Первомайский В.Б. Невменяемость
Подождите немного. Документ загружается.
бытие, как влечение сообщить себе наличное бытие» (с. 68). Этот тезис
Г. Гегеля остался не опровергнутым до настоящего времени, а, напротив,
находит подтверждение и развитие в работах современных авторов.
Э. В. Ильенков (1984), детально исследуя проблему соотношения мышления
и деятельности, обращается к Спинозе, считая, что он гениально даже для
нашего времени еѐ разрешил. Суть решения в том, что мышление и тело не
существует порознь одно от другого. Это один предмет — мыслящее тело
живого реального человека. Мышление рассматривается как такое же
свойство, способ существования тела, как и его протяжѐнность.
Э. А. Ильенков рассматривает мышление как действие, выраженное и
пространственно. Поэтому между мышлением и телесным действием нет и не
может быть причинно-следственных отношений. «Между телом и
мышлением, — пишет Э. А. Ильенков, — существует не отношение причины
и следствия, а отношение органа (т. е. пространственно-организованного
тела) со способом его собственного действия» (с. 31).
Аналогичные представления по этой проблеме существуют и в психологии,
сформулировавшей принцип единства сознания и деятельности. По мнению
С. Л. Рубинштейна (1940), «поступком в подлинном смысле слова является
не всякое действие человека, а лишь такое, в котором ведущее значение
имеет сознательное отношение человека к другим людям, к общему, к
нормам общественной морали». С. Л. Рубинштейн (1957) основным
способом существования психического считает его существование в качестве
процесса, в качестве деятельности (с. 255).
Деятельностный подход к пониманию психики и сознания наиболее полно
отражѐн в концепции А. Н. Леонтьева (1973), который писал, что реальная
жизненная «деятельность человека и составляет субстанцию его сознания»
(с. 157), а строение сознания человека закономерно связано со строением его
деятельности (с. 228). М. М. Филиппов (1981) определяет волю как
«социально обусловленное психофизиологическое состояние человека,
выраженное в его способности к сознательному регулированию и
активизации своего поведения» (с. 130). По Дж. Б. Фурсту (1957), «познание
качественно изменяется и превращается в сознание, или разумное
понимание, посредством применения языковых форм к нашему
чувственному восприятию. Сознание относится к деятельности, которую мы
понимаем» (с. 121). В последнее время предлагается принцип единства
сознания и деятельности объединить с личностным подходом в
интегральный психологический принцип единства сознания, личности и
деятельности, что естественно исключает представления о независимости
существования сознания и деятельности (В. С. Тюхтин, 1988).
Таким же образом эту проблему решают и юристы. Рассматривая
дискуссионные вопросы психологии воли, В. И. Селиванов (1986) отмечает,
что понятие воли пересекается почти со всеми другими основными
психологическими понятиями (мотивация, цель, действие, поступок,
внимание, характер, способности и др.). Воля понимается им как
сознательное регулирование человеком своего поведения и деятельности,
выраженное в умении преодолевать внутренние и внешние трудности при
совершении целенаправленных действий и поступков. Критерий
сознательного преодоления трудностей определяет и меру свободного
волеизъявления личности. Понятие «воля», таким образом, входит в понятие
«сознание», и они могут рассматриваться только в единстве. Единство
сознания и воли весьма детально обосновывает В. А. Ойгензихт (1983).
Понимая волю как деятельную сторону сознания, он считает недопустимым
противопоставление воли мышлению (с. 15). «Воля, — пишет
В. А. Ойгензихт, — психическое регулирование поведения, заключающееся в
детерминированном и мотивированном желании достижения поставленной
цели, в выборе решения, разработке путей, средств и применении усилий для
их осуществления. Воля — единый комплексный процесс психического
регулирования поведения (действий, поступков) субъекта» (с. 24). Отсюда
следует и вывод автора о том, что при невменяемости имеется ввиду
отсутствие способности мышления и отсутствие возможности «свободно
волить» (с. 98).
В физиологии основная идея принципа единства сознания и деятельности
была сформулирована И. М. Сеченовым (1962), утверждавшим, что «всѐ
бесконечное многообразие мозговой деятельности сводится окончательно к
одному лишь явлению — мышечному движению» (с. 9). Этот принцип
позволяет по нарушениям поведения судить о патологии отдельных сторон и
качеств сознания и лежит в основе психопатологического экспертного
исследования. Как пишет С. Л. Рубинштейн (1946), «через посредство
деятельности субъекта его психика становится познаваема для других»
(с. 23).
Таким образом, данные приведѐнных наук, исследующих проблему психики
и сознания, не дают оснований для вывода о возможности раздельного
существования сознания и волевой сферы. Характерно, что такую позицию
разделяют многие исследователи, как психиатры, так и юристы, однако
законодатель упорно продолжает отстаивать устаревшую точку зрения,
имеющую столетнюю историю. В действительности же, если совокупность
признаков, составляющих психологический критерий, сравнить с объѐмом и
содержанием понятия «вменяемость», с одной стороны, и понятия сознания
— с другой, то их совпадение становится очевидным. Существенное
значение для понимания сути проблемы имеет аналогия, проведѐнная
А. М. Иваницким (1990) между функциями сознания и схемой рефлекса.
Сознание включает афферентную часть — восприятие внешнего мира,
центральную — мышление и эфферентную — решение о действии и подачу
моторной команды. Психологический критерий (в позитивной форме)
включает те же элементы: афферентную часть — восприятие своих действий,
что невозможно без восприятия внешнего мира, центральную — способность
(критика) отдавать отчѐт (мышление) себе (самосознание, «я») и
эфферентную — руководство своими действиями. На продуктивность
использования условного рефлекса в качестве модели для полноценного
изучения психической деятельности человека, включая понятие идеального,
указывает Г. Х. Шингаров (1983).
Изложенное даѐт основание для вывода о том, что отражѐнная в ч. 1 ст. 12
УК Украины формула «способность отдавать себе отчѐт в своих действиях и
руководить ими» является, по сути, содержательной характеристикой
состояния сознания лица, которому вменяется в вину уголовно наказуемое
деяние. Еѐ составные части отражают существенные признаки,
характеризующие сознание человека: мышление, самосознание, «я», критику,
и есть психологический критерий, который выполняет следующие функции:
характеризует лицо как объект применения уголовного законодательства;
определяет возрастную границу применения к лицу уголовного
законодательства;
составляет психологическое условие возможности применения к лицу
уголовного законодательства;
является психологическим критерием вменяемости (в позитивной форме),
при отсутствии качественных изменений, даже при наличии психических
расстройств;
является одним из оснований для назначения судебно-психиатрической
экспертизы;
при отсутствии или качественном изменении вследствие психической
болезни, т. е. в негативной форме является главным элементом
медицинского критерия невменяемости.
В связи с тем, что отсутствие или качественное изменение сознания является
предпосылкой и одним из условий признания лица невменяемым, логически
обоснованным представляется предположение о том, что расстройства
психической деятельности, которые исключают вменяемость, это суть
нарушения сознания, проявляющиеся в первую очередь в социальной
дезадаптации субъекта, вследствие изменения способности воспринимать
себя и окружающее и адекватно воздействовать на него (В. Б. Первомайский,
1992). Такое предположение согласуется с современными представлениями о
здоровье и болезни как личностных, социально-биологических
характеристиках человека, критерии которых непосредственно содержатся в
способности или неспособности индивида к реализации своих биологических
и социальных функций (Г. И. Царегородцев, В. Г. Ерохин, 1986, с. 201–202).
А поскольку выполнение социальных функций человеком определяется
состоянием его сознания, то утверждение, что психическая болезнь в любой
еѐ форме и проявлениях есть патологическое расстройство сознания,
проявляющееся вовне через нарушение способности к отражению
окружающего мира и себя и воздействию на него, становится более чем
вероятным. Такая постановка вопроса несколько нетрадиционна для
психиатрии, хотя и имеет свою историю, на которой следует остановиться,
поскольку она имеет значение для определения содержательных
характеристик медицинского критерия при вменяемости и невменяемости.
4. Медицинский критерий при вменяемости и невменяемости
В настоящее время медицинским критерием невменяемости именуется
данный законодателем в обобщѐнном виде перечень психических
расстройств, которые могут сопровождаться утратой способности лица
отдавать себе отчѐт в своих действиях или (как показано в предыдущей главе,
правильно «и») руководить ими. В законе он представлен «хронической
душевной болезнью, временным расстройством душевной деятельности,
слабоумием и иным болезненным состоянием». Поскольку авторы ст. 39
Уголовного уложения, от которой ведѐт начало ст. 12 УК Украины, ещѐ в
1903 г. избрали абстрактную диспозицию нормы, определяющей условия
невменения, и, исходя из требований, предъявляемых к этом случае к
определению, следовало бы ожидать, что медицинский критерий должен
содержать только обобщающие признаки психических расстройств. Уровень
же обобщения должен определяться целью, которая преследуется введением
в закон медицинского критерия.
В нынешнем виде медицинский критерий можно рассматривать как попытку
совместить два принципа, с одной стороны — дать общие признаки
психической патологии, с другой — перечислить отдельные еѐ виды.
Поэтому с общими понятиями «хронические и временные душевные
заболевания и расстройства» сосуществует частное понятие «слабоумие». В
этом же перечне находится и предельно общее понятие «иные болезненные
состояния», не имеющее определѐнного объѐма. Отсюда и
неудовлетворѐнность медицинским критерием и дискуссии по поводу объѐма
и содержания составляющих его элементов. Изучение исторического аспекта
динамики медицинского критерия, представленное в I главе, показывает, что
его трансформация фактически преследовала цель охватить все виды
психических расстройств, при которых может исключаться способность лица
отдавать себе отчѐт в своих действиях и руководить ими. При отсутствии
чѐтких представлений о взаимоотношении медицинского и психологического
критериев это привело к тому, что перечень действительно поглотил все
известные психические расстройства. Руководствуясь предложениями
психиатров по трансформации медицинского критерия, законодатель упустил
из вида, что его смысловая нагрузка состоит, прежде всего, в разграничении
болезненных расстройств психической деятельности, во-первых, от
неболезненных и, во-вторых — от болезненных, но непсихических
расстройств. Выявление и тех и других не даѐт оснований для применения
ст. 12 УК Украины.
Для того, чтобы эти требования были выполнены, необходимо
распространить понятие болезни на каждый элемент медицинского критерия.
Пока же он относится только к хроническим душевным болезням и к иным
болезненным состояниям. Временное расстройство душевной деятельности
не отнесено законодателем к болезненным и в принципе может
подразумевать физиологический аффект в его нынешнем понимании. Не
отнесено к болезненным состояниям и слабоумие. В то же время понятие
«иное болезненное состояние» не отнесено однозначно к психике и поэтому
может включать любое известное заболевание. Поскольку законодательная
формула должна исключать возможность двойного толкования, становится
очевидным, что упомянутый перечень этому требованию не отвечает. Более
того, если каждый элемент медицинского критерия понимать как
психическую болезнь, то их перечень составлен с нарушением правил
деления объѐма понятия. Например, дихотомия «хронический–временный»
полностью исчерпывает объѐм понятия «течение заболевания». Любое
психическое заболевание может быть либо хроническим, либо временным.
Следовательно, понятие слабоумие входит в объѐм понятия «хроническое
психическое заболевание». Так же иное болезненное состояние (психики)
может быть либо хроническим, либо временным.
Анализ практики применения перечня психических заболеваний,
охватываемых медицинским критерием, подтверждает отсутствие
объективной необходимости в нѐм. По результатам настоящего
исследования, наиболее употребляемым в выводах экспертизы является
понятие «хроническое душевное заболевание». Но даже при экспертизе
больных шизофренией, которая единодушно относится всеми авторами к
хроническим душевным заболеваниям, это понятие в выводах используется в
87,39% случаев. В целом понятия ст. 12 УК Украины в выводах
используются экспертами в 55,23% случаев. Практически не используются
понятия «слабоумие» и «иное болезненное состояние», из чего можно
сделать вывод, что они не имеют экспертного значения и не востребуются
юридическими органами. Это означает, что понятия, охватываемые
медицинским критерием, не имеют и юридического значения. Они не влияют
ни на признание лица судом невменяемым, поскольку для этого достаточно
заключения о наличии у него болезненного расстройства психической
деятельности на период совершения общественно опасного деяния. Не
влияют они и на выбор принудительной меры медицинского характера, как
полагает Ф. В. Кондратьев (1983), поскольку не упоминаются в ст. 13 УК
Украины и, следовательно, не могут быть использованы для этой цели. Их
сохранение в законе следует рассматривать как дань традиции и отражение
поиска психиатрами оснований для классификации психических расстройств,
что является чисто внутренней проблемой психиатрии.
К такому выводу побуждает обращение к действующей классификации
психических расстройств МКБ-9, в которой выделяется три группы
расстройств: психозы, расстройства непсихотического характера (неврозы,
психопатии и др.) и умственная отсталость. Фактически они полностью
соответствуют перечню расстройств, содержащихся в медицинском
критерии. Хронические и временные душевные заболевания идентичны
понятию «психозы». Близость слабоумия и умственной отсталости
определяется их наиболее существенным признаком — интеллектуальной
недостаточностью. Этот признак и послужил в своѐ время основанием для
перенесения умственной отсталости из группы «иные болезненные
состояния» в группу «слабоумия» (Д. Р. Лунц, 1954; Г. В. Морозов, 1988).
Иные болезненные состояния, как показывают данные литературы, включают
в себя психические расстройства непсихотического характера. В несколько
размытом виде этот принцип сохранѐн и в МКБ-10 (1994), в которой рубрики
F0–F3 включают психозы, F4, F6 — невротические и личностные
расстройства, F7 — умственную отсталость и F5, F8, F9 — расстройства
невротического уровня и неболезненного характера.
Наконец последнее обстоятельство. В цитируемой ст. 12 УК Украины
используется три термина: душевная болезнь, расстройство душевной
деятельности и болезненное состояние, что не имеет в литературе
адекватного объяснения. Различные точки зрения на эти понятия
представлены в главе I (раздел 2). Представляется, что причина расхождений
между авторами состоит в нерешѐнности главного вопроса: какой принцип
должен быть использован при соотнесении понятий: линейный
(рядоположный) или вертикальный (соподчинѐнный), когда понятия
располагаются по степени обобщения и менее общее последовательно
поглощается более общим. Те авторы, которые шли по первому пути, не
смогли дать непротиворечивое толкование обсуждаемых понятий. Исходя из
содержательных характеристик понятия «психическая болезнь», что будет
рассмотрено ниже, более точной представляется позиция экспертов ООН
(Л. Гостин, 1991). Вся патология психики именуется ими наиболее общим
понятием — психические заболевания. Это понятие включает в себя более
частное понятие — тяжѐлое психическое заболевание, которое, с судебно-
психиатрической точки зрения, характеризуется тем, что исключает
способность лица отдавать себе отчѐт в своих действиях и руководить ими.
Исторически именно эта группа психических расстройств, как имеющая
яркие внешние проявления, положила начало психиатрии и получила
наименование «душевные заболевания», на смену которому в дальнейшем
пришло понятие «психоз».
Поскольку в ст. 12 УК Украины при характеристике медицинского критерия
используются понятия «болезнь (болезненное состояние)» и «расстройство»,
необходимо выяснение соотношения и между ними. В предполагаемой к
внедрению в Украине МКБ-10 используется термин «расстройство». Однако
авторы указывают, что он не является точным термином, поэтому в МКБ-10
(1994) под ним «подразумевается клинически определѐнная группа
симптомов или поведенческих признаков, которые в большинстве случаев
причиняют страдание и препятствуют личностному функционированию». Из
приведѐнного определения следует, что понятие «расстройство» может быть
распространено и на такие симптомы и поведенческие признаки, которые не
причиняют страдание и не препятствуют личностному функционированию.
Замена понятия «психическое заболевание» на «психическое расстройство»,
произведѐнная в Швеции в 1991 г., не решила проблему точного определения
и соотношения их объѐмов и содержания (В. Рутц, 1994).
Что касается понятия «болезнь», то в литературе по методологии диагноза
излагается два его содержания. Первое — это патологический процесс,
имеющий клиническое выражение, вызывающий клиническую картину, по
которой и судят о наличии болезни. Второе — нарушения, которые
клинически не проявляются, поскольку маскируются компенсаторными
механизмами и становятся явными либо достигнув «критической степени
выраженности, либо когда применяются особо тонкие и чувствительные
методы параклинической диагностики» (Е. В. Шмидт, Ф. В. Бассин, 1983).
Очевидно, что в обоих случаях можно говорить о расстройстве. Для
обозначения патологических процессов (или расстройств) второго типа
используется термин «предболезнь».
Предлагая новые подходы к динамической оценке психического здоровья,
С. В. Запускалов и Б. С. Положий (1991) выделяют уже 5 уровней
психического состояния, из которых 3 составляют пограничную зону между
здоровьем и болезнью (уровень риска, предболезни и донозологический). Это
при том, что и понятие нормы в психиатрии остаѐтся дискуссионным
(В. В. Лучков, В. Р. Рокитянский, 1987; И. И. Кутько, 1995).
Е. В. Шмидт, Ф. В. Бассин (1983) под термином «предболезнь» понимают
«патологический процесс, ещѐ не имеющий клинического звучания и
могущий как перейти, так и не перейти в болезнь, т. е. в состояние (или в
процесс), которое обусловливает возникновение какой-то пусть минимально
выраженной клинической картины». Эта формула соответствует
определению понятия через ближайший род и видовое отличие, хотя,
например, Ю. Л. Нуллер (1991) считает, что при всей привлекательности,
понятие предболезни в психиатрии едва ли может быть научно обосновано.
Между тем, такое обоснование понятия «предболезнь» даѐт С. Б. Семичов
(1987). Относя предболезнь, «несмотря на еѐ промежуточный характер»
(с. 144) к области здоровья, а не болезни, С. Б. Семичов понимал под
предболезнью дисфункциональное состояние, дезадаптацию, т. е.
расстройства, которое ещѐ не получили качественных характеристик
болезни. Разграничивает понятия «патология» и «болезнь» Ю. С. Савенко
(1992). Различия между ними он видит в континуальности перехода нормы в
патологию и наличии достаточно чѐткой границы между здоровьем и
болезнью, «называемой психотическим уровнем дезорганизации
психической деятельности». Правда, при такой трактовке неясно, в какую
группу следует относить пограничные расстройства.
Из приведѐнных точек зрения следует, что понятие «расстройство» является
более общим по отношению к понятию «болезнь». В этом смысле
психическая болезнь есть частный случай расстройства психической
деятельности, которое может быть и неболезненным. Болезнь, в свою
очередь, может проявляться в форме состояния или в форме процесса.
Сопоставление обсуждаемых понятий с группами психических расстройств,
отражѐнных в ст. 12 УК Украины и в действующей МКБ-9, показывает их
полную согласуемость (схема 3).
Схема 3
Схема соотношения основных понятий, характеризующих медицинский
критерий вменяемости–невменяемости
Из представленной схемы видно, что если руководствоваться принципом
необходимости и достаточности, медицинский критерий вполне может быть
ограничен понятием «хроническое или временное болезненное расстройство
психической деятельности». Такая формула поглощает все известные
психические расстройства, проявляющиеся как в виде процесса, так и в виде
состояния, будь то на психотическом или непсихотическом уровне. Причѐм
последнее обстоятельство (глубина психического расстройства), влияющее
на признание лица вменяемым или невменяемым, выражено в формуле через
психологический критерий. Как указывалось в предыдущем разделе,
психологический критерий отражает состояние сознания субъекта. Это даѐт
основание для предположения, что все психические расстройства есть
расстройства сознания. Для того, чтобы это предположение подтвердить или
опровергнуть, необходимо исследование взаимоотношения того, что
именуется медицинским и психологическим критерием при вменяемости и
невменяемости, что сделано далее в 5-й главе.
Сохранение в медицинском критерии понятий «хроническое» и «временное»
определяется процессуальной необходимостью. Во-первых, понятие
«хроническое душевное заболевание» применяется в ст. 408 УПК Украины
как основание для освобождения осуждѐнного от дальнейшего отбывания
наказания с применением к нему принудительных мер медицинского
характера или передачей его на попечение органов здравоохранения. Во-
вторых, признак длительности (течения) заболевания необходим в силу того,
что ст. 12 УК Украины предполагает определение не только невменяемости
лица, но и его общественной опасности. Это следует из указания на
возможность применения судом к невменяемому лицу принудительной меры
медицинского характера. Такое решение допустимо лишь в том случае, если
болезненное расстройство психической деятельности, обусловившее
признание лица невменяемым, продолжает сохраняться и на период
рассмотрения дела в суде.
Между тем в части случаев временные расстройства психической
деятельности ограничиваются периодом совершения общественно опасного
деяния или могут сохраняться непродолжительное время после него. Суду
важно знать, относится ли обнаруженное у подсудимого болезненное
расстройство психической деятельности к категории временных, ибо в этом
случае велика вероятность изменения его психического состояния до
вынесения определения. Поэтому заключение эксперта на этапе
предварительного следствия о временном болезненном расстройстве
психической деятельности у подэкспертного на период времени, к которому
относится инкриминируемое ему деяние, как основание для применения к
нему принудительной меры медицинского характера, должно приниматься
судом только после проведения дополнительной экспертизы.
Настоящее исследование выявило в этой части существенные дефекты
экспертной (а следовательно и судебной) практики. Из 496 случаев
временные болезненные расстройства психической деятельности были
диагностированы в 27 (исключительные состояния и острые алкогольные
психозы). Им всем комиссией СПЭ рекомендовано применение
принудительных мер медицинского характера. Проследим это на примере