Конышев В.Н. Американский неореализм о природе войны: эволюция политической теории

Подождите немного. Документ загружается.

151

ду США и СССР в совершенно конкретных условиях, и она не является

универсальной. Как показывает практика, логика баланса угроз может

применяться к партнеру, способному на серьезный вызов США.

Если же исходить из более либерального прочтения концепции ба-

ланса угроз, то следует предположить, что от внешней политики доми-

нирующего государства зависит, насколько другие государства будут

стремиться скомпенсировать увеличивающийся дисбаланс сил. Совре-

менные США могли бы предотвратить скатывание к новому глобаль-

ному противостоянию, если их политика не будет восприниматься как

угрожающая безопасности других. В отношении России и Китая это

означало бы переход от сдерживания к интеграции. Отсюда следует и

то, что господство США в мировой политике может продлиться доль-

ше, чем предсказывают сторонники баланса сил, и объяснение, почему

переход от биполярной системы к многополярной совершается без

столкновения великих держав.

Другая концепция, связанная с обеспечением безопасности, предла-

гает вместо баланса сил

328

использовать баланс нападения и обороны

(offense–defense balance)

329

. Она учитывает возможности и борьбы, и

сотрудничества. Созвучно условию гегемонистской стабильности Гил-

пина, баланс определяется как отношение издержек по завоеванию тер-

ритории к издержкам по обороне. Рассуждения предполагают предва-

рительное разделение систем оружия на наступательное и оборонитель-

ное. Условием мира становится ситуация, когда оборона выгоднее на-

падения.

Преимущество этой концепции видится двояким. Во–первых, ба-

ланс может быть количественно измерен. Во–вторых, появляется воз-

можность связать с его помощью общую и собственно военную мощь

государства. Отсюда можно выбирать предпочтительную стратегию

(оборона, сдерживание или нападение), а также достаточный уровень

военной мощи государства на каждый из этих сценариев. Правда, адек-

328

Современный вариант трактовки политики баланса сил, близкий концепции

Моргентау, см.: Mearsheimer J. The tragedy of great power politics. New York: W.W. Nor-

ton, 2001.

329

Первой работой, посвященной балансу нападения и обороны, считается: Jervis R.

Cooperation under security dilemma// World politics. 1978. Vol.30. №2. P.167–214.

152

ватность количественных оценок многими оспаривается из–за трудно-

сти точно предсказать исход войны

330

Дилемма безопасности формулируется следующим образом: когда

издержки нападения оцениваются как более низкие по сравнению с

обороной, повышается вероятность войны. Если в данный момент вы-

годнее нападение, тогда два государства с равными силами не могут

быть в равной безопасности, что провоцирует обоюдное наращивание

сил, гонку вооружений, а в перспективе ведет к войне. Даже если госу-

дарство ищет безопасности, для него остается притягательной идея пре-

вентивного удара по противнику. Выгодность нападения провоцирует

дипломатию с позиции силы, политику по принципу де–факто и оши-

бочные выводы о противнике, которые в определенных обстоятельствах

тоже приближают войну.

Когда же государство из соображений выгоды начинает вкладывать

средства в оборону, оно не уменьшает безопасности своих оппонентов.

Становится возможным одновременное укрепление обороны многих

стран при общей стабилизации отношений. Создаются условия для со-

трудничества и снижается угроза нападения. Относительно слабые го-

сударства могут сделать нападение более сильных противников непри-

емлемым, если победа достанется им слишком высокой ценой.

Основные факторы, которые влияют на баланс обороны и нападе-

ния, оцениваются количественно и включают в себя:

• Военно–технологическое развитие. Оно состоит из показателей

мобильности вооруженных сил, огневой мощи, защищенности,

систем снабжения, коммуникаций и разведки.

• Особенности географического положения. К ним относят уда-

ленность от противника, наличие рек, гор, лесов, пустынь, дру-

гих особенностей местности, которые могут затруднить выпол-

нение боевой задачи.

• Военный потенциал. Он измеряется не только в абсолютных

цифрах о количестве войск, но и в доле этих сил на единицу

пространства, обычно фронта боевых действий.

• Национализм. Подразумевается готовность населения к жертвам

в военное время и лояльность к значительному росту военных

расходов — в мирное.

330

Glaser Ch., Kaufmann Ch. What is the offensive–defensive balance and can we meas-

ure it? // International security. 1998. Vol.22. №4. P.44–45.

153

• Совокупная мощь государства. Она возникает как сумма собст-

венных резервов плюс резервы завоеванных территорий. Сово-

купная мощь особенно актуальна, если государство–агрессор не

рассчитывает только на собственные силы, как Германия во вре-

мя Второй мировой войны.

В конкретно–исторических обстоятельствах значимость указанных

факторов меняется. К примеру, географическое положение в XIX в. бы-

ло гораздо важнее, чем в XX в., когда коммуникации и средства достав-

ки современного оружия «сократили» расстояния

331

. Некоторые иссле-

дователи связывают выбор наступательной или оборонительной страте-

гии и природу альянсов. В соответствии с этой точкой зрения, государ-

ство, следующее в фарватере сильного, склонно к агрессивной политике

под флагом влиятельного «патрона», а балансирующее — к оборони-

тельной

332

Концепция баланса нападения и обороны выгодно отличается от ба-

ланса сил своей конкретностью и возможностью количественных оце-

нок. Она весьма популярна в прикладных исследованиях по военной

стратегии, военному сотрудничеству, контролю обычных вооружений.

В то же время концепция баланса имеет ограничения.

Во–первых, обычно она используется лишь для анализа двусторон-

них государственных отношений, а не международной системы в це-

лом, и учитывает узкий спектр политики. Поэтому ее можно рассматри-

вать как конкретизацию баланса сил для нужд военно–стратегических

исследований, но не как полную замену этой категории в теории меж-

дународной политики.

Во–вторых, тезис о том, что укрепление обороны не уменьшает бе-

зопасности других государств, не стоит абсолютизировать, так как на

практике укрепление обороны происходит далеко не одновременно и не

симметрично. К примеру, если бы США удалось создать национальную

систему противоракетной обороны в полном объеме и обеспечить не-

уязвимость страны от ракетно–ядерных ударов, следовало бы ожидать,

что политические оппоненты попытаются создать новые наступатель-

ные системы оружия для прорыва «ядерного щита». Иначе создается

331

Jervis R. Cooperation under the security dilemma. P.187–194, 199–206; Glaser Ch.,

Kaufmann Ch. Op. cit. P.44–85.

332

van Evera S. Causes of war: power and roots of conflict. Ithaca: Cornell University

Press, 1999; Hopf T. Polarity, the offense–defense balance and war// American political sci-

ence review. 1991. Vol.85. №2. P.475–493.

154

ситуация безнаказанности для того, чья оборона надежнее. Кроме того,

американские военные аналитики считают, что в войнах недалекого бу-

дущего деление на оборону и нападение станет весьма условным из–за

скоротечности боевых действий, высокой маневренности и большой

глубины ударов

333

В–третьих, как справедливо замечают сами авторы концепции, в

конкретных случаях не всегда возможно четко разделить вооружения на

оборонительные и наступательные. Тогда логика баланса–обороны и ее

инструментарий в значительной мере теряют свою актуальность.

Сотрудничество государств в обеспечении безопасности

Состязательная природа международной структуры, отсутствие вер-

ховной власти, стремление государств выжить, полагаясь главным об-

разом на свою силу, делают политику баланса сил более регулярным

явлением, чем сотрудничество. Согласно неореализму Кеннета Уолтса,

сотрудничество трудно и достигать, и долго поддерживать, так как сис-

темное влияние на государство стимулирует именно политику баланса

сил

334

. Сотрудничество ограничивается стремлением государств не ока-

заться слабее других. Всегда существуют взаимные опасения, что поли-

тический партнер намерен получить одностороннюю выгоду, нарушая

формальные соглашения

335

. Перспективы роста сотрудничества в Евро-

пе после окончания холодной войны и сам Уолтс, и ряд других ученых

тоже оценивали скептически. Однако многие неореалисты обращаются

к изучению соответствующих условий, которые делают его объективно

возможным.

В дискуссиях на эту тему американские авторы в качестве образца

ссылаются на эпизоды из истории Европы, которые получили название

«концертов». Имеются в виду три довольно коротких послевоенных

периода (1815–1822

336

; 1919–1920; 1945–1946 гг.), когда уровень со-

333

Strategic assessment 1999: priorities for a turbulent world. Washington: National De-

fense University, 1999. P.269.

334

Waltz K. Theory of international politics. Reading: Addison–Wesley, 1979. P.126–

127.

335

Mearsheimer J. The false promise of international institutions// Brown M., Lynn–

Jones S. (eds.) The perils of anarchy. P.339–340; Grieco J. Anarchy and the limits of coopera-

tion: a realist critique of the newest liberal institutionalism// Baldwin D. (ed.) Neorealism and

neoliberalism: the contemporary debate. New York: Columbia University Press, 1993. P.118.

336

Иногда окончанием периода считают 1854 г.

155

трудничества между великими державами был необычно высок. В эти

моменты, которые считаются классическими примерами состояния ба-

ланса сил в международной политике, примерно равные по силе госу-

дарства не использовали временные трудности или ошибки других, а

предпочитали политику самоограничения, взаимного доверия и ком-

промисса

337

. Впрочем, не все историки безоговорочно с этим согласят-

ся, указав на множество «но».

Говоря о сотрудничестве государств, либералы обычно делают ак-

цент на добрую волю политиков. Неореалисты считают, что сотрудни-

чество носит временный характер и не отменяет противоречивости ин-

тересов государств в долгосрочном плане. В периоды «концертов» со-

трудничеству способствует динамика союзнических отношений, воз-

никшая во время войны против очередного гегемона, но она довольно

быстро угасает. Государства будут проводить совместную политику

только для того, чтобы не допустить доминирования своих партнеров.

Сегодняшний друг завтра может стать противником и наоборот, а по-

бежденное государство обычно внушает опасение за возможный ре-

ванш. Да и промежутки относительного спокойствия были нечасты и

непродолжительны, поэтому «концерты» для неореалистов — явление

менее регулярное, чем состояние соперничества

338

Для периодов «концертов» неореалисты выделяют условия, которые

способствуют переходу международной системы в более стабильное

состояние. С этой целью используется уже упоминавшийся принцип

разделения наступательных и оборонительных вооруженний, если он

применима в данных обстоятельствах. Роберт Джервис ввел две пере-

менные для моделирования возможных ситуаций: (а) принципиальная

возможность разделить наступательные и оборонительные силы и (б)

степень относительной выгоды наступления или обороны. В зависимо-

сти от их сочетания меняется уровень безопасности двусторонних от-

ношений.

337

Подробнее об этих периодах см.: Elrod R. The concert of Europe: a fresh look at an

international system// World politics. 1976. Vol.28. P.159–174; Anderson M. Russia and the

Eastern question, 1821–41// Sked A. (ed.) Europe’s balance of power, 1815–1848. London:

MacMillan, 1979; George A. Managing U.S.–Soviet rivalry. Boulder: Westview Press,

1983. P.31–64.

338

Jervis R. From balance to concert// Finel B., Lord K. (eds.) Power and conflict in the

age of transparency. New York: Palgrave, 2000. P.29–33.

156

Ситуация наиболее стабильна при четвертой конфигурации пере-

менных (см. Таблицу 4), когда у государств, стремящихся сохранить

статус–кво, нет мотивов наращивать наступательную мощь. Возрастает

роль невоенных инструментов влияния, поэтому и потенциальный аг-

рессор может добиваться своих целей, просто обозначая свои намере-

ния.

339

Так создаются наиболее благоприятные условия для сотрудниче-

ства.

ТАБЛИЦА 4. Четыре модели международной безопсности

Нападение выгоднее обороны

Оборона выгоднее нападения

Нельзя разделить

оборонительные и

наступательные

силы.

Существует дилемма безо-

пасности.

Вдвойне опасно.

Существует дилемма безо-

пасности, но сохранить мир

можно.

Можно разделить

оборонительные и

наступательные

силы.

Возможна дилемма безопас-

ности, возможна агрессия.

Нет дилеммы безопасности.

Вдвойне стабильно.

Другие факторы стабильности состоят в том, что сразу после войны

снимаются противоречия различного характера, политика становится

более прозрачной, расширяется спрос и объективные возможности для

экономического развития союзников. В рамках сотрудничества некото-

рое время возможно бесконфликтное удовлетворение интересов. Плюс

к этому, сразу начинать войну невыгодно по экономическим соображе-

ниям, а иногда и опасно из–за возможного реванша побежденного геге-

мона.

Однако взаимному сдерживанию и ограниченному сотрудничеству

способствуют не только периоды «концертов», но и особые обстоятель-

ства. В годы холодной войны это наличие ядерного оружия у СССР и

США. Ее окончание выявило другие факторы, которые сдерживают от

339

Jervis R. Cooperation under the security dilemma// Art R., Waltz K. (eds.) The use of

force: international politics and foreign policy. Lanham, New York, London: University Press

of America, 1981. P.49, 60–61, 63–64.

157

участия в военных действиях страны, не имеющие статус великих дер-

жав.

Углубление и расширение экономических связей между государст-

вами приводит к тому, что элиты, извлекающие из этого прибыль, вы-

ступают против военной конфронтации, если только нет очевидной уг-

розы их стране. Сдерживающую роль играет разрушительный характер

современной войны и доступность оружия массового поражения, кото-

рое может быть использовано противником. Наконец, для превентив-

ных военных действий необходима значительная внутриполитическая

поддержка

340

Согласно Роберту Джервису, потенциальная возможность сотруд-

ничества ведущих держав сохраняется даже в условиях однополярного

мира. При явном замедлении темпов роста в США Европе все равно не

удастся догнать Америку в течение ближайших десятилетий. Сохраня-

ется и тенденция развития глобальной открытой экономики, которая

делает невыгодным разделение мира на противостоящие экономические

блоки. В политическом смысле ни одно государство или международ-

ная организация объективно не способны брать на себя всю полноту

ответственности по проведению в жизнь важных решений или разре-

шения кризисов, как показали события 1990-х гг. в Боснии, Афганиста-

не и Ираке.

Все это создает объективные условия более уступчивой внешней

политики США в отношении наиболее развитых стран. Опорой для их

кооперации могут быть общие цели, такие как открытые экономические

рынки, нераспространение ядерного оружия, сдерживание агрессии,

защита прав человека и окружающей среды. Благоприятные условия

сотрудничества, конечно, совершенно необязательно будут реализова-

ны в силу природы международной политики.

Разделяя пессимизм Кеннета Уолтса о том, что государство, не

имеющее реальных соперников, мало считается с другими, Джервис все

же склоняется к неолиберальному выводу. Ключевым моментом он

считает способность и желание США следовать многосторонней поли-

340

Brown S. International relations in a changing global system: toward a theory of the

world polity. Boulder: Westview Press, 1992. P.35; Jervis R. From balance to concert. P.36–

50.

158

тике

341

. Реальная политика Буша–младшего с самого начала следовала

курсом на односторонние действия. В связи с проблемой поиска оружия

массового поражения в Ираке в 2002–2003 г. США откровенно «дави-

ли» на европейских союзников, что привело к серьезным разногласиям

с Францией и Германией. В итоге ближе к истине оказался Кеннет

Уолтс.

Концепция «условного реализма» Чарлза Глэйзера представляет со-

бой еще более яркий пример на пути развития структурного реализма.

Она исходит из того, что постулаты Уолтса делают вполне оправданной

иную трактовку дилеммы безопасности, которая не противоречит

структурной теории, а дополняет ее. Во–первых, принцип самопомощи

не диктует однозначно, что между государствами политика строится

лишь в виде соперничества. Во–вторых, стремление государства к под-

держанию и наращиванию своей мощи тоже может вести к сотрудниче-

ству. Например, если вследствие военного строительства будут чрез-

мерно расти военные риски. В–третьих, недостаточное знание о наме-

рениях противника, которое стимулирует соперничество, тоже не ис-

ключает кооперацию. Сотрудничество выступает как дополнительный

способ выживания и обеспечения безопасности в анархичной среде. Та-

ким образом, речь идет о выявлении условий соперничества и сотруд-

ничества. Акцент на военной составляющей мощи государства, заимст-

вованный из концепции баланса обороны и нападения, делает подобный

анализ более конкретным

342

В частности, возрастание рисков, порождаемых гонкой оружия мас-

сового поражения, заставляет страны идти на самоограничение в этой

области, делать относительно больший упор на оборону, заключать со-

глашения по контролю над вооружениями. Если удается договориться о

разделе вооруженных сил на оборонительные и наступательные, то

можно вводить ограничения на некоторые его наступательные виды.

Относительно большие расходы на разработку и развертывание обо-

ронительных систем должны взаимно снижать угрозы. Согласно теории

«условного реализма», обоюдный контроль военных арсеналов госу-

341

Jervis R. International primacy: is the game worth the candle? // Lynn–Jones S., Mill-

er S. (eds.) The cold war and after: prospects for peace. Cambridge: MIT Press, 1993. P.301–

306.

342

Пример методик подобного рода, включающий количественные расчеты и оцен-

ки см.: Hopf T. Polarity, the offense–defense balance and war// American political science

review. 1991. Vol.85. №2. P.475–493.

159

дарств особенно важен. Если нападение становится выгоднее обороны,

контроль помогает поддерживать статус–кво, уменьшая преимущества

от нанесения первого удара. Положительной стороной политики со-

трудничества является демонстрация добрых намерений потенциально-

му противнику, что также способствует снижению угроз и служит ук-

реплению безопасности

343

Однако за скобками этих рассуждений остаются некотороые важные

проблемы. Например, как учесть выбор оппонента между рисками, ко-

торые порождают, с одной стороны, гонка вооружений, а с другой, —

ограничение вооружений.

Государство и негосударственные субъекты международной

политики

Кеннет Уолтс отводит основное внимание государству в качестве

главного субъекта международной политики. Негосударственные участ-

ники политики действуют в интересах или под патронажем государств.

Джон Миршаймер придерживается близкой точки зрения: международ-

ные институты не оказывают серьезного воздействия на политику госу-

дарств и в постбиполярном мире не могут рассматриваться в качестве

самодостаточного эффективного инструмента для обеспечения безо-

пасности

344

. Однако часть неореалистов под впечатлением роста взаи-

мозависимости государств и глобализации расширяет круг основных

участников международной политики за счет негосударственных субъ-

ектов.

Еще с 1960-х гг. исследователи не только реалистического, но и дру-

гих направлений, все больше внимания начинают уделять изучению ро-

ли малых государств и негосударственных субъектов политики, что бы-

ло связано с изменениями, произошедшими в мире. К ним относятся

окончательный распад колониальных систем и появление новых суве-

ренных государств, которые активно влияют на международную систе-

му. Ярким примером стало стремление арабских стран укреплять свою

независимость, которое привело к энергетическому кризису 1973–74 гг.,

потрясшему западные державы.

343

Glaser Ch. Realists as optimists. P.385–387, 391–397.

344

Mearsheimer J. The false promise of international institutions// Brown M., Lynn–

Jones S. (eds.) The perils of anarchy. P.334.

160

Развитые страны столкнулись с растущим влиянием многих обще-

ственных движений, таких как студенческие и профсоюзные волнения,

движения за права афро–американского населения в США в 1960-е гг.

Параллельно с укреплением транснациональных корпораций и банков

росла роль международных организаций для решения широкого круга

задач на супранациональном уровне в сфере безопасности, экономики,

гуманитарных проблем. Интерес неореалистов к этой теме повысился в

конце 1980-х гг., чему во многом способствовал выход в свет книги не-

олиберала Роберта Кеохейна «После гегемонии»

345

Современные дебаты о роли государства отличает то, что они про-

исходят в круто изменившейся геополитической расстановке, когда яр-

че проявилась зависимость государства от внешних обстоятельств. Гло-

бализация и одновременная регионализация политических и экономи-

ческих процессов, передел границ государств, развитие связи и транс-

порта, обострение проблем народонаселения и миграции, деградация

окружающей среды — все это вызывает эрозию традиционных функций

и власти государства.

Более активную роль стали играть субъекты международной поли-

тики, не обладающие суверенитетом. Они очень разнородны по типу

организации, по ресурсам влияния, по численности вовлеченного в их

деятельность населения. Говоря об их общей типологии, выделяют го-

сударства, международные организации, транснациональные корпора-

ции и организации.

Многие американские ученые трактуют государство (state) и нацию

(nation) как несовпадающие понятия

346

, хотя в американской литературе

они часто использовались как синонимы. Если государство рассматри-

вается как носитель суверенитета, имеющий определенные права в рам-

ках международного права, то нация

347

является более аморфным обра-

зованием, которое имеет другое основание. Это чувство идентичности

345

Keohane R. After hegemony: cooperation and discord in the world political economy.

Princeton: Princeton University Press, 1984.

346

Rothgeb J. Defining power: influence and force in the contemporary international sys-

tem. New York: St.Martin’s Press, 1993. P.24–25.

347

Нужно учесть, что русское понятие «нация» не совпадает с английским «nation».

Нация понимается как исторически сложившаяся культурно–языковая, экономическая,

территориальная, государственно–политическая общность людей. Английский термин

«nation», о котором в данном случае и идет речь, трактуется более широко и делает

акцент на самоидентификации народа в отношении культуры, языка, территории, и т.д.

(imaginable community).