сам себя низложил и поставил себя в состояние войны со своим народом, то было бы
хорошо, если бы Баркли и те, кто разделяет его мнение, сообщили нам, что может
помешать народу преследовать судебным порядком того, кто не является королем, как
народ поступил бы со всяким другим человеком, поставившим себя в состояние войны с
ним. Я хочу еще обратить внимание на одно место у Баркли, когда он говорит: "Злой
умысел против себя народ может предотвратить до его осуществления"; тем самым он
допускает сопротивление, когда тирания еще только замышляется. "Если какой-либо
король, - говорит он, - питает подобные замыслы и действительно стремится осуществить
их, то он тут же отказывается от всяких забот и мысли о государстве"; таким образом,
согласно ему, пренебрежение общественным благом должно считаться доказательством
подобного замысла или по крайней мере достаточным поводом для сопротивления. А
причину всего этого он излагает в следующих словах: "потому что он предал или
принудил свой народ, свободу которого он обязан был с большим старанием охранять".
То, что он добавляет, - "перейти под власть и господство иноземной нации" - ничего не
значит, так как вина и злоупотребление заключаются а утрате народом свободы, [c.402]
которую король обязан был сохранить, и никакой разницы не составляет, под власть каких
лиц народ принуждают перейти. Право народа в равной мере нарушено и свобода его
утрачена независимо от того, сделают ли его рабом каких-либо лиц его собственной
национальности или иноземной нации, именно в этом заключается ущерб, и только
против этого народ имеет право защиты. Во всех странах можно найти примеры,
показывающие, что оскорбление наносит не перемена национальности лиц, находящихся
у власти, а перемена правления. Билсон, епископ нашей церкви и великий сторонник
власти и прерогативы государей, признает, если я не ошибаюсь, в своем трактате
"Христианская покорность"52, что государи могут утратить свою власть и свое право на
покорность со стороны подданных; а если еще нужны авторитеты в вопросе, где и без
того все ясно, то я могу отослать своего читателя к Брэктону, Фортескью, к автору
"Зерцала"53 и к другим - к авторам, которых нельзя заподозрить в том, что они незнакомы
с нашим строем или являются его врагами. Но я думаю, что одного Гукера могло бы быть
достаточно для удовлетворения тех людей, которые, опираясь на него в своей церковной
политике, каким-то странным образом склонны отрицать те принципы, на которых он ее
основывает. Не делают ли их при этом своими орудиями более хитроумные деятели,
чтобы заставить их лить воду на свою мельницу, - об этом им стоило бы получше
подумать. Я убежден только в том, что их гражданская политика столь нова, столь опасна
и столь разрушительна как для правителей, так и для народа, что, так же как прошедшие
века никогда не могли допустить ее проведения, точно так же можно надеяться, что и
грядущие времена, освобожденные от наветов этих египетских надсмотрщиков, будут
питать отвращение к памяти о подобных гнусных льстецах, которые, поскольку это им
было, очевидно, на руку, превращали всякое правление в абсолютную тиранию и хотели
бы, чтобы все люди рождались в таком состоянии, какое, по мнению этих низких душ, им
подходило, - в рабстве.
240. Здесь, вероятно, будет задан обычный вопрос: "Кто будет судьей и решит, действует
ли государь или законодательный орган вопреки оказанному им доверию?" Возможно, что
недовольные и злонамеренные люди будут распускать в народе подобные слухи, когда
государь будет только лишь пользоваться положенной ему прерогативой. На это я отвечу:
народ будет судьей; ибо кому же еще быть судьей и определять, правильно ли поступает
его доверенное [c.403] лицо или уполномоченный и действует ли он в соответствии с
оказанным ему доверием, как не тому, кто уполномочил это лицо и кто должен, так как он
ого уполномочил, по-прежнему обладать властью отозвать его, если он не оправдал
доверия? Если это разумно в случаях, касающихся частных лиц, то почему должно быть
иначе в вещах величайшей важности, когда речь идет о благе миллионов и когда также и
зло, если ему не воспрепятствовать, несравненно больше, а возмещение очень трудно,
дорого и опасно?