требований, которые в конце концов очень жестко детерминируют
специалиста во всех отношениях. Однако это отнюдь не означает, что
социальный работник должен быть личностью, всецело поглощенной
непосредственной профессиональной практикой и только ею – в этом случае
пострадают и он сам как личность, и профессия. Такой социальный работник
мог бы скорее служить парадоксально безликим приложением к профессии,
но не ее субъектом, а это, безусловно, не может не нанести ущерба как
профессии, так и самому социальному работнику, клиентам, обществу.
Социальный работник может и должен иметь свое собственное «я», быть
разносторонней, внутренне богатой личностью, живущей полноценной
жизнью, границы которой простираются за пределы профессиональной
социальной работы – в противном случае ему нечего будет дать клиенту. И,
во всяком случае, социальный работник в не меньшей степени, чем его
клиент или любой другой человек, имеет право на счастье, развитие,
устройство своей судьбы по собственному выбору. Таким образом, может
развиться деонтологический конфликт между интересами клиента и
интересами социального работника. Однако этот конфликт вполне может
быть разрешен, поскольку между коренными интересами его участников нет
сущностного противоречия; оно может носить лишь временный,
ситуативный характер. В совершенствовании социального работника как
профессионала и личности, в благополучии и гармоничности его
собственной жизнедеятельности заинтересован не только он сам, но и
профессия, и общество, и клиенты. При этом конечно, специалист должен
научиться сочетать ситуативные интересы профессиональные и личные,
сделать их непротиворечивыми. Такое вполне возможно, если
профессиональная деятельность соответствует склонностям специалиста.
Но деонтологические конфликты в социальной работе могут
возникнуть и в других сферах. Например, могут внешне противоречить друг
другу интересы общества и клиента: клиент, безусловно, заинтересован в
исчерпывающем разрешении своих проблем, в то время как общество в силу