Алеврас Н.Н., Гришина Н.В., Краснова Ю.В. (ред.) История и историки в пространстве национальной и мировой культуры XVIII-XXI веков

Подождите немного. Документ загружается.

241

Цыганков Д. А. Р. Ю. Виппер и его путь...

Д. А. Цыганков

(Московский государственный университет, г. Москва)

Р. Ю. ВИППЕР И ЕГО ПУТЬ В СОВЕТСКУЮ ИСТОРИЧЕСКУЮ НАУКУ

Одна из центральных проблем современных гуманитарного знания в России

– это вопрос об отношении к наследию советской исторической науки, становле-

ние, формирование и развитие которой было очень сложным. Один из вопросов,

органично входящих в это исследовательское поле, – проблема влияния дорево-

люционных научных школ, их практик и исследований на формирование молодой

советской исторической науки, особенно в 1930–1950-е гг., когда, после возрож-

дения исторических факультетов вузов, была предпринята попытка воспитания

советского человека с помощью традиционных патриотических ценностей, пре-

ломленных, правда, классовым сознанием и подпольной большевистской идео-

логией. Определенную роль в создании истории как нового вида знания в СССР

сыграли представители «старой школы»

, дореволюционные ученые, чей опыт

оказался востребованным в условиях «построения социализма в одной, отдельно

взятой стране». Процесс вхождения дореволюционных историков в поле идеоло-

гизированной советской науки в целом хорошо освещен в современной истори-

ографии

. Однако более детальное изучение личных биографий дореволюцион-

ных историков, оказавшихся в советских университетах, позволяют внести новые

штрихи к коллективному портрету советских историков сталинской эпохи.

Одним из дореволюционных историков, волею судеб оказавшихся в СССР

эпохи И. В. Сталина, был Р. Ю. Виппер. Карьерный путь Виппера как историка

представляется в целом очень удачным

. Выходец из непривилегированного

сословия, потомок небогатых, но деловитых иностранных предпринимате-

лей в России, он стал первым отпрыском в семье, сделавшим профессорскую

карьеру (по пути ученого пошел и его сын Б. Р. Виппер, ставший крупным

советским искусствоведом). При этом педагогическая и научная карьера Вип-

пера формально развивалась по нарастающей: профессор в Новороссийском

университете в Одессе (1894–1897), один из трех профессоров в Московском

университете (с 1899), ведущий профессор университета в эпоху между двумя

революциями. И хотя годы Первой мировой войны и ее последствия вызвали у

242

Личность историка...

Виппера явный духовный кризис, он смог найти себя и в условиях новой дей-

ствительности. Спасаясь от кровавых ужасов революции, Виппер эмигрировал

в Латвию и продолжил преподавание там

. Наконец, присоединение Прибал-

тики к СССР привело его к возвращению на Родину, где научные достижения

ученого были высоко оценены: бывший профессор Императорского Москов-

ского университета стал советским академиком (1943), хотя и оставался под

пристальным идеологическим контролем.

Однако позволяют ли формальные данные биографии, помноженные на

общее количество трудов историка, исчисляемое сотней наименований

, гово-

рить о безболезненном существовании ученого-гуманитария в условиях «мо-

нархической России», «демократической Латвии», «тоталитарной России».

Русский интеллигент, тонко чувствующий человека в истории, исследователь

Виппер не мог не испытывать сложные чувства, наблюдая и будучи втянутым

в глобальные и разрушительные конфликты своей эпохи. Что же позволяло ему

служить музе истории Клио и сделать успешную карьеру в совершенно разных

университетских мирах Восточной Европы?

Однозначный ответ на этот вопрос практически невозможен в современной

историографической ситуации, поскольку в научный оборот практически не

введены источники послереволюционного и советского этапа жизни историка

(более того, существуют устные предания, гласящие о том, что историк созна-

тельно уничтожал материалы личного происхождения – прежде всего письма,

стремясь обезопасить свою семью от преследований). Следовательно, прак-

тически единственный способ, позволяющий реконструировать нравственно-

мировоззренческие установки Виппера – это материалы личного происхожде-

ния его дореволюционного этапа жизни

Безусловно, Виппер относился к поколению либеральной студенческой

молодежи Московского университета, которая, ориентируясь на пристрастие

собственных родителей, стремилась улучшить, просветить, облагородить со-

временное ему общество. При этом Виппер стремился к служению студентам

в университете, делал ставку на «чистую науку» без примеси политики. В со-

обществе российских всеобщих историков Виппер выделялся среди других

исследователей. Он отрицал реальное существование всеобщей истории как

единого однонаправленного процесса, характерного для всего человечества

(всеобщую историю Виппер рассматривал как своего рода педагогическую

дисциплину, которая позволяет проводить интеллектуальный эксперимент с

большим объемом фактических данных, которые совсем произвольно или бо-

лее или менее научно выстраиваются историками)

, его отличали последова-

тельный антиклерикализм

и все более усиливающаяся (особенно под влияни-

ем Первой мировой войны) тяга к сильным

, если не тоталитарным личностям

в истории. Вполне возможно, что именно такие «пристрастия» Виппера как

исследователя сделали его, в конечном счете, лояльным советской власти, тем

более что на Родине престарелый профессор встретил восторженный прием

московского студенчества и симпатии со стороны влиятельных политиков.

243

Цыганков Д. А. Р. Ю. Виппер и его путь...

Впрочем, и советская наука благодаря Випперу получила в качестве при-

мера образцового историка человека с настоящим дореволюционным академи-

ческим прошлым, а не выдвиженца от политики для науки, какими могли быть

и часто были выпускники Института красной профессуры 1920–1930-х гг. и

их наставники. Как следствие, советская история исторической науки вынуж-

дена была в процессе своего самоописания учитывать фактор влияния на нее

дореволюционных историков. Конечно, историки исторической науки в СССР

считали либеральных дореволюционных профессоров тупиковой ветвью в

эволюции развития историков-марксистов (интуитивно марксисты, но еще не

овладели методом исторического материализма; Виппер не был «законченным

марксистом» – так определяется его положение в историографических рабо-

тах вплоть до настоящего времени

), однако стоит ли воспроизводить в на-

стоящее время подобные оценки? А если не воспроизводить, то нет ответа на

следующие вопросы: какая связь между либеральной концепцией всеобщей

истории московских историков, ведущих свою родословную от Т. Н. Гранов-

ского, и марксистской пятичленной схемой теории формаций? Почему именно

либеральные историки дореволюционной России стали одной из сил, которая

формировала советский патриотизм и его нравственные ценности?

Примечания

См., например, Гришина Н. В. Историки «старой школы» : проблемы вживания в со-

ветскую действительность // Истории в меняющемся пространстве российской куль-

туры. Челябинск, 2006. С. 51–58.

Робинсон М. А. Российское славяноведение : судьбы научной элиты : отечественное

славяноведение (1917 – начало 1930-х гг.). М., 2004; Дубровский А. М. Историк и власть

: историческая наука в СССР и концепция истории феодальной России в контексте по-

литики и идеологии (1930–1950). Брянск, 2005; см. также ряд статей (А. Б. Цфасмана,

П. С. Александрова, В. П. Корзун и Д. М. Колеватова, В. А. Токарева и др.) в сборнике

«Истории в меняющемся пространстве российской культуры». Челябинск, 2006; Си-

дорова Л. А. Советская историческая наука середины XX века : синтез трех поколений

историков. М., 2008.

См.: Сафронов Б. Г. Историческое мировоззрение Р. Ю. Виппера и его время. М.,

1976; Володихин Д. М. «Очень старый академик». Оригинальная философия истории

Р. Ю. Виппера. М., 1997; Георгиев П. В., Чиглинцев Е. А. Российские историки в поис-

ках политического идеала : В. П. Бузескул и Р. Ю. Виппер об афинской демократии //

Мир историка : историогр. сб. Вып. 2. Омск, 2006. С. 316–325; Голубцова Е. С. Роберт

Юрьевич Виппер // Портреты историков. Время и судьбы. Т. 2. Всеобщая история. М.,

2000. С. 7–15.

Справедливости ради стоит заметить, что этот период жизни практически не находит

отражения в исследовательской литературе. Между тем, он едва ли не определяющий-

ся в истории духовного мира историка.

Список научных трудов академика Р. Ю. Виппера по древней истории // Вестн. древ.

истории. 1955. № 2; Список трудов Р. Ю. Виппера, имеющих философскую направлен-

ность (философия и методология истории, культурология, социология и религиоведе-

ние) // Володихин Д. М. Указ. соч. М., 1997.

244

Личность историка...

Виппер Р. Ю. Две интеллигенции и другие очерки : сб. ст. и публ. лекций (1900–

1912 гг.).

См. например, письма Р. Ю. Виппера к его учителю В. И. Герье: Цыганков Д. А. Про-

фессор В. И. Герье и его ученики. М., 2010. С. 319–349.

См., например: Володихин Д. М. Критика теории прогресса в трудах Р. Ю. Виппера

// Вопр. истории. 1999. № 2.

Именно труды с критикой ранней христианства были очень востребованы в СССР.

Виппер Р. Ю. Иван Грозный. М., 1922.

Голубцова Е. С. Указ. соч. С. 13.

245

Кузнецов А. А. Отзывы Н. И. Кареева, Е. А. Косминского...

А. А. Кузнецов

(Нижегородский государственный педагогический университет,

г. Нижний Новгород)

ОТЗЫВЫ Н. И. КАРЕЕВА, Е. А. КОСМИНСКОГО, В. Н. БОЧКАРЕВА

В 1929 ГОДУ О НАУЧНЫХ РАБОТАХ С. И. АРХАНГЕЛЬСКОГО

Изучение биографии историка Сергея Ивановича Архангельского (1882–

1958) показало, что сложилась традиция жизнеописания известного ученого

с устойчивым вниманием к определенным вехам научного пути

. При этом за

рамками сформировавшегося канона остается массив невыясненных фактов

жизни Архангельского. С другой стороны, закостеневший канон представляет

историю жизни Архангельского порой так, что эта презентация противоречит

данным источников, которые сейчас обнаруживаются.

В биографии С. И. Архангельского утвердилось положение, не подтверждае-

мое источниками, о том, что он в 1920-е гг. вынужденно занимался отечествен-

ной историей и прошлым Нижегородчины, поскольку был отрезан от столич-

ных библиотек. Противоречит этому мнению то, что Архангельский, подобно

другим представителям «московской исторической школы», сочетал в своих

исследованиях штудии по истории России и всеобщей истории

. В послед-

нее время были обнаружены свидетельства того, что и в 1930-е, и в 1940-е гг.,

традиционно относимые к «английскому периоду» в творчестве историка,

С. И. Архангельский вел исследования в области отечественной истории

. По

стечению обстоятельств некоторые результаты этого научного поиска увидели

свет в 1950-е гг. и после смерти ученого.

Аргументом в утверждении тезиса об универсальности и широте науч-

ных навыков и интересов ученого являются свидетельства того, что в пери-

од 1920-х гг., который привычно в биографии Архангельского связан с крае-

ведческими изысканиями, ученый уже активно изучал историю революции в

Англии. Еще в 1924 г. С. И. Архангельский обратился к Николаю Ивановичу

Карееву, чтобы узнать его мнение о возможности изучать историю аграрного

законодательства Английской революции. У него же Архангельский просил

помощи для издания переведенной им на русский язык книги Анри Пиренна

246

Личность историка...

«Средневековые города и возрождение торговли». Н. И. Кареев низко оценил

шансы издать переведенную С. И. Архангельским книгу Пиренна

Евгений Алексеевич Косминский, первое письмо которого к Архангельско-

му датируется маем 1926 г., подобно Н. И. Карееву, скептически отнесся к воз-

можности изучать в Нижнем Новгороде аграрное законодательство Англий-

ской революции

. В годы Великой Отечественной войны Косминский вспоми-

нал, как он прикладывал усилия, чтобы опубликовать перевод Архангельским

книги Пиренна

Безуспешно помогал в 1926 г. С. И. Архангельскому издать Пиренна и исто-

рик Валентин Николаевич Бочкарев, известный специалист по истории Рос-

сии

. Профессор Московского, Ярославского университетов Бочкарев до 1930 г.

приезжал в Нижний Новгород, где читал лекции по истории России. Бочкарев

появился в Нижнем Новгороде еще в 1916 г., когда там был открыт Народный

университет

. В этом университете В. Н. Бочкарев преподавал дисциплины,

связанные с историей России, а Архангельский – с историей Греции и Рима.

Правда, до 1919 г. В. Н. Бочкарев более был связан с другим нижегородцем,

тоже, как и Валентин Николаевич, и Сергей Иванович, выпускником Москов-

ского университета, Андреем Киприановичем Кабановым

. Об этом свидетель-

ствует послание Бочкарева Кабанову в 1916 г., ошибочно помещенное в дело с

письмами Валентина Николаевича С. И. Архангельскому

. Уже после гибели

Кабанова в 1922 г. в тюрьме Бочкарев сблизился с Архангельским. В 1930 г.

Бочкарев был арестован, но отношения его с Архангельским продолжались и

потом. Они переписывались и до ареста, и после освобождения Бочкарева

Именно к этим трем специалистам Архангельский обратился в 1929 г. за

отзывами о своей научной деятельности, когда нужно было получать звание

доцента. Примечательно в свете вышеуказанной проблемы научной специали-

зации историка Архангельского то, что он просил дать отзывы по научным ра-

ботам, относящимся и к истории России, и к всеобщей истории. Эти три отзыва

(автографы), обнаруженные в личном деле С. И. Архангельского, показывают

своеобразное разделение труда авторов.

Н. И. Кареев, с которым Архангельский состоял в переписке более 4 лет, 6

марта 1929 г. сообщал, что отзыв был быстро – сразу после получения письма

[с просьбой. – А. К.] – составлен и отправлен через Главпочтамт. Н. И. Кареев

отзыв посвятил, в основном, высокой оценке трудов С. И. Архангельского об

аграрном законодательстве Английской революции

Упомянуты в отзыве и работы по «древней» истории, и по истории средне-

вековья. Под ними подразумевались следующие тексты: Архангельский С. И.

Социальная история Флоренции и политическое учение Макиавелли // Жур-

нал Министерства народного просвещения. 1911. № 1. С. 1–58; Архангель-

ский С. И. Указ Диоклетиана о таксах // Известия Нижегородского государ-

ственного университета. Н. Новгород, 1928. № 2. С. 365–401. Статья о соци-

альной истории Флоренции имела в своей основе «кандидатское сочинение»,

написанное под руководством Р. Ю. Виппера

. У Виппера в памяти студент

247

Кузнецов А. А. Отзывы Н. И. Кареева, Е. А. Косминского...

Архангельский остался в связи с другими изысканиями. Вот что писал Виппер

Архангельскому в 1942 г. из Ташкента: «Наше знакомство с Вами (не правда ли

в Москве 1903–1904 гг.?) представляется мне теперь в виде чего-то молниеносно

мелькнувшего и исчезнувшего. Не писали ли Вы реферата о capitulare de villis?

Подвижный, остро-наблюдательный студент. Как жалел я потом, что Вы не оста-

лись в Москве. С каким удовольствием узнал я 25 лет спустя о Ваших блестящих

работах по аграрной истории Англии, где Вы открыли новые пути исследования.

Честь и слава Вам, что Вы сумели развить такую богатую содержанием научную

деятельность вдали от университетских и библиотечных центров»

Статья, посвященная «древней» истории, имела трудную судьбу. Напи-

сав ее в 1926 г., Архангельский обратился за помощью в ее издании коллеге

по краеведческой работе И. М. Гревсу. Тот, в свою очередь, передал статью

Ф. И. Успенскому на предмет публикации ее в «Известиях» Академии Наук.

После переписки по поводу статьи Гревс передал отказ Успенского печатать

эту работу: «…перевод этот очень полезен и произведен он с полной тщатель-

ностью, но это не соответствует традициям академических изданий. Так дей-

ствительно мне и сказал Ф. И. Успенский, ознакомившись с рукописью. Он мне

возвратил ее вчера и с огорчением заявил, что никак не может устроить именно

ввиду указанных причин». Тем не менее, Гревс 11 июня 1928 г. писал: «Толь-

ко получил Вашу работу, радуюсь и поздравляю Вас, что удалось напечатать

(это теперь не всегда легко для таких специально научных вещей, да еще по

древности)»

. По этому же поводу Кареев отметил 4 октября 1928 г.: «Большое

спасибо за “Указ Диоклетиана”, полученный мною на днях <…> Вы счастливы

тем, что Ваш университет имеет свои “Известия”, которых у нас нет»

В отзыве Кареев показал важность исследований Архангельского по многим

направлениям научного поиска, обнаружил вдумчивое и критическое отноше-

ние источникам, напутствовав коллегу идти далее по удачно выбранному пути.

Под ним понимались исследования аграрного законодательства Английской

буржуазной революции. Между тем, в первых письмах Н. И. Кареев выразил

скепсис по поводу изучения этой темы в Нижнем Новгороде: «…в России ни-

чего сделать по этому вопросу сделать [так. – А. К.] Вам ничего нельзя будет»;

«Вам лучше было бы обратиться к Виноградову (Оксфорд), который на месте

мог бы навести необходимые Вам справки»

. Несмотря на то, что С. И. Ар-

хангельский никак не мог в условиях Нижнего Новгорода связаться со своим

университетским наставником П. Г. Виноградовым, он все-таки начал писать

тексты по теме аграрного законодательства, а Н. И. Кареев – читать с доброже-

лательной критикой, подчеркивая, что не является специалистом в этой теме.

В марте и апреле 1928 г. Кареев высоко отозвался о диссертационной рукописи

Архангельского

. Можно сказать, что более двух лет последнего периода своей

жизни Кареев читал англоведческие и другой проблематики тексты Архангель-

ского и, по сути, благословил его в большую науку. Уже после отзыва весной

1930 г. Карееву довелось увидеть напечатанные первые главы исследования

Архангельского

, прошедшего своеобразное обсуждение в их переписке.

248

Личность историка...

Первая реакция Кареева на вопрос Архангельского об изучении избран-

ной им темы сходна с реакцией Косминского, как и Архангельского, ученика

Д. М. Петрушевского и А. Н. Савина, хотя Косминский и ответил в мае 1926 г.:

«То, что у нас найдется по этому вопросу, Вы прочтете в несколько дней. Ра-

ботать в этом направлении можно только в Лондонских архивах, где хранятся

огромные и нетронутые залежи материалов. Все, что имеется в кабинете Ан-

глии, – к Вашим услугам. Предварительных формальностей для пользования

книгами никаких не надо; когда приедете в Москву, идите прямо в Институт

<…> и вызовете меня»

. Между этим ответом и следующим письмом Космин-

ского по времени находится отзыв, в котором высоко – на уровне западноев-

ропейской и британской историографии – оцениваются труды Архангельского

по аграрному законодательству английской революции. Отсутствие писем за

это время объясняется тем, что Архангельский довольно часто ездил в Москву,

где общался напрямую с Е. А. Косминским, о чем он сам упомянул в отзыве.

Архангельский, как мог, осваивал запасы советских библиотек в связи с изу-

чением Английской революции. Так, коллега Косминского и Архангельского,

В. М. Лавровский, работавший в Нижегородском пединституте, во время своих

приездов привозил Архангельскому книги из библиотеки Московского универ-

ситета

. Все это повлияло на быстрое изменение отношения Косминского к

англоведческим штудиям нижегородца.

Во время встреч с Косминским Архангельский, очевидно, и передал свои

работы о локальном методе

и об указе Диоклетиана. Интересно то, что Каре-

ев читал большую статью Архангельского о локальном методе, но в отзыве о

ней не вспомнил. Это связано с тем, что Кареев не принял методологические

поиски Архангельского, предпочитая оставаться в рамках классического исто-

рического исследования: «…в статье не дано ни определения “лок[альный]

ме[тод]” не указаны на его отношения к методу общенаучному, о котором упо-

минается также без определения <…> Главное же в моем несогласии с Вашей

основной идеей заключается в том, что тут нет никакого особого метода, да

и вообще метода. Метод значит путь, способ, средство, логический прием, а

“идея локальности” относится не к путям исследования, а к его предмету, к его

материалу, к его масштабу. Взяли ли бы исследовать агр[арную] историю всей

Англии или в одном только графстве, метод (общеисторический) оставался тем

же самым, и из того, что в общем случае Вы изучали бы только одно графство,

а в другом всю Англию, нельзя было бы вывести, что в одном случае Вы ра-

ботали бы методом локальным, а в другом – общенациональным. Ведь и вся

Англия есть нечто локальное в сравнении с общеевропейским, как и в целом

графстве один приход был бы чем-то особенно локальным. У меня нет сейчас

времени развить всю логичную свою аргументацию против соединения слов

“локальный” и “метод”, а потому здесь я ставлю точку, оговариваясь, что во

всем остальном, касающемся локального интереса, материала и т. п. я с Вами в

общем согласен»

. Косминский же, как видно из отзыва, ничего крамольного

в этой статье не увидел и даже упомянул ее в отзыве среди прочих научных

249

Кузнецов А. А. Отзывы Н. И. Кареева, Е. А. Косминского...

достижений Архангельского. Думается, что статья Архангельского о локаль-

ном методе стала тогда предметом спора между представителями разных по-

колений. Косминский, через несколько лет после Архангельского закончивший

Московский университет, безболезненно воспринял опыты коллеги.

Ныне работу Архангельского о локальном методе традиционно относят к

разработкам краеведческой мысли, предназначенным, прежде всего, для отече-

ственного краеведения. В этом смысле показательно, что В. Н. Бочкарев, сде-

лавший в своем отзыве упор на исследованиях Архангельского, как краеведа,

по истории России, о работе о локальном методе не упомянул. В отзыве, го-

воря о вопросах истории и методологии краеведения, Бочкарев приводит на-

звания других статей Архангельского. Это не случайно. Статья о локальном

методе, насыщенная примерами из западноевропейской истории и историогра-

фии, все-таки предлагает общеисторический метод, вводящий краеведение в

пространство фундаментальной науки, что оспаривал Н. И. Кареев. Пользу-

ясь этим методом, Архангельский исследовал социальную и экономическую

историю Нижегородчины, аграрное законодательство Английской революции.

Это подметил коллега Архангельского в 1971 г. В. Т. Илларионов: «С. И. Ар-

хангельский неоднократно отмечал, что методом локального исследования он

овладел, работая над публикацией “Аграрное движение в Нижегородской гу-

бернии”. Он применил этот метод и при изучении Англии»

В отзыве В. Н. Бочкарева упомянуты работы С. И. Архангельского, которые

в силу ряда обстоятельств оказались незаслуженно забытыми. В частности, ис-

следование «Финансы Ополчения 1812 года», опубликованное в «Действиях

Нижегородской губернской ученой архивной комиссии» в 1916 г., оказалось

первым в ряду работ, которые только сейчас начинают выходить в Нижнем

Новгороде по этой теме.

Введение в научный оборот таких историографических источников, как от-

зывы на научную деятельность конкретного историка – С. И. Архангельско-

го, позволяет обогатить представления о биографиях и научном творчестве

самих авторов отзывов, смоделировать коммуникационное поле историков

1920–1930-х гг., рассмотреть переплетение различных тенденций в противо-

речивом развитии исторической науки тех лет. Три отзыва, связанные одной

персоной, позволяют свести в цельный исследовательский нарратив разнесен-

ные по разным проблемам сведения (письма Н. И. Кареева, Е. А. Косминского,

В. Н. Бочкарева, И. М. Гревса, В. М. Лавровского, Р. Ю. Виппера и др.) и факты

(тексты разных историков, судьбы конкретных историков). Изучение процесса

выстраивания отношений столичной и провинциальной (нижегородской) исто-

рической науки в 1920-е гг. показывает, что он происходил на основе актуализа-

ции дореволюционных связей внутри определенной университетской корпора-

ции. Учитывая то, что Н. И. Кареев сформировался как историк в Московском

университете, можно его связать с более поздними выпускниками этого вуза –

В. Н. Бочкаревым, Е. А. Косминским, В. Н. Бочкаревым, С. И. Архангельским.

В трудных условиях идеологического наступления на историческую науку она

250

Личность историка...

самоорганизовывалась, находила опору во взаимной поддержке ученых. Тем

самым, четче определяется степень воздействия дореволюционной историо-

графической традиции на возникновения советской исторической науки. От-

зывы на научную деятельность Архангельского дают ценную информацию не

только по его научной биографии, но и для понимания процессов в советской

историографии в самом начале ее формирования.

Отзыв

профессора В. Н. Бочкарева о работах

С. И. Архангельского по русской истории

Специалист по истории Западной Европы, главным образом по истории Ан-

глии XVII в., С. И. Архангельский в своей научно-исследовательской работе

немало внимания уделяет русской истории и в первую очередь истории Ниже-

городского края.

Среди почти 20 его работ, посвященных Русской истории, большая часть

касается двух вопросов: Нижегородского крестьянства и аграрного движе-

ния в Нижегородской губернии (5 статей) и происхождения промышленного

пролетариата Нижегородской губернии на фоне роста в ней крупной про-

мышленности и проявления первых признаков рабочего движения (6 статей).

Остальные его работы или дают характеристику местных краевых историков

– Гацисский, Короленко, Садовский (сюда же может быть отнесена и статья о

К. Н. Бестужеве-Рюмине – нижегородце по происхождению) или касаются во-

просов истории и методологии краеведения («Из истории краеведческой идеи в

Нижегородском крае», «Волжский торговый путь и экономика Нижегородского

края в XIII–XV вв.»), или вскрывают весьма интересные явления в прошлых

судьбах Нижнего Новгорода в связи с крупными событиями общерусского зна-

чения («Финансы Ополчения 1812 года»). Все это говорит, с одной стороны, о

широком научном интересе С. И. Архангельского как историка-краеведа, с дру-

гой – о его стремлении выдвинуть для разработки в первую очередь наиболее

актуальные научные проблемы.

При этом почти все его работы основаны на самостоятельном изучении све-

жего архивного материала, до него еще никем не использованного, а в методо-

логическом отношении отличаются весьма точными и осторожными приемами

исследования.

Для истории Нижегородского края С. И. Архангельский, бесспорно, сделал

весьма много и своими работами внес в местную историографию новую ис-

следовательскую струю, находящуюся в полном контакте с требованиями со-

временной как русской, так и Западно-Европейской исторической науки.

Профессор Московского и

Нижегородского государственных

университетов, Ярославского

педагогического института,