Лахман Р. Капиталисты поневоле. Конфликт элит и экономические преобразования в Европе раннего Нового времени

Подождите немного. Документ загружается.

181

}¾~  }}} ®  |  ¾

Перри Андерсон представляет первое направление научной мыс-

ли: «Одна из базовых аксиом исторического материализма [утвер-

ждает], что светская борьба между классами окончательно разреша-

ется на политическом

—

а не экономическом или культурном

—

уровне

общества» (1974, с. 11). Он указывает, что в продолжение феодального

периода знать и крестьянство были политически эффективны до та-

кой степени, что могли усилить или ослабить государство. Андер-

сон воспринимает государство как комплекс юридически-принуди-

тельных институций, которые защищают феодальные отношения

собственности.

Андерсон прослеживает развитие абсолютистского государства

с феодального кризиса, который последовал за «черной смертью».

Абсолютизм был ответом аристократии на этот кризис, «вновь раз-

вернутым и перезаряженным орудием феодального господства, при-

званного втиснуть крестьянские массы в их традиционное социаль-

ное положение… Результатом стало смещение политически-юри-

дического насилия вверх, по направлению к централизованной,

военизированной вершине

—

абсолютистскому государству. Размы-

тое на уровне деревни, оно сконцентрировалось на „уровне нации“»

(1974, с. 18 – 19).

Андерсон делает основной акцент на классовой борьбе между зна-

тью и крестьянством. Он считает относительно неважными для об-

разования абсолютистских государств конфликты между аристокра-

тическими фракциями, хотя и признает, что «для многих отдельных

нобилей» абсолютизм «означал бесчестье или финансовый крах,

против чего они восставали» (1974, с. 47). Тем не менее «ни один фео-

дальный правящий класс не мог позволить себе, не подвергая рис-

ку собственное существование, проигнорировать успехи, достигну-

тые абсолютизмом, которые были проявлением глубочайшей ис-

торической необходимости и прокатились по всему континенту;

ни один из них не выиграл полностью или даже значительно от мя-

тежа» (с. 54). В результате мятежи, устроенные на местном или фрак-

ционном уровне, как Фронда во Франции, оканчивались провалом

из-за более значительных военных или финансовых возможностей

абсолютистской монархии или же потому, что у большинства ари-

стократов не было иного выхода, кроме как хранить верность абсо-

лютистским монархиям, от которых они зависели, получая власть

и юридические полномочия. Аристократический характер абсолю-

тистских государств в дальнейшем проявляется в их отношениях

с поднимающимся классом буржуазии. Андерсон видит «потенци-

альное поле совместимости… между характером и программой абсо-

182

| 4

лютистского государства и операциями торгового и промышленно-

го капитала» (с. 41), когда и государство, и капитал растут и получа-

ют выгоду от монетизации налогов и рент, продажи государственных

должностей и установления защищенных монополий на родине

и в колониальных владениях. Тем не менее, по его мнению, буржуа-

зия всегда оставалась подчиненной знати в политике абсолютист-

ских государств.

Чтобы поддержать свой тезис, Андерсону потребовалось доказы-

вать, что нет свидетельств того, что буржуазия играла важную роль

в антиабсолютистских мятежах, пока она оставалась в подчинении

у аристократии, и что пока аристократия оставалась доминирую-

щим классом, абсолютистские монархии должны были быть неуяз-

вимы для угроз с любой стороны. Таким образом, Андерсон утвер-

ждает, что Фронда провалилась из-за того, что аристократия не же-

лала, а крестьянство и буржуазия не могли низвергнуть абсолютизм.

Из всех антигосударственных мятежей в Англии

xvii

в. успех толь-

ко Гражданской войны

—

знак того, что «коммерциализировавшееся

джентри, капиталистический город, простые ремесленники и йоме-

ны» развились рано и успели накопить силы, чтобы бросить вызов

аристократическому государству и победить его (1974, с. 142). Чтобы

доказать это утверждение, Андерсону нужно продемонстрировать,

что интересы нового буржуазного класса в Англии отличались от ин-

тересов тех недовольных элементов из древней аристократии, кото-

рые возглавляли предыдущие восстания, и объяснить, как новая бур-

жуазия развилась в рамках феодальной системы.

Другие марксисты не так уверены в аристократическом характе-

ре абсолютизма. Фридрих Энгельс в «Происхождении семьи, част-

ной собственности и государства» различает «феодальное государ-

ство, [которое] было органом знати для удерживания крепостных

крестьян и вилланов» и «абсолютную монархию… которая натрав-

ливала знать и буржуазию друг на друга» ([1884], 1972, с. 231). Маркс

в «Немецкой идеологии» нашел «независимость государства… в тех

странах, где сословия еще не окончательно развились в классы [и]…

где ни один слой населения не получил превосходства над другими»

([1846], 1970, с. 80). Для Маркса и Энгельса абсолютистское государ-

ство было не инструментом правления дворянского класса, как утвер-

ждает Андерсон, а непредумышленным результатом потери знатью

своей гегемонии. Маркс и Энгельс верили, что растущая сила новой

буржуазии и значительно возросшая угроза со стороны крестьянства

позволили монархам преобразовать феодальные государства, ранее

контролировавшиеся знатью, в инструменты абсолютистского прав-

183

}¾~  }}} ®  |  ¾

ления, все сильнее и сильнее заполняемые буржуа, которые купили

должности у короны. Маркс и Энгельс считали абсолютистские госу-

дарства относительно автономными, потому что как только буржуа-

зия получала контроль над производством, государство быстро под-

чинялось интересам класса капиталистов, несмотря на все органи-

зационные возможности и ресурсы, накопленные государственной

элитой за переходную эпоху

Третий набор теорий считает элиту автономных государств клю-

чевыми агентами социальных изменений и утверждает, что именно

их действия объясняют параллельное образование абсолютистских

государств и буржуазных классов в Европе. Чарльз Тилли (1985) срав-

нивает европейских монархов с главарями мафии, использующими

вооруженную силу для запугивания народа и территории войной, вы-

нуждая их платить «за защиту» в форме налогов. Внешние и внутрен-

ние войны с другими странами повышают способности государства

по сбору доходов, что, в свою очередь, дает средства для поддержа-

ния все более растущих военных сил. Майкл Манн (1980, 1986) выдви-

гает аналогичные доводы относительно Англии. Элиты, управляю-

щие военными и налоговыми организациями в государстве, по его

мнению, движимы корыстными интересами

⁴

Пуланцас (Poulantzas, 1975, с. 157 – 167) повторяет модель относительной автономии

Маркса и Энгельса. В отличие от Маркса и Энгельса, Пуланцас даже не пытает-

ся объяснить, как феодальная классовая борьба могла повлиять на способности

соперничающих классов аристократов, буржуа и крестьян. Он просто утвержда-

ет, что буржуазный класс получил экономическую власть в Англии, не определяя

механизма и даже не описывая процесс, который мог отвечать за проникновение

капиталистического производства и обмена в Англии

xvii

в. в большей степени,

чем во Франции в то же время. Так как Пуланцас считает структуру государства

всего лишь отражением классовых сил в гражданском обществе, он не анализиру-

ет, какое влияние оказывали действия «относительно автономных» государствен-

ных элит Англии и Франции на классовые отношения. Он полагается на итоги

английской Гражданской войны и французской Фронды, чтобы предугадать клас-

совый характер обоих государств, и затем заявляет, что государственная форма

отражает расстановку классов в гражданском обществе. Эта цепочка заключений

подменяет собой анализ причин и следствий и является совершенно неопробиро-

ванной эмпирической реальностью государств и классов в конкретных обществах.

⁴

Томас Эртман в «Рождении Левиафана» (Thomas Ertman. Birth of Leviathan, 1997)

предлагает важные поправки к моделям Тилли и Манна. Эртман различает два

аспекта государства: их «политический режим» (т. е. является ли государство абсо-

лютистским или конституционным) и «характер государственной инфраструкту-

ры» (т. е. являются ли государственные посты наследственными или бюрократи-

ческими). Эртман, следуя Отто Хинце (Otto Hintze, [1902 – 1906] 1975), рассмат-

ривает могущество представительных институтов как ключевую объясняющую

184

| 4

Тилли и Манн рассматривают образование государства как про-

цесс: когда государственные элиты наращивают свои взаимно под-

крепляющие фискально-административные и военные возможно-

переменную при определении результатов абсолютистской или конституцио-

нальной деятельности государства. Двухпалатные законодательные органы

с избирателями, организованными по географическому принципу, лучше способ-

ны сопротивляться монархам, чем трехпалатные органы с избирателями, орга-

низованными по сословиям, с которыми монархам легче справляться, применяя

принцип «разделяй и властвуй».

Эртман уделяет особое внимание времени образования государства. Воспро-

изводя разделение между «первыми» и «припозднившимися» из теории модер-

низации (Levy, 1972), он различает государства, первыми вошедшие в геополити-

ческое соревнование, и те, которые стали воюющими сторонами на континенте

после 1450 г. Эртман утверждает, что первые военные соперники должны были

создавать систему продажи должностей и другие наследуемые службы, чтобы

мобилизовать ресурсы, необходимые для ведения войн. Монархи после 1450 г.

имели доступ к крупным корпорациям юристов, обученных в недавно основан-

ных и расширившихся университетах, которые могли составить бюрократию,

и поэтому они не нуждались в том, чтобы отдавать государственные должности

за деньги аристократам. Модель Эртмана более сложная, чем у Тилли и Манна,

и она становится еще сложней, когда он пытается объяснить аномальные слу-

чаи Англии, Венгрии и Польши. Он снова начинает спор о парламентах, заяв-

ляя, что в этих трех странах были особенно сильные законодательные органы,

которые в Англии преобразовали наследственную монархию в менее коррум-

пированное бюрократическое государство под контролем джентри. Венгерский

и польский законодательный корпус действовал ради сохранения контроля ари-

стократов над наследуемыми должностями против королей-реформаторов. Эрт-

ман, как Майкл Манн (Mann, 1980) и Перри Андерсон (Anderson, 1974) заканчи-

вает тем, что рассматривает Англию

xvii

в. почти как «черный ящик», в который

заходили сильные короли и мятежные парламенты, а выходили из него слабые

короли и ограниченно бюрократическое правительство. Я покажу в этой главе,

что мы можем рассматривать Англию в сравнении с Францией, прослеживая

цепочки элитных и классовых конфликтов, зависящих от других факторов. Нам

совсем нет нужды искать корреляции факторов, которые оставляют нетронуты-

ми и необъясненными ключевые моменты трансформации.

Схожим образом, Брюс Портер (Bruce Porter, 1994) и Брайан Даунинг (Brian

Downing, 1992) коррелируют войны с изменениями в характеристиках государств,

даже не выясняя, как военные конфликты выстраивают или меняют цепочки

конфликта. Таким образом, Портер делает важное наблюдение, что внутрен-

ние (т. е. гражданские) войны влияют на государство иначе, чем международные

войны. Даунинг указывает, что заграничные завоевания могут породить богат-

ство для милитаристских государств, и поэтому войны не обязательно требуют

внутренней мобилизации и политических трансформаций. Оба автора, несмот-

ря на их важный вклад в теорию и их детальные типологии войн и военных

финансов, отделяют реальные войны от внутренней политики. Ни один из них

не признает, что короли могли желать или быть вынужденными бросить вызов

185

}¾~  }}} ®  |  ¾

сти, растущий корпус государственных чиновников увеличивает свои

власть и долю национального дохода за счет знати и крестьянства.

Тилли и Манн видят в буржуазии неумышленный побочный продукт

образования государства. Государственные налоги концентрируют

ресурсы на национальном уровне, создавая (по большей части за счет

военных поставок) первоначальный рынок капиталистических пред-

приятий. Для Тилли более важно воздействие, которое оказывает го-

сударственный налог на аграрную экономику Франции. Повышение

налогов увеличивает нужду крестьян в деньгах, вынуждая их прода-

вать на рынке все большую часть своего продукта, а часто и сам свой

труд. Когда крестьяне не могут найти достаточно денег, они попада-

ют в долги и постепенно теряют свою землю, которая по сниженной

цене переходит к буржуазии. Лишая крестьянство собственности, го-

сударство косвенно отвечает за освобождение земель для капитала

и сопутствующий рост рынка труда (Tilly, 1981, с. 202 – 206).

Экспансия государства тоже меняла природу классовой мобили-

зации и политического конфликта. Монархи использовали свои

обширные ресурсы, чтобы «создать крупный класс чиновников

и финансистов, которые отрабатывали бы свои преимущества тем,

что помогали оплачивать расходы государства» (Tilly, 1986, с. 132). Ко-

гда монархи обольщали и вынуждали знать, городских купцов и но-

вую буржуазию связывать свое собственное состояние с судьбой го-

сударства, разрывались длительные союзы местных магнатов и кре-

стьянства. Победа короны над Фрондой показывает, по мнению

Тилли, что знать была больше заинтересована в сохранении государ-

ственных доходов, нежели в защите особых привилегий своих про-

винциальных подданных.

Тилли утверждает, что изменения, которые произошли в акто-

рах и темах конфликтов внутри Франции, являются лучшими инди-

каторами того, до какой степени дошло формирование государства

и с какими последствиями. Государственные чиновники и налогопла-

тельщики сменили лордов и крестьян в качестве основных антагони-

стов в сельских конфликтах. Мятежи и более слабые формы сопро-

тивления все больше и больше обращались против требований го-

сударства

—

налогов, поставок продовольствия или людей для армии,

внутренним элитам, даже в отсутствие финансовых кризисов, вызванных вой-

ной. Это относится и к Портеру, который даже после всех обсуждений граждан-

ских войн в основном интересуется их влиянием на финансовые и военные воз-

можности государства, а не тем, как они трансформируют структуру политиче-

ских союзов и конфликтов.

186

| 4

а не против требований землевладельцев

—

ренты и феодальных тру-

довых повинностей (Tilly, 1986, с. 119 – 161). Модель Тилли могли бы под-

держать свидетельства того, что аристократия и буржуазия не имели

друг к другу ни малейшего отношения. Он утверждает, что они разде-

лились на два лагеря: один лагерь состоял из владельцев должностей,

монополий, контрактов и прочих синекур и, следовательно, поддер-

живал государство, другой

—

из нобилей и купцов, которые противо-

действовали абсолютизму потому, что он не приносил им выгоды.

Некоторые ученые пытались применить государственно-цен-

тристский подход к анализу развития английского абсолютизма.

Манн (Mann, 1980, 1986) толкует как свидетельство образования го-

сударства рост доходов короны и увеличение числа представителей

знати и буржуазии, которые получали выгоду от государственного

покровительства. Он не доказывает, что государство играло главную

роль в образовании английского капитализма. Это было бы слож-

но доказать, учитывая, что аграрный и торговый капитализм разви-

вался в Англии быстрее, чем во Франции. Вместо этого Манн (1980,

с. 203) рассматривает английское государство как почти исключи-

тельно международный военный актор, который не создает буржуа-

зию, но «подталкивает классы к национальной форме организации».

Он определяет государственные акторы и социальные классы в две

различные военные и экономические сферы, утверждая, что они

взаимодействовали, только когда первая мешала второй налоговы-

ми требованиями или помогала капиталистам в захвате иностран-

ных рынков. Поэтому Манн не способен обнаружить какие-либо ос-

нования для революции 1640 г. против монархии. Более того, Манн

(1980, 1986) игнорирует революцию и гражданскую войну в своем ис-

следовании развития английского государства

⁵

Дерек Сайер (Derek Sayer, 1992) утверждает, что преждевременная политическая

централизация Англии, в которой могучий король делил управление с относи-

тельно открытым общенациональным правящим классом с опорой в Парламен-

те, «сформовала такое гражданское общество, в котором была возможна капи-

талистическая политэкономия» (с. 1411). Сайер все-таки оговаривается в заключе-

нии: «Я не утверждаю, что образование государства было причиной капитализма,

в Англии или где-то еще… Я также не склонен уделять преувеличенное внимание

непосредственным причинам экономического подъема. Меня интересовали те

множественные способы, при помощи которых образование английского госу-

дарства… сформовало такое гражданское общество, в котором была возможна

капиталистическая политэкономия» (1410 – 1411).

Черты английского государства, которые подчеркнул Сайер, существова-

ли веками до наступления аграрного капитализма. Игнорируя непосредствен-

187

}¾~  }}} ®  |  ¾

Английские историки Г. Р. Тревор-Ропер (Trevor-Roper, 1965) и Лоу-

ренс Стоун (Stone, 1970) объясняют английскую гражданскую войну

как конфликт между двором, состоящим из своекорыстных государ-

ственных чиновников, и деревней, которая была вынуждена нести

все более растущий груз налогов. Они утверждают, что разделение

между двором и деревней не соответствует тем видам классового де-

ления, которые выдвигает марксистский анализ. По их мнению, об-

щим для пророялистских фракций была заинтересованность в госу-

дарственных должностях или покровительстве. Хотя парламентская

фракция во время гражданской войны и пострадала от классовых и ре-

гиональных раздоров, она была едина в борьбе с притязаниями дво-

ра. Эти историки отличаются от Тилли и Манна, рассматривая граж-

данскую войну и Фронду как восстания против необычных запросов

и коррупции «ренессансных государств». Тревор-Ропер (1965, с. 88 – 94)

утверждает, что, несмотря на итоги восстаний

xvii

в., и победившие

французские короли, и восстановленная английская монархия заня-

лись меркантилистской политикой, которая была менее тягостной

для их подданных, постепенно подстегнув экономическое развитие

⁶

ные причины, Сайер не может указать причинно-следственные связи между анг-

лийским государством и капитализмом и довольствуется широким заключени-

ем о том, что государство имело какое-то отношение к «возникновению ранее

не существовавшего „индивидуума“… наделенного частными правами и предста-

вительством в государстве. Именно эти индивидуумы были агентами капитали-

стической экономики» (с. 1398 – 1399).

Формулировка Сайера оставляет каждое звено в логической цепочке неопре-

деленным и непроверяемым. Он не рассматривает конфликты, которые породи-

ли такую особую форму государственности, или то, как эта форма ограничивала

и определяла политические и экономические права. (Этой теме посвящена рабо-

та Corrigan и Sayer, 1985, где авторы более внимательны к случайным и противо-

речивым следствиям политических конфликтов и формам государства, чем Сайер

отдельно в своей более поздней догматической декларации).

⁶

Многие историки относятся, по крайней мере имплицитно, к одному из этих

трех направлений, хотя они определяют акторов и их интересы в других тер-

минах, нежели те теории, которые были здесь рассмотрены. Так, Кристофер

Хилл (Christopher Hill, 1963), наиболее выдающийся защитник модели классо-

вого анализа для Англии, не обсуждает классовые интересы буржуазии в целом.

Вместо этого он описывает, как у покупателей бывшей монастырской собствен-

ности появился общий интерес защитить свои права на собственность от попы-

ток короны вернуть себе церковные земли и десятину. Подобная неспособность

отделить друг от друга класс буржуазии и аристократии, с их противоположны-

ми интересами, означает, что очень немногие историки Англии приняли или раз-

вили трактовку Добба (Dobb, 1947) модели относительной автономии. Основ-

ной корпус историков, включая сюда многих из тех, чьи работы анализирова-

188

| 4

Горизонтальный и вертикальный абсолютизм

Существующие теории не способны разобраться в политике анти-

абсолютистских революций, потому что они неправильно концеп-

туализируют образование государства. Все три концепции смешива-

ют две формы абсолютизма

—

горизонтальную и вертикальную. Го-

ризонтальный абсолютизм характеризуется способностью короны

подчинить себе двух главных противников на национальном уров-

не

—

крупную знать, которую историки обычно называют магнатами,

могущую выставить свою собственную независимую армию и под-

чинившую себе более мелких землевладельцев, а также духовенство,

лись выше, склоняется к подходу с упором на государственность. Тем не менее

доводы, изначально представленные Тревор-Ропером (Trevor-Roper, 1965) и Стоу-

ном (Stone 1970) развернули историческую и теоретическую дискуссию в сторо-

ну от Тилли и Манна с их концентрацией на особых характеристиках «государств

Ренессанса». Историческая школа, возглавляемая Расселом (Russell 1971) и Хан-

том (Hunt, 1983), отвергла все теоретические обобщения в пользу рассмотрения

Гражданской войны как смешения партикуляристских локальных раздоров, свя-

занных единой пуританской идеологией, которая отстаивала приходскую лич-

ную выгоду, хотя и не капиталистическое стяжательство. Рассел и Хант утвержда-

ют, что пуританизм лишил королевское правительство легитимности, не создав

или не сформулировав нового группового интереса. В результате, антигосудар-

ственная коалиция, которая победила в Гражданской войне, распалась, как толь-

ко новое государство смогло поддерживать порядок, не обращаясь к помощи

враждебных пуритан.

Историки делятся по их оценкам характерных черт классовых категорий, кото-

рые необходимо выделить для понимания французской политики

xvii

в. Взгляд

на абсолютистское государство как инструмент аристократии чаще всего выра-

жают историки, занятые исследованием Революции, в первую очередь Лефевр

(Lefebvre, 1967) и Робин (Robin, 1970), а не те, которые изучают

xvi

xvii

вв.

Большинство марксистских исследователей французского абсолютизма придер-

живаются мнения о его относительной автономии; в добавление к Поршневу

(Porchnev, 1963) и Люблинской (Lublinskaya, 1968) ключевые работы принадлежат

Мандру (Mandrou, 1965) и Мориллу (Morill 1978). Немарксистские французские

историки также работают в основном с упором на государство, например, Губер

(Goubert, 1969 – 73), Мажор (Major, 1980) и Мунье (Mousnier, 1984). Тем не менее

эти историки отвергают какой-либо вид классового анализа и отрицают сущест-

вование объединенной государственной элиты. Вместо этого, они анализируют

государство как смешение «социальных групп» (orders), соперничающих за пре-

стиж и власть. Некоторые ученые пытаются вернуть классы в анализ француз-

ского государства, чтобы объяснить те сложности, с которыми столкнулись госу-

дарственные чиновники и часто не смогли преодолеть в своих усилиях контро-

лировать и эксплуатировать гражданское общество (см. у Кастана (Castan, 1974)

и Ашера (Asher, 1960) самые выдающиеся примеры этой тенденции).

189

}¾~  }}} ®  |  ¾

организованное в национальную церковь. Таким образом, горизон-

тальный абсолютизм существует там, где корона имеет монополию

на вооруженную силу и доминирует над национальной церковью.

Развитие английского абсолютизма в

xvi

–

xvii

вв., описанное исто-

риками, соответствует этой модели. В то время как в Англии Рим-

ско-католическая церковь была подчинена государству в ходе проте-

стантской Реформации, другие монархи добились горизонтального

контроля над своими церквями, оставаясь католиками (например,

в Австрийской империи и Польше), а некоторые протестантские

монархи потеряли контроль над реформированными церквями сво-

их государств (например, в Вюртемберге)

⁷

. Другой вариант гори-

зонтального абсолютизма проявляет себя через отношения коро-

ны с национальными ассамблеями. В странах (преимущественно

Восточной Европы), где национальные ассамблеи оставались кон-

грессами аристократии и духовенства, горизонтальный абсолютизм

привел к подчинению этих ассамблей короне. Тем не менее в Анг-

лии, как показано ниже, корона вытеснила большинство клириков

и многих магнатов из парламента, который перестал быть ассамбле-

ей людей, обладающих властью на национальном уровне, и стал кон-

грессом, представляющим местные интересы, а когда обнаружились

общие основания для объединения, он стал новой оппозицией анг-

лийскому горизонтальному абсолютизму.

Вторая форма абсолютизма появилась на свет в результате неспо-

собности монархов уничтожить конкурентов-магнатов или домини-

ровать над национальной церковью. Сделав «выбор второго сорта»,

правители образовывали прямые связи с чиновниками и корпора-

тивными органами на местах, отсюда и термин

—

вертикальный аб-

солютизм. Со временем успешное строительство вертикального аб-

солютизма создало корпус держателей должностей, соперничав-

ших с клириками, магнатами и их сторонниками за доступ к доходам

и контроль над юридическими и военными организациями. Затем

силу и преимущества вертикального абсолютизма попытались экс-

плуатировать аристократы

—

конкуренты короны,

—

стараясь купить

доходную должность или занять ее каким-либо другим способом. Та-

ким образом, сильный вертикальный абсолютизм привел к тому же,

что и горизонтальный, когда бывшие независимые магнаты и кли-

рики сами стали держателями должностей. Я буду называть общую

форму абсолютизма, и французский в частности, скорее вертикаль-

ным, а не сочетанием вертикального и горизонтального абсолютиз-

⁷

Фулбрук (Fulbrook, 1983) трактует этот случай как пример контраста с Англией.

190

| 4

ма, чтобы сделать акцент на стартовых пунктах и траекториях разви-

тия этих двух форм и подчеркнуть контрасты в связях между магна-

тами и короной, магнатами и меньшими землевладельцами, а также

держателями должностей в обществах, характеризующихся обеими

формами абсолютизма.

Мой тезис таков: способность монарха следовать стратегиям, ко-

торые создают вертикальный или горизонтальный абсолютизм,

зависит от структуры отношений, существующих между элитами

в обеих странах. Все три концепции склонны рассматривать ари-

стократию как класс и ограничивать свое обсуждение вопросами, ка-

сающимися интересов аристократии в целом и ее отношений с кон-

курирующими классами крестьянства и буржуазии, а также с государ-

ством. Они таким образом затеняют конфликты внутри феодального

правящего класса и те способы, при помощи которых эти конфлик-

ты включены в горизонтальную и вертикальную формы абсолютиз-

ма. В результате сторонники этих трех теорий не способны дать от-

чет, как происходило разделение аристократов по лояльным и мя-

тежным фракциям во время гражданской войны и Фронды. Более

того, при всех прежних попытках проследить выстраивание относи-

тельно друг друга классов и государственных чиновников недостаточ-

ное внимание уделялось всем комплексам союзов и конфликтов в Ан-

глии и Франции

xvii

в. Попробуем исправить это упущение ниже,

сопоставляя французский вертикальный и английский горизонталь-

ный абсолютизм.

Выгодное использование Реформации

Элиты по всей католической Европе старались как-то отвечать

на угрозы и открытие новых возможностей, порожденные Реформа-

цией. Стратегия каждой элиты определялась ее положением в рам-

ках общей структуры европейских элит больше, чем относительной

или абсолютной силой их организационных возможностей.

Духовенство было элитой, которая могла пострадать сильнее дру-

гих из-за Реформации. В средневековую эпоху французская католиче-

ская церковь гораздо больше контролировалась светскими властями,

чем английская, и, следовательно, была обречена занять более сла-

бое положение в конце

xvi

в. Французские нобили контролировали

назначения на большинство церковных должностей и использовали

этот контроль для изъятия большей части церковной десятины. Такой

контроль обычно осуществлялся независимо от короны, так как фран-

цузские магнаты напрямую договаривались с папой и получали его