Первомайский В.Б. Невменяемость

Подождите немного. Документ загружается.

применении принудительных мер медицинского характера. В необходимых

случаях в судебное заседание вызывается эксперт.

5. Если лицо, в отношении которого рассматривается дело, вызвано в

судебное заседание, суд выслушивает его объяснение, а затем заключение

эксперта. По окончании судебного следствия высказывает своѐ мнение

прокурор, затем защитник.

Впечатление? Весьма туманно и неконкретно. Из цитированной статьи

следует, что участие лица, в отношении которого рассматривается дело, в

судебном заседании является не правилом, а исключением. Правилом же

является рассмотрение судом дела в отсутствие лица, признанного

невменяемым на этапе предварительного следствия. По данным

А. Хомовского (1967), участие в судебном разбирательстве лица, в

отношении которого рассматривается дело о применении принудительной

меры медицинского характера, имеет место лишь в 18% случаев.

Цитированная ст. 419 УПК ставит больше вопросов, чем даѐт ответов на них.

Например, кто, когда и как решает вопрос о том, препятствует ли характер

заболевания подсудимого его участию в судебном заседании или не

препятствует? Относится ли этот вопрос к «другим обстоятельствам,

имеющим существенное значение для решения вопроса о применении

принудительных мер медицинского характера?» Является ли решение этого

вопроса тем необходимым случаем, когда в судебное заседание вызывается

эксперт? Как в этом случае он может решить вопрос о том, не препятствует

ли характер заболевания подсудимого его участию в судебном заседании,

если для этого нужно видеть подсудимого, а вызвать его в суд можно, только

если такого препятствия нет?

Закон в этой части игнорирует клиническую реальность, которая состоит в

том, что между моментом проведения экспертизы и судебным

разбирательством проходит, как правило, достаточно времени, чтобы

психическое состояние подсудимого изменилось. Оценка этого изменения

требует специальных знаний и, следовательно, необходимо проведение

судебно-психиатрической экспертизы. Возможно, судьи и понимают это, но

вопросы эксперту о психическом состоянии подсудимого и возможности его

участия в суде не ставят. Вероятно потому, что закон не обязывает их делать

это в обязательном порядке. В связи с этим интересно знать, что Совет

Европы ассамблеей 8 октября 1977 г. принял Рекомендацию 818 (1977) о

ситуации с психическими заболеваниями, п. 1 в которой рекомендует

Комитету министров призвать правительства стран-участниц: «обеспечить,

чтобы судебные решения не принимались только на основании медицинских

заключений, но чтобы пациентам с психическими заболеваниями, как и

другим людям, было обеспечено полное право быть услышанными».

Пока этого нет, при несовершенстве закона и судебно-психиатрической

практики у любого лица, обвиняемого в совершении преступления, всегда

есть шанс вопреки его желанию попасть на судебно-психиатрическую

экспертизу, получить заключение о невменяемости и, не присутствуя в суде,

отправиться в психиатрическую больницу на принудительное лечение.

Причѐм, судя по критериям, заложенным в законе, такое лицо может

оказаться в условиях психиатрической больницы с любой строгостью

наблюдения. Этот путь прошли в своѐ время многие политические

диссиденты. Открыт он и сейчас. Так, например, в законе предусмотрено, что

никакие доказательства для суда, прокурора, следователя не имеют заранее

установленной силы, а значит и заключение эксперта. И при этом 73,2%

опрошенных судей считают, что они не располагают методикой оценки

заключения психиатра-эксперта. Этот анализ можно было бы продолжить, но

он лишь подтвердит, что в законе не заложено серьѐзных гарантий против

злоупотребления психиатрией.

Может, структура судебно-психиатрических учреждений и организация

экспертной работы обеспечивает безошибочность заключений и тем самым

компенсирует недостатки законодательства в части гарантирования прав

человека? Но тогда бы не было предмета для обсуждения. По современным

данным, на точность судебно-психиатрического вывода влияет до 8

различных факторов, которые могут быть формализованы, от неполноты

информации и состояния научной разработки проблемы до неправильного

применения экспертом законов мышления (В. Б. Первомайський, 1999).

Иначе чем объяснить, что при среднем показателе около 6% признаваемых

невменяемыми по Украине, по разным регионам он колеблется от 2% до 17%

(В. Б. Первомайський, 1998). Всегда ли за этим стоят только объективные

причины?

Судебно-психиатрическая экспертиза в Украине сегодня — это

ведомственная служба, являющаяся частью системы здравоохранения. Она

входит в структуру первичного учреждения здравоохранения (диспансера

или больницы) как одно из подразделений, а психиатр-эксперт подчиняется

по восходящей линии заведующему отделением, главному врачу и т. д., и в

этой же системе получает заработную плату.

В Украине сохраняется принятая в СССР практика обязательного

комиссионного производства психиатрической экспертизы. При этом каждое

лицо осматривается комиссией из трѐх экспертов, независимо от сложности

случая и объективной необходимости, что однозначно подтверждает

настоящее исследование. Такая подмена субъекта экспертизы, каким

является эксперт, на комиссию, противоречит ст.ст. 75, 198 УПК Украины и

отнюдь не способствует повышению качества экспертизы. Таким комиссиям

присущи и другие отрицательные признаки, свойственные методу

коллективных экспертных оценок: конформизм в группе, подстраивание к

мнению авторитета либо мнению старшего по должности, что особенно

характерно для комиссий, включающих специалистов разного уровня

квалификации, а тем более находящихся в определѐнных административных

отношениях. А нужно ли говорить, какие финансовые расходы несѐт

общество на экспертное освидетельствование тремя экспертами 8–9 тыс.

психически здоровых лиц ежегодно?

Приведѐнных выше аргументов достаточно для утверждения, что

существующая служба судебно-психиатрической экспертизы не отвечает

одному из основополагающих принципов судебной экспертизы — принципу

независимости, предусмотренному ст. 3 Закона Украины «О судебной

экспертизе». И уже только по этому одному признаку существующая система

судебно-психиатрической экспертизы не может гарантировать от ошибок и

злоупотреблений.

Но есть и третья составляющая судебно-психиатрической экспертизы — еѐ

научное обеспечение, без чего невозможно создать грамотный закон и

правильно организовать работу. К сожалению, судебная психиатрия долгое

время развивалась в стороне от судебной экспертологии, не используя те

общие принципы экспертной деятельности, которым должна следовать

любая судебная экспертиза независимо от специфики объектов и предмета

исследования. Отечественная судебная психиатрия не смогла

сформулировать принципы своей деятельности, осознать себя экспертной

наукой и пока продолжает оставаться в лоне материнской науки —

психиатрии, заимствуя оттуда и основной метод исследования, и форму

изложения результатов его применения.

В теории судебной психиатрии в настоящее время чѐтко не определены

объѐм и содержание понятий «вменяемость–невменяемость». Вследствие

этого понятия «невменяемость» и «неспособность лица отдавать себе отчѐт в

своих действиях и руководить ими» отождествляются. Неполнота

представлений о критериях невменяемости, их объѐме и содержании,

приводит на практике к разделению медицинского и психологического

критерия и противопоставлению интеллектуального и волевого признаков

последнего. В законе указанные обстоятельства отражаются понятием

«состояние невменяемости» и союзом «или», соединяющим

интеллектуальный и волевой признаки психологического критерия.

Отсутствие ясности в понимании указанных вопросов непосредственно

касается прав человека и чревато экспертными и судебными ошибками.

Этому способствует ряд обстоятельств, из которых наиболее существенными

являются: слабость законодательной базы; расширительный подход к

толкованию содержащихся в законе норм относительно оснований

назначения судебно-психиатрической экспертизы; недостаточная

разработанность методологических и методических аспектов судебно-

психиатрического исследования.

Анализ литературы вопроса и результаты проведѐнного исследования

позволяют вычленить существенные признаки судебно-психиатрической

парадигмы как совокупности последовательно взаимосвязанных элементов,

характеризующих теорию невменяемости в судебной психиатрии, практику

судебно-психиатрической экспертизы обвиняемых и еѐ законодательную

базу. Такими признаками являются:

несоответствие законодательной нормы о невменяемости правилам

определения понятия;

ретроспективный подход к вычленению критериев невменяемости;

рядоположность медицинского и психологического критериев;

смешивание юридических и медицинских понятий;

отождествление понятия «невменяемость» с «неспособностью осознавать

свои действия и руководить ими» или только с «неспособностью руководить

своими действиями»

игнорирование системообразующего значения общественно опасного

деяния.

Вполне понятно, что указанные недостатки, непосредственно касаясь прав

человека, не могут не влечь за собой негативные последствия. К основным из

них относятся:

наделение эксперта функциями «судьи в белом халате»;

решение вопроса о невменяемости de facto — экспертом, de jure — судом;

невозможность разграничения компетенция эксперта и юриста;

патернализм психиатра-эксперта по отношению к суду;

невозможность решения проблемы ограниченной вменяемости;

возможность превращения экспертной ошибки в судебное решение;

возможность использования психиатрии в немедицинских целях.

Очевидно, что существующая в судебной психиатрии парадигма

невменяемости требует критического переосмысления с позиции

современного знания в рамках строго научного подхода, лишѐнного

предвзятости, эмоциональных и идеологических влияний.

Глава 8

НЕВМЕНЯЕМОСТЬ И ЕЁ КРИТЕРИИ

«Сознание невозможно

увидеть, и только такое его

динамическое проявление,

как поведение, доступно

наблюдению»

Дельгадо Х. Мозг и

сознание. — М., 1971. —

С. 37.

1. Объём и содержание понятия «невменяемость»

Судебно-психиатрическая практика решения вопросов вменяемости–

невменяемости свидетельствует о назревшей объективной необходимости

тщательной научной проработки принципов взаимодействия права и

судебной психиатрии, чѐткого определения и однозначного понимания

сторонами таких основополагающих понятий, как «вменяемость–

невменяемость» и «объѐм компетенции психиатра-эксперта» не только по

форме, но и по сути. Как показано во II главе, предпосылками успешности

решения этой задачи является строгое следование методологическому

принципу всесторонности рассмотрения и учѐта взаимоперехода

противоположностей друг в друга, предполагающему изучение парных

категорий в единстве, что применимо к любым частнонаучным понятиям, и

непременное соблюдение при этом требований традиционной логики с еѐ

основными законами (тождества, противоречия, исключѐнного третьего и

достаточного основания), как обязательного условия последовательного и

непротиворечивого мышления (Г. И. Царегородцев, В. Г. Ерохин, 1986;

Н. И. Кондаков, 1971).

Попытка разобраться в существе вопроса с этих позиций делает очевидной

принадлежность понятия «невменяемость» к семантическому аппарату

юриспруденции. Использование в законе и тесная смысловая взаимосвязь с

такими уголовно-правовыми понятиями, как «преступление», «вина»,

«ответственность» и т. д. исключает сомнения в юридической природе

понятия «невменяемость». Оно порождено потребностями правосудия и

теряет смысл вне решения задач, стоящих перед следствием и судом.

Смысловая сторона понятия отражена в ч. 1 ст. 12 УК Украины следующим

образом: «Не подлежит уголовной ответственности лицо, которое во время

совершения общественно опасного деяния находилось в состоянии

невменяемости, то есть не могло отдавать себе отчѐта в своих действиях или

руководить ими вследствие хронической душевной болезни, временного

расстройства душевной деятельности, слабоумия или иного болезненного

состояния». Традиционно уголовно-правовая теория и судебная психиатрия

указывают на необходимость сочетания медицинского и психологического

(юридического) критериев при решении вопроса о невменяемости. Под

медицинским критерием однозначно понимается наличие одного из видов

психических расстройств, перечисленных в законе. Под психологическим

(юридическим) — неспособность (невозможность) субъекта отдавать себе

отчѐт в своих действиях или руководить ими во время совершения

общественно опасного деяния. В разных источниках понятия

«неспособность» и «невозможность» используются как синонимы. Хотя,

поскольку в данном случае речь идѐт о психологическом качестве, более

адекватным является понятие «неспособность». Понятие «невозможность»

больше ассоциируется с внешними обстоятельствами: способность может

быть сохранена, но не реализована вследствие отсутствия возможности, т. е.

необходимых внешних условий. На схеме 1 представлена традиционная

модель вменяемости–невменяемости согласно законодательной нормы.

Схема 1

Традиционная модель вменяемости–невменяемости

компетенция психиатра-эксперта

компетенция юриста

На уровне обыденной логики такая трактовка критериев невменяемости как

будто удовлетворяет запросы практики. Психологический (юридический) и

медицинский критерии, несмотря на утверждение об их неразрывном

единстве, предстают достаточно самостоятельными. Это следует из

утверждения о необходимости их сочетания (т. е. одновременного наличия)

для решения вопроса о невменяемости. Противоречие, состоящее в том, что

неспособность отдавать себе отчѐт в своих действиях или руководить ими

одновременно именуется и психологическим, и юридическим критерием, то

есть обозначается понятиями, отражающими разные уровни бытия, на

первый взгляд как будто разрешается двумя способами.

Во-первых — утверждением о его необходимости для взаимного понимания

юристов и психиатров-экспертов (отсюда двойное наименование).

Во-вторых — отождествлением невменяемости с неспособностью отдавать

себе отчѐт в своих действиях или руководить ими в силу болезни, в связи с

чем, по принципу аналогии, юридическая квалификация первого понятия

переносится на второе. При этом каждая из взаимодействующих сторон

(юридическая и медицинская) получает свой критерий. Учитывая двойное

наименование психологического (юридического) критерия, понятна попытка

провести через него границу, разделяющую компетенции психиатра-эксперта

и юриста, выделив в нѐм медицинский и правовой аспекты. Справедливо

подвергнутый критике, такой подход, как, впрочем, и иные, освещѐнные на

сегодняшний день в литературе, не решает главного вопроса: кто всѐ же

должен определять этот критерий и как он соотносится с невменяемостью

(Ю. М. Антонян, С. В. Бородин, 1987).

Слабость толкования формулы невменяемости, основанного на принятом

содержании психологического (юридического) и медицинского критериев, и

заключается в том, что оно не даѐт однозначного ответа на вопрос о границе,

разделяющей компетенции юриста и психиатра при разрешении сомнений во

вменяемости лица. Существующая парадигма, согласно которой психиатр-

эксперт определяет все компоненты смысловой стороны понятия

«невменяемость», т. е. устанавливает еѐ de facto, не оставляет для следствия и

суда предмета для самостоятельного решения о вменяемости–невменяемости

субъекта. Назначив CПЭ, следствие и суд обрекают себя на единственное

решение: согласиться в конечном итоге с заключением одной из экспертиз,

независимо от их количества по данному делу.

Причѐм, даже выполняя требования ст. 67 УПК о необходимости оценки

доказательств (к которым относится и заключение эксперта) юридической

стороной по своему внутреннему убеждению, основанному на всестороннем,

полном и объективном рассмотрении всех обстоятельств дела в их

совокупности, следствие и суд не могут в полной мере оценить заключение

эксперта по сути, поскольку для этого нужно владеть клиническим методом

исследования и обладать специальными знаниями, отсутствие которых и

побуждает обращаться к экспертам. В результате на практике разрешение

сомнений во вменяемости лица производится не теми, у кого они возникли, с

использованием специальных знаний эксперта, а возлагается на последнего,

т. е. обладателя этих знаний. А суд своим определением лишь придаѐт

законность заключению эксперта, т. е. решает вопрос о вменяемости–

невменяемости de jure.

Следуя теории аргументации, представляется необходимым изначально

определиться в том, что означают используемые понятия (А. Д. Гетманова,

1986; С. И. Поварнин, 1990). Известно, что собственно понятием именуется

мысль, «представляющая собой обобщение (и мысленное выделение)

предметов некоторого класса по их специфическим (в совокупности

отличительным) признакам… Понятие имеет тем большую научную

значимость, чем более существенны признаки (составляющие содержание),

по которым обобщаются предметы» (Философский словарь, 1987, с. 371). В

логике понятие — это «целостная совокупность суждений, т. е. мыслей, в

которых что-либо утверждается об отличительных признаках исследуемого

объекта, ядром которой являются суждения о наиболее общих и в то же

время существенных признаках этого объекта» (Н. И. Кондаков, 1971, с. 393).

Каждое понятие имеет объѐм и содержание. Объѐм включает множество

предметов, имеющих признаки, зафиксированные в понятии. Содержание же

включает эти отличительные, существенные свойства, признаки, отношения.

Объѐм и содержание понятия находятся в обратных отношениях. Чем больше

объѐм понятия (количество предметов, охватываемых им), тем меньше

содержание (количество общих для этих предметов признаков). Эти

положения имеют принципиальное значение для анализа и правильного

понимания всех рассматриваемых далее вопросов.

Теперь возвратимся к законодательной формуле невменяемости. В полном

соответствии с этимологией этого понятия, его объѐм включает два предмета:

деяние и лицо. Их общим отличительным признаком, составляющим

содержание понятия «невменяемость», является наличие между ними

определѐнного отношения или причинной связи. Последняя (если деяние

обладает признаками действия) двойственна по своей природе и

характеризуется, с одной стороны, физическим компонентом, включающим

совокупность определѐнных телодвижений, результатом чего явилось

уголовно наказуемое деяние. И, с другой стороны, психическим

компонентом, отражающим характер опосредования сознанием указанных

причинно-следственных отношений (в случае действия), т. е. состоянием

отражательной функции мозга субъекта во время совершения деяния. В

случае бездействия двойственный характер указанного отношения между

лицом и деянием исчезает, так как отсутствует физическая причинная связь, а

имеется связь только психическая.

Приведѐнные аргументы в равной мере относятся и к смысловой стороне

понятия «вменяемость». И хотя его формула в законе отсутствует, очевидно,

что для определения вменяемости также необходимо деяние, лицо и

соответствующее отношение между ними, включающее либо оба указанных

выше компонента в случае действия, либо, в случае бездействия, только