Литвина А.Ф., Успенский Ф.Б.(составит.) Из истории русской культуры. Том II. Книга 1. (Киевская и Московская Русь)

Подождите немного. Документ загружается.

митрополита Киприана. Назначенный на русскую митрополию патриархом Филофеем в 1375 г., но

окончательно утвердившийся на митрополичьем столе в Москве в 1390 г. (умер в 1406 г.), Киприан во

время своей жизни в России поддерживал связи с константинопольской патриархией и с болгарским

патриархом Евфимием. Наряду с посланиями по разным церковным вопросам (в частности, в связи с

вопросом церковных имений) и прощальным письмом, написанным за 4 дня перед смертью, Киприану

принадлежит житие св. Петра митрополита Московского, в котором с полной ясностью проявился

абстрагирующий панегирический стиль южнославянской агиографии со всеми особенностями этого

направления. Многочисленные сербские и болгарские рукописи, принесенные на Русь при Киприане

(почему и получили название «киприа-новских»), распространяли в России новый литературный стиль

вместе с новым правописанием и новой графикой

197

Мне кажется, что можно поставить вопрос и о возможной связи литературных трудов Киприана на

Руси с проблемой реформы правописания, проведенной в Болгарии его другом патриархом Евфимием.

Это правописание, так же как и характерный абстрактно-панегирический стиль Евфимия, не могло

выработаться в школе преп. Феодосия Тырновского, язык и стиль которого принадлежат письменности

предшествующего периода и которые самому Евфимию кажутся грубыми и неискусными.

Агиографический литературный стиль Евфимия сформировался несомненно во время его жизни в

Греции (около 1363—1373 гг.), между

О митрополите Киприане: Йорд. Иванов. Българското книжовно влияние в Русия при митрополит Киприан (1375—1406). —

Известия на Институт за Българска история, т. VI. София, 1958, стр. 25—79; И. Снегаров. К истории культурных связей между

Болгарией и Россией в конце XIV — начале XV в. — В кн.: Международные связи России до XVII в. М., 1961, стр. 257—277.

886

«богомудрыми мужами» — исихастами в Царьграде и на Афоне. Что касается реформы правописания,

то она, конечно, должна была быть продумана и оформлена в связи с широким планом исправления

церковных книг, который проводился в болгарской церкви при патриархе Евфимии, т. е. после 1375 г.,

когда Евфимий стал патриархом. Если о литературном стиле самого патриарха Евфи-мия можем

судить по его собственным литературным произведениям, то о его реформе правописания знаем только

по свидетельству Константина Костенеч-ского, якобы патриарх Евфимий дал «нека изъявления» в

связи с вопросом упорядочения предшествующей анархии правописания и якобы, «научивши и по-

ложивши основ учению», патриарх «злобу искоренил». Вполне вероятно, что основная идея этой

реформы — архаизация правописания и языка в смысле возвращения к первоначальной

«общеславянской» системе Кирилла и Мефо-дия — принадлежала самому Евфимию. Она находит свое

полное оправдание в факте тогдашней болгаро-сербско-русской литературной взаимности, осуществ-

лявшейся на Святой Горе. Между тем то особое внимание к русскому языку, являющемуся, по

определению Константина Костенечского, «тончайшим и прекраснейшим», благодаря чему «добрые и

древние мужи», переводчики старых книг, избрали русский язык в качестве основы литературного

языка, на которую затем легли добавления из болгарского, сербского, босанского, словенского, хор-

ватского и чешского языков, рождает предположение об особых причинах такой роли русского языка в

системе патриарха Евфимия. С одной стороны, это могло быть отражением того общего интереса к

Руси, который должен был существовать в Сербии и Болгарии в середине XIV в. в связи с

расширением культурного влияния на восточное славянство; с другой стороны, практическая

потребность создания правописания, наиболее доступного для распространения в России, могла быть

внушена патриарху Евфимию его другом Киприаном, который стал русским митрополитом на

следующий год после вступления Евфимия на болгарский патриарший престол и который свою

миссию в России справедливо понял в первую очередь как церковно-просветительную.

Через год после первого приезда Киприана в Москву, в 1382 г., татарский хан Тохтамыш варварски

отомстил России за Куликовскую битву 1380 г. Проникнув обманом в Московский Кремль, татары

перебили или угнали в плен все население, сожгли и разорили все, что могли. В частности, сгорели и

церкви, до стропил наполненные книгами, которые при приближении татар были со всей округи

принесены в Москву. Поэтому московские рукописи до конца XIV в. представляют чрезвычайную

редкость. Подобные зверства совершали татары всюду, где проходили; много содействовали

уничтожению культурных памятников и постоянные междоусобные столкновения удельных князей. Не

радужнее была обстановка и в Южной Руси, которая также терпела и от татар, и от княжеских усобиц.

Но московское разорение было для истории русской книги наиболее трагическим: по своим

последствиям оно напрашивается на сопоставление с уничтожением старославянской письменности в

эпоху византийской эллинизации и антибогомильской инквизиции и последовавшей затем волной

русского влияния на Балканах в связи с восстановлением письменности по русским рукописям. Сразу

после ухода татар началось обновление Москвы и постройка новых соборных храмов, для украшения

которых были приглашены наиболее талантливые русские и балканские художники, как Андрей

Рублев и Феофан Грек. Как раз в это время появляются и многочисленные южнославянские

«киприанов-

887

ские» рукописи, которые, по всей вероятности, по инициативе и просьбе Ки-приана переписывались

для Москвы в Болгарии, Сербии и на Афоне. Вполне возможно, что в связи с этим широким заданием,

которое Киприан должен был внушить южнославянским церквам, могла созреть и мысль о реформе

правописания. Во всяком случае слова Константина Костенечского о русском языке основаны не на

легендарной традиции или на отвлеченных теоретических предположениях, а на действительном

хорошем знакомстве с русским языком, как это ясно видно из приводимых им примеров.

Как известно, правописание патриарха Евфимия не получило полного признания и одобрения ни на

Руси, ни в Сербии, ни в самой Болгарии. В частности, на Руси южнославянское правописание вместе с

графикой южнославянского полуустава распространилось более всего в Москве, но параллельно с ним

держалась и древняя традиция русского «старшего» полуустава. Литературный стиль «плетения

словес» (возникновение которого, вероятно, значительно предшествовало патриарху Евфимию) не

возобладал целиком в русской литературе

198

. Параллельно с этим «высоким стилем» агиографии

развивался и «средний стиль» в летописях, исторических повестях, описаниях путешествий и в других

литературных жанрах, близких к деловой письменности, а рядом с ним жил и «низкий стиль» с

разговорным языком в произведениях народной словесности и позднее в сатирической

письменности

199

. Да и в области литературы «высокого стиля» — как это было с волной русского

влияния в южнославянских литературах в XIII в.—второе южнославянское влияние в России

послужило мощным импульсом для пробуждения местных творческих сил. Уже в первых

агиобиографиче-ских трудах нового стиля у Епифания Премудрого появляются особенности в стиле,

частью опирающиеся на древнюю литературную традицию Илариона и Кирилла Туровского, а частью

представляющие оригинальный, самобытный способ художественного оформления южнославянского

или греческого литературного трафарета. Значительно сильнее выявилась эта самобытная струя в по-

следующей эволюции других родов литературы в XVI и XVII вв., когда новые условия

государственного и общественного развития и новый комплекс культурных проблем, философских и

религиозных идей поставили перед литературой новые задачи как в отношении содержания, так и в

области стиля. Эта эпоха открывает и новую страницу в истории русско-южнославянских

литературных связей.

Ср. вопрос о сложных словах в панегирической литературе XV—XVI вв. в статье М. Н. Сперанского «Из наблюдений над

сложными словами (composita) в стиле литературной русской школы XV—XVI вв.» в его книге «Из истории русско-славянских

литературных связей» (стр. 160—197).

См.: Лихачев, стр. 26—27.

А. И. Соболевский

ЮЖНОСЛАВЯНСКОЕ ВЛИЯНИЕ НА РУССКУЮ ПИСЬМЕННОСТЬ В XIV—XV вв.*

Если мы возьмем два ряда русских рукописей, один — около половины XIV века, другой — около половины

XV века, и вглядимся в их особенности и содержание — нам бросится в глаза значительная разница между

ними во всех отношениях.

Начнем с письма. Рукописи половины XIV века написаны или уставом, или образовавшимся из него и с ним

тесно связанным старшим полууставом

. Рукописи половины XV века написаны почти исключительно

младшим полууставом, совершенно отличным от полуустава старшего и не находящимся от него в зави-

симости. Устав и старший полуустав имеют йотированное е или заменяющее его большое е, наклоненное к

началу строки

. Младший полуустав не знает йотированного е и пользуется его заменителем большим е или

прямым, или наклоненным к концу строки

. Устав и старший полуустав нередко имеют букву у после

согласных без о (т. е. в виде^) и совсем не знают буквы ижицы. Младший полуустав постоянно пользуется

буквой у с о (т. е. оу), или так называемым уком, и имеет особую букву ижицу (у), отличающуюся от второй

части оу и формой, и величиной

. Устав и старший полуустав обыкновенно имеют первую часть буквы ы, в

виде 6. В младшем полууставе в состав ъг всегда входит 6. Устав и старший полуустав употребляют букву в

очень редко, почти исключительно в ее цифровом значении, причем она имеет форму перечеркнутого

обыкновенного о. Младший полуустав пользуется в сравнительно часто, и форма этой буквы в нем совсем

иная

. Устав и старший полуустав совсем не знают буквы зело и имеют лишь цифру зело в форме нашего

скорописного г

. Младший полуустав более или менее часто пользуется этой буквой, и его зело и в

буквенном, и в цифровом значении имеет ту форму, какая ему придается в нынешних наших церковных

кни-

Печатается по изд.: Южно-славянское вл1яние на русскую писменность въ XIV—-XV вЪкахъ: РЬчь, читанная на годичном

актЬ Археологическаго Института 8 мая 1894 года проф. Л. И. Соболевским. СПб., 1894.

Этот старший, чисто русский полуустав мы имеем в Лаврентьевском списке летописей 1377 г., в Тактиконе 1397 г. (снимок у

Срезневского, в приложении к «Древним памятникам русского письма и языка»), в Паисиевом Сборнике и в целом ряде других

не датированных рукописей.

См. это е в Лаврентьевском списке летописей и в Тактиконе 1397 г.

См. у архиеп. Саввы («Палеографические снимки с греческих и славянских рукописей Моск. Синодальной Библ.») снимки с

рукописей 1436, 1438, 1452 и 1477 гг.

См. там же, снимки с рукописей 1436 и 1477 гг.

См. там же, снимок с рукописи 1436 г.

См. там же, снимки с рукописей 1357, 1358, 1369 гг.

889

гах

. Далее, в уставе и старшем полууставе форма остальных, не названных выше букв (особенно в, ж,

з, к, т, ч, ъ, i) более или менее значительно отличается от формы тех же букв в младшем полууставе.

Взглянем на начало и конец статей. Устав и старший полуустав не сопровождаются в заглавиях статей

вязью, в конце статей — воронкой; при младшем полууставе вязь и воронка

— явления вполне

обычные.

Обратимся к орнаменту. Устав и старший полуустав нередко имеют при себе заставки и большие

буквы, исполненные в так называемом чудовищном стиле киноварью или красками

. Младший

полуустав обыкновенно сопровождается геометрическим

или (реже) растительным

орнаментом, в

котором, рядом с киноварью и красками, являются золото и (реже) серебро.

Кинем беглый взгляд на орфографию. Тексты, писанные уставом и старшим полууставом, отличаются

простотой орфографии и сравнительной близостью ее к русскому произношению. Напротив того, в

текстах, писанных младшим полууставом, мы встречаемся и с юсом большим, и с и вместо л (с в о а,

добра а, спасе н и а), и с ъ вместо ь в конце слов (при ь вместо ъ или е в середине слов), и с

написаниями вроде връхъ, тръгъ (верх, торг), а сверх того, находим в словах греческого

происхождения более или менее правильное употребление в, у и двух г вместо нг: а г г е л ъ, а иногда д

вместо т после н, согласно позднейшему греческому произношению: А н д о н и и.

Рассмотрим язык. Церковнославянский язык рукописей половины XIV века богат общерусскими и

местными русскими особенностями. Мы имеем в нем более или менее часто ж вместо жд, ч вместо щ,

полногласие; мы имеем в нем новгородское ц вместо ч и наоборот, галицко-волынское i вместо е в

известных случаях и т. п. Напротив того, церковнославянский язык многих рукописей половины XV

века как бы избегает русизмов (кроме главных: у вместо большого юса и т. п.), но зато не свободен от

древних и поздних болгаризмов: i вместо я, я вместо ю и наоборот (юса малого вместо юса большого и

наоборот), форм вроде с ы новом ъ, сынов4хъ (от сынъ), т р i е х ъ, пятихъ, десятихъ (от три, пять,

десять), слов цъфту (цв-Ьту), пр-Ьзъ (чрезъ), еговъ (его), т о г о в ъ (того) и т. п.

Наконец, перед нами сами тексты. И здесь разница между рукописями половины XIV века и

рукописями половины XV века значительна. Евангелие половины XIV века, апракосное, имеет одну

редакцию церковнославянского перевода, а Евангелие половины XV века, тетр, — другую; то же

можно сказать об Апостоле и Псалтыри. Богослужебные Минеи половины XIV века по своему составу

существенно отличаются от Миней половины XV века; то же, кажется, должно сказать о большей

части остальных сборников богослужебных гимнов. Слова Григория Богослова, Лествица Иоанна

Лествичника, Пандекты Никона Черногорца, Вопросо-ответы псевдо-Афанасия к князю Антиоху,

Житие Антония Ве-

См. там же, снимки с рукописей 1436, 1438, 1452 гг.

Вязь см. у Саввы в снимках с рукописей 1436, 1477, 1499 гг. Вместо воронки в конце статей встречаются крест и круг.

См. у Буслаева («Материалы для истории письмен») снимок с рукописи 1355 г. и у Саввы снимки с рукописей 1357 и 1358 гг.

Так мы называем орнамент из пересекающихся кругов или фигур, сходных с кругами. Образец см. у Саввы в снимке с

рукописи 1504 г.

См. у Буслаева и Саввы снимок с рукописи 1499 г.

890

ликого

, Житие Варлаама и Иоасафа

, Синайский Патерик, Слово Мефодия Па-тарского и многие другие

произведения в списках половины XIV века, с одной стороны, и половины XV века (или позднее) с другой

— или представляют разные церковнославянские переводы, или имеют более или менее крупные отличия в

тексте. Далее, рукописи половины XIV века не знают целого ряда литературных произведений, почти

исключительно переведенных с греческого, которые обычны в рукописях половины XV века. К этим

произведениям принадлежат аскетические сочинения свв. Василия Великого, Исаака Сирина, аввы Дорофея,

Григория Синаита, Симеона Нового Богослова и других, полемические сочинения против латинян Григория

Паламы, Нила Кавасила, Германа, патриарха Константинопольского (а также Прение Панагиота с

Азимитом), Толковое Евангелие Феофи-лакта Болгарского, два Учительных Евангелия: Иоанна Златоустого

и патриарха Каллиста, три (или больше) Патерика (Азбучный, Иерусалимский и один из Скитских), житие

Григория Омиритского, Маргарит Иоанна Златоустого, Тактикой Никона Черногорца, Диоптра инока

Филиппа, Похвала твари Богу Георгия Пи-сидийца, Стефанит и Ихнилат, христианизованная Александрия

Само собою разумеется, между рукописями половины XIV века и рукописями половины XV века находится

ряд рукописей более или менее смешанного характера. Устав и старший полуустав еще господствуют в

конце XIV и начале XV века, но некоторые их буквы могут иметь ту форму, с которой они являются в

младшем полууставе

; или сопровождающий их орнамент может быть орнаментом младшего полуустава;

или в орфографии и языке встречаются, то чаще, то реже, обычные особенности младшего полуустава

Наоборот, младший полуустав второй четверти XV века нередко имеет две, три, несколько букв в той

форме, которая им свойственна в старшем полууставе

. Наконец, старшие списки некоторых из тех текстов,

которые не были у нас известными в половине XIV века, списки, относящиеся к концу XIV и началу XV

века, написаны уставом или старшим полууставом.

Если мы сопоставим наши рукописи половины XV века с южнославянскими XIV—XV веков, то заметим

между ними поразительное сходство. Наш младший полуустав в разных своих видах сходен с

южнославянским полууставом до мельчайших особенностей. Орнамент, его сопровождающий,—тот самый,

который является при южнославянском полууставе. Орфография наших рукописей половины XV века

представляет отражение орфографии южнославянских (точнее:

О церковнославянских текстах первых трех произведений см. у Горского и Невоструева «Описание рукописей Московской

Синодальной Библиотеки», II, 2, а о текстах последних двух — у Архангельского («Творения отцов церкви в древнерусской

письменности»).

Старшая редакция — в Макарьевских Четьих Минеях и в рукописях Публ. Библ. Погод. №765, Румянц. Муз. Унд. №241,

Троицк. Л. №690, а отдельные повести в Златой Цепи XIV века и (в сокращении) в Прологе; младшая — в рукописях Троицк.

Л. №687, 1444г. и Публ. Б. Толст. I № 255, XV века.

См. приложение I.

Например, зело (цифра) имеет нынешнюю форму в писанной уставом Киевской Псалтыри 1397 г. (см. у Срезневского). В той

же рукописи ы с ъ в первой части, изредка ь в конце слов и я вместо ю.

Например, в Тактиконе 1397 г. вязь в заглавии является уже в Стихираре 1381 г., писанном едва ли не знаменитым Епифанием

Премудрым (см. у Срезневского).

Например, зело (цифра) имеет форму нашего г в писанной младшим полууставом рукописи 1438 г. (см. у Саввы).

891

среднеболгарских) рукописей, а особенности их языка — отражение особенностей среднеболгарского

языка. Наконец, наши тексты половины XV века, те, которые были неизвестны у нас в половине XIV

века, — не что иное, как копии южнославянских текстов XIV—XV веков.

Ясно, что между половиной XIV и половиной XV века русская письменность попала под очень сильное

влияние южнославянской письменности и в конце концов подчинилась этому влиянию. Это произошло

благодаря усилившимся сношениям России с Константинополем и Афоном.

Как известно, русская литература получила начало от литературы южнославянской (древнеболгарской)

и первые ее памятники, за немногими исключениями,— не более как списки с памятников

южнославянских. Но живые сношения русских с южными славянами после покорения Болгарии

греками сначала ослабли, а потом почти прекратились

. Таким образом, эти две родственные ли-

тературы начали жить независимо одна от другой. Те переводы с греческого, которые были сделаны в

России в XI—ХШ веках, и оригинальные сочинения русских писателей того же времени остались

почти совсем неизвестны

южным славянам; в свою очередь, то немногое, переводное и оригинальное,

что появилось у южных славян в XII—XIII веках

, не перешло своевременно в Россию. Словом, к

началу XIV века, с одной стороны, у русских накопилось некоторое количество литературных

произведений, неизвестных южным славянам, с другой — у этих последних оказалось кое-что

неизвестное русским. Конец XIII и первая половина XIV в. были неблагоприятны для русской

литературы. То, что в ней было раньше (в том числе тексты Священного Писания и богослужебные), к

этому времени, благодаря частому переписыванию и отсутствию какого-нибудь наблюдения за

исправностью переписки, в ряде случаев более или менее исказилось и начали представлять в той или

другой степени трудности для понимания. Новые переводы греческих литературных произведений

перестали появляться. Деятельность русских писателей сократилась. Напротив того, для

южнославянской литературы конец XIII века и почти весь XIV век, благодаря счастливым

политическим обстоятельствам, были временем большого оживления. Старые переводы с греческого

один за другим были подвергнуты пересмотру и исправлению на основании сличения с оригиналами;

между ними были тексты и Священного Писания, и святоотеческих творений, и житий святых, и

хронографов. Вместе с тем явился ряд новых переводов всевозможных произведений греческой

литературы: и богослужебных песнопений, и сочинений свв. отцов, и светских повестей. Наконец,

появились кое-какие, впрочем сравнительно очень немногие, оригинальные труды южнославянских

авторов (почти исключительно жития). Наши сведения о деятелях южнославянской литературы конца

XIII века и XIV века совсем ни-

Между русскими текстами XII—XIII вв. мы почти совсем не имеем списков с южнославянских оригиналов того же

времени с сохранением особенностей среднеболгарской орфографии (мены юсов и т. п.).

Исключений очень мало: кое-что из сочинений Кирилла Туровского, найденное М. И. Соколовым в сербском сборнике

XIII в., Пролог с житиями русских святых: Бориса и Глеба, Мстислава (сына Мономахова), Феодосия Печерского, Ольги

(старший список с годом 1340 г., болгаро-сербский, описан Ламанским, «О некоторых славянских рукописях»).

К литературным произведениям, переведенным у южных славян в это время, должно относить труды греческих

писателей XI века Феофилакта Болгарского (Толковое Евангелие) и Филиппа (Диоптра).

892

чтожны. Мы можем назвать лишь несколько имен

. Но мы имеем основания догадываться, что главные из

этих деятелей жили и трудились не в южнославянских землях, а в Константинополе

и на Афоне

монастыри которых владели богатыми библиотеками и представляли все удобства для литературной

деятельности.

Около половины XIV века Россия (по преимуществу северо-восточная) начала более деятельные сношения с

Константинополем и Афоном, чем были прежде. Число русских паломников значительно увеличилось

Скоро в монастырях Константинополя

завелась небольшая колония русских монахов. Одним из них был

преп. Афанасий Высоцкий, любимый ученик преп. Сергия, первый настоятель Высоцкого монастыря под

Серпуховом, ростовец родом, который, по свидетельству Епифания (в житии преп. Сергия), был «в божест-

венных писаниях зело разумен» и любил книжное дело. Поселившись в Константинополе в 1383 году, «яко

един оть убогихъ», он, по-видимому, занимался здесь лишь перепискою книг

. Другим из них был кир-

Зиновий, едва ли не тот Зиновий, который потом, с 1432 по 1443 г., был игуменом Троицкой Лавры и много

потрудился над увеличением лаврской библиотеки. Русская колония в Константинополе завела деятельные

сношения с колонией южнославянской (болгарской). Интересуясь книжным делом, она, с одной стороны,

добывала от южных славян их книги, изготовляла с них списки, отправляла их на родину, с другой —

доставляла южным славянам неизвестные им русские тексты

и хлопотала о сверке по-

Евфимий Терновский (переводчик и плодовитый автор); наш митрополит Киприан (переводчик богослужебных канонов

и молитв); Исайя, афонский монах, переведший в 1371 г. творения Дионисия Ареопагита; Димитрий Зограф,

переведший в 1385 г., будто бы в Ростове, «Похвалу твари Богу» Георгия Писидийца; аввы Патрикий и Авраамий,

переведшие слова Исаака Сирина; афонский иеромонах Евфимий, переведший «Воспоминание» Петра Дамаскина;

первопресвитер Феодор, переведший ряд канонов и молитв (патр. Филофея и др.). Сербские агиографы для нас не

представляют интереса.

Они могли жить, между прочим, в Студийском монастыре, в котором жил Киприан и в котором в 1387 г. он сделал

список Лествицы.

Из известной заметки хиландарского монаха Григория об исправлении им так наз. Паралипоменона Зонары видно, что

даже простая переписка книг для Сербии в начале XV века производилась монахами этого монастыря.

Следствиями усиления сношений московской Руси с Грецией были, между прочим, сперва выход замуж за сына

императора Мануила дочери великого князя Василия Дмитриевича Анны (в 1414 г.), а потом женитьба Ивана III на

Софье Палеолог.

В монастырях Студийском (иначе Иоанна Предтечи) и соседнем с ним Перивлепте, а может быть, и в других. Игнатий

Смольнянин, бывший в Константинополе в 1389 г., уже упоминает о русских в монастыре Студийском (Предтечи): «и

упокоиша ны добр'Ь ту живущш русь» (по изданию Палест. Общ., стр. 7). Но Стефан Новгородец, посетивший

Константинополь около 1350 года и осматривавший Студийский монастырь, о жительстве в нем русских не говорит; то

место «Путешествия», где говорится о встрече его с новгородцами Иваном и Добрилою и которое находится в издании

Сахарова, но отсутствует во всех известных нам списках, по нашему мнению, — сочинение новейшего времени.

Голубинский, Преп. Сергий Радонежский, стр. 99. Во времена Епифания в Сергиевом монастыре были «добросписания

многа руки его». Вероятно, они сохраняются и до наших дней. Их не трудно разыскать при помощи сличения их письма

с письмом собственноручной приписки Афанасия в Пандектах Никона Черногорца 1381 года Синод. Библ. (Срезневский,

Древние пам., стр. 245).

Русские Константинополя имели, например, у себя неизвестные южным славянам Пандекты Никона Черногорца и

Историю Иосифа Флавия. Русский текст Пандект был дважды исправлен и дополнен южными славянами, в первый раз

слегка. Список Пандект с текстом

893

следних с греческими оригиналами. Сверх того, некоторые члены русской колонии, более или менее

знакомые с греческим языком, сами предпринимали исправление своих текстов. Одному из них

принадлежит исправленный по греческому оригиналу текст Евангелия, дошедший в константинопольском

списке 1383 года

. Другому—также исправленный (и сильно исправленный) текст всего Нового Завета,

сохранившийся в том чудовском списке половины XIV века, который обыкновенно считается

принадлежащим перу св. митрополита Алексия и который написан также в Константинополе

Вероятно, одновременно с поселением русских монахов в Константинополе усилилась

русская

монашеская колония на Афоне. Но афонская колония менее, чем константинопольская, интересовалась

книжным делом и не оставила заметных следов своей деятельности на литературном поприще. Нами может

быть назван лишь один член этой колонии — иеромонах Афанасий Русин, покупавший и списывавший на

Афоне книги в 1430—1432 годах. Другие русские, вывезшие с Афона какие-нибудь тексты, были, по всей

вероятности, не более как паломниками

. Русские Афона также завели сношения с южными славянами

(того же Афона), но не со всеми, а лишь с одними болгарами; вследствие этого одна часть переводов и

оригинальных сочинений, бывших у сербов Афона в XIV и начале XV века, русским осталась совсем или

почти совсем неизвестна

; с другою мы познакомились через посредство болгар

. Отсюда понятно, почему

русские спи-

первого исправления, русский со среднеболгаризмами, относится к 1381 г. (Синод. № 193) и сделан в Высоцком

монастыре под Серпуховом, по благословению игумена его преп. Афанасия Высоцкого. Об этом списке см. у Горского и

Невоструева, II, 3, №218. Русский текст Истории Иосифа Флавия был переписываем у южных славян, и мы знаем

сделанный с него сербский список 1585 г. (на Афоне; Дмитриев-Петкович, Обзор афонских древностей, 57). Сверх того,

у русских Константинополя были 16 слов Григория Богослова с толкованиями Никиты Ираклийского (ср. окончание

одного из слов в списке XV в., у Тихонравова, «Летописи», т. IV, смесь, стр. 99). Русский текст Слов Григория и

толкований Никиты также был исправлен южными славянами и в исправленном виде известен и в южнославянских, и в

русских списках XV и XVI веков. Андрей Попов, «Библиографические Материалы», II—VII, стр. 266 и ел.

Список книг, написанных русскими в Константинополе, и копий с них см. в приложении II.

О нем см. приложение III.

Русские монахи были здесь и до XIV века.

См. приложение IV.

Таковы: перевод Церковного Устава Иерусалимского старшей редакции (о которой см. у Мансветова, «Типик», стр.

271), дошедший до нас в хиландарском списке 1331 г. (описанном в «Starine», V) и других сербских XIV века (Публ.

Библ., Новый Иерусал.); перевод Синтагмы Матвея Властаря, дошедший до нас в ряде сербских списков XIV—XV веков

(о них см. у Флоринского, «Памятники законодательной деятельности Душана», стр. 307); перевод толкования

Олимпиодора на книгу Иова, сделанный хиландарским монахом Гавриилом в 1412 г. (Синод. Библ.); большая часть

житий сербских государей.

Так, исправление перевода или, пожалуй, новый перевод Лествицы сделан хилан-дарскими монахами около 1370 года.

Но мы получили исправленный текст от болгар (старший русский список — константинопольский 1421 г). Старший

список этого текста, из южнославянских, до нас дошедший, руки митрополита Киприана,— 1387 г. (Горский и

Невоструев, II, 2, стр. 216—217). Несколько житий сербских государей перешло к нам также через посредство болгар:

старшие наши списки их несвободны от болгаризмов (см., например, список жития деспота Стефана Лазаревича Тр. Л.

№ 686, XV в., изданный Андреем Поповым («Изборник», стр. 92).

894

ски, сделанные прямо с сербских оригиналов и потому более или менее изобилующие сербизмами, так

редки

Сверх того, в самой России появились южнославянские выходцы. Мы знаем из них троих. Один —

митрополит Киприан, болгарин, живший до приезда в Россию в монастырях Константинополя и

Афона

, любивший книжное дело, занимавшийся и переводами с греческого, и (будучи даже

митрополитом) переписыванием книг и прославившийся (в России) как автор. Другой — его

родственник, митрополит Григорий Цамблак, полуболгарин—полусерб, живший до приезда в Россию

и на Афоне, и в Сербии, и в Молдавии, большой любитель книжного дела, оставивший по себе память

рядом литературных трудов. Третий—«Иеромонах Святой Горы» Пахомий Логофет,

полуоболгарившийся серб, сначала простой писец в приютившей его Троицкой Лавре, потом одна из

литературных знаменитостей северо-восточной Руси половины XV века.

Но об их деятельности по перенесению южнославянских текстов на Русь мы знаем очень мало. Мы

можем сказать с уверенностью, что они явились в Россию не с пустыми руками

, но не имеем права

приписывать принесенным ими южнославянским текстам сколько-нибудь большое значение. Кажется,

эти выходцы сделали для России лишь одно: они своей властью или влиянием много поспособствовали

замене у нас более или менее неисправных богослужебных книг, бывших до них в общем

употреблении, — исправными, только что перенесенными в Россию от южных славян. Во всяком

случае, современники охотно делали списки с принадлежавших Киприану богослужебных текстов и

хвалили его за его заботы об «исправлении книжном» .

В 1453 году турки овладели Константинополем. Русская колония этого города была невольной

свидетельницей их торжества, и двое из ее уцелевших членов, возвратясь на родину, составили

трогательные повествования о горестном событии

. Понятно, после него русским незачем было

приезжать на жительство в Константинополь; да и Афон, к которому нужно было ехать через

подвластный иноверным Константинополь, не мог привлекать их к себе столько, сколько прежде.

Поэтому установившиеся было деятельные литературные сношения русских с южными славянами во

второй половине XV века почти совсем прекратились.

Сербские рукописи, привезенные в Россию, очень затрудняли наших переписчиков. См. об этом интересное послесловие в

списке Слов Григория Богослова 1479 г. (Публ. Б. Погод. № 989), сделанном с сербского оригинала. Последний был вынесен

«из сербской земли» иноком Кассианом Румянцевым в первой половине XV века.

Мы считаем вполне вероятным, что афонский монах Киприан, к которому адресовано послание Евфимия Терновского, —

наш Киприан.

До нас дошла Лествица Киприана, написанная им самим в Студийском монастыре в 1387 г., до окончательного переселения в

Россию.

Запись рукописи Успенского собора №7, 1403г.: «В лето 6000-ное 911, индикта 11, а солнечнаго круга 7, при благов-Ьрномь и

христолюбив'Ъмъ великомъ князи Василии Дмитриевичи всея Руси, 15 лЪта княжеша его, при святЬйшемъ и пресвяшенн"Бмъ

Кипр1анЬ митрополитЬ киевьскомъ и всея Руси, его благословешем и повел-Ьшем, написана бмсть книга cia, его же

благословешемъ земля русьскаа миръ глубокый приемлеть, церкви же божиа православ!а одежею свыше истканною одЪася, и

исправлен!емъ книжны мъ и учешем его св-Ьтл-Ьется паче солнечных зарей и напаается яко отъ источника приснотекуща».

Одно находится в общеизвестной повести о Царьграде; другое — в толстовском Хронографе (издано Андреем Поповым в

«Изборнике»). Сверх того, плач о падении Константинополя в Хронографе 1-й редакции также как будто принадлежит

очевидцу события.

895

Значение южнославянского влияния на русскую письменность в XIV—XV веках очень важно. Благодаря

ему русская письменность обновилась во всех отношениях. Конечно, замена одних начертаний букв

другими и одной орфографии другой не имеет ценности; но этого уже никак нельзя сказать о замене неис-

правных текстов богослужебных и других книг исправными и о перенесении в Россию значительного

количества неизвестных в ней ранее почти исключительно переводных сочинений. Необходимо признать,

что по окончании'

южнославянского влияния русская литература оказалась увеличившейся почти вдвое и

что вновь полученные ей литературные богатства, отличаясь разнообразием, удовлетворяли всевозможным

потребностям и вкусам и давали обильный материал русским авторам. Едва ли можно сомневаться, что без

этих богатств мы не имели бы ни сочинений Нила Сорского, ни своего Хронографа, первого русского

труда по всеобщей истории, ни Азбуковника с его статьями по грамматике и орфографии.

Приложение I

Предлагаем небольшой и отнюдь не претендующий на полноту список литературных произведений,

появившихся в нашей литературе после половины XIV века, с указанием тех старших списков их, XIV—XV

веков, которые нам сколько-нибудь известны

Аскетические сочинения

Василия Великого «Постничество». Старшие русские списки: 1) пергаменный Чудова мои. № 10, 1388 г.; 2)

пергаменный Публ. Библ. F. I. 40, XIV в.; 3) Троицкой Лавры № 129, XIV—XV в.; 4) Тр. Л. № 168, 1433 г.

(отрывок). Среднебол-гарский (молдавский ?) список Хлудова, приб. № 8, 1444 г. Сербский список,

афонский (Леонид, «Славяно-сербские книгохранилища на святой Афонской горе», 46), XV—XVI вв.

Германа, патриарха константинопольского, «Стихи добр-Ьйши къ вин"Ь слезней». Старшие русские списки:

1) пергаменный Моск. Дух. Ак. № 3, XIV— XV вв.; 2) Троицк. Л. № 407, 1437 г.

Григория Синаита Слова. Старшие русские списки: 1) пергаменный Тр. Л. № 13, конца XIV в.; 2)

пергаменный Моск. Дух Ак. №3, XIV—XV в. (отры-

Кое-что было к нам приносимо от южных славян и в XVI веке (даже списки с сербских и молдавских хрисовулов XV и

начала XV века; см. Иосиф. № 154, 1563 г.), но единичные факты

лишены значения.

О южнославянском происхождении Хронографа первой редакции, по нашему мнению, не может быть речи.

Ср. данные у Голубинского, «Краткий очерк истории слав, церквей» (болгарские и сербские переводы), у Шафарика,

«Geschichte der serbischen Schriftthum», у Майкова, «История сербского языка», у Ягича «История сербо-хорватской

литературы», у Петрова «Исторический взгляд на взаимные отношения между сербами и русскими» (сербские переводы) —

Произведения, которые изданы и сколько-нибудь исследованы («Похвала» Георгия Писидийца, христианизованная

Александрия), нами опущены.

Номера рукописей Синодальной Библиотеки — по «Указателю» Саввы; номера рукописей Толстовских, Троицкой Лавры,

Московской Дух. Ак., Иосифо-Волоколамских, Уваровских и Виленской Публ. Библ. — по их печатным описаниям.

896

вок); 3) Тр. Л. № 186, XV в.; 4) Тр. Л. № 753, XV в.; 5) Тр. Л. № 756, XV в.; 6) Синод. № 923, XV в.

Диадоха Фотийского:

I. «Словеса постничеоия». Старший русский список — Тр. Л. № 756, XV в.;

П. «Главизны дЬятельны». Старший русский список — Тр. Л. № 753, XV в.

Аввы Дорофея Слова. Старшие русские списки: 1) пергаменный Публ. Б. Толст. I № 118, XIV в.; 2)

пергаменный Чудова монастыря № 14, XIV в.; 3) Тр. Л. № 163, XIV—XV в.; 4) Публ. Б. Погод. № 872,

XIV—XV в.; 5) Тр. Л. № 165, 1414 г.; 6) Тр. Л. № 167, 1423 г.; 7) Тр. Л. № 185, 1425 г.; 8) Тр. Л. № 175, 1431

г.; 9) Моск. Дух. Ак. № 34, XV в.; 10) Виленск. Публ. Б. № 61, XV в. —Митрополит Киприан указывал

русским на это сочинение. Старшие сербские списки: 1) Тверск. Муз. № ПО, XIV—XV вв.; 2) пергаменный

Увар. № 203, XV в,; 3) Ру-мянц. М. Севаст. № 37, XV в.

Епиктита Философа «Главизны», с толкованиями Максима Исповедника. Старшие русские списки: 1)

пергаменный Синод. № 644, XIV—XV вв.; 2) Хлуд. приб. № 10, XV в.

Зосимъг «БесЬды душеполезны», записанные Каллистом. Старшие русские списки— Кирилло-Белозерского

мон. № 15, XV в. (Чтения Общ. ист. и др. 1860г. № 2), и Тр. Л. №№ 753, 757, 763, XV в.

Исаака Сирина Слова. Старшие русские списки: 1) пергаменный Синод. № 193, XIV в. (при Пандектах

Никона Черногорца 1381 г., отрывок); 2) Увар. №210, XIV—XV вв.; 3) Тр. Л., 1412 г.; 4) Тр. Л. № 185, 1425

г.; 5) Тр. Л. № 175, 1431 г.; 6) Румянц. М. Пискар. № 59, 1471 г.; 7) Моск. Дух. Ак. № 32, XV в.; 8) Виленск.

Публ. Б. № 64, XV в. Старшие сербские списки: Тр. Л. № 172, 1381 г., и Моск. Дух. Ак. XIV в.; старший

отчасти болгарский, отчасти русский

— Публ. Б. Толст. II № 174, 1416 г.

Исихия «Словеса душеполезна к ©еодулу». Старшие русские списки: 1) пергаменный Тр. Л. № 13, XIV—XV

в.; 2) Тр. Л. № 753 XV в. 3) Тр. Л. № 756, XV в. Старшие сербские списки: 1) деспота Стефана Лазаревича

1421 г. (Р. Фило-логич. Вести. 1881 г. №2); Румянц. М. Севастьян., № 38, XV в.

Кассиана Римлянина:

I. О осми помыслах. Старшие русские списки: 1) Тр. Л. № 756, XV в.; 2) Синод. № 367, XV—XVI вв.

II. О рассуждении. Старший русский список — Тр. Л., № 760, XV в. Капниста Ксанфопула «Исповедание к

творцу». Старший русский список —Тр.

Л. №753, XV в.

Максима Исповедника «Главы». Старшие русские списки: 1) пергаменный Синод. № 644, XIV—XV вв.; 2)

пергаменный Моск. Дух. Ак. № 3, XIV—XV вв. (отрывок); 3) Публ. Б. Толст. III № 46, XIV—XV вв.

(отрывок); 4) Румянц. М. Пискар. № 59. 1472 г. (одно слово); 5) Тр. Л. № 756 XV в.

Никиты Стифата Слова. Старшие русские списки: 1) Румянц. М. Унд. № 1280. XIV—XV в.; 2) Тр. Л. №

756, XV в.

Николы, патриарха Константинопольского, послание к проту Святой Горы. Старший русский список — Тр.

Л. № 756 XV в.

Нила Философа разные сочинения. Старшие русские списки:

Написанный, судя по всему, не в России.

897

1) пергаменный Синод. № 644, XIV—XV вв.; 2) пергаменный Моск. Дух. Ак. № 3, XIV—XV вв.; 3) Публ. Б.

Толст. III № 46, XIV—XV вв. (отрывок); 4) Тр. Л. № 165, 1414 г.; 5) Публ. Библ. Толст. II № 4, 1419 г.; 6) Тр.

Л. № 167, 1423 г.; 7) Тр. Л. № 756, XV в.; 8) Тр. Л. № 760, XV в.; 9) Тр. Л. № 763, XV в.; 10) Тр. Л. № 765,

XV в. Старший южнославянский список — в среднеболгарском Сборнике Публ. Б. 1348 г. (о осми

помышлениях).

Петра Дамаскина «Воспоминание к своей душе». Старшие русские списки:

1) Публ. Библ. Толст. III № 46, XIV—XV вв. (отрывок); 2) Тр. Л. № 185, 1425 г.; 3)Тр. Л. №760, XV века;

4) Увар. №197, XV в.; 5) Синод. №650, XV в.; 6) Чудова мои. № 247, XV в. Старший сербский список —

Тр. Л. № 179, XIV в.

Симеона Нового Богослова творения. Старшие русские списки: 1) пергаменный Синод. № 193, XIV в. (при

Пандектах Никона Черногорца 1381 г., отрывок);

2) пергаменный Румянц. М. № 1548. XIV в. (отрывок); 3) пергаменный Моск. Дух. Ак. № 3, XIV—XV в.; 4)

пергаменный Тр. Л. № 13, XIV—XV веков (отрывок); 5) Тр. Л. № 185, 1425 г.; 6) Тр. Л. № 407, 1437 г.; 7) Тр.

Л. № 180, 1443 г. (руки Пахомия Серба); 8) Тр. Л. № 760, XV в.; 9) Тр. Л. № 763, XV в.; 10) Румянц. М.

№2460, XV в.; 11) Румянц. М. Унд. №559, XV в.; 12) Синод. №650, XV в.; 13) Увар. № 197, XV в.; 14) Моск.

Дух. Акад. № 33, XV в.; 15) Виленск. Публ. Б. №72, XV в. Старший сербский список — в сборнике деспота

Стефана Лазаревича 1421 г. (Р. Филологический Вести. 1881 г. № 2).

Филофея Синаита «Главы трезвительные». Старшие русские списки: 1) пергаменный Моск. Дух. Ак. № 3,

XIV—XV вв. (отрывок); 2) Тр. Л. № 756, XV в.

Филофея, патриарха Константинопольского, «Предание к ученику». Старшие русские списки: 1) Увар. №

205, XV века; 2) Тр. Л., № 756, XV в.

Фаласия Главы, к Павлу пресвитеру. Старший русский список — Тр. Л. № 753, XV в.

Феодора Едесского Главы. Старшие русские списки: 1) пергаменный Моск. Дух. Ак. № 7, XIV в.; 2)

пергаменный Синод. № 644, XIV—XV вв.; 3) Публ. Библ. Толст. III, № 46, XIV—XV вв. (отрывок); 4) Тр. Л.

№ 756, XV в.; 5) Румянц. М. Унд. № 1081, XV в.; 6) Румянц. М. Унд. № 1280, XV в.; 7) Хлуд. прибав. № 64,

XV в.

Феодора Студита Слова. Старшие русские списки: 1) пергаменный Моск. Дух. Ак. № 4, XIV в.; 2) Увар. №

338, 1473— 1477 гг.; 3) Хлуд. № 64, XV в.

Толкование на Лествицу. Старший список — Синод. № 367, XV в.

Жития

Григория Омиритского. Старшие русские списки: 1) Синод. №419, 1453 г.; 2) Синод. № 750, XV в.; 3)

Софийск. № 1210, XV в.

Григория Синаита (сочинение Каллиста). Старший русский список — Синод. № 923, XV в.

Евфимия Великого. Старший русский список — Румянц. М. Унд. № 250, XV в.

Феодора Едесского. Старшие русские списки: 1) пергаменный Моск. Дух. Ак. № 7, XIV в.; 2) пергаменный

Тр. Л. № 36, конца XIV в.; 3) Увар. № 210, XIV— XV вв.; 4) Тр. Л. № 687, 1444 г., 5) Румянц. М. Унд. №

1280, XV в.

Было два перевода. Второй, древнейший, Ундольский указывает в своей рукописи М> 1081, XV в.

57 — 2050

898

Разные сочинения

Василия, царя греческого, «Главы наказательные к сыну его, царю Льву». Старшие русские списки: 1)

Тр. Л. № 758, XV в.; 2) Синод. № 367, XV в.

Дионисия Ареопагита сочинения с толкованиями Максима Исповедника

. Старшие русские списки: 1)

Увар. № 162, XV в.; 2) Антониева-Сийского монастыря XV в. (Викторов. С. 74). Старшие

южнославянские списки: 1) болгарский, Моск. Дух. Ак. № 122, XIV в., руки митрополита Киприана; 2)

сербский, Нов. Иерусал. № 78, XIV в.; 3) болгарский, Румянц. М. № 93, XV в.

Иоанна Златоустого Маргарит

. Старшие русские списки: 1) Румянц. М. Унд. № 181, XV в.; 2) Синод.

№ 103 (1499 года ?). Старший болгарский список — Публ. Б. Толст. I № 59, XIV в.; старший сербский

список — Нов. Иерусал. № 73, XV—XVI в.

Каллиопа, патриарха Константинопольского

, Учительное Евангелие. Старшие русские списки: 1)

Увар. № 297, XV в.; 2) Тр. Л. № 99, XV в.; 3) Общ. Люб. Др. Пием. № 90, 1464 г.

Никона Черногорца Тактикой. Старшие русские списки: 1) пергаменный Публ. Б. 1397 г., F. I. 41; 2)

Синод. № 189, XIV—XV вв.; 3) Увар. 1478 г. Старший болгарский список — афонский, XV в. (Леонид,

47).

Севериана Гевалъского Шестоднев. Старший русский список — Синод. №367, XV в. Старший

южнославянский список — Синод. № 38,1345 г. (отрывок).

Сильвестра и Антония вопросы и ответы. Старшие русские списки — Моск. Дух. Ак. №№ 2, 3, XV в.

Филиппа инока Диоптра. Старшие русские списки: 1) полупергаменный Чудова мои. № 15, 1388 г.; 2)

пергаменный Публ. Б. F. I. 43. XIV в.; 3) Тр. Л. № 190, 1418 г.; 4) Увар. № 383, 1426 г.; 5) Тр. Л. № 191,

1471 г.; 6) Синод. № 930. XV в.; 7) Румянц. М. № 59, XV в.; 8) Моск. Дух. Ак. № 23, XV в.

Феофилакта, патриарха Болгарского, Толковое Евангелие

. Старшие русские списки: 1) пергаменный

Архива Мин. Ин. Дел, XIV в.; 2) пергаменный Чудова мои. № 9, XIV в.; 3) пергаменный Виленск.

Публ. Б. № 13, XIV в. (отрывок); 4) Синод. № 73, начала XV в.; 5) Моск. Дух. Ак. 1456 г. Митрополит

Киприан рекомендовал русским читать это произведение. Старший сербский список — 1473 г.

(Леонид, 44).

Никодимово Евангелие («ДЪяше Святые Троицы»), состоящее из рассказов: 1) о страдании и

воскресении и 2) о сошествии в ад

. Старший русский список: Тр. Л. № 145, нач. XV в. Отрывок

сербского пергаменного списка XIV в. указан в Русск. Филолог. Вести. 1882г. № 1.С. 7—8.

Стефанит и Ихнилат

. Старшие русские списки: 1) Синод. №367, 1479 г.; 2) Тр. Л. № 765, XV в.

Старший сербский список — Румянц. Муз. Севаст. № 1472, XV в. Другой сербский список — Рум.

Муз. Григоров. № 1736, XIII—XIV вв.,— имеет текст более древнего перевода.

Изданы в Макарьевских Минеях, октябрь, вып. I.

Издан там же, вып. III.

По греческим рукописям — Филофея, патриарха Константинопольского. Было два славянских перевода?

Часть издана в Макарьевеких Чет. Минеях, октябрь, вып. 2-й.

По сербскому списку XVI в. издано в «Гласнике» Сербского Учен. Общ., кн. 63. С. 89 ел.

Издан Обществом Древней Письменности, XXVII, 1878 г.

899

Громник"

. Старший русский список — Тр. Л. XV в. Старший сербский список— Рум. Муз. Севаст. XV в.

Приложение II

Предлагаем список русских рукописей, написанных в Константинополе.

1) Четвероевангелие, писанное в 1383 году в Константинополе (Синодальная Библиотека). Имени писца

нет.

2) Диоптра инока Филиппа, писанная в 1388 году в Константинополе, «в глаголемой царьстЬй обители

Иперивлепте» (Чудов монастырь). Писец — «священный слуга» кир-Зиновий

3) Сборник житий и поучений, который дошел в позднем списке, с сохранением записи

оригинала, нисанного в 1392 году в Константинополе, «въ царстЬй обители святЬйшаго... Крестителя

Ивана», по благословению «честн'Ьйшаго во иноцОхъ кир-Аванаая, бывшаго прежде

стадохранителемъ общему житш... въ монастыри, иже именуется на Высокомъ»

4) История Иосифа Флавия, которая внесена в Макарьевские Четьи Минеи (январь) с сохранением

записи оригинала, писаннаго в 1399 году в Константинополе. Писец — Иоанн «грешный

старичищь». Он трудился для неизвестного духовного лица

5) «Око церковное» (Церковный Устав Иерусалимский), которое дошло в списке 1428 года

(Румянцевский Музей), с сохранением записи оригинала, писанного в 1401 году в

Константинополе, в «обители царьской всесвятые Богородица Иперивлепто». Писец — «гр-Ьшный

Абанаай»

6) Лествица Иоанна Лествичника, которая переписана с сохранением записи оригинала, писанного в 1421

году в Константинополе, «в царьстЬй обители пресвятые владычиця нашя Богородиця Иперивлепто». Писец

— «убогый Евсев!е-непотребный Ефрем» (списки в библиотеках Иосифова монастыря, ярославского Спасо-

Преображенского монастыря, Нового Иерусалима)

Трудно сомневаться, что между рукописями второй половины XIV и первой XV века, хранящимися в наших

библиотеках, должны быть еще рукописи, вышедшие из-под пера членов русской колонии в

Константинополе

. Они должны

Издан Тихонравовым, «Памятники р. отреч. литерах.», II.

Список Диоптры конца XIV века Публичной Библиотеки (F. I. 43), пергаменный, принадлежавший никогда Кириллову

Белозерскому монастырю, имеет интересное послесловие. Писец обращается в нем «къ наченшему и свершившему сию

божестъвьную книгу, глаголемую еллинскою речью Диоптру, нашею же, рекше ростовскою рЪчию Зерцало», «брату» кир-

Зиновию. Он не называет себя по имени, но показывает кое-какие сведения в греческом языке, приписывая: Христе мой, воифи

ме.

Срезневский, Древние памятники русск. языка и письма, 2-е изд. С. 271. Востоков, Описание Румянц. Музея, № 360.

Строев, Библиологический словарь. С. 400.

Старший список этого устава (Толст. I № 11)— 1409 г. О других списках см. Мансветова, Типик, 275.

Строев. С. 28.

Диоптра Публ. Б., о которой мы упомянули выше, с обращением писца к «брату» кир-Зиновию и с упоминанием о «нашей

ростовской р*чи», написана едва ли не в Константинополе, может быть, Афанасием Высоцким.

900

быть писаны на греческом материале: или на тонком пергамене, отличном от обычного грубого

пергамена собственно русских рукописей XIV—XV веков, или на той толстой бумаге, которую

обыкновенно называют бомбициною и на которой несомненно в России писанных рукописей очень

немного. Наибольшее их число должно находиться в библиотеке Троицкой Лавры, бывшей, по-

видимому, в особенно частых сношениях с константинопольскими русскими. Они могут быть легко

открыты посредством сличения их письма с письмом несомненных константинопольских рукописей.

Приложение III

Чудовской список представляет книгу в четвертку, писанную на тонком пергамене, в два столбца,

самым мелким уставным почерком. Особенности его письма — обычные особенности русского устава

XIV века: у после согласных вместо более древнего оу, но рядом с 031 и с уком; йотированное е с

высоко поднятою чертою между г и е, рядом с большим опрокинутым к началу строки е; ч почти или

совсем без ножки, потерявшее всякое сходство с чашею. Но рядом с этими особенностями мы имеем

другие, русскому уставу XIV века несвойственные: у в виде греческого ипсилона, омегу не только в ее

обычном виде, а также в виде двойного о, необыкновенно частое употребление г, а особенно —

огромное количество вязей. Лицо, писавшее чудовской список, пользовалось всяким удобным случаем,

чтобы соединить две, а иногда и три буквы в одно начертание и при этом зачастую ставило буквы

греческий, т. е. употребляло вязи, обычные в греческой скорописи. Полная свобода в пользовании

греческими вязями не оставляет ни малейшего сомнения в том, что это лицо было столько же

привычно к греческому скорописному письму, сколько к русскому уставному. Сверх того, писец

расставил ударения: то острое, то тупое, то облеченное, чего (за самыми незначительными

исключениями) нет в русских уставных текстах, но что обычно в греческих скорописных.

Исправность чудовского списка замечательна. Мы в нем имеем одну из наиболее тщательно

написанных рукописей, писец которой вполне понимал, что он писал; он знал (сколько нужно, чтобы

не смешивать разные формы) грамматику и заботился (сколько можно было в XIV веке) об

однообразии орфографии. Он не соблазнился ни среднеболгарскими формами, ни орфографическими

особенностями болгарских рукописей его времени (с которыми был несомненно знаком) и не

употребил ни разу ни юса большого, ни ръ вместо ор или ер (вр ъ х ъ), ни а после гласных вместо я в

славянских словах (м о а, д о б р ыа; у него только Хананеа, Матвея и т. п.).

Таким образом, мы находим у него лишь те грамматические и орфографические черты, которые в той

или другой степени свойственны русским, в частности московским, текстам его времени и из которых

не все были одинаково древними. Так, он писал рядом приведете и идгге, в вретище и в кораблг*,

делателг/ (вин. мн.) и стояща (вин. мн. муж.); так, он писал постоянно ки вместо древнего кы и т. п.

Достойно замечания, что он очень редко ставил ъ между согласными: бол-ши, колми, болна, горко и т.

п., что он любил опускать ь и ъ в конце слов: дожд, мытар, что он предпочитал сочетания ъя, ъю, ъе и т.

д. (братья, бритью, спасенье) сочетаниям ия, ию, ие (братмя и т. д.). Эти особенности его орфографии

— особенности редкие и во всяком случае не находящиеся вместе и не про-

901

веденные сколько-нибудь последовательно ни у одного из других нам известных писцов XIV века.

Известный Копитар в брошюре: «Hesychii glossographi discipulus... russus in ipsa Constantinopoli»,

Vindobonae, 1839, сообщил сведения о греческой рукописи Венской Придворной Библиотеки XI—XII

вв., имеющей между строками греческого письма русские глоссы более позднего кирилловского

письма. Он издал из нее часть греческого текста и все глоссы, а также снимок с одной из ее страниц.

Письмо русских глосс XIV века, то самое, какое мы имеем в чудовском списке, со всеми его

характерными особенностями: то же у после согласных, но рядом с оу и уком; то же ч; то же частое г;

то же пристрастие к вязям; наконец, то же опущение ъ между согласными (к о л ц е и т. п.), опущение ь

и ь в конце слов (красен, светлеет, ров), предпочтение ъя и проч. (почесть е, неразумъеит. п.).

Венская греческая рукопись принадлежит к числу тех, которые были приобретены австрийским послом

при Порте Бусбеком между 1554 и 1562 годами в Константинополе. Итак, наш писец жил и работал в

Константинополе.

Чудовская рукопись заключает в себе весь Новый Завет. Ею уже воспользовались архим. Амфилохий и

проф. Воскресенский. Сделанное ими сличение евангельского и апостольского текста этой рукописи с

текстами в других рукописях русских и южнославянских разного времени показало, что ее текст стоит

особняком и не имеет близкого сходства ни с одним из других. И действительно, евангельский текст

чудовской рукописи есть нечто самостоятельное. В основании его лежит обычный евангельский текст

русских рукописей XIV века; ряд вариантов взят из текста Толкового Евангелия Феофилакта

Болгарского, переведенного в Болгарии, вероятно, в XI—XII вв. и остававшегося для русских

неизвестным до второй половины XIV в.; но весь текст у него сверен с греческим и местами при-

ближен к нему (напр., Матф. VIII, 3: зл'Ь имущая)с заменою кое-где церков-но-славянских слов

русскими (верста вместо поприще, грады вся и п о г о с -ты, села и погосты).

Покойный митрополит Леонтий, издавший чудовскую рукопись, считает достоверным предание о том,

что она написана рукою московского святителя, и в доказательство, с приложением фототипического

снимка, ссылается на «собственноручное» духовное завещание св. Алексия, хранящееся в Чудовом

монастыре. Но беглого взгляда на это завещание, писанное обычным московским канцелярским

полууставом XIV века, приближающимся к скорописи, достаточно, чтобы видеть всю разницу между

ним и чудовскою рукописью; да сверх того, нет никаких оснований подозревать в духовном завещании

письмо самого св. Алексия. Таким образом, остается лишь предание. Мы имеем несколько преданий о

рукописях свв. Варлаама Хутынского, Антония Римлянина, митрополита Ки-приана, преданий,

которые при поверке оказываются лишенными всякой достоверности. Кажется, и предание о

чудовской рукописи должно быть отнесено также к числу недостоверных. Правда, эта рукопись по

письму современна московскому святителю, тогда как Служебник Антония Римлянина по письму

моложе этого святого столетия на три. Но современность письма не есть доказательство. Напротив,

несколько данных препятствуют видеть в чудовской рукописи труд самого св. Алексия. Эта рукопись

писана мастером своего дела, человеком, привыкшим к писанию книг и превосходно владевшим не

только русским уставом, но и греческою скорописью; между тем о св. Алексии мы не имеем никаких

902

древних свидетельств, которые бы указывали на писание им книг. Далее, эта рукопись— нечто в своем