Поэтика барокко: завершение риторической эпохи 119
но пожелает воспроизвести самую суть этого знания, то она должна
будет ввести внутрь себя тайну,— не ту, о какой будет говориться, что
она наличествует в мире, а ту, о которой читателю не будет сообщено
ровным счетом ничего и которая просто будет наличествовать в книге
как некая неявность, о какой читатель, берущий в руки книгу, может
даже и не подозревать. В остальном же такая энциклопедия может
вполне сохранить свой привычный вид, продолжать располагать свои
статьи по алфавиту или в каком-то ином порядке, признанном целесо-
образным и удобным, и т. д. Если теперь такая книга действительно
существует,— книга, которая включила внутрь себя некую тайну, или
неявность,— то она тем самым уподобила себя, во-первых, знанию, как
истолковывается оно в этой культуре, во-вторых же, самому миру, как
существует он, истолкованный в этом знании о нем. А этот мир, соглас-
но тому, как истолковывает себя знание о мире, есть мир, непременно
заключающий в себе тайное и непознаваемое.
Итак, согласно сказанному, существуют своды знания двух видов:
такие, которые «просто» передают известные сведения о мире, и такие,
которые не довольствуются только этим, а вбирают в себя самую суть
знания — как знания, заключающего в себя знание тайны, что, как ска-
зано,
должно повлечь за собой наличие в таком своде некоей утаенно-
сти, неявности. Граница между сводами знания одного и другого вида
совершенно текуча, и вот по какой причине: смысл утаиваемого — в
том, чтобы не выдавать себя, а потому никогда нельзя с уверенностью
сказать, что в такой-то книге нет ничего такого, что утаивалось бы от
читателя. «Отсутствие» заложенной в книгу тайны можно устанавли-
вать лишь на основе некоторых косвенных показателей: так, сочинение,
ставящее своей целью прояснить суть знания или мышления, едва ли,
рассуждаем мы, будет заинтересовано в том, чтобы утаивать что-либо от
читателя; но такие рассуждения весьма шатки. Мы можем считать
вероятным, что «Рассуждение о методе» Декарта не заинтересовано в
том, чтобы особо утаивать что-либо от читателя, со-мыслящего с авто-
ром. Однако такие книги, такие создания, которые утаивают что-либо
от читателей, и не создаются — постольку, поскольку они что-то утаи-
вают,— для читателей: представим себе, что некоторый принцип, поло-
женный в основу всего строения известного текста, становится извест-
ным лишь спустя три столетия,— ясно, что такой принцип задумывался
автором произведения не как существующий для читателя, но как-су-
ществующий для самого создаваемого им, причем, как даже ясно нам
теперь, по той причине, что это создаваемое (как бы ни называть его —
текстом ли, произведением ли, и т. д.) мыслится на основе так, а не
иначе постигаемого знания и притом уподобляет себя сути этого зна-
ния и сути так, а не иначе истолковываемого, на основе того же знания,
мира. Когда говорят о том, что произведения эпохи барокко суть некото-
рые подобия мира, то это — сокращенное выражение гораздо более