когерентно с ним. Эти теории едины в том, что отыскивают "критерий" истины,
будь-то (субъективно) в согласии познающих и предметно судящих, будь-то
(объективно) в соответствии с познанным и удостоверенным как истинное знание.
Обе теории выдвигают важные аспекты конкретного поиска истины, например в
научном исследовании. И все же они указывают лишь критерии отыскания истины,
не высказываясь о сущности истины: что, собственно, подразумевается и к чему
устремляются в поиске истины.
Теория корреспонденции, напротив, не указывая критерий отыскания истины, тем
не менее выражает, что мы понимаем как сущность истины и к чему
устремляемся в поиске истины. Еще лучше, чем в формуле "adaequatio intellectus
ad rem", об истинном суждении, ссылаясь на Аристотеля, с классической ясностью
высказывается Фома Аквинский: "dicit esse quod est vel non esse quod non est"
("говорят о том, что есть, что оно есть, или о том, что не есть, что его нет"" l Perih.
13).
Это значит: "приравнивание" подразумевает не отображение предмета в
сознании, а только то, что (утвердительное или отрицательное) высказывание или
утверждение соответствует тому, что "есть" или "не есть". Следовательно, только
акт суждения или утверждения (аффирмации) может быть в полном смысле
истинным или ложным, а отнюдь не чувственное восприятие или голое
образование понятий. Они еще ничего не утверждают (аффирмируют). Это
происходит только в акте суждения, который полагает утвердительное или
отрицательное суждение: "это [есть] так", или "это не [есть] так". Только в нем
имеет место истина или неистина (заблуждение).
5.3.2.3. Выше уже указывалось, что наше познание (вопрошание и знание)
безусловно требует истины (2.3.3 и сл.). Если я вопрошаю о нечто, я хочу знать,
что и как оно "есть". И если я это знаю и утверждаю, то я знаю, что это не просто
мне так кажется, но что данное нечто, тем что оно "есть", утверждает себя
(объективно) относительно всякого другого сущего и потому значимо
(субъективно) для каждого разумного, способного к истине существа; тот, кто это
отрицает, заблуждается. То, что есть поистине, имеет безусловную значимость
и находится поэтому в неограниченном горизонте значимости – в отношении ко
всему, что вообще есть, и для всех открытых бытию, т.е. для способных к истине
(разумных), существ.
Однако здесь выясняется, что это касается истины в первом смысле –
логической истины. Тем самым, вопреки обычному здесь возражению,
возможность заблуждения не исключена, предметная критика не отвергнута.
Формальная безусловность требования истины еще не означает содержательную
правильность или точность высказывания. Даже единичностное и аспектно
ограниченное познание может быть истинным. Содержательно наше познание
остается всегда обусловленным и ограниченным, точно так же как и языковые
средства выражения. Всякое высказывание может дополняться, обсуждаться и
корректироваться; оно может быть также ложным, причем заблуждение
сущностно состоит не (позитивно) в утверждении некой данности, а (негативно) в
отрицании других аспектов, следовательно, в исключительном абсолютном
полагании некоего частичного аспекта (ср. Coreth 1987). Однако если то, что я
подразумеваю и утверждаю как истинное, действительно, то я уже превосхожу
обусловленную значимость для меня и восхожу к безусловному, а потому