно стратиграфических наблю-

дений об одновременном существовании разнокультурной керами-

ки в пределах одного археологического комплекса.

Рис. 2. Керамика из заполнения хозяйственной ямы Завьялово-5

269

Для Завьялово-1 из-за сильных разрушений этого памятника

установить такую последовательность вряд ли уже удастся. Кре-

стовая и позднеирменская керамика до сих пор встречается в сбо-

рах. Иногда «крестовый» орнамент бывает почти незаметно «вкра-

плен» в декор позднеирменской посуды. Проведение исследований

автора публикации на Завьялово-5 не позволяет говорить однозначно

о сосуществовании позднеирменского и «крестового» керамического

материала. Он встречается выборочно на всей площади памятника

или массовыми сериями скапливается в хозяйственных ямах, перере-

зающих позднеирменские жилища (рис. 2.-4, 5). При этом фрагмен-

ты керамики с крестовым орнаментом находятся на самом дне (как

более поздний материал?!), а позднеирменская керамика (более ран-

няя?!) встречается значительно выше в выкиде из ямы.

В целом все эти данные заставляют признать, что проблемы

появления городищ на территории Новосибирского Приобья, ха-

рактера миграций и вариантов сосуществования различных групп

населения в переходное время от эпохи поздней бронзы к раннему

железу все еще продолжают оставаться актуальными и требуют

осмысления новых фактов для объективного решения.

В.В. Варфоломеев

Карагандинский государственный университет

им. Е.А. Букетова

КУЛЬТУРА ВАЛИКОВОЙ КЕРАМИКИ

АЛТАЙСКО-КАЗАХСТАНСКИХ СТЕПЕЙ

Успехи в исследовании памятников степной и лесостепной

зоны от Урала до Алтая в последней трети ХХ в. окончательно оп-

ределили хронологическую и культурную самостоятельность ог-

ромного контингента памятников, характеризуемых прежде всего

керамикой валикового облика. Следствием этого стало выделение

саргаринской (Зданович С.Я., 1974, с. 317–321; 1979) или алексеев-

ской культуры (Потемкина Т.М., 1979, с. 19–30; Евдокимов В.В.,

1984). Поселения бегазы-дандыбаевской культуры (далее – БДК)

Центрального Казахстана отнесены к общности культур валиковой

керамики (Черных Е.Н., 1983, с. 87). Были объединены в одну

культуру поселенческие и погребальные комплексы БДК (Аванесо-

ва Н.А., 1979; Варфоломеев В.В., 1991). На востоке Казахстана ва-

ликовые древности известны по раскопкам С.С. Черникова (1960) и

270

А.С. Ермолаевой (1987, с. 64–94). В степной и лесостепной части

Алтая также выделен мощный пласт поселений валиковой керами-

ки (Кирюшин Ю.Ф., Иванов Г.Е., Удодов В.С., 1990, с. 104–128;

Ситников С.М., 2002). Известны памятники с валиковой керамикой

в Омском Прииртышье – Большой Лог и Жар-Агач (Генинг В.Ф.,

Стефанов В.И., 1993). Сравнительно недавно были опубликованы

материалы раскопок семиреченских поселений с посудой валико-

вого типа (Марьяшев А.Н., Горячев А.А., 2001, с. 112–122; Гри-

горьев Ф.П., 1998).

Памятники валиковой принадлежности степного и лесостеп-

ного Притоболья, Казахстанского Приишимья, Алтая в настоящее

время многие исследователи объединяют в рамках саргаринско-

алексеевской культуры (далее – САК). В ареал этой культуры сле-

дует также включать Центральный, Восточный Казахстан и Семи-

речье. Базовые поселения САК – Атасу-I, Бугулы-II, Мыржик,

Кент, Донгал, Копа-I, Шортанды-Булак, Саргары (Сарыарка),

Алексеевка, Камышное-II, Язево-I (Притоболье), Ильинка, Новони-

кольское-I, Петровка-III, Петровка-IV (Петропавловское Прииши-

мье), Калиновка-II, Новоильинка, Рублево-VI, Бурла-III, Кайгород-

ка-III (Алтай), Малокрасноярка и Трушниково (Восточный Казах-

стан), Тургень-II (Семиречье). Могильники САК – Айдарлы (Мар-

гулан А.Х. и др. 1966, с. 183–186), Саргары, Жукей, (Зданович Г.Б.,

1988, с. 149; Мартынюк О.И., Зданович С.Я., 1985, с. 142–152), Дон-

гал, Дермен, Кштан (Евдокимов В.В., Варфоломеев В.В., 2002, с. 44–

51; Варфоломеев В.В., 1988, с. 82–93), Актопрак (Ткачев А.А., 1989),

Картугай (раскопки В.Г. Ломана, И.А. Кукушкина), Тегисжол (рас-

копки И.В. Рудковского, В.В. Варфоломеева). Названные могиль-

ники – типичные памятники большинства социума глубинных тер-

риторий САК. Захоронения представителей элитной части носите-

лей САК в Сарыарке – известные мавзолеи могильников Дандыбай,

Бегазы, Бугулы-III, Сангру-I, Айбас-Дарасы, Енбек-Суй-гуш (Гряз-

нов М.П., 1952; Маргулан А.Х., 1979; Евдокимов В.В., Варфоло-

меев В.В., 2002, с. 52, 53). В Северном Казахстане известно бо-

лее 40 поселений и один могильник САК (Зданович Г.Б., 1988,

с. 149), в степях Казахского низкогорья – около 50 поселений и 36

могильников (включая эпонимный комплекс Саргары), на западе

Алтайского края – 32 поселения и 3 могильника (Ситников С.М.,

2002, с. 9). Западные территории и периферия САК исследованы

пока еще недостаточно.