Захарова Е.И. (ред.) Психологические проблемы современной семьи
Подождите немного. Документ загружается.
достигнуто понимание истинных причин конфликтов, снизить их частоту и выраженность
будет невозможно.
Наиболее часто используемым типом воспитания с точки зрения и родителей, и детей
является потворствующая гиперпротекция. Ребёнок находится в центре внимания семьи,
которая стремится к максимальному удовлетворению его потребностей. На втором месте –
доминирующая гиперпротекция. Ребёнку уделяется много сил и времени, но он лишается
самостоятельности. На третьем месте – гипопротекция. Ребёнок предоставлен самому себе.
Родители им не интересуются и не контролируют его. На четвёрном месте – повышенная
моральная ответственность. Она характеризуется сочетанием высоких требований к ребёнку
и низким уровнем внимания к нему со стороны родителей. Отметим, что гипопротекцию и
повышенную моральную ответственность отмечают только юноши. Такие типы воспитания,
как жестокое обращение и эмоциональное отвержение в исследуемых семьях не отмечаются.
Обнаружена прямая связь между наличием конфликтов с точки зрения детей и
чрезмерностью санкций родителей, их позитивной агрессивностью, конфликтностью и
вынесением конфликта между супругами в сферу воспитания. Наличие конфликтов с точки
зрения матерей прямо связано с их гиперпротекцией, позитивной агрессивностью и
минимальностью санкций. Наличие конфликтов, с точки зрения отцов, имеет прямую связь с
чрезмерностью их требований, минимальностью санкций, негативной агрессивностью, а
также с возрастом. Конфликтность детей имеет прямую связь с неустойчивостью стиля
воспитания родителей, их воспитательной неуверенностью, проекцией на ребёнка
собственных нежелательных качеств. Конфликтность женщин прямо связана с их
воспитательной неуверенностью, предпочтением в ребёнке женских качеств и расширением
сферы родительских чувств. Конфликтность мужчин – с гипопротекцией, неустойчивостью
стиля воспитания, предпочтением в ребёнке детских и мужских качеств, игнорированием его
потребностей, неразвитостью родительских чувств, вынесением конфликта между
родителями в сферу воспитания.
Таким образом, в нашем исследовании обнаружен ряд факторов, характеризующих
особенности конфликтов родителей с детьми юношеского возраста. Обращает на себя
внимание противоположное понимание причин конфликтов родителями и детьми, матерями
и отцами, а также специфика воспитательной позиции отцов, характеризующаяся
противоречивостью, недостаточным пониманием своих воспитательных функций и роли в
жизни детей. Несмотря на личностные и возрастные различия между родителями и детьми,
наличием конфликтов между ними, в целом их взаимодействие складывается достаточно
благополучно. Юноши и девушки нуждаются в контактах со взрослыми, несмотря на
имеющиеся разногласия. Учёт выявленных закономерностей возникновения конфликтов
родителей с выросшими детьми может способствовать установлению более крепких и
глубоких взаимоотношений между ними.
581
Семейные факторы качества сна у больных хронической инсомнией
Рассказова Е.И., Тхостов А.Ш., г. Москва
НЦПЗ РАМН, МГУ имени М.В.Ломоносова
Во многих исследованиях было показано, что социальные и семейные факторы, такие
как наличие семьи и особенности семейных отношений, социальная поддержка, отношение
семьи к болезни, формирование реакции гиперопеки или поведения боли (Geist-Martin et al,
2003, Health, 2002, Kaplan et al, 1993, Taylor, 2003), играют одну из ключевых ролей в
развитии соматических заболеваний как у детей, так и у взрослых. Эти данные определяют
основные мишени и пути социально-психологической помощи семье с целью профилактики
и лечения заболеваний. Инсомния, т.е. хронические нарушения сна и дневного
функционирования (Инсомния, 2005), рассматривается как первично психогенное
заболевание (Principles, 2006), в отношении которого семейные факторы могут выступать
факторами предрасположенности, пусковыми факторами и факторами хронификации
заболевания.
Было показано, что хронификация инсомнии может быть следствием формирования у
больного дисфункциональных представлений о сне и инсомнии (Morin, 1993, Рассказова,
2008), которые достаточно широко распространены в культуре (Рассказова, 2006) и могут
быть связаны с особенностями семейного взаимодействия. Все этапы подготовки и начала
сна неотделимы от семейной, в том числе, сексуальной жизни, поэтому нарушения сна могут
быть показателем проблем в этих сферах. Это факт учитывается при психотерапии инсомнии
методом контроля стимулов (Principles, 2006).
К настоящему времени практически не существует исследований, посвященных
проблеме влияния особенностей семейных отношений на возникновение и течение
хронической инсомнии. Целью данной работы является выявление семейных факторов
субъективного качества сна и дисфункциональных убеждений в отношении сна и его
нарушений при хронической инсомнии.
Мы выдвигали следующие гипотезы:
1. Проживание в одиночестве будет сопряжено с катастрофизацией в отношении
болезни.
2. Связь течения инсомнии с семейными проблемами связана с большей выраженностью
дисфункционых представлений о сне и инсомнии и более тяжелым состоянием
пациента в целом.
3. Поддержка, оказываемая больному в семье, способствует улучшению его качества
сна.
Испытуемые
Выборку составили 80 больных инсомнией (25 мужчин и 55 женщин, средний возраст
46±13 лет), получающих амбулаторное лечение в Сомнологическом Центре при ММА им.
И.М. Сеченова. Оценка нарушения сна проводилась сомнологами Центра в соответствии с
Международной классификацией расстройств сна 2-й редакции (МКРС-2, 2005).
Методы
Семейный статус, особенности семейных отношений, связь семейных отношений и
заболевания, наличие социальной поддержки больному в семье выявлялись в рамках
полуструктурированного интервью. Для оценки субъективного качества сна больного и
его отношения к болезни использовались следующие методики:
1. Индекс тяжести инсомнии (ИТИ, Insomnia Severity Index, ISI, Bastien et al, 2001,
Рассказова, 2008) оценивает субъективную тяжесть инсомнии.
2. Шкала дисфункциональных убеждений в отношении сна (ШДУС, DBAS, Morin, 1993,
Рассказова, 2008), оценивающая выраженность дисфункциональных убеждений в
отношении сна, была переведена и валидизирована нами для данного исследования.
582
3. Опросник содержания мыслей Глазго (ОСМ, Glasgow Content of Thoughts Inventory, GCTI,
Harvey, Espie, 2004, Рассказова, 2008) выявляет содержание и выраженность мыслей
перед сном и при невозможности заснуть.
4. Госпитальная шкала тревоги и депрессии.
5. Анкета причин нарушений сна и Анкета средств против инсомнии представляют собой
перечни причин инсомнии и средств ее преодоления, основанные на научной и научно-
публицистической (Рассказова, 2008). Анкета причин инсомнии включает 4 шкалы:
первичные психологические, вторичные психологические, ситуативные и поведенческие
причины. Анкета средств включает шкалы: медицинские, гедонистические средства,
ритуал и активные средства.
6. Тест отношения к инсомнии оценивает различные варианты личностного отношения к
инсомнии. Включает шкалы: инсомния как угроза, личное переживание, слабость,
возможность, катастрофа, серьезное заболевание (там же).
Результаты
56 испытуемых (70%) жили с семьей (родители, супруги, дети). 24 испытуемых (30%)
жили отдельно и лишь иногда поддерживали отношения с родственниками.
49 человек (61,25%) связывали начало трудностей сна с семейными конфликтами или
проблемами, 31 человек (38,75%) не связывало инсомнию с проблемами в семейной жизни.
Из них в 29 (36,25%) случаях больные пережили одну или более психотравматическую
ситуацию (гибель, тяжелая болезнь близких, развод), по времени связанную с началом или
обострением заболевания.
В 54 случаях (67,5%) больные сообщали о том, что близкие сочувствуют им
(эмоциональная поддержка) и стараются помогать (инструментальная поддержка). Наиболее
часто встречалась инструментальная поддержка двух типов: (1) близкие помогали больным
выполнять повседневные обязанности и (2) старались не мешать им спать или обустраивали
внешнее окружение в спальне.
Больные, живущие в семье, не отличаются от одиноких больных по полу, возрасту,
отношению ко сну и причинам инсомнии, а также субъективному и объективному качеству
сна. Однако, больные, живущие в семье, на уровне тенденции реже относятся к нарушениям
сна как катастрофе и болезни (p<0,15).
Больные, связывающие нарушения сна с семейными проблемами на уровне тенденции
дольше страдают от нарушений сна (p<0,1), и в преодолении инсомнии им реже помогают
методы релаксации и гедонистические техники, а также активный образ жизни (p<0,15).
Больные, у которых развитие инсомнии не связано с семейными трудностями,
характеризуются более низким уровнем тревоги (p<0,05) и более высоким субъективным
качеством сна (p<0,05) в целом (рис. 1).
Рис. 1. Уровень тревоги и качество сна в группах больных, развитие инсомнии которых
связано (справа) и не связано (слева) с семейными факторами. На графиках отмечены
медиана, квартили и минимальное/максимальное значения.
Boxplot by Group
Variable:
SUMTRH
Median
25%-75%
Min-Max
0 1
Семейные проблемы
-2
0
2
4
6
8
10
12
14
16
18
20
SUMTRH
Boxplot by Group
Variable:
ISI_SUM
Median
25%-75%
Min-Max
0 1
Семейные проблемы
12
14
16
18
20
22
24
26
28
30
ISI_SUM
583
Рис. 1а. Уровень тревоги Рис. 1б. Качество сна
Больные, получающие эмоциональную и инструментальную поддержку от близких, не
отличались по полу и возрасту от больных, не получавших такой поддержки. Получавшие
поддержку больные характеризовались значимо более высоким уровнем вторичных
факторов инсомнии – они чаще боялись не уснуть, им мешали мысли перед сном о
предстоящей ночи (p<0,05). При этом они значимо чаще воспринимали инсомнию (рис. 2)
как угрозу (p<0,001) и как возможность (p<0,05). Больные, получающие поддержку от
близких, реже считают (p<0,05-0,1 для разных убеждений), что бессонная ночь влияет на их
раздражительность и активность на следующий день и не склонны объяснять свое состояние
только последствиями бессонной ночи.
Рис. 2. Отношение к инсомнии как к угрозе и как к возможности в группе больных,
близкие которых оказывают им поддержку (справа), и в группах больных, не получающих
поддержки (слева).
Boxplot by Group
Variable:
Ugroza
Median
25%-75%
Min-Max
0 1
Поддержка
-0,5
0,0
0,5
1,0
1,5
2,0
2,5
3,0
3,5
Ugroza
Рис. 2а. Отношение к инсомнии как к угрозе
Boxplot by Group
Variable:
Vozm
Median
25%-75%
Min-Max
0 1
Поддержка
-0,5
0,0
0,5
1,0
1,5
2,0
2,5
3,0
3,5
Vozm
Рис. 2б. Отношение к инсомнии как к возможности
Обсуждение результатов
Более половины испытуемых в нашей выборке связывали начало или обострение
нарушений сна с конфликтами или проблемами в семейной жизни, что свидетельствует о
значительной актуальности проблемы семейных факторов инсомнии.
Хотя проживание в семье само по себе не оказывает влияния на качество сна больных
инсомнией, оно связано с формированием оптимистичного отношения к заболеванию –
больные не считают факт заболевания катастрофой или тяжелой болезнью. Иными словами,
мы получили косвенное подтверждение первой гипотезы. Ранее указывалось, что
катастрофизация способствует ухудшению эмоционального и физического состояния
больных (Бек, 2006), в том числе при инсомнии (Рассказова, 2008).
Связь развития и течения заболевания с семейными проблемами способствует
хронификации заболевания (ухудшению субъективного качества сна) и повышением
тревоги, что подтверждает вторую гипотезу исследования. Во многих исследованиях тревога
рассматривается как один из ключевых факторов развития и хронификации инсомнии
(Principles, 2006). Получение больным поддержки от близких играет неоднозначную роль в
развитии заболевания, что может быть связано с отсутствием разведения в данном
исследовании помощи и гиперопеки. Получение поддержки связано с нарастанием тревоги
по поводу самого заболевания – страха не уснуть, руминаций перед сном, но со снижением
дисфукнциональных убеждений о влиянии инсомнии эмоциональное состояние и
активность, а также отношением к инсомнии как возможности (подумать, переоценить свои
приоритеты и т.п.). Иными словами, поддержка способствует позитивной переоценке
заболевания, однако не влияет напрямую на качества сна.
584
В целом, полученные данные свидетельствуют о важной роли семьи в хронификации
инсомнии и позволяют предположить влияние семейных факторов на этапе развития
заболевания. По всей видимости, помощь – обучение, поддержка – оказанная семье может
способствовать улучшению состояния больного, его качества жизни и его переоценке
заболевания даже при хроническом течении, тогда как своевременная поддержка на этапе
развития конфликта может предотвратить развитие заболевания. Основываясь на
полученных нами данных, можно указать по меньшей мере два вектора такого воздействия:
(1) воздействие на этапе семейных трудностей и конфликтов с целью предотвращения
негативных последствий для здоровья и (2) воздействие с целью улучшения и оптимизации
поддержки, которую близкие оказывают больному.
Литература:
1. Бек Дж. Когнитивная терапия. Полное руководство. М, Вильямс, 2006. – 397 с.
2. Инсомния: современные диагностические и лечебные подходы, под ред. Я.И.Левина. М.,
2005. – 115 с.
3. Рассказова Е.И. Нарушения психологической саморегуляции при невротической
инсомнии. Дисс. к.психол.н. М., МГУ, 2008.
4. Рассказова Е.И. Представления о сне и бессоннице у больных хронической инсомнией и
испытуемых без нарушений сна / Новые в психологии. Сборник статей молодых ученых
факультета психологии МГУ. Под ред. М.А.Степановой. М., МГУ, 2006, с. 186-195.
5. Bastein C, Vallieres A, Morin C Validation of the Insomnia Severity Index as an Outcome
Measure for Insomnia Research / Sleep Med, 2001, 2, pp 297-307.
6. Geist-Martin, P., Ray, E.B., Sharf, B.F. Communicating health: Personal, cultural and political
complexities Belmont: Wadsworth/Thomson Learning, 2003.
7. Harvey K., Espie C. Development and Preliminary Validation of the Glasgow Content of
Thoughts Inventory (GCTI): A new Measure for the Assessment of Pre-Sleep Cognitive
Activity / British Journal of Clinical Psychology, 2004, 43 – pp 409-420.
8. Health behavior and health education: Theory, Practice and Research Eds. Glanz, K., Rimer, R.,
Lewis, F.M., San Francisco: Jossey-Bass, 2002.
9. Kaplan R., Sallis J., Patterson T. Health and Human Behaviour. New-York: McGrow-Hill,
1993.
10. Morin C.M. Insomnia: psychological assessment and management. New York: Guilford Press,
1993.
11. Principles and Practice of Sleep Medicine (Eds) M.Kryger, T.Ross, W.Dement. Philadelphia,
2006 – pp 547-575, 615-622, 714-746, 1297-1349.
12. Taylor, M. Health Psychology. New-York: Guilford Press, 2003.
585
Роль родительско-детских отношений в представлениях о лжи у подростков
Резванцева М.О., г. Москва
РГГУ
Понятие «ложь» многозначно и отношение к ней регламентируется в культуре моралью
общества в определенную историческую эпоху. Психологические представления о лжи
предполагают проведение содержательных исследований. В.Штерн пишет, что ложь это
«сознательное, неверное показание, служащее для того, чтобы посредством обмана достичь
определенных целей» и выделяет три признака лжи: осознание ложности высказываемого
сообщения; намерение обмануть собеседника; в высказывании присутствует
целенаправленное стремление получить выгоду или избежать негативных последствий
ситуации. О. Липманн связывает понятие лжи с «волевым деянием», т.е. в сознании субъекта
присутствуют ложные и истинные представления, между которыми происходит борьба. Для
сообщения истинных представлений человеку необходимо проявить волю (совершить
волевое деяние). Однако в данной борьбе могут победить и ложные представления, так как в
силу вступают цели и намерения человека, направленные на результат (Симоненко, 1998, с.
79).
П. Экман, В.В. Знаков определяют ложь как «сознательное искажение знаемой истины»
(П. Экман 1994, 1993. с. 272, В.В. Знаков 1993, с. 9–16). Существуют и другие понятия,
близкие по смыслу понятию «ложь»: «неправда», «вранье» и «дезинформация». В.В. Знаков
пишет, что «неправда» – это высказывание, основанное на заблуждении или неполном
знании. «Неправда» бывает двух разновидностей: как эквивалент заблуждения, когда
человек сам не знает, что сообщает ложное утверждение. Оно высказывается на
неосознанном уровне, не имеет каких-либо мотивов, не преследует какие-либо цели. Также
неправда рассматривается как следствие ограниченности знаний. (П. Экман, 1994). Ложь,
или обман определяют как действие, которым один человек вводит в заблуждение другого,
делая это умышленно, без предварительного уведомления о своих целях и без отчетливо
выраженной со стороны жертвы просьбы не раскрывать правды. Гоффман на этот счет
говорит, что если «существуют неоспоримые доказательства лжи, а обманщик, зная об этом,
все равно продолжает лгать», то это уже не просто ложь, а наглая ложь. Гоффман не
ограничивался только этим определением лжи, его интересовали и другие возможные
искажения действительности, в которых различие между правдой и ложью не является столь
явным: «… едва ли есть какие-либо ежедневные нормальные дела или взаимоотношения,
участники которых не утаивают каких-либо слов или действий ради создания
благоприятного впечатления» (11, 1959).
Знаков В.В. в своих работах использует не только понятия «ложь», «неправда» и
«обман», но и отмечает присутствие в русском языке такого понятия, как «вранье». Автор
пишет: «…слово «вранье» у нас употребляется для выражения социально и морально более
нейтрального явления, чем умышленная ложь. (Знаков В.В., 1999, с. 59–70). Вранье, с точки
зрения Знакова В.В., имеет несколько характерных особенностей:
− вранье является коммуникативным феноменом, призванным устанавливать хорошее
отношение с партнером, доставлять своей выдумкой удовольствие себе и ему;
− вранье не рассчитано на то, что ему поверят;
− вранье не преследует никакой личной выгоды;
− враль в процессе испытывает удовольствие, стремиться быть в центре внимания,
обрести вес в глазах окружающих;
− вранье можно рассматривать как проявление защитных механизмов личности,
направленных на устранение чувства тревоги, дискомфорта, вызванного
неудовлетворенностью субъекта своими отношениями с окружающими (там же).
Изучением проблем детской лжи в основном занимались американские психологи: П.
Экман, Х. Хартшорн, М. Мей, М. Стаутхамер-Лебер. Из отечественных – А. Гармаев. Ложь
586
представляет собой продукт речевой деятельности, имеющая цель ввести реципиента в
заблуждение. «Ложь – движение рассудка» (Гармаев 1981, с. 32). С помощью лжи ребенок
возвращает добрые отношения, не через душевное единение людей, а через кажущееся
устранение конфликта. Ложь ребенка – первый признак отчужденности между взрослым и
ребенком. П. Экман выделяет виды детской лжи:
1. «Оправданная» ложь, т.е. ложь, необходимая в каких-либо обстоятельствах;
2. Жульничество;
3. Хвастовство и преувеличение;
4. «Белая ложь» – ложь, призванная разрядить напряженную ситуацию или доставить
кому-то удовольствие. (Экман , 1993, с. 272).
К способам лжи относятся: умолчание и неприкрытое вранье. Экман выделяет два
возрастных этапа, особенно подверженных проявлению лжи. Это возраст 3–4-х лет, когда
ребенок обретает способность пойти на умышленный обман, причинами (мотивами)
которого, по Фромму А. (Фромм, 1991, с. 107), могут быть избегание наказания, сокрытие
своей вины, выражение своей враждебности к родителям, стремление добиться похвалы со
стороны взрослых. А также подростковый возраст. Неискренность и подверженность
влиянию друзей в этот период достигают своего пика, поэтому причинами (мотивами) лжи в
этом возрасте, по Экману, являются защита товарищей, повышение своего социального
статуса, защита своей приватности, желание не создавать неловкой ситуации, стремление к
самоутверждению, страх унижения или избегание стыда, проверка собственной силы
(Экман, 1993, с. 142).
Слово «ложь» на разных возрастных этапах дети понимают по-разному. Исследования
психологов Петерсон К., Леонарда Е., Сито Д. показали, что до восьмилетнего возраста дети
считают ложью любое ложное утверждение, независимо от того, знал ли говоривший о том,
что его слова не соответствуют истине. Дети 12 лет не расценивают ложь как безусловное
зло. Ложь зависит от обстоятельств. По мере взросления дети не только приобретают навыки
успешно обманывать других, но и учатся распознавать, когда их обманывают. Новлянская
З.Н. отмечает различия детской ложи и фантазирования у детей младшего школьного
возраста (Новлянская, 1978, с. 27).
Таким образом, возникновение лживого поведения у детей и подростков по мнению
исследователей определяется межличностным взаимодействием с родителями и
сверстниками (Экман, Фромм, Петерсон, Гармаев и др.). Мы предположили, что у
подростков ложь является следствием непосредственных взаимоотношений с родителями, а
также высокой степенью резонансности с группой сверстников. Подростки с нарушенными
семейными отношениями или имеющие свое мнение вопреки школьной группе в большей
степени считают ложь не приемлемой для себя формой поведения. При более благоприятных
непосредственных межличностных отношениях с родителями и сверстниками подростки
считают ложь более допустимой в собственном поведении, как помогающую регулировать
межличностные отношения.
Для эмпирической проверки использовались следующие методики: методика
Марковской И. «Взаимодействия родителей с детьми» (ВРР) для исследования совпадения-
несовпадения оценок межличностного взаимодействия родителей с подростками, методика
матричного анализа (ММА) И.В. Шабельникова для изучения степени совпадения
эмоциональных оценок сверстников с оценками группы, методика Гармаева А.
«Доминирующий мотив лжи» для определения преобладающих мотивов лжи и сочинение на
тему «Мое представление о лжи». Испытуемыми выступили 35 человек (17 мальчиков и 18
девочек), учащиеся 6-го класса СШ г. Москвы, среднее арифметическое по возрасту – 12,17;
стандартное отклонение по возрасту – 0,51; в методике №1 приняли участие родители
учащихся 6-го класса (3 мужчин и 32 женщины), среднее арифметическое по возрасту –
38,97; стандартное отклонение по возрасту – 6,06.
В результате проведенного экспериментального исследования были получены
следующие данные. Вся выборка испытуемых по характеру взаимоотношений с родителями
587
(методика ВРР) была поделена на две группы: с нарушенными и нормальными
взаимоотношениями с родителями, которые определялись по степени рассогласования
ответов подростков и взрослых. Нарушенные взаимоотношения с высоким рассогласованием
(более 5 баллов) 14 человек, и нормальные взаимоотношения – 20 человек. Используя
критерий Левина, выявляем, что дисперсии двух распределений статистически значимо
различаются (р=0,003, при р<0,05).
Далее подсчитываем степень совпадения эмоциональных оценок сверстников с
оценками группы (методика ММА), степень резонансности равна в среднем для группы с
нормальными взаимоотношениями с родителями (контрольная группа) 13.3, а для группы с
нарушенными взаимоотношениями (экспериментальна группа) – 23.5. Величина U-критерия
равна 56, при p=0,003 (значим при р<0,05). Поскольку величина уровня значимости меньше
0,05, то можно быть уверенным, что степень резонансности у экспериментальной группы
ниже (13,30), чем у контрольной группы (23,50). Затем проводится выявление взаимосвязи
между шкалами методики ВРР и степенью резонансности в экспериментальной группе. По
критерию Стьюдента получена обратная корреляция по шкалам «Принятие» (р=-0,485*) и
Сотрудничество (р= - 0,485) при р<0,05. Что означает, чем меньше степень резонансности с
эмоциональными оценками сверстников в группе подростков, тем больше его принятие и
сотрудничество в семье. Затем исследовалось отношение ко лжи подростков из контрольной
и экспериментальной групп по данными мини-сочинений на тему: «Мое представление о
лжи». Выявлены следующие обобщенные результаты. Контрольная группа подростков с
благоприятными отношениями с родителями и низкой степенью резонансности к
сверстникам считают:
70% – «Ложь – это вранье, неправда»;
65% – «Ложь бывает во благо, во спасение (себя, родных, близких и друзей)»;
20% – «Ложь – это плохо»;
15% – «Ложь – это хорошо и плохо»;
10% – «Ложь вредит человеку»;
5% – «Правда победит ложь»;
5% – «Ложь недопустима в обществе»;
5% – «Ложь – это качество человека».
Экспериментальная группа подростков с неблагоприятными отношениями с
родителями и высокой степенью резонансности к сверстникам в своем сочинении «Мое
представление о лжи» написали:
71% – «Ложь бывает во благо, во спасение (себя, родных, близких и друзей)»;
50% – «Ложь – это предательство, вранье, неправда»;
42% – «Ложь – это хорошо и плохо»;
21% – «Ложь – это плохо»;
7% – «Ложь вредит человеку»;
7% – «Врать родителям плохо»;
7% – «Врать неприлично».
Из предоставленных выше данных можно сделать вывод, что контрольная группа
подростков считают, что в первую очередь (70% подростков) «Ложь – это предательство,
вранье и неправда», чуть меньший процент (65%) считают, что она возможна «в защиту
родных». А экспериментальная группа – в первую очередь (71% подростков) приемлет ложь
как спасение и лишь половина подростков отрицательно оценивают ложь.
Анализируя методику доминирующего мотива лжи, можно сделать вывод, что вся
контрольная группа подростков (100%) использует ложь как желание не создавать неловкой
ситуации (например, для того, чтобы избегать межличностных конфликтов); а также 70%
подростков этой группы могут применить ложь с целью спасения товарища и лишь половина
(50%) используют «оправданную» ложь (т.е. ложь для того, чтобы избежать ситуации,
которые могут повлечь за собой физический или моральный ущерб). В экспериментальной
группе подростков, а именно 93%, используют ложь с целью защиты товарища; 64%
588
подростков данной группы также используют ложь как желание не создавать неловкой
ситуации; и лишь 35% используют оправданную ложь.
Из предоставленных выше результатов можно сделать вывод, что в контрольной
группе «правдивых» подростков, мнение которых об отношениях с родителями совпадает с
оценками самих родителей, а также существует определенный индивидуализм и
противостояние сверстникам в эмоциональных оценках одноклассников, ложь используется
для регулирования межличностных отношений, как желание не создавать неловкой ситуации
(чтобы не расстраивать родителей и т.д.). А в экспериментальной группе «лживых»
подростков, оценки которых своих отношений с родителями значительно разняться и у
которых выявлена высокая степень резонансности с группой в эмоциональных оценках
сверстников, ложь возможно использовать для защиты товарища и себя самого.
Ложь с целью защиты товарища как доминирующий мотив лжи у группы «лживых»
подростков еще раз подтверждает предположение о том, что у данной группы высокая
степень эмоциональной близости к группе сверстников и ложь играет важную
стабилизирующую роль в межличностных отношениях.
Литература:
1. Гармаев А. Ложь во спасение. – Семья и школа, 1981, №7.
2. Знаков В.В. Неправда, ложь и обман как проблема психологии понимания. – Вопросы
психологии, 1993, №2.
3. Знаков В.В. Макиавеллизм и феномен вранья. – Вопросы психологии, 1999, №6.
4. Новлянская З.Н. Почему дети фантазируют? – Знание, 1978.
5. Симоненко С.И. Психологическое основание ложности и правдивости сообщений. –
Вопросы психологии, 1998, №3.
6. Фромм А. Азбука для родителей / пер. с англ. Константиновой. – Л.: Лениздат,1991.
7. Экман П. Почему дети лгут?. – М.: Педагогика–Пресс, 1993.
8. Экман П. Психология лжи. – СПб: Питер, 2008.
9. Bok S. Secrets. – New York: Pantheon, 1982.
10. Hare R. D. Psychopathy: Theory and research. – New York: John Wiley, 1970.
11. The Presentation of Self in Everyday Life. – New York: Anchor Books, 1959.
589
Исследование меры ответственности личности в контексте проблемы социально-
психологического здоровья семьи
Ремизова А.В., г. Казань,
Казанский государственный университет
имени В.И. Ульянова-Ленина
Общеизвестно, что семья и ответственность – понятия, самым непосредственным
образом связанные друг с другом. Так, А.С. Спиваковская рассматривает чувство
ответственности в качестве одного из законов гармонии супружеских отношений [5]. К.
Витек выделяет безответственность личности как одну из важнейших причин супружеской
неверности и разрушения семьи [1]. Л.И. Дементий отмечает, что любой аспект семейных
отношений, начиная с ситуации принятия решения о создании семьи и заканчивая
проблемами воспитания детей, буквально «пронизан» необходимостью ответственности [2].
В. Сатир, анализируя модели общения в супружеских отношениях, выделяет одну из
наиболее конструктивных – «уравновешенную и гибкую», которая предполагает честность,
умение решать проблемы и ответственность супругов [4]. Э.Г. Эйдемиллер, исследуя связь
ответственности супругов с особенностями решения ими семейных проблем, указывает на
то, что с таковыми более эффективно справляются интерналы [6]. В.Н. Дружинин предлагает
классификацию психологических моделей семьи, основываясь на критерии ответственности
[3].
Между тем, принимая на себя ответственность в семье, каждый конкретный субъект в
каждой конкретной ситуации берет ее на себя в определенной мере, которую он
устанавливает сам, добровольно, сознательно и самостоятельно. Таким образом, именно
мера ответственности субъекта во многом обуславливает степень его внимания к различным
областям семейной жизни, его включенности в те или иные области жизни семьи и, в
конечном счете, эффективное, гармоничное и полноценное ее существование.
С целью изучения проявления меры ответственности человека в различных сферах
семейной жизнедеятельности нами было проведено исследование, в котором приняли
участие 449 жителей г. Омска и Омской области.
Сначала мы попросили испытуемых в свободной форме написать, за что они берут на
себя ответственность в своей семье. Применение качественных процедур контент-анализа
позволило объединить все высказывания испытуемых в определенные смысловые группы.
Таким образом, были выделены группы, отражающие ответственность, связанную с: 1)
материальным обеспечением семьи (финансовое обеспечение, стратегическое планирование
финансовой жизни семьи, обеспечение жилья, покупка одежды, транспортное обеспечение,
материальная поддержка детей, внуков и т.д.); 2) воспитанием и уходом за детьми
(воспитание, обучение, образование детей, помощь в трудоустройстве, забота об их
будущем, контроль состояния здоровья и т.д.); 3) взаимоотношениями супругов между собой
(оказание моральной поддержки, помощи супругу в трудных для него жизненных ситуациях,
интимные отношения, разрешение конфликтных ситуаций и т.д.); 4) ведением домашнего
хозяйства и бытовым обеспечением семьи (создание и поддержание чистоты и уюта в доме,
благоустройство, покупка продуктов, приготовление еды, распределение домашних
обязанностей и т.д.); 5) созданием морально-психологического климата в семье (создание
эмоционального комфорта, благополучия, атмосферы тепла и уюта в доме, оказание
моральной поддержки близким, забота о душевном спокойствии членов семьи, гармонии в
отношениях, взаимопонимании между ними, разрешение конфликтных ситуаций и т.д.); 6)
организацией семейного отдыха и досуга (организация семейных праздников, выездов семьи
на отдых, поездок во время отпуска, разнообразных семейных развлечений и т.д.); 7)
поддержанием родственных связей (забота о родителях, оказание физической, моральной и
материальной помощи им, забота о благополучии других родственников, поддержание
контактов и т.д.).
590