Кузовков Ю.В. Мировая история коррупции
Подождите немного. Документ загружается.
261
строительство добротных домов для миллиона поляков, живших в «халупах» и
«каморках»
1
.
Можно лишь удивляться, сколько усилий: военных, административных,
финансовых, политических, потерь в живой силе и т.д., - потратила Польша в XVI-XVIII
вв. на внешнюю экспансию, причем очень часто – усилий, не оправданных никакой
рациональной логикой и завершившихся полным фиаско.
8.6. Финал польской драмы – случайность или закономерность?
Многие польские авторы, пишущие о событиях в Польше в XVIII веке, и
некоторые иностранные авторы, во всех свалившихся на нее бедах обвиняют соседние
государства – Россию, Пруссию, Австрию и Швецию: они, дескать, сначала разорили
Польшу военными интервенциями, а затем разделили ее территории между собой ([129];
[263] pp.714-715). Хотя эту позицию по-человечески можно понять, но нужно отметить
два момента, которые заставляют очень сильно усомниться в том, что виноваты
действительно соседние с Польшей государства. Во-первых, если быть точным, то к числу
«виновников» польских несчастий надо добавить еще, по меньшей мере, Турцию,
Великобританию и Францию. Так, Турция отобрала у Польши Молдавию, кроме того, она
постоянно нападала на польские города и уводила в гаремы польских женщин. А вассалы
Турции – крымские татары – постоянно нападали на польские территории, занимались их
грабежом и уводили в рабство польское и украинское население. Великобритания,
озабоченная усилением анархии в Польше и угрозой прекращения поставок польского
сырья, в 1789 г. разработала и активно продвигала план отделения от нее портовых
городов Гданьск и Торунь и их присоединения к Пруссии. Спустя 3 года этот план
Великобритании был реализован – при втором разделе Польши в 1793 г. ([290] p.199) Что
касается Франции, то она, как и ряд других стран, неоднократно подкупала польских
магнатов и шляхту в целях избрания нужного ей короля и проведения нужной ей внешней
политики. Итак, мы видим, что, строго говоря, в польских бедах «виноваты» не 4 страны,
а, по крайней мере, 6-7 стран. Но это равносильно тому, что обвинять весь мир – в том,
что он так плох. Или равносильно тому, что обвинять всех мужчин девицы легкого
поведения в том, что она распутна. Кроме того, как было показано выше, Польша более
всех других государств в течение XVI-XVII вв. выступала в роли захватчика чужих
территорий, и польские историки считают такое поведение совершенно нормальным.
Второе соображение состоит в следующем. Данные обвинения можно бы было
выдвигать, если бы Польша в XVI-XVIII веках была крошечным государством размером с
современный Люксембург или, на худой конец, размером с Голландию. Но она была
самым крупным государством Европы. И польская армия вполне умела воевать, что она в
течение этого времени много раз доказала. Она также была вполне способна защитить
Польшу от любых внешних угроз – конечно, пока она понимала, для чего воюет, и пока
государство заботилось о поддержании ее боеспособности. Но когда государство по
существу исчезло, и наступила анархия, когда страну стали разрывать на части
социальные конфликты, а армию постоянно заставляли воевать то ради мифических
имперских или торговых интересов правящей элиты, то ради интересов иностранных
государств, не платя ей при этом жалованья, - тогда полный крах Польши стал неизбежен.
Как уже было указано, первый раздел Польши между Пруссией, Австрией и
Россией произошел в 1772-1773 гг. Комментируя это событие, польский историк
В.Грабеньский писал: «оккупация земель Речи Посполитой войсками завоевателей не
встретила никакого сопротивления… обыватели [Львова, перешедшего под власть
Австрии]… даже выражали радость, что переходят из-под власти Понятовского под
“славное господство императорского дома”. Белорусская шляхта в Полоцке выражала
1
Деревянный дом в Польше в XVIII веке стоил примерно 50 злотых. Соответственно, на 12 миллионов
злотых можно было построить дома для 240 тысяч польских семей.
262
русскому комиссару благодарность императрице за то, что она задумала принять шляхту в
состав своего государства. В Великой Польше было немало шляхты, которая высказала
готовность перейти в подданство прусского короля. Все жаждали мира, все были готовы
согласиться даже на правление завоевателей, лишь бы только избавиться от удручающей
анархии» ([25] с.394-395). Надо к этому добавить, что после первого раздела Польши не
было ни одного массового протеста.
Карта разделов Польши. Источник: [17]
В 1793 г. произошел второй раздел Польши. От Польши была отрезана примерно
половина оставшейся территории, которая была разделена между Россией и Пруссией.
Так же как и во время первого раздела, польский король Станислав Понятовский созвал
сейм, который утвердил отделение указанных территорий от Польши. А спустя несколько
месяцев началось восстание под предводительством Тадеуша Косцюшко. Об этом
восстании написано много книг, Косцюшко считается национальным героем Польши. Но
по своим размерам оно не идет ни в какое сравнение с другими восстаниями на
территории Польши, о которых шла речь выше. Оно также не идет ни в какое сравнение,
например, с борьбой испанского народа против Наполеона – после того как он
присоединил Испанию к Франции. Как известно, испанские крестьяне в течение многих
лет (1806-1814 гг.) оказывали стойкое сопротивление французским войскам и разгромили
в сражениях несколько крупных армий, возглавляемых лучшими наполеоновскими
генералами, одно имя которых в то время держало в страхе всю Европу.
Что касается восстания Косцюшко в Польше, то оно продолжалось всего лишь
несколько месяцев, и боевые действия против России и Пруссии вела польская армия, а
население почти не принимало в них участия. Поэтому было ли это собственно
«восстанием» или просто попыткой польской армии (во главе с генералом Косцюшко)
выполнить свой последний долг перед Родиной, преданной собственным королем и
собственной правящей верхушкой, не совсем понятно. Что придало этим событиям
характер восстания, так это массовые волнения в нескольких крупных городах – Варшаве,
Кракове и Вильнюсе. Но эти волнения были направлены не только против присутствия
иностранных войск, а и против богатых поляков. Горожане сначала помогли польской
263
армии разоружить русские гарнизоны, стоявшие в этих городах, а затем начали хватать
«изменников», то есть богатых и знатных польских аристократов и чиновников, и вешать
их на быстро сооруженных виселицах. Повесили даже двух епископов, тоже обвинив их в
предательстве и продаже Родины, и пытались повесить третьего.
Но насколько охотно горожане расправлялись всей толпой с «изменниками» -
польской олигархией - настолько же неохотно они шли воевать против регулярных
русских, прусских и австрийских войск
1
. Спустя два с половиной месяца после начала
восстания, Косцюшко, видя отчаянное положение польской армии, значительно
уступавшей по численности армиям противника, провозгласил отмену крепостного права
на территории Польши, с тем, чтобы привлечь массы крестьян к боевым действиям. Но,
судя по имеющейся информации, откликнулось лишь несколько сотен крестьян,
действительно принявших участие в одном сражении. Остальные, надо полагать, просто
не поверили в то, что ему, даже при всем его желании, удастся осуществить такой
грандиозный замысел, идущий вразрез с интересами магнатов и шляхты. В итоге, имея
под своим началом лишь несколько десятков тысяч польских солдат, Косцюшко смог
продержаться только несколько месяцев.
Возникает вопрос – почему польский народ не принял массового участия в борьбе
с иностранными войсками, как испанский – в герилье против Наполеона? И почему
Косцюшко не удалось привлечь в свою армию если не 300 тысяч добровольцев, как
Хмельницкому, то хотя бы 100 тысяч? Ответ, на самом деле, очевиден. Ведь со времен
первого раздела Польши мало что изменилось. В Польше по-прежнему правила
магнатская олигархия, по-прежнему царили анархия, произвол, угнетение народа, по-
прежнему происходила непрерывная череда восстаний. Что должны были защищать
поляки, записываясь добровольцами к Косцюшко – олигархический режим, который они
все ненавидели? Не лучше ли было вместо этого позволить иностранным государствам
побороть анархию и установить хоть какой-то порядок (раз собственное государство не
было на это способно)? Или они должны были искренне поверить тем манифестам о
коренном переустройстве Польши, которые Косцюшко начал издавать 2 с половиной
месяца спустя, когда понял, что надо расширять социальную базу восстания?
Но у Косцюшко не было никаких полномочий менять польские законы – в стране
пока еще жил и здравствовал король Станислав Понятовский, а для принятия новых
законов необходимо было их утверждение польским сеймом. Генерал ведь не собирался
ни свергать короля, ни распускать сейм, а без этого все его манифесты не имели ни
законной, ни реальной силы. Поэтому у народа не было никаких причин поддерживать
генерала Косцюшко. Тем более, что он жестоко расправлялся с революционно
настроенными горожанами – в частности, те из них, что участвовали в повешении
польских аристократов и епископов, были им казнены. А тем польским аристократам,
которые участвовали в разделе Польши, и которых толпа требовала казнить, он, наоборот,
смягчал наказания ([25] с.495-496). Как представляется, это должно было охладить
народный пыл сильнее, чем приближение иностранных армий
2
.
Похоже, что и в России Косцюшко воспринимали вовсе не как руководителя
восстания, а как генерала неприятельской армии, до конца выполнившего свой долг по
защите Отечества. Косцюшко поместили в Петропавловскую крепость, но уже через
несколько лет отпустили на свободу. Разве можно сравнить его участь, например, с
участью лидера другого известного восстания – с Емельяном Пугачевым, которого
подвергли жестокой и мучительной казни? Но Пугачев был бы страшно опасен для
самодержавия, даже если бы он сидел в тюрьме. А Косцюшко перестал представлять
какую-либо опасность для России с того момента, как перестала существовать польская
армия – вместе с польским государством после третьего раздела Польши (1795 г.).
1
Так, в Кракове комендант города решил сдать его без боя прусской армии, и ни горожане, ни краковский
гарнизон не попытались этому воспрепятствовать.
2
Известно, что эти действия Косцюшко вызвали широкое общественное недовольство в Варшаве.
264
Как уже говорилось, польское восстание 1794 г. высветило факты участия в
разделах Польши не только короля Станислава Понятовского, но также польской
аристократии, чиновников и шляхты. И это участие носило массовый характер. В 1792 г.
14 польских магнатов и их помощников сформировали так называемую Тарговицкую
конфедерацию, которая и призвала в Польшу иностранные войска от имени польской
шляхты. А в сейме, утвердившем раздел Польши в 1793 г., участвовало 12 сенаторов и 120
выборных представителей шляхты. Впоследствии было обнаружено, что ряд участников
этого сейма, включая короля Станислава, получили деньги от России. Как видим, в
последней распродаже Польши приняли участие не только польские магнаты, но и сотни
представителей польского дворянства. Были ли все они предателями и изменниками, как
их называла толпа горожан в Варшаве, Кракове и Вильнюсе, устроив над ними расправу в
1794 г.? Или они полагали, что раздел Польши – единственный путь преодолеть анархию
и восстановить закон и порядок, что сама Польша сделать уже была не в состоянии? Или
они были просто напуганы Французской революцией 1789-1793 гг., и считали, что лишь
под властью жестких монархических режимов России, Пруссии и Австрии Польша
сможет избежать массовой гражданской бойни? Ответ на эти вопросы оставляю на
усмотрение самого читателя.
Одно только ясно – конец существования Польского королевства в 1795 г. не был
случайностью, он стал следствием формирования в Польше системы олигархической
власти, приведшей к анархии и распаду государства. Мы выше уже видели целый ряд
аналогичных примеров: государства восточного Средиземноморья во II тысячелетии до
н.э., китайская империя Хань в I-III вв., Римская империя во II-V вв., Византия в XI-XV
вв., - которые были подробно описаны в предыдущих главах. Можно привести множество
других примеров: Хазарский каганат в IX-X в., Киевская Русь в XI-XIII вв. (см.: [60]),
Испанская империя в XVI-XIX вв. (см. далее) и т.д. Как видно на этих примерах и как
следует из самой логики явлений, власть олигархии неизбежно приводит рано или поздно
к анархии и к угрозе распада и гибели государства.
Рейтан - Падение Польши. Картина Яна Матейко
265
Глава IX. Коррупция при классическом и грабительском феодализме
9.1. О причинах возникновения феодализма и его разновидностях
В предыдущей главе, посвященной Польше, мы видели пример олигархического
феодализма, который сильно отличается от классического феодализма Западной Европы.
А в главе IV мы видели еще один пример олигархического феодализма - в Византии XII-
XV вв. Можно ли в этой связи говорить о существовании в истории двух разных видов
или разновидностях феодализма? По-видимому, да, об этом писал, например, известный
русский историк Н.Рожков. Он различал «обычный» феодализм, существовавший в
средние века во Франции и Англии и в XIII-XV вв. в России, и еще один, совершенно
другой вид феодализма. Этот последний, по его словам, «в хозяйственном отношении
характеризуется преобладанием транзитной, передаточной внешней торговли, которой
подчиняются и ремесло, и земледелие или другие отрасли сельского хозяйства» ([91] 2,
с.415-417). Из данного определения видно, что речь идет именно о той разновидности
феодализма, которая сложилась в Византии и Польше. Мы видели, что очень многие
действия польской правящей верхушки в период польского феодализма XVI-XVIII вв.:
начиная от сооружения грандиозных речных каналов и ведения войн за овладение
торговыми путями и кончая закабалением и жестокой эксплуатацией крепостных
крестьян, - были мотивированы одной целью: максимизацией своих доходов от экспорта
сырья и продовольствия. И этот экспорт вырос в указанный период в десятки раз (см. п.
8.1), что очень нехарактерно для «обычного» феодализма. Таким образом, именно
наличие интенсивной торговли с внешним миром (то есть глобализация) отличает этот
вид феодализма от его классического варианта, который характеризуется, как раз
наоборот, отсутствием сколько-либо развитой торговли.
Н.Рожков называет данный тип феодализма «муниципальным», но, боюсь, что
название это не совсем удачное, и малопонятное для современного человека. Поэтому я
предлагаю другое название – торговый или, еще лучше, грабительский, феодализм -
поскольку торговля всегда в таких условиях приобретала форму грабежа. Этот тип
феодализма существовал всегда, когда была развита внешняя торговля. Именно такой
грабительский феодализм существовал, например, в раннем средневековье (V-VII вв.) в
Испании и Галлии, которые в то время активно торговали со странами Востока и
Средиземноморья. Практически все население Испании и Галлии (римляне, готы, франки
и даже евреи) было обращено в крепостное состояние, а основным объектом экспорта
было сырье (лес, грубые ткани и др.) и сами крепостные крестьяне, которых местные
феодалы продавали сирийским и еврейским торговцам в качестве рабов. И на вырученные
деньги закупали себе вино, пряности и предметы роскоши ([167] p.144; [148] p.271).
О размахе экспорта рабов в тот период свидетельствует, например, тот факт, что в
Вердене в Галлии и на острове Фавиньяна близ Сицилии были «фабрики» по
«производству» евнухов из проданных в рабство мальчиков и юношей, которых потом
продавали в Византию и страны Востока. А король вестготов Эгица (687-702 гг.),
обеспокоенный сокращением населения и нехваткой рабочей силы и воинов для армии,
запретил еврейским торговцам торговать с христианами и даже приближаться к портам на
побережье Испании, поскольку, как указывал английский историк Р.Лопез, основным и
чуть ли не единственным объектом экспорта из Испании в то время были рабы ([148]
pp.262-270).
Другим примером грабительского феодализма могут служить колонии
западноевропейских государств в колониальную эпоху (XVI-XVIII вв.). В испанских
колониях была введена так называемая encomienda - крепостное право для индейцев,
которые в то время составляли порядка 80-90% всего населения Латинской Америки (по
оценкам - около 8-9 миллионов человек). Каждый испанский колонист получил группу
266
крепостных индейцев, которые были обязаны работать на него или платить ему ежегодно
дань или оброк. Одновременно существовала и система repartimiento, позволявшая
переселять индейцев в те районы, где требовалась рабочая сила. Это были почти
исключительно производства, связанные с экспортом сырья – шахты, где добывали
золото, серебро и другие ценные виды сырья, плантации сахарного тростника, кофе и
табака, производство шерсти, ткачество и т.д. ([168] p.19) Эксплуатация на этих
экспортных производствах принимала крайние формы, а смертность была чудовищной.
Негры-рабы собирают кофе на плантации. Литография 1820-х годов (www.vokrugsveta.ru)
Например, в городе Потоси в Боливии, являвшемся одним из главных центров
добычи серебра в Испанской колониальной империи, ежегодно в рудниках умирало 13
тысяч крепостных индейцев. Каждого из 5-7 местных мужчин-индейцев в обязательном
порядке направляли на работу в эти рудники. И хотя считалось, что они были обязаны там
отработать лишь несколько лет, но оттуда почти никто не возвращался. Полагают, что
только на этих серебряных рудниках в общей сложности погибло до 1 миллиона человек
([118] с.95-96). Похожие примеры грабительского феодализма мы видим и во многих
других колониях Запада в ту эпоху.
Рабы на плантации (www.vokrugsveta.ru). Работорговцы (http://tangra.ucoz.ru)
267
Н.Рожков является далеко не единственным историком, писавшим, что указанные
выше два вида феодализма друг от друга коренным образом отличаются. Это достаточно
очевидный факт, который так или иначе признается большинством историков. Например,
И.Валлерстайн также указывает на «фундаментальное различие» между феодализмом
средневековой Западной Европы и феодализмом Восточной Европы и Латинской
Америки XVI-XVII вв., которое заключалось именно в наличии значительного экспорта
товаров на внешние рынки для их потребления более развитыми капиталистическими
странами ([309] p.91).
Нет сомнения, что, как в Польше и Византии, торговый или грабительский
феодализм всегда приводил к образованию олигархии, очень богатой верхушки
феодального общества, аккумулировавшей у себя все основные доходы от прибыльной
внешней торговли. И в этом также его коренное отличие от классического феодализма,
при котором не возникало олигархии, а была земельная аристократия, жившая
исключительно на доходы от земли и от местной торговли. Именно такая аристократия
существовала в эпоху классического феодализма в большинстве стран Западной Европы,
например, во Франции в X-XII вв. И совсем иных феодалов мы видим на территории той
же Франции в эпоху грабительского феодализма V-VII вв. Современные историки
недоумевают по поводу того, что это были за «феодалы», многие даже отказываются
считать этот период феодализмом (хотя и не объясняют, что же это такое тогда было).
Например, описывая поход франкской армии в 586 г. на юг Франции, составленной
из таких феодалов, французский историк Ф.Лот пишет, что они «совершили в своей
собственной стране много убийств, поджогов, грабежей», убивали священников и
чиновников и грабили церкви ([238] pp.186-187). Григорий Турский, живший в ту эпоху, с
ненавистью писал о местных магнатах, и, как отмечает американский историк Э.Джеймс,
«мы видим очевидное разделение между магнатами и большинством населения» ([224]
p.136). При этом он ссылается на ряд других примеров: в одном из этих примеров толпа
местных жителей в Галлии напала на епископа, обвиняя его в том, что он «продал
королевство» ([224] p.137). В этот же период произошел целый ряд народных восстаний, в
ходе одного из них (в 548 г.) франки убили своего короля Тиберта (правил на северо-
востоке Галлии) и повесили его министра Партения. Похожие массовые восстания
произошли в Галлии в 578 г. и в 584 г. ([226] I, p.262) Такое яростное противостояние и
поляризация «низов» и «верхов» общества и обвинения «верхов» в продажности, как мы
видели в предыдущих главах, всегда в истории являлись признаками олигархического
режима. Для сравнения: с IX в. по XIII в., то есть в период классического феодализма, во
Франции не было ни одного крупного народного восстания. И когда в 1358 г. произошла
«жакерия», в крупнейших сражениях которой участвовало, по оценкам летописцев, всего
лишь порядка 6000 крестьян ([19] 9, с.79), то это событие так поразило французов, что они
все последующие крестьянские войны, в которых участвовали порой сотни тысяч человек,
до сих пор называют «жакерией».
На фоне полнейшего упадка и разрухи в Галлии и Испании в V-VII вв., нищеты
населения, голодоморов и массовых эпидемий, поражают огромные богатства местной
знати, что также является характерной чертой господства олигархии (несметное богатство
отдельных личностей посреди нищеты и разрухи). Так, в могиле одного галло-римского
аристократа, умершего в 585 г., было зарыто вместе с ним 250 талантов (около 6,5 тонн)
серебра и 30 талантов (около 800 кг) золота (!) ([224] p.132). Дочь франкского короля
Шилперика Ригинта, собравшаяся выйти замуж за принца вестготов, везла с собой в
Испанию в качестве приданого 50 телег (!) золота, серебра и прочих драгоценностей.
Правда, счастья ей это богатство не принесло. На первом же привале к югу от Парижа
часть ее эскорта сбежала, прихватив с собой и часть сокровищ. А когда она добралась до
Тулузы, пришло известие, что умер ее отец, король Шилперик. И тогда герцог
Дезидериус, главнокомандующий франкского короля в Аквитании, ограбил окончательно
неудачливую невесту, забрав у нее все остальные ее сокровища. Оставшись без
268
приданого, Ригинта уже не могла выйти замуж, вернулась в Париж, но и там ее несчастья
не закончились. Как пишет Э.Джеймс, ее мать, королева Фредегунда, которой надоели ее
беспорядочные и скандальные половые связи, пыталась ее убить, захлопнув железную
крышку сундука с сокровищами у нее на шее в тот момент, когда та перебирала свои
драгоценности ([224] pp.132-133).
Английский историк Э.Гиббон приводит еще один характерный пример из жизни
франкской и вестготской знати той эпохи: «Эти господа пользовались безусловным
правом жизни и смерти над своими рабами, а когда они выдавали замуж своих дочерей,
они отправляли в качестве свадебного подарка в какую-нибудь отдаленную местность
целую вереницу полезных домашних слуг, которых привязывали цепями к повозкам из
опасения, чтобы они не убежали» ([22] IV, с.146).
Как видим, моральный облик франкской и вестготской верхушки в VI-VII вв.
сильно отличался от того, что мы привыкли думать о феодальной аристократии, а также о
феодальных рыцарях и их дамах, периода классического феодализма в той же Франции и
Испании. «Рыцари» обчищают до нитки принцессу, которую им поручено охранять, а
«благородные дамы» из-за любовных распрей готовы друг друга убить, даже если речь
идет о матери и дочери. Франкская армия во время военных походов грабит собственную
страну, а франкские феодалы живут тем, что продают своих подданных в качестве рабов в
арабские страны. Но этот облик не слишком сильно отличается, например, от морального
облика византийской верхушки XII-XV вв., где мы видим еще один пример
грабительского феодализма. Так, выше приводились примеры того (глава IV), как
византийские «динаты и властели» занимались морским пиратством, морили голодом
византийские города, приглашали турецкие войска для усмирения собственных
подданных, и, несмотря на наличие несметных богатств, продавали свою страну оптом и в
розницу иностранным захватчикам.
Не слишком сильно он отличается и от морального облика польских магнатов и
шляхтичей в эпоху польского грабительского феодализма XVI-XVIII вв. В предыдущей
главе рассказывалось, как шляхетские армии грабили польские деревни. Но это меркнет
по сравнению с теми акциями, которые они предпринимали в отношении украинского
населения Польши. Так, в период восстания Богдана Хмельницкого (в 1654-55 гг.)
шляхетская армия во главе с польскими магнатами Потоцким и Чарнецким, совместно с
их союзниками крымскими татарами, предприняла акцию по массовому уничтожению
(геноциду) украинского населения. Как указывает известный русский историк
Г.Вернадский, украинское население уничтожалось поляками поголовно, включая детей и
женщин. По оценкам, было сожжено 50 украинских городов (!) и 1000 церквей, более
100 000 человек было убито и еще 300 000 уведено в рабство татарами для продажи на
невольничьих рынках ([14] 2, с.23-24).
Нет сомнения, что описанный выше вид феодализма имеет мало общего с его
классическим вариантом, и нежелание некоторых западноевропейских историков его
вообще считать феодализмом лишний раз это подтверждает. Примеры грабительского
феодализма в истории можно продолжить. Например, такой же грабительский феодализм
сложился в Западной Римской империи в последнее столетие ее существования. О том,
что это был феодализм, а не что-либо еще, свидетельствует крепостное право,
утвердившееся в течение IV в. н.э. на всей территории Западной Римской империи
1
. Но
этот феодализм тоже совершенно не похож на его классический вариант. Коррупция в
Риме в этот период достигла небывалого размаха. Римские императоры и чиновники
озабочены чем угодно, только не нуждами своих подданных – развлечениями, борьбой за
власть, стремлением добыть побольше денег и т.д. Например, как отмечает Л.Гумилев,
римские власти после страшного разгрома Рима вандалами в 455 г. обсуждали не то, как
им восстановить разрушенные здания и коммуникации или как им помочь пострадавшим,
1
См.: [59], глава I, где этот вопрос подробно рассматривается.
269
а то, как им устроить очередное цирковое представление ([30] с.399). Э.Джеймс приводит
несколько примеров того, как в первой половине V в. римские власти приглашали армии
варваров (гуннов, аланов и т.д.) для усмирения восстаний собственного населения на
территории римской Галлии ([224] p.33).
Римская знать последнего столетия существования Рима купалась в роскоши и
предавалась разврату и чувственным удовольствиям, не обращая внимания на нищету
населения, упадок городов, всеобщую разруху и начавшийся распад Римской империи.
Она тоже совсем не похожа на ту рыцарскую аристократию, которую мы привыкли видеть
при классическом феодализме, но зато очень напоминает польских магнатов XVI-XVIII
вв., византийских «динатов и властелей» XII-XV вв. и франкскую и вестготскую знать VI-
VII вв. Если свита польских магнатов при их выездах достигала 1000 человек, а
франкскую принцессу сопровождал обоз из 50 телег с золотом, то вот как описывал
римский историк Аммиан Марцеллин выезд знатного римлянина в конце IV в.: «Во время
этих загородных поездок вся домашняя прислуга сопровождает своего господина.
Подобно тому как искусный военачальник распределяет по местам кавалерию и пехоту,
тяжеловооруженные войска и те, которые вооружены легко, и назначает, кому быть в
авангарде, кому в арьергарде, начальники домашней прислуги, вооруженные хлыстом в
знак предоставленной им власти, расставляют и приводят в порядок многочисленную
свиту рабов и служителей. Багаж и гардероб едут впереди, а непосредственно вслед за
ними едет масса поваров и низших должностных лиц, состоящих при кухне или
прислуживающих за столом. Главный отряд состоит из массы рабов, к которой
присоединяются праздные плебеи и клиенты. Шествие замыкает целый отряд евнухов,
которые расставлены по старшинству лет, начиная от старых и кончая молодыми. Их
многочисленность и уродство возбуждают отвращение в зрителях, которые готовы
проклинать память Семирамиды, придумавшей это бесчеловечное средство заглушать
требования природы и уничтожать в самом зародыше надежды будущих поколений» ([22]
III, с.282- 283).
Как видим, даже по внешним признакам: невероятное богатство и роскошь на фоне
окружающей нищеты, полнейшее презрение к простым людям и нежелание их даже
считать за людей, отсутствие каких-либо моральных принципов, - мы легко можем
понять, что во всех этих случаях (Рим, Галлия, Византия, Польша) речь идет не об
обычной феодальной аристократии, а об олигархии. Именно ей, как было показано выше,
присущи все эти характерные внешние признаки.
Каковы же общие черты, объединяющие эти два типа феодализма? В целом есть,
наверное, около десятка признаков, отличающих феодализм от не феодализма ([59] глава
V). Но к основным, универсальным, чертам феодализма, можно из них отнести, во-
первых, широкое распространение крепостного права и, во-вторых, замену государства
вотчиной, когда территория, контролируемая феодалом, в том числе королем, князем или
царем, со всем на ней находящимся (включая фактически и людей) начинает
рассматриваться им как его собственность. То есть, образуется квази-государство или,
намного чаще, множество квази-государств (вотчин), каждое из которых фактически
представляет собой собственность феодала.
Как было показано в первой книге трилогии, необходимой предпосылкой для
возникновения феодальных отношений всегда являлась низкая плотность населения,
которая во всех известных случаях возникновения феодализма, как правило, не
превышала одного-двух или самое большее нескольких человек на кв. км. ([59] глава V)
Но это вовсе не является моим открытием или чем-то принципиально новым и
неизвестным до настоящего времени. В целом ряде исторических трудов XIX века было
уже доказано, что крепостное право, являющееся основным элементом феодализма,
всегда возникало в условиях дефицита населения и его малой численности ([265]; [236];
[308]). Помимо указанных старых работ, об этом же пишут и ряд современных историков:
Э.Домар, Д.Блюм, К.Кларк, И.Валлерстайн ([177] pp.18-32; [138] p.608; [165] pp.274-275;
270
[309] p.112). А известный французский историк Ж.Дюби прямо указывает, что редкое
население является одной из основных черт феодализма ([214] pp.204-205).
Почему феодализм всегда возникал в условиях низкой плотности населения? Ответ
на самом деле понятен: замена государства, как некой политической организации
населения, вотчиной, то есть собственностью феодала, короля или колониального барона,
может произойти только тогда, когда это население слишком невелико и разбросано по
большой территории; поэтому оно не представляет никакой политической силы, какую
могут представлять, например, крупные города. В таких условиях никакие формы
демократии или самоуправления сохраниться или возникнуть не могут. Демократия в
переводе с греческого означает власть народа; когда народных масс нет, а есть лишь
отдельные индивидуумы, разбросанные по огромной территории, о какой власти народа
или о государстве может идти речь? И совершенно естественно, что отсутствие какой бы
то ни было демократии или контроля снизу за действиями «сильных мира сего», с одной
стороны, и острый дефицит рабочих рук, с другой стороны, могут приводить к
возникновению крепостного права, то есть к использованию ими своей бесконтрольной
власти над беззащитным населением для того, чтобы заставить его бесплатно на них
работать.
Рабы в кандалах - фото (http://tangra.ucoz.ru). Рабы на Кубе - фото (www.oppression.org)
Жилище негритянских рабов («хижина дяди Тома») – фото (http://tangra.ucoz.ru)
Не только основная масса индейского населения Латинской Америки, но и значительная
часть ввезенного туда и на Юг США негритянского населения по своему статусу были
скорее не рабами, а крепостными: у них нередко была собственная хижина, семья,
небольшой участок земли и подсобное хозяйство. Но в условиях грабительского
феодализма грань между рабами и крепостными почти неразличима.