Щербакова Г.И. История формирования российской читательской аудитории

Подождите немного. Документ загружается.

страницам. На волне этого интереса «История государства Российского»

Н.М. Карамзина в один день разошлась шеститысячным тиражом. Однако

репрессии после декабристского восстания приостановили развитие

читательской аудитории. Даже та часть общества, которая была грамотной и

имела начатки образования, а следовательно, должна была тянуться за модой

двора на просвещенность, все же по большей части оставалась равнодушной

и к чтению вообще, и к чтению периодической литературы в частности в

самом начале второй трети XIXв. . Если тогда редакторы изданий часто

сетовали на равнодушие публики, то к 1830-м годам картина изменилась:

теперь уже читатели нуждались в духовной пище и ощущали ее недостаток.

В.Т. Плаксин в своей статье, написанной для сборника памяти А.Ф.

Смирдина, свидетельствует: «В 1830-е годы читающий круг заметно

расширился, читать было нужно и можно, потому что, с одной стороны, в

публике появилось стремление уяснить себе многие, еще не разрешенные

вопросы жизни, с другой - писатели сами взялись за жизнь и стали говорить о

ней горячим, живым словом.(… ) Вопросы и интересы издательские

находятся в тесных отношениях с развитием литературы и публики в данный

момент. Чем более отвечает литература на жизненные вопросы общества, тем

обширнее такая публика, вкус которой тождествен с литературным, тем

проще и рациональней издательские интересы. В то время, когда начал

издательскую деятельность Смирдин, в начале 30-х годов, ему

представлялось удовлетворить самым разнообразным и, главное, новым

требованиям публики. Общество нуждалось в учебниках, ученых книгах и

желало иметь доступные издания, своих любимых авторов».

К этому

времени подросло поколение тех гимназистов и студентов, которые

поступили в учебные заведения в эпоху Александра I. Как правило, это были

представители малоимущего дворянства, среднего чиновничества и младшие

дети из духовной среды (старшие наследовали приход отца). Но им еще не

удалось переломить общую тенденцию: Россия находилась в самом начале

Плаксин В.Т. Голос за прошедшим// Сборник литературных статей, посвященных русскими писателями

памяти покойного А.Ф. Смирдина. СПб, 1858.Т.1. -С. II-III.

развития капитализма, поэтому потребность в грамотных служащих и

работниках остро еще не осознавалась.

Одну из причин малой заинтересованности в чтении общества

указывал историк русской культуры П.Н. Милюков. По его мнению, на

протяжение XVIII века нарастало противоречие между двумя слоями

русского общества: образованным и просто грамотным. Если первый слой

питался философией и культурой Западной Европы и со временем

совершенно оторвался родной почвы, то грамотный слой низшего класса,

подпитываясь традиционной народной культурой, не ощущал потребности в

приобщении к иностранной культуре: будь то язык, литература, идеи, а также

стиль одежды и поведения. Расхождение углублялось вплоть до полного

непонимания и неприятия культуры чуждого слоя.

Аристократия почти на целый век с лишним обособилась от корней

национальной культуры, ориентируясь на Запад, черпая мысли, эмоции,

стиль поведения из интернациональной сокровищницы европейской

культуры, даже если это оставалось только поверхностным подражанием. По

наблюдению А. Рейтблата, аристократия стала читать русскую литературу

лишь тогда, когда она получила мировое признание, то есть с середины XIX

века.

В этом мнении ученый опирается на выводы Ф.В. Булгарина,

сделанные им в злосчастной записке, положившей начало его связи с

жандармским корпусом. В этом документе, которым Булгарин, вероятно,

желая искупить свои политические грехи, проявил наблюдательность и

умение обобщать, свидетельствующие в равной степени как об его личной

заинтересованности в предмете обсуждения, так и о профессионализме.

Разбив все читательские сословия своего времени на несколько категорий,

Булгарин не только точно охарактеризовал круг чтения каждой, но и указал

мотивы их обращения к книге. Выделив главную по социальной иерархии

группу «знатных и богатых людей», автор констатирует, что они «в основном

читают иностранную книгу». Самая большая читательская группа по

Рейтблат А.И. От Бовы к Бальмонту. - М., 1991.- С.11.

соотношению читающих и не читающих происходит из среднего сословия,

которое Булгарин делит на 4 подгруппы:

А) достаточные дворяне, состоящие в службе, и помещики, живущие в

деревнях;

В) бедные дворяне, воспитанные в казенных заведениях;

С) гражданские чиновники;

Д) богатые купцы, заводчики и даже мещане – «это состояние самое

многочисленное, по большей части образовавшееся и образующееся само

собою, посредством чтения и сообщения идей, составляет так называемую

русскую публику. Она читает много и большей частию по-русски».

Кроме того, Булгарин выделяет еще две читательские группы, которые не

относит собственно к публике. Одна группа – ученые и литераторы, про нее

автор «Записки» вскользь замечает, что ее численность невелика, вследствие

чего он не считает ее мнение влиятельной силой на книжном рынке, а другая

группа – самая многочисленная, но имеющая очень низкий процент

соотношения грамотных с неграмотными, это – «низшее состояние. Оно

включает в себя мелких подьячих, грамотных крестьян и мещан, деревенских

священников и вообще церковников и важный класс раскольников. Этот

класс читает много. Обыкновенное их чтение составляют духовные книги,

странствия к святым местам, весело-нравственные сочинения и вообще все,

относящееся к внутреннему управлению России».

Очевидно, что признавая

многочисленность и перспективность данного читательского разряда,

Булгарин не относит его к собственно публике как по предмету чтения, так и

по мотивам.

Несколько других ценителей книги также отмечали исключительную

приверженность аристократии иностранным изданиям. Н. Овсянников,

опубликовавший в конце 1870-х годов «Воспоминания старого

книгопродавца за пятьдесят лет» следующим образом характеризует период

первой половины XIX в.: «Развитие книжной торговли шло тихо и по

Булгарин Ф.В. О цензуре в России и книгопечатании вообще.// Русская старина.1900.№5.С.580-582.

недостатку разнообразия книг и по недостатку на них покупателей: одна

только мода иметь в аристократических и богатых домах библиотеки

исключительно поддерживала торговлю. Зажиточное купечество ничего не

читало, среднее сословие читало мало, а аристократия читала исключительно

иностранные книги».

Можно предположить, что на эту характеристику в

значительной степени повлияли позднейшие впечатления книгопродавца,

поэтому он на оценку читательского спроса начала века подсознательно

накладывает критерии другого периода- конца своей деятельности, а ведь

время 1860-1870-х годов кардинально отличалось по размерам читательской

аудитории, по мотивам и роли чтения в процессе социального становления

личности.

Тем не менее, вкус к чтению отечественной литературы постепенно

укреплялся. Культ глубокого чувства, искренних переживаний,

провозглашенный романтизмом, привил русскому образованному обществу

вкус к поэзии. Затем из любви к русским поэтам родился интерес вообще к

русской литературе. И.И. Панаев вспоминает, как ему пришлось

выслушивать жалобы генерала- лейтенанта, после данного им приема, куда

он пригласил Белинского ради авторитета критика (хотелось соответствовать

времени): «Когда Белинский ушел после ужина, хозяин дома (в течение

вечера неимоверно заискивавший перед ним) обратился к остальным гостям

своим, допивавшим вино и произнес, вздыхая: «Вот, господа, каково мое

положение. Я должен принимать к себе, ласкать этого наглого крикуна, этого

семинариста, который ни стать ни сесть не умеет в порядочном доме, из

одного только, чтоб он не обругал меня публично.. Ведь согласитесь, в моем

чине… я генерал-лейтенант, с моим именем, с моими связями быть

обруганным – ведь это невозможно перенести… Если бы не это, я и на порог

своего дома не пустил бы его».

Овсянников Н.П. Воспоминания старого книгопродавца в петербургской торговле за пятидесятилетие до

1870-х годов.// Материалы для истории книжной торговли. - СПб, 1879.- С.V.

Панаев И.И. Литературные воспоминания. М.: Правда,1988.- С.296.

Среди читательских пристрастий первой половины XIX века

преобладала любовь к художественной литературе и ее перевес над всеми

остальными видами чтения. Белинский объяснял преимущество

беллетристики над научной, учебной и остальными видами чтения

неразвитостью русской публики, ее неготовностью к умственной работе над

книгой, немалое значение имело желание чего-либо увлекательного,

разнообразящего монотонность жизни. Безусловно, отмеченные критиком

черты, базировались наиболее весомых социально-политических факторах:

феодализме, крепостничестве и монархии, ограничивающих реализацию

личностью своего потенциала, но говорить об этом открыто Белинский тогда

не мог.

Вторая половина XIX в. существенно отличалась по читательским

приоритетам, что явилось результатом реформ 1860-х годов, изменивших

социально-политические и экономические условия жизни русского общества.

Литературоцентризм первой половины века сменился другими различными

центрами притяжения читательских интересов. Споры о путях дальнейшего

развития страны, охватившие русское общество, вылились в огромный

интерес к публицистике, как наиболее удобной форме обнародования и

обсуждения мнений, циркулировавших в обществе. Об этом говорит

огромный читательский успех статей Чернышевского, Добролюбова,

Писарева, Михайловского и др. Публицистика тогда проникла во все виды

словесного творчества: художественную литературу, поэзию, появились даже

новые жанры, как дань времени: общественный роман и новое звучание

обрела стихотворная сатира. Публицистикой окрашены также научно-

популярные статьи Михайловского, Сеченова, Мечникова, Тимирязева,

Соловьева, Милюкова и других.

Во второй половине XIX в. не уступала публицистике по массовости

интереса учебная и научно-популярная литература. Это было совершенно

новое явление. Социально-экономические преобразования в России

стимулировали рост темпов развития промышленности, торговли, сети

коммуникаций, что потребовало большого числа образованных

специалистов; внедрение механизации производства, замена ручного труда

на более современные технологии – все это требовало от рабочих по

меньшей мере начальной грамотности.

Русская интеллигенция через земскую систему начала осуществлять

давно взлелеянную мечту о народном просвещении и развернула сеть

земских школ. Следствием этого стал рост числа учебных заведений разного

уровня, как и количества обучающихся в них. Это привело к росту спроса на

учебную и научную литературу, которая начала вытеснять лубок, который

был своеобразным промежуточным этапом. Чтение лубочной литературы

неоднократно высмеивалось просвещенными писателями и журналистами на

протяжение XIX века. Однако самые низшие из грамотных слоев – крестьяне

и посадские люди – одновременно были самыми консервативными. Но и этой

группе, как и той, что находилась ниже ее по образовательной лестнице, то

есть неграмотным, был присущ интерес к лубочной книге. Производство

последней стало доходным делом, и целые села в окрестностях Суздаля

занимались этим промыслом. Лубочные картинки имели самую обширную

аудиторию. Они висели и в избе неграмотного крестьянина, которому

однажды прочитали подписи к картинкам, а в дальнейшем они становились

отправной точкой народной фантазии. Даже более высокие по социальному

статусу группы: от городского мещанина и до мелкого провинциального

чиновника не отворачивались от них, выпуская тем самым на волю скрытую

стихию «карнавального начала», которое было своеобразной прививкой от

социальной депрессии и бесперспективности.

Чуть позднее, в 1880-1890 годы появляется еще один вид массового

чтения: первые пореформенные поколения крестьян, получивших начальное

образование в земских школах, проявляют свой интерес, сначала к

справочной литературе, особенно к календарям, которые становились

заменой книге в силу своего энциклопедического характера. Вся история

европейской культуры показывает, что приобщение народа к чтению в

разные века и в разных странах начиналось одинаково: с календарей. Помимо

справочников в среде сельского населения сохранялся интерес к чтению

религиозной литературы, адаптированные версии которой находят дорогу к

широким народным слоям, способным самостоятельно читать то, что раньше

только слышали через посредничество духовенства.

Экономические причины и внедрение новых социальных стереотипов

ускорили в крестьянской среде пробуждения потребности в знаниях,

первейшим источником которого стало чтение. Тем самым историческими

обстоятельствами был решен вопрос, долгое время мучавший правительство

и русскую интеллигенцию, весьма диалектически сформулированный И.В.

Киреевским в «Записке о направлении и методах первоначального

образования народа в России»: «Грамотность вообще и первоначальное

обучение народа может быть полезно и вредно, смотря по характеру

обучения и тем обстоятельствам, в которых находится обучаемый класс.

Полезная сторона образования очевидна и всеми признана. Обыкновенно

думают, что она исправляет и развивает понятия о религии и нравственности,

облегчает и расширяет частную деятельность, смягчает нравы, сближает

классы, открывает дорогу образованиям обыкновенным, часто затерянным и

зарытым в невежестве, дает возможность к познанию законов, помогает

уничтожению злоупотреблений судопроизводства, приготовляет развитие

общей государственной справедливости, расширяя потребности жизни,

ускоряя обращение капиталов и проч. Но что если понятия, получаемые

народом посредством грамотности будут неистинными, вредными? … Если

познание законов не увеличит чувства справедливости? …Последствия могут

быть гибельными. Видимое смягчение нравов не заменит разврата

нравственности, улучшения внешние не заменят упадка внутреннего,

наслаждения чувственности – страданий душевных, неизбежных с развратом,

с утратой личного достоинства и взаимной доверенности, с холодностью к

ближнему, с расчетливостью вместо совести, сo своекорыстием, обманом, с

брожением развязанных страстей, с преследованием невозможной мечты,

беспрестанно меняющей форму и в сущности сводящейся всегда на одно

чувственное удовольствие. Труден выбор между невежеством и

развратом…».

Выбор сделала история и люди, ее направляющие.

Киреевский И.В. О направлении и методах первоначального образования народа//Киреевский И.В.

Критика и эстетика. М., 1979.С. 383-384.

Тема 6. Просвещение или пропаганда – дилемма

послереволюционного периода

Во время двух революций и гражданской войны в условиях

жесточайшей идеологической и военной борьбы самым распространенным

видом чтения стала пропагандистская литература: плакаты, листовки,

которые в огромном количестве обрушивались на головы грамотной и

неграмотной массы.

Это была по сути одна из первых информационных

войн, в которой победитель обеспечивал себе военный и политический

перевес, заручившись поддержкой народа. Тревога за будущее страны

отодвинула все другие читательские увлечения, в том числе упал и спрос на

учебную литературу, тем более, что ее содержание было тесно увязано с

выбором страной ее будущего пути. После окончания гражданской войны и

укрепления Советской власти с 1920-1930 годах установились свои

читательские приоритеты, которые в условиях централизованной

издательской системы оказались в зависимости от решений власти: какая

литература быстрее будет способствовать решению насущных политических

задач. Победа в информационной войне надолго обусловила издательскую

практику Советского государства: на первом месте по важности, значит, и по

объемам находилась общественно-политическая литература, на втором –

научно-техническая и учебная, а затем уже - художественная. В научных

исследованиях последних лет, посвященных анализу цензурной политики,

литературно- журнального процесса, издательской деятельности Советского

государства, особенно в первые десятилетия его становления, отмечается, как

разными инструментами: цензурой и критикой осуществлялась манипуляция

сознанием, управление кругом чтения и соответственно социальным

кругозором и кругом чтения огромной, самой массовой за всю историю

России аудиторией.

«Литературная критика прогнозировала читательские

реакции, конструировала возможные эмоции по поводу прочитанного(…)

Овсепян Р.П. В лабиринтах истории отечественной журналистики М., 2000. - С. 69 и далее.

Елина Е.Г. Литературная критика и общественное сознание в Советской России 1920-х годов. Саратов:

Изд-во СГУ,1994; Жирков Г.В. История цензуры в России XIX-XX вв. М., 2001.

Критик подсказывал читателю не только что надо читать, но и как надо

подумать о книге. Психологическая атака на читателя, бесспорно, приводила

к серьезным изменениям общественного сознания. Подбор книг для чтения,

мотивы адресации каждой книги определенной читательской группе,

подготовка предисловий, пропаганда и контрпропаганда (…) – все эти

миссии охотно взяла на себя массовая критика.»

Таким образом, литература

должна была выполнять не эстетические, просветительские или даже

развлекательные функции, а преимущественно идеологические. О новых

приоритетах говорит объем выпущенной продукции различного направления

в два первых десятилетия. В 1920-е годы под влиянием нэпа на первом плане

стоял выпуск художественной литературы и учебной, при том, что тиражи

произведений классиков марксизма-ленинизма были очень высокими,

например, второе и третье собрание сочинений Ленина вышли общим

тиражом 660 тыс. экз., издательство «Красная новь» выпустила более 100

наименований трудов деятелей коммунистического движения, но все же из-

за большого числа частных издательств, выпускавших преимущественно

художественную литературу, ее выпуск перевесил все остальные отрасли

книжной продукции. В 1930-е годы произошла концентрация и

централизация книгоиздательского и книготоргового дела, частные

издательства были закрыты, стал возможным плановый выпуск продукции, в

результате на первое место вышла общественно-политическая

литература(45%), затем, учебная(28,5%), художественная(16%) и, наконец,

научная. Хотя в годы первой пятилетки это соотношение менялось, тиражи

художественной литературы в этот период сокращались в два раза, и вперед

выходила техническая и научная книга. Таким образом, из вышеупомянутых

типов чтения превалирующим стал один – по обязанности. «В 1938 году был

выпущен Краткий курс истории ВКП(Б) на 48 языках тиражом 16,2 млн. экз.

Его изучение в сети партучебы стало обязательным для всех советских

людей - как коммунистов, так и беспартийных».

Елина Е.Г. Указ. Соч.- С. 178.

История книги// Под ред. А.А. Говорова и Т.Г.Куприяновой. М.,2001.- С.315.