
гроза, огонь, луна,  солнце.  Отметим, например,  повторяющийся образ  солнца, которое 
плавится: (ломается,  разбивается)  в  стеклах  домов (образ  стекла  выполняет  в  этом 
случае функцию, аналогичную образу зеркала, и служит сигналом границы двух миров 
— потустороннего и посюстороннего), см., например, описания Москвы: Он остановил 
взор на верхних этажах, ослепительно отражающих в стеклах изломанно и навсегда 
уходящее от Михаила Александровича солнце...; Бесчисленные солнца плавили стекло 
за  рекою;  В  верхних  этажах  громад  зажигалось  изломанное  ослепительное  солнце; 
...соткался  в ...недавно  покинутый  город  с  монастырскими  пряничными  башнями,  с 
разбитым  вдребезги  солнцем  в  стекле.  «Город  с  раздробленным  солнцем — это 
гибнущий город»
1
. 
Особенно  разнообразны  в  тексте  тропы,  характеризующие  луну  и  магический 
лунный  свет (лунная  лента, лунная  дорога, лунная  река, лунные  ковры и  пр.):  Лунный 
путь вскипает, из него начинает хлестать лунная река и разливается во все стороны. 
Луна  властвует  и  играет,  луна  танцует  и  шалит.  Как  отмечает  Е.А.  Яблоков, «в 
аспекте  проблемы  Истины,  которая  проходит  через  все  творчество  Булгакова... 
"солнечному пути экстраверсии, рационального [56] знания" здесь предпочтен "лунный 
путь интроверсии, созерцания, интуиции" (Юнг). Характерно, что истина открывается 
героине "Мастера и Маргариты" именно в лунном свете... Все явления Мастера связаны 
с луной»
2
. 
При помощи повторов  выделяются и противопоставляются  друг  другу основные 
сущностные координаты «ведомства»: «свет» и «тьма», реальный и ирреальный мир, — 
причем  образы «света»  и «тьмы»  носят  сквозной  характер  в  творчестве  Булгакова 
вообще. В то же время посредством повторов и размываются границы между разными 
мирами. 
С  противопоставлением  реального  и  иллюзорного  планов  в  тексте  связаны 
повторяющиеся  лексические  единицы: «обман», «казаться», «мерещиться», «марево», 
«галлюцинация», «туман» (см.  устойчивую  образную  параллель  туман — обман). 
Одновременно  регулярно  повторяются  слова и  словосочетания,  варьирующие мотивы 
зеркала,  сна, «испорченного  телефона»,  которые  служат  метафорой  неоднозначного 
отношения  слова  к  реальной  действительности,  к  другим «возможным  мирам», 
«парадоксального  соединения  в  слове  функции  отражения  реальности  и  выражения 
мнимости...  герои  романа  пребывают  в  пограничье  между  реальным  миром  и  миром 
сказочного»
3
.  Таким  образом,  повторы  подчеркивают  множественность  миров, 
представленных  в  тексте  романа,  подвижность  границ  между  ними,  неоднозначность 
выражаемых смыслов. 
Для этической же проблематики романа значим повтор слов семантического поля 
«пороки/добродетели»  (зависть,  трусость,  жадность,  милосердие,  скаред  и  др.). 
Отмеченные  повторы  дополняются  повторами  единиц  особой  тематической  группы, 
формирующейся  в  тексте  романа  и  связанной  с  мотивом  творчества  как  поисков 
истины:  в  нее  входят  существительные  записи,  роман,  хроника,  тема,  видение,  сон, 
глаголы написать, описать, угадать, видеть и др.  Этой группе противопоставляются 
лексические  единицы, обозначающие  точную (или  неточную)  передачу,  установление 
или внешнюю фиксацию «фактов»: следствие, разъяснение, слухи, шепот, объяснение 
и  др.,  см.,  например:  ...в  течение  долгого  времени  по  всей  столице  шел  тяжелый  гул 
самых невероятных слухов... Шепот «нечистая сила»... слышался в очередях, стоящих 
у молочных, в трамваях, в магазинах, в квартирах, в кухнях, в поездах... Концентрация 
именно  этих  единиц  в  эпилоге  романа  создает  комический  эффект:  Еще  и  еще  раз 
нужно  отдать  справедливость  следствию.  Все  было  сделано  не  только  для  того, 
                                                           
1
 Гаспаров Б.М. Литературные лейтмотивы. — М., 1994. — С. 45. [56] 
2
 Яблоков Е.А. Художественный мир Михаила Булгакова. — М., 2001. — С. 389. 
3
  Виноградова  Е.М.  Правда  о  слове  и  правда  слова  в  романе  М.  Булгакова «Мастер  и  Маргарита» // 
Человек. Язык. Искусство. — М., 2001. — С. 34 — 35. [57]